***
Скорее тихо проскользнув, чем громко ворвавшись в дом, Эймонд берёт телефон, лежащий брошенным на столике. Никакого пароля. Круто. Харвин огромный медведь, так что, возможно, инстинкт самосохранения у него так и не развился из-за этого. Неважно... Эймонд отсылает себе нужное сообщение и бросает телефон обратно, хватая ключи. - Мы оставили карточку нашего механика в твоём кармане! - кричит Лейна из гостиной. - Суки, - бормочет он, натягивая куртку. - Эймонд? Ты уходишь? - его мать прижимает руки к груди, как будто покинуть званый ужин раньше времени это всё равно, что поминать имя Господа всуе, что даже смешно, если бы он был в таком настроении, - Десерт ещё не подали. - Не голоден. - Рейнира что-то сказала тебе? По сути, Рейнира назвала его трусом. Да, она назвала его злым, но она тоже была злой. Из-за Люцериса, из-за Алис, из-за того, что ей приходится делить траур по отцу со всеми этими людьми. Эгоистичный, как дьявол только в два раза ниже. Он мог бы задержаться и поговорить об этом, но время для этого прошло. - Просто её обычная чушь. Увидимся позже, мама. - Эймонд, - предупреждает она, хватая его за руку, - Ты должен присутствовать на этих встречах, иначе твоё наследство оспорят. Сними свою куртку. - Я присутствовал, - медленно произносит он, убирая руку, совершенно не удивлённый выражением её лица, будто она получила пощечину, - Теперь я ухожу. Спокойной ночи. - Не спеши... - Я не спешу. Я ухожу. Это ещё одна вещь которой он научился у Эйгона - бесстыдно уходить, поэтому Эймонд посылает язвительную благодарность брату в гостевой комнате, когда уходит. Бросает огонёк вины в ночной воздух, чтобы сгореть вместе со звездами над головой, пока паук прокладывает путь через весь город к его квартире. Антракт, решает он, ещё не время ставить титры. История не может закончиться, не тогда, когда убийца всё ещё на свободе. Он не принёс доказательств, зрители будут жаловаться. Сюжет слишком запутан. Эймонду всё равно, потому что он знает правду. Он даже иногда видит её в своём отражении.***
Призраки прошлого больше не преследуют Эймонда. Горячая кровь бурлит в его жилах, он чувствует её вкус во рту, его кожа зудит не прекращая. Это самый гейский момент его жизни, потому что он тратит два часа на выбор наряда, чтобы избавиться от любых следов внешности священника. Среди его татуировок нет ни змей, ни яблок, только пауки и потиры, но тематика всё равно читается, чтобы подтолкнуть его к пропасти. Только когда он доходит до ничем не примечательной коричневой двери, его одолевает вторая мысль. Эймонд никогда ни в чём не сомневался, но всё когда-то бывает в первый раз, а инстинкт подсказывает ему, что это плохо, плохо, плохо, это совсем не хорошо. Он восстанавливает в памяти дорогу, пока не слышит резкий звук, доносящийся из квартиры, как будто там есть собака. Должно быть, это громкая шавка, если он слышал её на всем пути сюда. Его стук в дверь становится громче. Бах-бах-бах-бах. Уходи! Нет, ты должен это сделать. Просто сделай это. Просто сделай это. Просто сделай это... Все слова, которые он планировал сказать, застревают у него в горле. Она тоже молчит. Женщина ничем не выдаёт себя, кроме медленного моргания своими зелёными глазами. Ты чем-то занята? Хорошо. Он рад помешать, быстро протискиваясь мимо неё, чтобы шелк её халата не задевал его ни на секунду дольше, чем нужно. Прижатый к её телу, он не знает, как она может дышать, но он тоже не дышит, пока не видит печальное названием сабмиссива, стоящего на коленях на полу её спальни. - Нет, не надо... - Я знаю тебя, - с отвращением, он смотрит вниз на хнычущую тварь, - Ты сенатор, не так ли? Интересно сенатор, как вы относитесь к традиционным