Хогоин

– Можно?.. – Дазай неуверенно потянул за края футболки, видимо, предлагая её снять. Чуя был от смущения таким красным, что дальше краснеть было не куда. Руки вспотели, хотя были холодными от страха, сердце бешено билось, а каждое прикосновение Дазая отдавалось тянущей истомой внизу. Короткий кивок. Напарник быстро стянул мешающуюся ткань, устраиваясь между раздвинутых ног Чуи. Тот закрыл ладонями лицо: слишком, слишком стыдно. И действия Дазая, вгоняющие в краску, и неподдельное желание с восхищением в его глазах, и собственный бугорок в штанах… Просто ужас. Дазай же времени не терял: продолжал оглаживать лицо, шею, прижимаясь тканью своей пижамы к оголенному торсу; хватает Чую за руку, подносит ко рту, обдувая теплым дыханием, согревая, прижимается щекой и всё не останавливает целовать, время от времени ловя испуганный взгляд Чуи, который пытался скрыть свою попытку подглядеть. Дазай отрывается от своего занятия, ложится, практически на Чую, зарывается пальцами в медные волосы, и, коротко чмокнув щеку, шепчет на ухо: – Чуя… не бойся, пожалуйста. Тот сразу же вздрогнул, вновь зажимаясь. Каким образом, блять, не бояться? Накахара ни на мгновение не забывал, кто сейчас его целует, обнимает, и шепчет так ласково и заботливо. Как этот дьявол в человеческой плоти может быть таким нежным? Смотреть так невинно, с такой искренностью во взгляде, с подлинным очарованием своим объектом интереса… Чую передернуло от электрического разряда, пронзившего всё тело – пальцы Дазая вскользь прошлись по области паха, пока что прикрытого тонкой тканью трико. – Ты что творишь?! – сдавленно прошептал Чуя, сводя ноги вместе: лицо горело, и собственные холодные пальцы, приложенные к щекам, уже совсем не помогали. – Мне тоже страшно. Вообще-то. – ответил Дазай, одновременно с этим прижимаясь к Чуе сильнее, продолжая целовать его ключицы и плечи, слегка прикусывая кожу, даже не зная, что он оставит следы: но Чую это уже почти не волновало, потому что он почувствовал, как ко внутренней части его бедра прижимается чужой, ощутимый стояк. Движения Дазая всё так же были достаточно слабыми, нежными: и, хоть Чуя этого не замечал, Осаму очень старался контролировать себя, каждые пять секунд вскидывая взгляд, рассматривая лицо Накахары: не перешел ли он грань? Не больно ли ему? Не противно? Из-за этого и так неопытные движения становились более неловкими, слабыми, а его руки дрожали, так же, как и сердце, отчаянно бившееся птицей в груди. Но для Чуи всё это было не ясно: солнце уже зашло, комната погрузилась в сумрак, и Дазай казался дьявольским змием-искусителем, что соблазнял, ласкал, вынуждал подчиниться… Конечно, это всего лишь оправдание. Но Чуе так было легче пережить… подобное. Дазай проводит холодными пальцами по горячей груди: Накахара вздрагивает, когда тот касается сосков. Видя хоть какую-то реакцию на свои действия, Дазай, плохо скрывая свою радость, целует ореолы, а после сжимает горошинки сосков пальцами. Чуя зажмуривается, пытаясь вжаться в кровать еще сильнее, ладони на лице фактически впечатываются в кожу – с такой силой он давил, мечтая провалиться под землю. Да, возбуждающе. Да, ему нравилось. Да, Дазай клево всасывал особенно нежную кожу, время от времени прикусывая зубами – но, блять, как же это стыдно. Боже, занимаются же как-то все остальные сексом, но этот жгучий стыд просто преследовал Чую, не давая ему нормально расслабиться. И Дазай, со своими черными, слегка улыбающимися глазами и необычной нежностью ситуацию делал еще больше странной. Наверное, если бы его партнером был не этот блядский дебил, то всё было бы лучше. Или нет. Но Дазай смущал до степени охреневания. Тем временем, напарник уже отстал от бедных, покрасневших сосков и снова перешел на губы, терзая их, прижимаясь к