Сложные вещи, простые моменты

На Гокудеру иногда находило: Рехей как-то назвал такое поведение проявлением экстремально-сволочного характера. Гокудера мог выбросить любимое угощение просто потому, что встал не с той ноги. Причем ему и самому было очевидно, что через пять минут он об этом пожалеет. Мог послать все нахрен и не пойти на концерт любимой группы, о котором мечтал несколько недель. Или… да мало ли этих «проявлений»? Ямамото они иногда веселили, а в основном он воспринимал их спокойно, как часть характера Гокудеры — оцарапать, чтобы показать чувства. Так отчего его вчера так взбесила очередная выходка Гокудеры? Наверное, все дело было как раз в чувствах. Занимаясь любовью с Гокудерой, Ямамото чувствовал себя не просто голым — казалось, с него сняли кожу, обнажив нервы, мышцы, сухожилия. И потому бессмысленная ревность, замешанная на недоверии и показном равнодушии, ударила так больно. Черт, хоть бы слово дал сказать — захлопнулся, как устрица, и Ямамото словно натолкнулся на каменную стену. Обида, глупая и очень болезненная, подкатила к горлу, лишив речи. Только и получилось сказать «Я пошел». А дальше — комок в горле, надсадная боль в груди и ощущение тупика, из которого нет выхода. На улице прохладный ветер остудил пылающее лицо, даже захотелось вернуться и высказать Гокудере все, что он думает, но мстительное мелкое чувство погнало его вперед, а от мысли, что Гокудере тоже плохо — Ямамото был в этом уверен — сердце наливалось какой-то тусклой безысходной удовлетворенностью. Так ему и надо. И неудачно получилось с Йоко. Он столько времени ее уговаривал позвонить сразу, как только в школу привезут спортивный инвентарь — у бейсбольного клуба должно быть все самое лучшее, а в итоге даже не поблагодарил толком. Пришлось потом извиняться и что-то плести про травму на тренировке, из-за которой он был расстроен. Потому что она, как староста, вообще не обязана была сообщать о поступлении инвентаря. Ну, привезли и привезли, только вот Ямамото знал, что если вовремя не взять дело в свои руки, в клубе окажется гораздо меньше новых матов, чем рассчитывали игроки — другим клубам они тоже нужны. Хорошо, хотя бы за биты никогда воевать не приходилось. Ладно, чего уж теперь. Распределение завершилось успешно, Ямамото даже немного погордился собой, когда увидел запыхавшегося тренера — ему явно сообщили намного позже. Зато, пока разбирались с новеньким, пахнущим резиной и пластиком инвентарем, Ямамото успокоился. А когда разговаривал с Йоко, прокрутил в голове, что скажет Гокудере. На звонок Ямамото он не ответил — значит, все еще дуется. Странно, на него непохоже… Если он был в ванной, то должен перезвонить. Но не сразу — Ямамото прикинул, сколько Гокудера будет колебаться, прежде чем набрать номер; по всему выходило, что не меньше двадцати минут. Он представил себе, как Гокудера крутит в руках телефон, как откладывает его, так и не набрав номер, как идет ставить чайник и собирает постельное белье, потом снова подходит к телефону… За это время можно добраться до дома. Гокудера перезвонил, когда Ямамото разувался. Голос у него был хмурый и осторожный. — Привет, — прошуршало в трубке, и Ямамото счастливо улыбнулся. — Привет. Они помолчали. — Чего звонил… — Я хотел… Хором. — Говори ты. Опять хором. Ямамото слышал, как Гокудера приглушенно чертыхается в сторону, и в груди разливалось глупое тепло, неловкое и взъерошенное, оно словно щекотало перышками сердце. Он так и стоял в одном кроссовке, прислонившись к стене, и слушал дыхание Гокудеры в прижатой к уху трубке. — Так и будешь молчать? — угрюмо спросил Гокудера. — Пошли завтра в кино? — Я, наверное, занят буду… — Я подожду. Они помолчали. — На что пойдем? — голос у Гокудеры дрогнул. Ямамото скинул второй кроссовок и прошел в дом. — Мммм… давай решим на месте? — Ладно, — уронил в трубку Гокудера. — Слушай, — Ямамото поднялся по лестнице и стянул футболку, — а давай школу прогуляем? Он