семейным ценностям? Только когда Алис закрывает дверь за мужчиной, дрожащим, как новорождённый телёнок, в своём наспех надетом костюме, они начинают говорить. - Это, - говорит она, завязывая узел халата, - Был мой очень богатый и важный клиент. Чьи интересы, хотя и обширны, не включают потенциальную ситуацию с шантажом. - Бизнес шлюх меня не интересует. - Почему ты здесь? - требует она, завязывая волосы, - Если ты хотел поговорить со мной, то следовало связаться заранее. - Чтобы ты смогла уехать из города и избежать этого? Нет, боюсь, мне так больше нравится. Видеть тебя такой, какая ты есть на самом деле, это подарок, который ты бы мне не сделала, - он пытается держать голос спокойным, когда подходит, отказываясь показать, как он задет. Не знает, как у него получается, но это и не важно, - Годы сказались на тебе, Алис. Его решимость не мешает ему вздрогнуть, когда она протягивает руку, чтобы погладить его лицо своими острыми ногтями. Ведьмы и их руки, творящие заклинания. - Как и на тебе, Эймонд. - Харвин предупредил меня, что ты здесь ошиваешься, - спокойно говорит он, - На самом деле, он сказал мне довольно много вещей. Что я был не первым. Что ты потеряла троих своих детей. Что это была не моя вина, все любят мне это говорить. - Правда? Харвин милый человек, но иногда он может быть чересчур сентиментальным. Если бы у меня не было глаз, я бы никогда не смог сказать, что побуждает эту женщину держать его рядом с собой. - Отсутствие сильной отцовской фигуры в её жизни? - предполагает Эймонд. В любом случае, именно это и подействовало на него, когда Харвин пытался стать ему отцом в больничной ванной, сразу после того, как Люцерис захотел поиграть в маленькую жёнушку. От тогда был ошеломлён от такого комбо. - Действительно, отец, - усмехается Алис, - У него же есть эти мальчишки. Однажды я встретила одного из них. Сотворён точно по его образу и подобию. Джоффри, догадался бы Эймонд, если бы мыслил здраво. Он вздрагивает. - Держись от них подальше, - предупреждает он, - Я пришёл не для того, чтобы говорить о своих племянниках. - Нет? Но раньше ты говорил со мной о своём племяннике. О том, который изуродовал тебя. В ответ на это он не может сдержаться и рычит, заталкивая её в комнату и захлопывая за собой дверь. - Держи свой грязный рот подальше от Люцериса, сука. Мне плевать на всё это, мне нужны ответы. - А если мне плевать на всё, как их тебе дать тогда? Эймонд опускается на колено перед креслом без одной ручки, в которое он её усадил. Её ноги скрещены, в идеальной позе. Годы были добры к ней, по правде говоря - с острым вдовьим пиком её вороных волос и идеальной формой лука купидона - она все ещё красива. Но нос у неё с горбинкой, а не маленькая кнопочка, а там, где должны быть родинки, лишь накрашенная бледная кожа. Алис не изменилась, но изменился глаз, который её видит сейчас. - У тебя нет выбора. Ты должна мне очень многое, - удовлетворенный её молчаливым согласием, он встаёт и облокачивается на стол. Он не хочет сидеть рядом с ней сейчас, - И так. Поговорим. - Поговорим о чём? - Не строй из себя дурочку. Чего ты хотела, а? Денег? Заменить твою погибшую семью? Просто поиздеваться надо мной? Какие были причины? - Серьёзно? Какие у тебя нелепые фантазии. - Извини, если они не совсем соответствуют твоим стандартам. У меня было семь лет, чтобы придумать всё это. - Эймонд, будь благоразумен, хорошо? Ты врываешься силой, выдвигаешь требования, а потом строишь такое кислое лицо... Дай мне минуту, чтобы прийти в себя, ладно? Дайте мне эту штуку, если можно... О, не будь таким мелочным, ладно, я сама её возьму, - она затягивается вейпом, прикрывая лицо завесой дыма. Она всё еще