распаленному, покрытому засосами торсу. Внезапно чужая футболка показалась слишком жесткой, и Чуя, одной рукой обнимая Дазая за шею, другой потянул ткань. Напарник намек понял, и, на долю секунды разорвав поцелуй, снял её. Бинты змеей вились до живота, а также покрывали руки на запястьях. Чую внезапно охватило жгучее раздражение: долбанная марля! Он, обхватывая Дазая руками, вцепился в бинты на спине, и одним сильным движение, разорвал. Дазай на секунду опешил, оторвался от опухших губ, удивленно пробормотал что-то себе под нос, и снял уже не держащиеся так прочно бинты. Он снова прижался к Чуе, кожа к коже: рыжий вспыхнул от нового контраста и сам потянулся за поцелуем, запустив пальцы в растрепанное облачко волос Дазая. Тот неуверенно радуется, благодарно принимая ласку, шарит руками по телу напарника и шепчет на ухо: – Чуя… Может, не будем ничего откладывать? Накахара, особо не понимая, что именно Дазай имеет в виду, всё равно коротко кивает, полностью доверяя себя ему. Смущенно улыбнувшись, Дазай на секунду опустил голову, скрыв свое лицо за челкой, но потом, взяв себя в руки, с новым запалом принялся Чую расцеловывать, с каждым поцелуем спускаясь всё ниже и ниже. Когда он прикусил кожу на тазобедренной косточке, Чуя уже не знал, куда деться. На тонких трико расплылось пятно предэякулята, и Накахара низко проскулил. Дазай улыбнулся, в его глазах плясали чертинки – и он выглядел более уверенным, получив, всё-таки, явную реакцию чужого тела. Но это не отменяло его дрожащих пальцев, которые еле-еле распутали муторный узел, который Чуя завязал на трико, чтобы они с него не свалились. Дазай, замерев на секунду, неуверенно покусал свою внутреннюю сторону щеки, решаясь на это, но один лишь брошенный взгляд на пунцового, покрытого отметинами Чую, позволил ему одним движением сдернуть трико, вместе с огромными боксерами вниз, до щиколоток. Взгляд Дазай поднимать побоялся. Так и застыл, у ступней, снимая штаны с Чуи полностью. А тот вообще ничего не видел, умирая от испанского стыда. Ужас. Переборов себя, Дазай всё-таки взгляд поднял. Ну, ничего страшного. Но почему-то дышать стало еще труднее. Член, как член, но очень даже приятный на вид, нормального размера. С влажной головкой и короткими рыжими волосками на лобке. Дазай решил пока свыкнуться с мыслью, что у Чуи есть член. То есть, он как бы знал об этом, но особо не думал? В общем, Осаму принялся гладить и целовать острые и побитые коленки, позволяя Чуе чуть-чуть освоится. Тот всё лежал дохлой тушей, зажмуриваясь до слез. Господи, как жить дальше-то, после такого позора?! А Дазай всё смелел. Уже рукой до головки дотронулся, осторожно размазывая белесые капли. Потянулся обратно, присаживаясь по-удобнее рядом с Чуей, целуя его красные щеки, а сам аккуратно водил по члену вверх-вниз. Вроде, ничего сложного. Как будто себе, но… По-другому. Каждое движение отдавалось огненным взрывом в сердце. Чуя задыхался. Ему было хорошо, настолько хорошо, что аж плохо. Дазай рядом шептал какие-то ласковые словечки на ухо, время от времени поддаваясь вперед и целуя губы. Чуя даже не мог распознать, что он ему говорил: в мозгу был пожар, а в глазах темнело. Все его силы уходили на держание челюстей крепко сжатыми: по какой-то непонятной причине, Чуя думал, что если он позволит себе хоть один стон, то всё. Будто что-то могло быть хуже того, что другой парень дрочит ему, причем явно получая от процесса удовольствие. Но сил Чуи не хватило. Дазай возился рядом, пытаясь потереться своим стояком о его бедро: он-то даже штаны не снял, а теперь страдал, желая в первую очередь доставить Чуе удовольствие. И когда тот сам тихо застонал от удовольствия в шею Накахары, он не сдержался, повторив. Дазай резко остановился, на долю секунды не поверив, что только что