представлял себе, как Гокудера просчитывает, что будет, если они не пойдут на учебу: запланированы ли на завтра тесты, нужно ли помочь Цуне, нет ли важных уроков… — Географию, — наконец, ответил он, — на химию и физику пойдем. — Отлично! Тогда… спокойной ночи? — Угу, — буркнул Гокудера и отключился. Ямамото упал на кровать, с удовольствием растянувшись на смявшемся покрывале. Надо бы сегодня выспаться. Утром Цуна кидал на них с Гокудерой встревоженные взгляды, но Ямамото улыбался ему безоблачно, закинув руки за голову, а Гокудера, хоть и выглядел каким-то взъерошенным — хотелось немедленно потрепать за челку — вел себя спокойно, даже ни разу не огрызнулся ни на кого. Ямамото иногда спрашивал себя — догадывается ли Цуна об их отношениях? Время от времени он ловил на себе и на Гокудере его взгляд. Потом Цуна словно приходил в себя, смущенно улыбался и махал рукой. Иногда очень хотелось ему обо всем рассказать — поделиться ощущением счастья или просто хорошим настроением, но это принесло бы только лишние сложности. Не для Ямамото — для Гокудеры, который все еще болезненно воспринимал свою ориентацию. Странный он все-таки. Цуне можно было доверить все, что угодно, не только такую ерунду. Наверное, умом и сам Гокудера это понимал, а вот сердцем… Ямамото не хотел рисковать. Вонгола знала, что они сблизились — и только. Хватит и этого. Химию Ямамото честно отсидел, а вот с физики ушел. Только набил Гокудере сообщение, что собирается уладить кое-какие дела и будет ждать его около кинотеатра. Тот очень зло сверкнул глазами из-под светлой челки, когда Ямамото, подхватив сумку, пошел прочь из класса, но промолчал. А ответное сообщение с коротким «ладно» неожиданно согрело. Дома Ямамото проскользнул в комнату, запер за собой дверь и сел на кровать, в возбуждении взъерошив волосы. У него действительно были планы, охренительные планы. Душ он принимал тщательно — долго тер себя щеткой, проталкивал скользкие пальцы внутрь своего тела, заодно растягиваясь… Вытираясь, Ямамото посмотрел на часы: впереди было полно времени — и полез в шкаф. Достал небольшой бархатный мешочек — в руку легла приятная тяжесть. Он вытряхнул содержимое на кровать: тюбик со смазкой — на водной основе, как убеждал его продавец, стараясь не пялиться слишком уж откровенно; серебристую коробку, пачку презервативов, салфетки и маленькую кювету стерилизатора с прозрачной крышкой. Пригодится — опять же убеждал продавец. Ямамото, впрочем, и не сомневался. Он погрел баночку со смазкой в кулаке, раскрыл коробку и вытянул золотистые анальные бусы. Они были похоже на те, самые первые, которые он увидел в журнале у Гокудеры. Вообще-то Ямамото зашел в секс-шоп от нечего делать. Ну, не совсем, конечно — проходил мимо, а зашел сознательно. И когда увидел золотистые анальные бусы, у него встал. А еще пересохло в горле и вспотели ладони. Он, не сводя взгляда с игрушки, подошел к кассе и ткнул пальцем: хочу. Продавец споро завернул покупку, да еще уговорил Ямамото приобрести вдобавок какой-то ерунды. А он от удивления, что его не выперли из магазина, как маленького, даже не стал сопротивляться. Только потом дошло, что на нем был костюм с галстуком, в котором Ямамото выглядел старше своего возраста. Гокудера даже сказал, что сильно похож на себя из будущего — только совсем придурок. Ямамото выдавил на ладонь смазку и обтер шарики. Маленькие круглые сферы скользили между пальцев, вызывая дрожь. Он поставил ногу на кровать, открывая себе доступ, и смазал анус, глубоко засунув сразу два пальца. По телу разлилось тепло, в паху потяжелело, и Ямамото осторожно протолкнул внутрь себя первый шарик — самый мелкий. Он проскользнул легко, мягко поддавливая на стенки ануса. Отлично. Ямамото добавил следующий, потом еще один. После четвертого шарика, покрупнее, пришлось притормозить — Ямамото уже буквально штормило. Бусины мягко распирали плоть изнутри, рождая легкую щекотку, от которой по всему телу