курит, замечает он и, как ни странно, рад этому. Они на одном уровне. Возможно, она тоже ненавидит себя. - Отлично. Ты хочешь всё услышать, да? Поэтому ты устроил засаду в моём доме? - Ты живешь в этой дыре? - Не все из нас имеют собственность, доставшуюся от родителей-миллионеров, - ах. Наконец-то есть реакция. Она возмущена, и её раздражение только растёт. - В этом дело? Классовая война? Ты хотела уесть богатеньких? - Ты будешь просто задавать вопросы? - Да. Давай, расскажи мне о своих детях. Он спросил это, чтобы задеть её: миссия выполнена. - Я родила троих, после этого не было ни одного. Это всё, что тебе позволено знать. - Как их звали? - Нет, Эймонд. - Кажется, я припоминаю, что ты выбрала имя для нашего ребенка. Вайолет, не так ли? По цвету моих глаз. Это было после того, как ты сказала мне, что она будет девочкой. - Такое красивое имя, - тоскливо вздыхает Алис. - Был ли вообще ребёнок? Ты всё это выдумала, или ты потеряла его и не смогла мне рассказать? - это было то, за что он цеплялся целую вечность. Что это была не ложь, а просто выкидыш. Алис была старше, поэтому беременность была рискованной, не говоря уже о постоянном курении. - Не будь таким наивным, - огрызается она. - Иди нахуй, - обиженно отвечает Эймонд, - И что, твой план выполнен? Получила взятку и смылась? - Если ты пришёл сюда, чтобы оскорблять меня... - Я пришёл сюда за правдой! - кричит он. Внезапная громкость пугает их обоих, но он не останавливается, - Я пришёл сюда, потому что ты меня наебала, Алис! Что это, чёрт возьми, было в конце, насчет того, что я приползу обратно? - Я никогда тебе этого не говорила. - О, ты... Ты говорила это. В последний раз, когда мы разговаривали, когда я пришёл забрать свои вещи? Ты сказала мне, что я потерялся, что однажды я пойму? Я приползу обратно? Ничего не напоминает? - Нет, Эймонд, - она смотрит на него как на сумасшедшего, как на одного из тех детей, на лице, которых написано, что они нуждаются помощи, и Эймонду приходится сдерживать себя, чтобы не закричать снова, - Я ничего не говорила. Мы не разговаривали после этого. Ты уехал с матерью. Твоя сестра отвезла меня на вокзал. С тех пор я вижу тебя впервые. Он хмурит брови, несмотря на то, что знает, что она гадюка, не похоже, что она лжёт, но ей нельзя доверять; при этом его память о тех событиях присутствует только в виде вспышек. - Рейниры там не было. - Рейнира Таргариен определенно была там. Всё могло бы быть иначе, если бы её не было, но сейчас нет смысла оглядываться назад. - Оглядываться назад это как раз то, что мы делаем, - настаивает Эймонд, - Что сказала тебе Рейнира? - О, что она хочет отгрызть мне уши. Завела со мной разговор о том, что твой отец видел в тебе своего брата, и что Алисента была не права, в том что не хотела его впутывать. А потом она практически вышвырнула меня из своей машины, если тебя это хоть немного удовлетворит. Его губы кривятся в небольшой улыбке, несмотря на происходящее. Так и есть. - Я помню всё по-другому. Я помню, как ты говорила... - Я поняла. Да, кажется, я знаю в чём дело, - доставая свой телефон из какого-то угла, она прокручивает его, а затем подходит к нему, чтобы показать что-то на экране.[ КОМУ: targaryen_aemond8946@ilj.com ТЕМА: Это не твоя вина Дорогой Эймонд... ]
