Нам не понять друг друга

      За окном темно, я еле различаю отблеск фонаря на ноже, который уже почти выпал из моей руки. Бока, плечи, бедра, даже предплечья ноют давно знакомой смеющейся болью. Губы словно стерлись обо что-то. Ах, да… Я наконец разобрал, что бормотал все это время: «ненавижу себя, я убью себя, убейте меня». Так давно уже эти слова не вырывались у меня. Сначала я не позволял этого из-за Рицуки, а потом я почти лишился необходимости в этих фразах. Сейчас они лились бесконечным потоком, от которых язык уже зудяще болел, мозг отупел и даже потерял значение этих слов.       Тяжело поднялся, по привычке нащупал выключатель. Свет вспыхнул, отрезвив меня. Я обвел взглядом комнату и сразу же наткнулся на одеяло, свесившееся с дивана — след от Уэноямы, покидавшего мой дом в спешке. Точно! Его надо вернуть! Он болеет, он тут ни при чем. Я за него ответственен, он мне нужен.       Не тратя время на верхнюю одежду, я как был — голый по торс — бросился на улицу. Мысль о том, что отец может вновь в будущем вмешаться, меня даже не посещала, потому что сейчас не это было важно.       Холодный воздух толкнул меня обратно, но я собрав всю силу воли вышагнул на улицу. Рицуке сейчас хуже, его вновь бросили еще и полуздорового, поэтому я должен быстро его найти. Он не мог далеко убежать. Я хотел пораспрашивать кого-нибудь из прохожих, но пьяницы не могли даже осознать меня, а трезвые испуганно шарахались от меня, ведь не каждый день к тебе подходит молодой человек полуодетый в ноябрьскую непогоду и расспрашивает о каком-то бродяге.       Я отчаялся настолько, что искал в подворотнях и переулках не самого Рицуку, а костры и тех, кто мог притаиться около них, чтобы согреться. Как знают друг друга великие ученые, они должны так же знать всех отчаявшихся. От одной ночлежки меня погнали, у другой лежали то ли мертвые, то ли пьяные — ответа от них не было.       Я брел. Холода уже почти не чувствовал, только ветер рвал плечи и бока. Я уже не был уверен даже, существовал ли Рицука на самом деле. Вдруг он приснился мне, вдруг это моя больная душа хотела спасения настолько, что придумала себе грубоватого героя, который так тонко смог связать свою прошлую беду с моей, что смог помочь мне? Неважно, он должен существовать, он мой друг, поэтому я должен брести дальше.       Когда я проходил мимо парка, меня напугала стена дома. А вернее слабый кашель, который она издала. Отпрыгнув сперва, я тут же бросился туда, к руке, которую выхватил фонарь. Это был Рицука. Он дремал, уткнувшись головой в колени и обхватив себя за плечи. Не знаю, откуда у меня взялись силы, но я со второго раза смог его забросить себе на плечи. Он слабо попытался отбиться, через мгновение стал убеждать меня, что пойдет сам, но мне было все равно. Единственная мысль, цель, которая сейчас была во мне — я должен дотащить его до дома.       Сначала я видел, как передо мной болтались его руки, я чувствовал, как перекатывается по моему плечу его голова, потом руки сцепились, голова утвердилась. Он проснулся. Молчал отчего-то, может обижался? Надеюсь, что нет. Да, я виноват перед ним, но сейчас я меньше всего хочу, чтобы он винил меня.       Но он молчал всю дорогу, подъем в лифте, даже когда мы очутились в моей прихожей. Оказался он настоящим только, когда я отнес его в ванну, чтобы согреть.       В свете он окинул меня взглядом. Его глаза расширились, он закашлялся, но тут же поспешил воскликнуть:       — Дебила кусок! Ты совсем кукухой поехал? Ты же выглядишь хуже, чем зебра.       Я сначала не понял, о чем он говорит, мне было не до этого, я пытался вытянуть его из одежды, но он возмущался и все не мог успокоиться, матеря меня. Только из-за этого я посмотрел в зеркало и понял, что действительно перешел все свои грани.       За те часы, что я выпал из реальности, я искромсал все плечи, половину рук, та черта между ребрами и бедрами, которая раньше была без шрамов и рубцов, исчезла. Одна рана находила на другую, кровяные корки осыпались, болели, ныли, я выглядел ужасно, сумасшедше, больно. Никогда раньше я себе не позволял такого. Возможно, мне хотелось ранить себя до такой степени, но я всегда останавливал руку с ножом, но, видимо, сегодня жадное чудовище вырвалось на волю.       Рицука за моей спиной вскочил и выбежал из ванной. Я рассеянно, все еще пытаясь понять произошедшее, последовал за ним. Схватив канцелярский нож, он бросился на балкон и вышвырнул его в темноту со всей силы. Тут же кинулся на кухню, выхватил все ножи, даже десертные, и вновь вышвырнул их на балконе.       — Рицука, там же люди…       — Да насрать мне на них! Придурок передолбанный! Какого вытворяешь?! — он был в ярости.       — Тебе надо в кровать, ты болеешь, — мысли о нем были единственной не странной вещью.       Он замер, посмотрел на меня и сгреб руками волосы.