прокатывалась дрожь. Края ануса стали такими чувствительными, что Ямамото едва ли не подбрасывало, когда он к нему прикасался. Смахнув пот с лица, Ямамото выдавил на пальцы еще смазки и начал проталкивать в себя оставшиеся шарики. Член стоял — болезненно-остро, хотелось немедленно подрочить, но Ямамото с усилием убрал руку. Предвкушение — вот его слабость. Он представил, как Гокудера вытягивает шарики из его задницы… Дальше воображение отказало, и Ямамото чуть не спустил. Прижав ладонью яйца, он старательно переводил дыхание и успокаивал шум в ушах. Когда возбуждение немного улеглось, он осторожно ощупал анус. Мышцы плотно обхватывали толстый стопор с держателем на конце, было немного неудобно — потягивало живот, но и только. Ямамото осторожно опустил ногу, приноравливаясь, сделал шаг… От разряда удовольствия ноги подкосились, и Ямамото рухнул на колени, изо всех сил сжимая анус. Шарики внутри него как будто перекатывались, и каждое движение отзывалось мучительной слабостью во всем теле. Бусы массировали внутренние стенки, от этого волоски на руках вставали дыбом, Ямамото рвали на части вспышки наслаждения, которые то прокатывались от затылка до копчика, то взрывались маленькими сверхновыми в паху. Немного успокоиться он смог только минут через пятнадцать. Возбуждение не ушло, лишь немного спало, окутав Ямамото томной сладкой дымкой. Кожа отзывалась на малейшее прикосновение. От гладкого хлопка рубашки его бросило сначала в жар, потом в холод, потом закружилась голова. Хотелось дрочить, бесконечно дрочить, нет, хотелось, чтобы Гокудера его трахнул, а потом еще раз, чтобы, как там сказал Хаято, остатки мозгов вытекли вместе со спермой. Пришлось идти медленно — задница, полная шариков, тормозила движение, и из-за этого Ямамото опоздал. Нет, он предупредил, конечно, что задерживается, но все-таки получилось нехорошо. Гокудера стоял, прислонившись спиной к столбу, в солнечных очках, и задумчиво жевал травинку. Где он ее взял посреди заасфальтированного города? Ямамото подошел, остановился напротив и посмотрел Гокудере в невидимые за темными стеклами глаза. Тот в ответ поднял очки на лоб, глянул чуть насмешливо и нарочито небрежно бросил: — Идем, что ли? Желание поцеловать Гокудеру накатило с такой силой, что Ямамото замер, тряся головой и пережидая наваждение. Сейчас они придут в кинотеатр, сядут — о, боже, сядут — иии… Дыхание снова участилось как после хорошей тренировки, и Ямамото прикрыл в глаза, беря себя в руки. — Надо купить билеты, — справившись, наконец, с собой, сказал он Гокудере в спину. — Я купил, — тот похлопал себя по заднему карману джинсов. Ямамото сглотнул. Пока они шли, Гокудера независимо поглядывал по сторонам, а Ямамото собирался с мыслями. Все вроде было нормально — но все-таки как-то не так. В чем это «не так» заключалось, он понять не мог, но собирался разобраться. — Ну как с отцом? Поговорили? А то ты даже ничего не успел рассказать… Гокудера посмотрел через плечо, пожал плечами. — Все хорошо. Поговорили, он сказал, что я вырос. Ямамото засмеялся. — Конечно, ты вырос — еще как. — Нахрен иди, — беззлобно ругнулся Гокудера, и Ямамото вдруг показалось, что все у них как раньше. — И все-таки? Гокудера пошел медленнее, выбил из пачки сигарету и заговорил. Отец постарел, да и вообще изменился. Привез фотографию мамы. Договорились еще раз встретиться — втроем. Он, Гокудера и Бьянки. И что вообще Гокудера соскучился. Ямамото поймал его за руку и быстро, на миг, сжал прохладные пальцы. А еще, добавил Гокудера, отец просил прощения. Они дошли до здания маленького кинотеатра, двери перед ними разъехались, пропуская внутрь. Кинотеатр совсем недавно отремонтировали, поставили новое оборудование — от здания все еще пахло ремонтом. — Слушай, — Гокудера сделал последнюю затяжку и выбросил окурок в блестящую хромированным боком урну, — ты… — он сглотнул, — извини. — За что?! — Ямамото оторопел. — За... — Гокудера взлохматил