- Что за чёрт? - бормочет Эймонд, прижимая экран с сообщением ближе и перечитывая его снова и снова. Тепло её прижатого тела задерживается на его коже, пока его внимание отвлечено, - Это... Это всё те самые слова. Слова, которые он помнит, как она говорит, как её рот формируется вокруг каждого слога, но они напечатаны. ... Я надеюсь, что однажды ты поймешь. Даже зная, как будет лучше, какая-то часть меня не может не надеяться, что ты приползёшь обратно. Он пытается вызвать воспоминания, на которые полагался, и обнаруживает, что они меняются - её рубашка быстро переходит от рубашки с длинными рукавами к рубашке с короткими рукавами и без рукавов, цвет её губной помады меняется на радужный. Он пытается вспомнить, были ли на ней солнцезащитные очки. И образ рисуется слишком легко. - Какого чёрта? - повторяет он. - Странно, не правда ли? - усмехается она, снова поднося вейп к губам, - В какие шутки играет с нами наш мозг. Память необъяснимая вещь, любовь моя. В его голосе нет эмоций, когда он просит её не называть его так. Как такое может быть? Он был так уверен всё это время, это было выжжено в нём, как тавро на лощадях. Такая же физическая вещь, как стеклянный сапфир в его глазнице. Только чтобы обнаружить, что всё не так, как он помнит...? Вряд ли это справедливо. Его рот открывается прежде, чем его предательский мозг успевает за ним ухватиться. - Тогда расскажи всё. Расскажи мне с самого начала. К счастью, она так и делает. Он всё ещё держит её телефон в руке, но она не делает никакого движения, чтобы забрать его, прежде чем опуститься обратно в кресло, халат стелется, как языки пламени, вокруг её тела. - Хорошо. С самого начала, но позвольте рассказать немного предыстории. В детстве я много переезжала. У меня было несколько семей, сводные братья и сестры, всё такое. Это никогда не длилось долго, но мы извлекали из этого максимум пользы. Мне было около пятнадцати лет, когда я встретил Лионеля Стронга, только потому, что нашла его сама. Он сказал, что моя мать никогда не рассказывала ему обо мне, а она сказала, что он угрожал забрать меня, если она попытается подать в суд на алименты... Кто знает, правду, но он давал мне деньги всякий раз, когда я появлялась. Я ушла из дома через несколько лет, когда была беременна в первый раз, от какого-то бездельника, который бил меня. Так было несколько раз, пока я не получила диплом медсестры, а потом я на некоторое время завязала с мужчинами. К тому времени у меня уже могли быть девочка и мальчик, но я их потеряла. - Сколько им... - Слишком маленькие. Не спрашивай меня о них. После этого я встретила тебя, Эймонд, когда твоя милейшая сестра была в лечебнице. Когда я увидел тебя в первый раз, я сразу же обратила на тебя внимание. Думаешь, это я нашла тебя? Это ты ворвался в мою жизнь, Эймонд. Но это не имело никакого смысла! Я за милю чуяла от тебя запах девственности, а весь медперсонал считал, что твою мать нужно поместить в больницу вместе с твоей сестрой. - Не говори о ней, - огрызается он. - Ладно, ладно. Ты хочешь знать, что я в тебе нашла? Ну, я была такой же невеждой, как и ты. Ты же был просто мальчишкой из семьи, исповедующей Библию! Злой, как это бывает у молодых людей, когда ты не знаешь, сочувствовать тебе или бояться. Гнев против мира, как будто ты не сидишь на самой его вершине. Твоя скучная гомофобия, которая очевидно была едва скрываемым желанием. Я не знаю, что это было, но я увидела тебя и стала одержима, - она неловко сдвигается, открывая стоящую рядом бутылку воды, чтобы глотнуть из неё, - С тобой было достаточно легко, ты ещё не выстроил защиту вокруг себя. Я думала, что это просто сексуальное влечение, что-то, чтобы скоротать время. Ты был достаточно раскрепощён в постели и быстро учился, но даже после этого наваждение не исчезло. Нелепо! Мне нужно было больше, во мне была какая-то дыра. Может быть, потому что ты был таким податливым, вся эта тоска по другой жизни, она опьяняла меня. Мне казалось, что я проживаю свою молодость заново. - Так в этом дело? - Эймонд ходит по острию ножа, - У тебя был кризис среднего возраста? Это твоё