услышал. Сдавленный, хриплый голос был настолько сладок, что Осаму вновь начал зацеловывать шею Чуи, одной рукой дроча всё грубее и бессознательно шепча: – Чуя… ты такой… такой… Когда Осаму сжал член у самого основания, Чуя уже не мог сдержаться. Обеими руками обхватив Дазая за шею, он громко простонал, обильно кончая. Дазай медленно убрал руку с паха, обтерев её о простынь – всё равно постель уже была безнадежно испачкана – и крепко-крепко обнял Накахару. На штанах Дазая расплылось мокрое пятно. Если бы пару месяцев назад мафиози сказали, что он кончит лишь от мастурбации другому парню, даже не прикасаясь к себе, он бы рассмеялся в лицо сказанувшему этот бред. – Думаю, мы можем пойти еще дальше, – покусывая губу, не совсем уверенно заявил Дазай, утыкаясь носом в шею полуживого парня. – В смысле? – тихо спросил Чуя, еле-еле отходя от свалившегося оргазма. – Я же не… не девушка. Дазай улыбнулся, чмокнул Чую в подбородок и поспешно встал с кровати. – Знаешь, я читал однажды… Про секс между парнями. – О нет… – Чуя снова вспыхнул, закрывая лицо руками и сворачиваясь в позу эмбриона: подальше от острых взглядов Дазая, его тупой ухмылки и осознания всего, что он натворил. Не думать, не думать, главное – не думать!!! Дазай в это время рылся в комоде, ища кое-что, что он увидел, когда делал ревизию запасов в квартире. – Хироцу, старый извращуга, – хихикнул Дазай себе под нос, наконец отыскав небольшой тюбик. «Интимная смазка для вагинального секса» – гласила надпись над картинкой пышногрудой женщины в маске-зайчике. Осаму здраво рассудил, что, наверное, особо разницы нет, для чего смазку применять – в любом случае лучше, чем ничего. Хех. Чуя всё так и лежал – голый, холодный, сжавшийся в клубочек. Дазай с широченной улыбкой на лице лег рядом, облепив Чую со спины и умиротворенно дыша ему в затылок. Тот напрягся, ожидая подвоха – но подвоха не было. Дазай просто обнимал парня. Спустя нескольких секунд напряженного ожидания, Чуя не выдержал и сам повернулся, чтобы увидеть наконец засмеявшегося Дазая: – Ну-ну, не говори потом, что не хочешь, – и развел ноги напарника в разные стороны, расположившись между ними. Внизу живота снова затянуло. Дазай нежно поцеловал Чую, отвлекая его: тот немножко расслабился, и Осаму, не прерывая влажный поцелуй, щелкнул крышкой тюбика и выдавил немного лубриканта на пальцы. Когда его пальцы скользнули вниз по паху, осторожно прикоснувшись к напряженным мышцам ануса снаружи, Чуя вздрогнул, разрывая поцелуй и рефлекторно сводя ноги. Он испуганно вскликнул: – Эй, ты куда лезешь?! – Чуя, – Дазай попробовал поцеловать Накахару, но тот отвернул голову, и губы попали лишь по щеке. Дазай намек понял, и, по-удобнее садясь на кровати, снова развел ноги Чуи в стороны, терпеливо уклоняясь от пинка и попытки парня закрыться. – Успокойся, ничего нового здесь не увижу. Блять! Чуя в тот момент чуть не разревелся – то ли от страха, то ли от жгучего стыда, разрывавшего его со всех сторон. Его член даже не встал, что Дазая, видимо, совсем не заботило – он проводит большим пальцем по головке, осторожно сжимая у основания, а другой рукой поглаживает ягодицы, пачкая и их смазкой. Выглядит он потрясающе, стоит признаться – лихорадочно пунцовые щеки делают его, наконец, живым, а полный восхищения и восторга взгляд придает своё очарование. Чуя бы, пожалуй, и залюбовался, если бы всё это внимание Дазая не было направлено на него, делая ситуацию невыносимо неловкой. Чуя уже смирился с этими пошлыми звуками чмокающих поцелуев по всему животу, которые самозабвенно совершал Осаму, но его прикосновения к члену всё еще были чем-то… чересчур. Чуя хотел зажмуриться, но желание видеть, что делает Дазай было сильнее. Он наконец решил полностью раздеться, поспешно снимая и отбрасывая куда-то на пол