волосы, став сразу похожим на Ури. И пусть только не согласятся, что животные — отражение хозяев. Ямамото машинально пригладил светлые пряди, лезшие Гокудеры на лицо. Тот дернулся, как от удара, зеленые глаза широко распахнулись. Ямамото замер. — Слушай, — нервно заговорил Гокудера, — давай договоримся… — Он огляделся, дернул Ямамото за руку и оттащил подальше от дверей. — Мы с тобой… — он снова оглянулся, — трахаемся. Занимаемся сексом. Снимаем напряжение. Ничего больше. Гокудера сунул руки в карманы и с деланным спокойствием поглядывал по сторонам. Ямамото взял его за запястье и вытащил из кармана сжатую в кулак руку. Пальцы чуть подрагивали. — Ладно, давай договоримся, — легко согласился Ямамото. Гокудера молчал, только плечи у него как будто окаменели. — Давай договоримся. Если считаешь, что у нас трах — ладно. Ладно, считай. Я так считать не собираюсь. Ты понял? Он наступал на Гокудеру, продолжая сжимать его запястье, пока они не уперлись в стену. Гокудера стоял, откинув голову, и неподвижно смотрел на него. Этот взгляд заставил Ямамото осознать, где он, стряхнуть горькое наваждение. — Слушай, пошли в кино, а? — его голос звучал растерянно. — Я соскучился. Ямамото раньше, на занятиях, видел фильмы о том, как распускается цветок и встает солнце. Ну, когда снимают долго-долго, а потом запускают камеру на большой скорости. Красиво. И сейчас он увидел такое воочию — Гокудера улыбнулся, сначала неуверенно, потом все шире, и раскрылся навстречу диковинным цветком — лепесток за лепестком, снимая с себя шелуху неуверенности, тоски, страха и беспокойства. Он стоял и сиял, а Ямамото по-дурацки улыбался в ответ. Пальцем он ласково поглаживал запястье, которое так и не отпустил. В зал они вошли самыми последними, пробрались на дальний ряд у самой стены. Сразу после того, как они уселись, потух свет. Народу оказалось немного, на что Гокудера ядовито сказал: «Не все прогуливают занятия». Ямамото в ответ только засмеялся, отыскал в темноте его руку и сжал. «Придурок», — пробормотал Гокудера, но ладонь не отнял. Ямамото усаживался очень осторожно. Шарики внутри словно испускали жар. По крайней мере, пульсация возбуждения, о которой он едва не забыл там, на улице, перед дверьми кинотеатра, накатила с утроенной силой. Он завозился, стараясь устроиться поудобнее. Главное, потерпеть, пока будет идти фильм, а потом они с Гокудерой поедут к нему домой и… Ямамото не выдержал и тихонько застонал. — Ты чего? — дыхание Гокудеры обожгло ухо, и Ямамото снова застонал. — Тебе больно? Я тогда перестарался? Ямамото молча положил его руку себе на пах и надавил. Быстрые пальцы пробежались по стволу, сжимая его, а потом резко потянули за молнию. Когда Гокудера достал его член из штанов, Ямамото, наконец, выдохнул. — Черт, так нельзя… — Гокудера быстро скинул с себя легкую куртку и накинул ее Ямамото на бедра. — Намного лучше, — а потом жадно нырнул в его трусы, нащупав плотные шары яиц. Ямамото пришлось зажимать себе рот рукой, чтобы не заорать на весь кинотеатр. А Гокудера жадно шарил в промежности, перекатывал яйца пальцами, и от этих прикосновений перед глазами чернело. Ямамото задыхался, привставал в кресле, давая лучший доступ к себе. Гокудера сжал член у основания и потянулся пальцами к анусу. Ямамото чувствовал основание стопора и ждал, когда Гокудера обнаружит сюрприз, затаив дыхание. Гокудера наткнулся на силикон, подобрался и замер, а потом замычал, раскачиваясь в кресле. Ямамото видел, как он трет себя между ног. Потом Гокудера глубоко вздохнул и продолжил исследовать анус Ямамото. Обвел пальцем кольцо мышц, сжавшееся вокруг стопора, надавил на местечко сразу под яйцами, и Ямамото аж подбросило. Он привстал, плюя на все и припуская штаны. Гокудера рядом всхлипнул, потянул его на себя, и Ямамото улегся к нему на колени. Лбом он уперся в подлокотник следующего кресла, а ноги вытянул. Гокудера накрыл его все той же курткой — если кто-то встанет и