оправдание? Алис тоже находится на грани. - Ты будешь слушать? Я не оправдываюсь, я рассказываю тебе историю. Поумерь свой пыл. Так вот, всё шло своим чередом, и на каждый твой шаг вперед к собственной жизни приходилось десять шагов назад. Мне казалось, что я вижу твоё будущее это вечные цепи с людьми, которых ты втайне презираешь. Я знала, что поступаю ужасно, что это непростительно, но не могла остановиться. Всё, что имело значение это ты и я вместе. Это никогда не было любовью, Эймонд, но это захватило меня в тиски, которые казались неотвратимыми, словно исполнялось какое-то невероятное пророчество... А потом в Лас-Вегас приехала Алисента Хайтауэр. После этого всё было кончено. Я отправила то письмо, надеясь, что однажды ты напишешь ответ, но ты так и не написал, и я начала жить дальше. Честно говоря, это был глоток свежего воздуха, когда туман затмевающий мой мозг наконец рассеялся. Я потеряла так много своей личности, завязанной на тебе, что почувствовала облегчение, когда всё это закончилось. Я не верила, что нас поймают, это было так невозможно для меня в то время, но так было намного лучше. Он опускает голову на руки, когда она, наконец, замолкает, чтобы получить возможность всё осмыслить. Это обычная, печальная история, но он не чувствует желания простить её из человечности. Он думает о панических атаках Люцериса - и это, по крайней мере, заслуживает сочувствия, в этот момент в Эймонде поднимается чувство вины. - Я, конечно, знала, что веду себя как сумасшедшая. Потом ко мне приезжал Харвин, этот тупой бык. Я рыдала в его объятиях, чтобы показать, к какой женщине он на самом деле должен испытывать сочувствие, но он обернул всё это не в мою пользу. Я наплевала на всю свою гордость и умоляла его снова и снова. Я сказала, что знаю, что ужасно облажалась, что внутри меня была огромная пустота, что, возможно, если он позволит мне немного побыть рядом с племянниками, с детьми, как тётя и никто другой, я больше не буду стремиться к подобному. А в ответ он был достаточно терпелив и спокоен, чтобы разбить мне сердце. Он сказал "нет, никогда". Я хотела убить его тогда. Джейс, Люк и Джофф - племянники, о которых идёт речь, - эта почти безумная мысль приходит Эймонду в голову как бы задним числом, и у него сжимается горло. Возможно, всё было бы хорошо, если бы родители действительно присматривали за своими детьми. А возможно, это просто случайная насмешка судьбы, он не знает. Он опускается на пол, подтягивая колени к груди. - Мне было девятнадцать, - устало говорит Эймонд, - Ты была моей первой во всём. Ты дала мне мою первую сигарету. Мою первую татуировку. Я даже не знал о существовании БДСМ, пока был таким молодым и глупым. Ты должна была это понимать. Одно дело, если бы ты просто трахнула меня, но нет, ты уничтожила меня изнутри. Это всё, на что он способен, он честен настолько, насколько может быть честен человек вроде него, и всё равно Алис только смеётся, как будто издеваясь. - Когда мне было девятнадцать, я рожала одна в подвале моего отчима. Мертвого ребёнка. Он оказался задушен пуповиной. Ты был молодым? Ты был достаточно взрослым. - Может, и так. Так зачем тогда эта ловушка с ребёнком, а? Ты просто хотела засадить свой предательский нож как можно глубже в меня? Её волнение и дрожь сразу бросаются в глаза. - Ты вообще слушал меня? Я хотела оставить тебя рядом с собой, Эймонд. Как я могла это сделать? Ты был так зависим от своей семьи. Твоя мать, твоя сестра, твоя Вера. Я должна была как-то вытащить тебя из этой тюрьмы! Думаешь, я не видела безумия в таком низком поступке? Но я была в отчаянии, и тебе нужна была сильная встряска. Я сделала это для тебя, говорила я себе, чтобы ты раз и