штаны, а затем и трусы. В сумеречном освещении спальни Чуя замечает его стоящий колом эрегированный член, и не может подавить свой смятый вздох, ведь даже одно видение чужого полового органа вводит в краску и заставляет мысленно дать себе по голове, но Чуя взгляд не отводит, просто не может, неосознанно сминая простынь в ладонях и разводя ноги шире. Дазай тоже вдруг засомневался, оглаживая ладонями прекрасную кожу мягких бедер. Возбуждение клокотало в груди, заставляя его инстинктивно надрачивать Чуе, делая его член всё тверже и тверже с каждой секундой. Когда тот, наконец, сдавленно застонал, Дазай всё же решился на следующий шаг. Чуя, недовольный остановившимся движениями, напряженно замерев, наблюдал, как Дазай вновь выдавливал лубрикант на пальцы, не жалея, а затем аккуратно ввел один палец. Чуя дергается: ему кажутся всё это жутко унизительным; но Осаму тоже не выглядит особо довольным – он напряжен, постоянно отслеживая реакцию Чуи и он понимает, что этот вонючий блядун тоже совсем не такой умник, каким хочет казаться и чуть-чуть расслабляется. Не то чтобы чувствовать холодные пальцы в своей заднице было больно – просто странно. Тут же добавляется второй и Чуя морщится – как же это мерзко пошло. Хлюпающие звуки, Дазай, который проводит рукой по своему напряженному члену и тяжело дышит, целует Чую в шею, слегка прикусывая. Его глаза уже подернулись пленкой возбуждения, а все мысли лишь о потрясающей узости Чуи, который обхватывает пальцы так сильно, что становится больно, а ведь два пальца это далеко не член… Дазай интуитивно сгибает пальцы внутри, и Чуя аж выгибается от неожиданного яркого импульса, прошедшего по всему телу. Он хотел сказать об этом, попросить остановиться, но Дазай снова случайно попал по этому месту, и Чуя смог лишь широко распахнуть глаза, вцепившись в простыни еще сильнее, и простонать. Хотелось больше, и это осознание накатилось волной. Дышать было всё труднее, а Осаму, который упирался своим членом в его бедро, ничего из реакции Чуи не понял, лишь попытался прижаться сильнее, чтобы хоть как-то сбросить напряжение; ловя его губы и проникая языком в рот, целуясь влажно и страстно. Накахара отвечал на поцелуй, обхватывая спину Дазая руками, прижимая его трясущимися руками к себе: он совсем сходит с ума, но хочет прочувствовать его гребанные пальцы, которые растягивают Чую всё яростней, глубже. – Хватит издеваться, хуила, – чуть не плачет Накахара, выдыхая после каждого слова. Дазай отстраняется, а затем и вытаскивает пальцы, которые выскальзывают из Чуи с характерным звуком: а у того даже сил нет смутиться, он лишь смотрит, как Дазай размазывает смазку по члену и пристраивается к анусу. Розовая головка осторожно входит и судорожно вздыхает, дернувшись всем телом. С чувством ужасного стыда он смирился – ничего, перетерпит. Не он первый, не он последний, который подобным занимается, но вот сладкий, вырвавшийся стон Осаму, который на дрожащих руках нависает над Чуей, расползается по всему телу, как зараза, вынуждая его покрыться липким потом искреннего желания. Дазай честно пытается сделать всё плавно, но Чуя всё равно скулит, когда его член проходит дальше, чем до этого входили пальцы – там не растянуто, непривычно, и даже больно. Осаму, видя такую реакцию, останавливается, несмотря на то, что ему уже физически плохо от таких задержек: Чуя сильно сжимается, и там тоже, и Дазай даже чуть не кончает, но берет себя в руки и расцеловывает личико Накахары, давая время привыкнуть, но тому только хуже: поднимается паника, дышать нечем, член опал – никакого удовольствия ему это не приносит. Дазай выходит, добавляя больше смазки, ласково шепчет Чуе что-то ободряющее: но так даже хуже, в груди поднимается волна ужаса, Накахара сильно напряжен, а Осаму неопытен, и