обернется, по крайней мере, не увидит белую задницу. Ямамото зажмурился, когда Гокудера осторожно потянул за кольцо; его била дрожь. Или это была дрожь Гокудеры? Он уже не понимал. Знал только, что лежит кверху голой задницей на коленях у Гокудеры, да еще и в кинотеатре. И у него из ануса вот-вот будут доставать анальные бусы. Но Гокудера не торопился — он гладил и мял ягодицы, сжимал яйца, массировал влажную от пота и смазки промежность, а Ямамото стонал в прижатую к губам ладонь, отзываясь на эти прикосновения. Ему невыносимо хотелось, чтобы Гокудера, наконец, начал доставать «подарок». В анусе хлюпнуло, когда из него выскочил первый шарик. Ямамото затрясло, а Гокудера погладил его по спине дрожащей рукой и подтянул на себя повыше. Когда Гокудера потянул за кольцо снова, шарики внутри пришли в движение. Это было медленное, очень медленное и выматывающее удовольствие. Бусины терлись о стенки ануса, Ямамото беспорядочно вздрагивал и зажимался, усиливая трение. Второй шарик вышел со звуком, от которого Гокудера судорожно свел ноги и застыл, тяжело и рвано дыша. — Еще, дальше…. — Ямамото потерся членом о его колени. Гокудера выдохнул и снова потянул бусы. Шарики шевелились внутри, растягивая, распирая, раздвигая кольцо сфинктера, массируя внутренности. Ямамото чувствовал, как извивается, подбрасывая бедра, Гокудера, стискивает ягодицы, продолжая медленно вытаскивать бусы. Ямамото замотал головой, изо всех сил сжимая мышцы, стараясь удержать игрушку внутри себя. Подступающий оргазм кружил голову, бурлил в крови — вот сейчас, еще немного, мир уже отделился от них с Гокудерой тонким слоем стекла, бешеный ток в крови подхватил и понес, раздирая на части. Когда Гокудера выдернул у Ямамото из задницы последний шарик и сунул вместо него пальцы, Ямамото кончил. Он кончил, дергаясь и выгибаясь, в анусе словно полыхал жидкий огонь, а Гокудера прижимал его к себе, не прекращая трахать рукой. Когда они пришли в себя, прошла минута. Или две. Или десять. Над головами громыхал звук, на экране мельтешила яркая картинка с быстро меняющимися кадрами. Гокудера почти сполз вниз, и Ямамото не упал только потому, что уперся плечом в спинку кресла из ряда перед ними. Он с трудом опустился на четвереньки, ворочаясь в тесном проходе. И потянулся к ширинке Гокудеры. Пальцы нащупали мягкий мокрый член, торчащий из расстегнутых штанов. — Я кончил, — прошептал Гокудера, а Ямамото счастливо засмеялся. Он прижался губами к гладкой плоти и начал слизывать остатки спермы. Гокудера смешно мотал головой, даже пытался оттолкнуть, но Ямамото не оставил его в покое, пока не вылизал залитые спермой пах и живот. Потом они, кое-как приведя себя в порядок, сидели, бессмысленно смотрели на экран и держались за руки. Анальные шарики Ямамото спрятал в контейнер — им определенно еще найдется применение. Он уже прикидывал, как разложит Гокудеру на кровати и будет доводить его этой игрушкой. Судя по плывущему взгляду Гокудеры, тот был не против такого сценария. А другого сценария? В котором кроме постели и золотистых шариков было еще кое-что важное? Без чего Ямамото уже не представлял своей жизни — запаха сигарет от светлых волос, уютного тепла спящего рядом человека и одной зубной щетки на двоих. Они все забывали купить одну для Ямамото и, если честно, ему это нравилось. Как будто он нашел еще один способ быть с Гокудерой ближе. Ямамото уже знал, что не сможет жить без этой близости, когда шептал ему свое «люблю». Гокудера тогда не услышал. Или сделал вид? Второй раз говорить это почему-то еще страшнее. Поэтому Ямамото улыбнулся и сказал: — Я люблю тебя. На экране пулеметная очередь косила статистов в камуфляже и взрывались автомобили. Очередной конец света в Голливуде. Гокудера вздрогнул, сглотнул и попытался высвободить свою руку, пришлось удерживать. — Да пошел ты, балбес. И не вздумай ляпнуть такое при Десятом... Вообще не вздумай! Ямамото только крепче сжал ладонь Гокудеры.