навсегда оставил всё прошлое позади, а с остальным я разберусь позже. И посмотри, что из этого вышло. - Вышло вполне достойно, - усмехается он, - После этого я ушёл из дома и никогда не возвращался. И конечно, я больше не хожу на мессу, они не очень одобряют татуировки и курение. А иногда я трахал женщин, похожих на тебя. Гордишься этим? - Не горжусь, - пожимает она плечами, проводя рукой по своим обнаженным ногам, - Возможно, польщена. - Поздравляю. - ... не то чтобы это имело значение, но я встретила кое-кого позже. Небольшая лесбийская интрижка с кусачей как вампир Сабитой. Это длилось недолго, но, по крайней мере то, что было с тобой, не было больше ни с кем. - О, это греет моё сердце! - Эймонд саркастически вздыхает, - Господи, ты думаешь, это заставляет меня чувствовать себя особенным? Я тоже встретил кое-кого, только я проебал всё что мог, и теперь одинок, как никогда. Это задевает что-то в тебе? - Нет, думаю, что нет. Это идиотская ситуация, молчание одновременно неловкое и созерцательное, поэтому, когда он издаёт довольно истеричный смех, массируя виски, чтобы успокоиться, она присоединяется к нему. Он не набрасывается на неё за это, хотя считает, что имеет на это право. - А ты не пробовал рассказать ей о своей злой ведьме, бывшей жене? - мягко предлагает она, на что он фыркает. - Ну точно. Он и в этой ситуации был бы чертовски понимающим. И я бы выглядел ещё большим мудаком. Алис щёлкает языком. - Он? Эймонд хмыкает. - Хорошо. Ну, это удовлетворило тебя? Ты получил то, что хотел? - Мои желания никогда не приносят мне ничего хорошего в жизни, - сухо говорит он. - Похоже, этот твой любовник произвел на тебя серьёзное впечатление. Если бы ты только знала. - Можно и так сказать. Для женщины за пятьдесят, хотя выглядит она намного моложе, она двигается так грациозно, что воздух вокруг неё словно замирает в ожидании, пока она пройдёт. Но совсем не беззвучно она садится рядом с ним, разрушая это впечатление; её халат распахивается так, что Эймонд улавливает цвет мелькающего шелка под ним. - И всё же, это ко мне ты пришел за тем, что тебе нужно. Странно. Возможно, он лишь то, чего ты хотел бы, будь ты другим человеком. - Это не имеет значения, - отмахивается он, - Его больше нет. - Ты знаешь, что я никогда не относилась к тебе плохо, Эймонд. Возможно, то, с чем я тебя познакомила, было шокирующим, но я всегда стремилась дать тебе всё. Разве это такой ужасный способ любить кого-то? - Ты давала мне то, что хотела сама. Я принимал это, потому что такова моя природа, но я не просил тебя об этом. Выбор был за тобой. - А вот это неправда, - говорит она, - Или великолепная Вхагар не была твоим собственным желанием? Я говорила тебе, что нужно подождать, что ты должен подумать, по крайней мере, год, прежде чем сделать её, но ты захотел сам. Именно из моих рук. Вхагар. Он вздрагивает; плечи напрягаются, сгибаясь. Первоначальный дизайн был шедевром, богиня с одной обнаженной грудью под ожерельем из черепов. Раньше от осознания её присутствия у него закипала кровь, но теперь она лишь иногда зудит. - Я перекрыл её много лет назад, - говорит он, чтобы задеть её, - И набил ещё десяток других с тех пор. Желания меняются. - Жаль, - звучит абсурдная обида в её тоне, - Могу я посмотреть? - спрашивает эта бесстыжая женщина. Он всё же показывает, снимает свитер по собственному желанию, потому что он уже не тот тощий мальчишка, которым был когда-то, и какой-то низменный порыв хочет, чтобы она узнала, что он превратился в подтянутого мужчину. Благодаря часам в спортзале, чтобы успокоить его разум и привести в порядок мышцы, - пусть она увидит тело, которое подписчики Марис умоляли показывать ещё