банально не знает, как сделать приятнее. Чуя не желает показывать, что ему больно, мужественно кусает губы до крови, кивком разрешая Дазаю войти снова, и тот проскальзывает уже лучше, его движения становятся ритмичнее и Чуя, слегка расслабившись от поцелуев в шею, начинает ощущать нечто, похожее на импульсы от пальцев. Спустя несколько фрикций Дазай находит нужный угол и попадает по простате; Чуя не может сдержать сиплый стон. Осаму прижимает Чую к себе еще сильнее: член рыжего оказывается сжат между разгоряченными телами, и тот, плюнув на всё, стонет снова, обхватывая шею Дазая руками, желая ощутить его полностью в себе. Напарник требовательно целует Чую в шею, снова и снова шепчет его имя, ускоряя движения, одной рукой держится, вдавливая кулак в матрас, а другой с силой водит верх-вниз по члену Накахары, тяжело дыша. Из Чуи вырываются протяжные стоны с каждым резким движением Дазая; он уже не контролирует себя, вбиваясь в тело рывками, и кончает прямо внутрь, низко простонав на ухо Накахаре. Тот заскулил, чувствуя внутри себя горячую жидкость, которая струйкой выбегает из опухшего отверстия, из которого выскользнул Дазай. Он в несколько резких движенией заставляет кончить и Чую, с благоговением наблюдая, как по его члену сбегают тягучие капли. Чую трясет, он не может сказать ни слова, пока Дазай его крепко обнимает, вымазывая их обоих в разного рода жидкостях. Чуя дышит тяжело, перед глазами всё скачет: он только и слышит, как Дазай пошлепал куда-то прочь, а затем и возвратился с влажным полотенцем, вытирая Чую от спермы меж ягодиц. – Пиздец, – вырвалось у рыжего, устало растекшегося по кровати. Дазай нервно прикусил губу: – Чуя… всё нормально? – его глаза с плескавшейся в них тревогой были уже перебором: Накахара, не выдержав, запустил руку в кудряшки Осаму, ласково погладив его по голове. В груди расползалась теплым чувством благодарность: Чуе даже стыдно стало за свою нерешительность. Лежал бревном, пока Дазай устроил ему первый секс, который, к слову, если отбросить всю неловкость и неопытность, был очень и очень хорош. Чуя часто забывал, что Осаму такой же глупый подросток, которому было страшно и волнительно – и что он сделал в ответ? Только ругался и боялся. Поэтому он, сев на всё еще влажную задницу, притянул Дазая к себе, укладывая свою голову на чужое плечо. Он ничего не сказал, но Осаму, похоже, и так всё понял, улыбнулся и погладил Чую по спине, покрытой синими гематомами. – Хех, ты бы лучше трусы надел, а то… Чуя фыркнул, отлипнув от Дазая и принялся искать своё белье по кровати. Он задумчиво произнес: – Блять, еще в душ идти. И постель бы поменять… – Давай потом, – попросил Дазай, который уже успел улечься под одеяло. – Ладно, – согласился Чуя. После двух головокрушительных оргазмов, двигаться не хотелось совсем. Накахара поспешно нырнул под одеяло, прямо в теплые объятия Дазая. Его кожа, без доставучих бинтов оказалась невероятно мягкой. Чуя осторожно провел пальцами по его лицу, убирая волосы за ухо, а напарник мягко улыбался, по-крепче прижимая Накахару к себе. Тот, уже проваливаясь в сон, краем сознания отметил, что Осаму, оказывается, очень красивый. Пока ослепительный дуэт весело и очень по-дружески проводил своё время, Хироцу нервничал. Он выпил шесть кружек кофе, обошел кабинет триста раз по кругу, успел покрутить свой ус уже пять тысяч раз, но тихая истерика не прекращалась. Наконец, Эйс перезвонил, назначая встречу в небольшом ресторанчике в Токио. Выходя из здания мафии, Хироцу стало чуть лучше, но он всё еще был сильно напряжен: вел машину агрессивно, срываясь на тупых пешеходов, сжимал руль до побеления костяшек и всё не переставал кашлять. Этакая уникальная реакция организма на стресс. Ну, он-то не молодеет, увы. Скоро, блять, на пенсию. Заходя в тихий