больше, тело, которым Люцерис любовался задолго до того, как лечь с ним в постель. Ещё тем потным утром на Драконьем Камне в жалком подобии спортзала, тот первый минет не был случайностью. Племянник не мог оторвать от него глаз все выходные. - Она огромная, - говорит Алис, выдыхая рядом с его трапециевидной мышцей. - Драконья форма Вхагар. Эволюция. Она просто смеётся. - Это так ты себя успокаиваешь? Что этот огнедышащий зверь может просто поглотить твои проблемы, и ты выберешься невредимым? Полагаю, ты научился лучшему, - Алис огибает его тело, расширенными глазами вглядываясь в каждое чернильное пятно на нём. Только паук и пустая паутина скрыты, одиноко лежа отдельно на коленях, - О, Эймонд. Ты прекрасен. - Хм. - Ты никогда не умел принимать комплименты, - он начинает надевать футболку, но она останавливает его, нависая рукой над его грудью, - Вот то, о чём я никогда никому не рассказывала: после Лас-Вегаса моё тело стало вести себя странно. Я подумала, что, возможно... Конечно, не стоит говорить тебе об этом, но я смогу родить ребёнка, как только он родится серебряные волосы скажут правду. Только это был не ребёнок. - А что это было? - спрашивает он, - Рак легких? - Менопауза, - фыркает она. Проходят секунды, прежде чем Эймонд реагирует - он хочет разразиться смехом, почувствовать себя оправданным. Отчасти он так и делает, но это не приводит к внешнему ликованию, которое сейчас кажется невыносимо ненужным. Вместо этого он подаётся вперёд, пока между их кожей не создаётся контакт. - Хорошо. Иначе ты бы стала матерью-одиночкой. - Отсутствие отца может испортить девочку, - возражает она, потирая большим пальцем круги слишком близко к его шее. - Всё, я ухожу. - Ты можешь остаться. - Зачем мне, блять, это? - он резок в своих словах, оскорбленный предложением, - Ты мне больше не нужна, - ему нужен только один человек. - Ты мне тоже не очень-то нужен, - соглашается Алис, её язык прижат к щёлочке между зубами, - Мы оба нежеланные и сгорающие, мы сгорающие и нежеланны. Мы - нежеланное горение. Эхо из другой жизни. - Буковски. - Ты помнишь, - улыбается она, пятнышки консилера, скрывающие мелкие недостатки, достаточно отличаются от цвета её кожи, чтобы он мог их разглядеть. Нет, Эймонд думает об электронной почте, о воспоминаниях, созданных для того, чтобы причинить ему максимальную боль. Возможно, если бы он рассказал кому-нибудь о своих чувствах, его могли бы поправить, когда он начал отклоняться от истины, но правда всегда вызывала в нём отторжение. Он подходит к мосту памяти с противоположной стороны от большинства людей. И никогда не переходит его. Нет, я не помню.***
Эймонд просыпается раньше неё, это не изменилось. Он заставил её смыть весь макияж и очистить кожу, так что его встречает абсолютно голое лицо, прижатое к подушке и слегка похрапывающее. Её губы бледны, что напоминает ему о том, что он не целовал её прошлой ночью, чем очень гордится. Он проводит около часа, разговаривая по телефону на улице, готовит себе чашку кофе, сидит у её туалетного столика и ставит последнюю подпись, когда она наконец просыпается. - Что это? - спрашивает она ворчливо, зевая и потягиваясь. Её грудь тяжело прижимается к ночной рубашке, а волосы взлохмачены ото сна. - Ты шлюха, да? Я тебя трахнул, поэтому я тебе плачу. Алис усмехается, стряхивая своей гривой, поправляя её в тех местах, где волосы прилипли к коже. - Поэтому ты остался на ночь? Чтобы мог сказать мне это? Он не отвечает. Просто встаёт и говорит ей, что будет ждать в столовой, оставляя бумажку на её столе. Она больше не улыбается, когда выходит к нему позже. - Должно ли меня впечатлить то, что ты думаешь, будто я столько стою? Он пожимает плечами. - Мне