ресторанчик, Хироцу напрягся: может, всё это – подстава? Но увидев вполне адекватно выглядящего Эйса, который задумчиво потягивал чай, мысленно выдохнул. – Ты просил разговора, – не терял времени мужчина. – Верно, – Хироцу подождал, пока миловидная официантка отойдет подальше. – Мори безумен. Эйс пожал плечами, нервно поправив галстук: – Пока он Босс, мы ничего не можем предпринять. – Ты пришел в мафию только после того, как Мори им стал. Позволь мне рассказать о бывшем «короле». Он был болен точно также. Всё время тратил на непонятные задания, искал смысл и тайные заговоры, бессмысленно убивал людей сотнями… Пока его не убил Огай. – Я догадываюсь, к чему ты клонишь. Надеюсь, обойдемся без проклятий? – Эйс скрестил руки на груди, недовольно глядя на Хироцу. Но тот не сдавался. – Как думаешь, где Дазай? – зашел он с козырей. – Да плевать мне, где шляется эта мелочь. Опять, наверное, пошел вешаться. Глаза не мозолит зато, – наконец вышел на эмоции Эйс, с раздражением отпив глоточек чая. – Мори отправил его на смерть. Сечешь? Чуя его наследник, убить отца не может, единственная угроза устранена, а ты – бесхребетный трус. Эйс подавился: – В смысле «отца»? Хироцу тяжело вздохнул и начал свой рассказ с самого начала. – Я понял, к чему ты клонишь. Думаю, мы сможем склонить часть армии… Не все согласятся отдавать своих бойцов. – Нужно лишь подстраховать. Дазай убьет его. Сработает, как эффект неожиданности – Мори уверен, что он мертв. – Окей. Но мне нужно время, – Эйс покачал головой. – Хироцу, ты – самоубийца. – Не больше дня, Эйс. Ты и сам знаешь, насколько твое положение неустойчиво. Не прощаясь, мужчина вышел из ресторана. Уже темнело. Пришло время для последнего этапа плана. В его большом двухэтажном загородном особняке всегда было комфортно. И этот день – не исключение. Мягкие ковры, прекрасная система безопасности, запах сандала – всё это создавало определенную расслабленную атмосферу. Хироцу уже привычно потянулся за бутылочкой коньяка – как бы не спиться… Но ради таких событий – можно. Достала вся эта Санта-Барбара, если честно. Как всё уладит, точно выйдет на пенсию. Не пристало достопочтенному господину такие махинации устраивать. Не молод уже. К сожалению. После расслабляющей ванны под пластинку с джазом – Армстронг сегодня зашел как никогда – Хироцу надел прекрасный брендовый халат и утопился в белоснежной постели. Эх, от роскоши еще долго придется отучиваться. Сразу на ум пришли мальчики, которые сейчас находятся в его временном укрытии – Хироцу ласково называл маленькую квартирку «Берлога Б». Оставалось надеяться, что его внук и парниша Дазай ведут себя благоразумно и не поведут весь план коту под хвост. С такими мыслями Хироцу и заснул. А вот проснулся он резко. Будильник не звенел. Мужчина поднялся, не оставляя время на утренний расслабон – нутро чуяло: что-то не так. Точно. Часы показывали 13:26. Он проспал. Такого не было уже лет тридцать. Будильник пятидесятых годов работал прекрасно, ни разу не выдавая никаких сбоев и тому подобного. Неужели, на фоне стресса и устройства ломаются? Предчувствуя недоброе, Хироцу схватился за пистолет, который носил всегда с собой и медленно вышел из комнаты. Опыт говорил: опасность. Но было, к удивлению, тихо. Проверил комнаты на втором этаже: пусто. На лестнице никого не было. На кухне тоже. Осталась одна комната. Бочком выходя в гостиную, Хироцу вздрогнул, увидев всю картину. В петле, прямо над большим камином, словно какая-то громоздкая новогодняя игрушка, висело тело. Протянулся запах крови и смерти. Мужчина медленно подошел поближе. Эйс. Пустые безглазые глазницы и кровь на щеке. Свежая. Человек, совершенно бесшумно затащивший и убивший одного из лучших исполнителей портовой мафии, только что посетил его дом. Или он всё еще здесь.