всё равно. Тебе нужно будет пойти в банк, чтобы получить деньги, но я уладил всё со своей стороной, и проблем не возникнет. - Условия? - Хм. То, что ты и ожидала. Я не хочу тебя больше видеть. Я не хочу сталкиваться с тобой, слышать о тебе, слышать что-то от тебя. Ни я, ни моя семья, - Эймонд делает паузу и обдумывает это, - Это касается и сыновей Харвина, я не хочу, чтобы ты приближалась к ним. Подписанное тобой соглашение о неразглашении покрывает всё остальные неблагоприятные стороны, так что больше ничего. - Хорошо. Тогда откуда мне знать, что ты не будешь снова ломиться в мою дверь? Где мои гарантии? - Я не приду, - обещает Эймонд, - Но есть одна вещь. Алис недоверчиво смотрит на него, когда он подходит к ней, приподнимая её голову вверх за подбородок с помощью пальца. Она вызывающе вздёргивает голову выше; впервые Эймонду приходит в голову, что у него есть свой тип. - Моя сестра Хелейна была близка с тобой, когда ты была её сиделкой. И так как она болтливая девушка, говорила ли она когда-нибудь, кто отец её близнецов? Её насмешка - достаточный ответ. - Это мой брат Эйгон? - Бедный Эймонд, - насмешливо воркует она. Она напоминает ему кости животных, которые он находил, копаясь на Драконьем Камне, скелеты изящных птичек и хитрых лисиц. Он держал их очень осторожно, но в итоге всё равно ломал, - У тебя есть один глаз, но ты всё равно полностью слеп. Получается нет. Он осознаёт, что в этой мысли больше принятия, чем удивления. Уже в автобусе пожилая женщина бросает на него грозный взгляд за то, что он не уступает ей своё место, как будто у него нет такого же, если не большего, права на комфорт от жесткого пластика, как у неё. У меня есть грёбаная феррари, - почти прошипел он, - Это паук, и он может отвезти меня куда угодно, ты, дряхлый мешок с костями. Он не поехал на машине к Алис только потому, что у него так тряслись руки, что он бы не справился с управлением. Через тридцать минут после начала поездки его телефон звенит входящим сообщением. Когда он достаёт его из кармана, к экрану прилипает клочок картона, который он рассеянно держит одной рукой, а другой открывает сообщение. [ ОТ: БАНК СТАРОМЕСТА КОМУ: oneeyephotography@gmail.com С вашего счета ****6764 было запрошено снятие средств в размере $1,000,000 подлежащее двухэтапному подтверждению. Для авторизации данной операции, пожалуйста, следуйте инструкциям по ссылке ниже и ожидайте телефонного звонка для подтверждения. Вас никогда не попросят предоставить личную идентификационную информацию по... ] Не прошло и часа. Прошлой ночью он трахнул Алис, чтобы подтвердить, что ничего не чувствует, и кончил в оцепенении. Он подтвердил это. Это настолько освобождает, что его чувство облегчения написано на лице, он так глупо ухмыляется и так энергично кусает нижнюю губу, что даже вредная старуха чувствует себя обязанной одарить его взглядом одобрения. И только, пройдя через весь процесс и привычно проверив свои почтовые ящики, он в тридцатый раз открывает переписку: [ Я всё удалил. Спасибо, что заботился обо мне ] [ Спасибо, не нужно благодарности. ] [ Мы можем поговорить? ] В ответ тишина. ... которая произошла несколько недель назад. Эймонд ещё раз смотрит на картонку в своих руках.Доктор Винсент Джерардис Психолог
Какого... Он на секунду теряется и не понимает откуда у него появилось это, но потом до него доходит, что это сделала та сучка Орвиль. К чёрту. Ему больше нечего терять. Он выходит на следующей остановке, хотя до его комплекса ещё семь кварталов, старуха быстро занимает его место, а он набирает номер, сделав первый за сегодня глоток свежего воздуха. Так начинается третий акт этой истории, решает он, прислушиваясь к гудкам.