Whatever It Takes

— Я потребовал от правительства Эль-Фасиля сдать тебя. Арестовать вместе с твоим штабом и передать в мои руки как мятежников, которые самовольно захватили имперскую крепость. Прикрываясь якобы приказами эль-фасильского руководства. Взамен я пообещал им автономию и ряд свобод. Этот доктор… как там его — он отказался. Наотрез. И только поэтому я вообще согласился их выслушать. Император объединенной Галактики цедил слова холодно и спокойно, но Ян видел, как его палец, прикрытый обшлагом мундира, отбивает быстрый ритм на подлокотнике кресла. «Разумеется, они отказались, тебя ведь не так уж трудно просчитать. Особенно после того, что случилось с этим идиотом Рокуэллом и его сообщниками. Если бы все политики понимали, что порядочность и мозги — почти одно и то же, мир наверняка был бы более приятным местом». Переговоры на Эль-Фасиле после битвы за Изерлонский коридор начались тяжело. Ян сидел напротив правителя Великого Рейха и старался не показывать, что нервничает. Получалось не слишком хорошо. Как и всегда, впрочем. Райнхард, не отрываясь, требовательно смотрел на него. На дне его глаз застыло какое-то странное ожидающее выражение. А еще кайзер, не скрывая этого, давил. И не думал ослаблять давление. «Ты знаешь, что сила на твоей стороне. И знаешь, что я это знаю. Зачем же эта ненужная демонстрация, и чего ты ею добиваешься?» — Что касается тебя и твоего флота — то, кажется, ты сам предложил эль-фасильцам демилитаризацию ради сохранения демократии? Конечно, они не выглядели счастливыми, когда донесли это до меня. Я же нахожу, что это правильная мысль. Болтающийся рядом с Изерлоном флот во главе с тобой под флагом Эль-Фасиля будет нервировать моих адмиралов, — улыбка Райнхарда была быстрой и острой как нож. Тряхнув красиво разбросанными по плечам локонами, он картинно откинулся на спинку кресла. Ян неловко заерзал и отвел глаза. В голове всплыли: февраль, каюта на «Улиссе», доктор Ромски со скорбно поджатыми губами на трансляционном экране. «Не могу поверить, что слышу это от борца за демократию. Если бы вы выстрелили тогда при Вермиллионе… А теперь правительство Альянса погибло». «И мы следующие», — как будто говорило его бледное лицо. Он все понял тогда про него, Яна. Понял, что тот разменяет и Альянс, и Эль-Фасиль, и любую другую несчастную систему на то, чтобы сохранить демократию в Галактике. Так же легко, как уничтожил в Изерлонском коридоре полтора миллиона ради переговоров с человеком в кресле напротив. Переговоров, в которых у него так мало козырей. — Ваше Величество, к сожалению, такая конфигурация возвращает нас к тому, с чего началось это противостояние. После капитуляции Альянсу якобы была оставлена независимость на условии демонтажа флотов. Вы очень быстро отняли ее. Альянс не был даже признан вами официально, пока не перестал существовать. Балаатские соглашения по факту оказались не более ценны, чем бумага, на которой они были написаны. Я не слишком понимаю, за что должен сейчас отдавать Изерлон — за пачку такой же бумаги, но с гербом Эль-Фасиля? — Ты сомневаешься в моем слове? — Мне не хотелось бы брать Изерлон в третий раз, Ваше Величество, и превращать репутацию неприступной крепости в анекдот. Не говоря уже о запуске очередного витка кровопролития. «Это тупик. Я не могу повышать ставки после этого, больше некуда. Есть еще правда, терраистская сеть. Уже почти на треть наша. Но это оружие последнего шанса. Тем более, ему все равно будет мало». В комнате для переговоров повисло враждебное молчание. Яну казалось, что от напряжения вокруг начинает потрескивать воздух. Кайзер неторопливо смерил взглядом неказистую, потерявшуюся в огромном кресле фигуру адмирала, и внезапно быстро закусил губу, удерживая судорожный вздох. Кровь бросилась Яну в лицо — он наконец узнал этот взгляд. Точнее, вспомнил. И ужасно смутился, сгорбившись и потянувшись рукой к берету. «Ну, похоже, терять-то уже нечего». — Я могу поинтересоваться, Ваше Величество? Надеюсь, это все не потому, что меня не заинтересовало ваше предложение тогда, на «Брунгильде»? Я имею в виду ваше… второе предложение. Прошу меня простить за такой вопрос, было бы грустно, если бы эти переговоры… — Поначалу ты не очень-то возражал, — резко перебил его Райнхард. Его красивое лицо, только что неподвижное и высокомерное, исказилось от досады и злости. — Честно говоря, я тогда был ошарашен. — «Полуправда, оно же полувранье. Ошарашен и сбит с толку тем, чем это оказалось для меня — так будет точнее». — И извинился, если невольно ввел вас в заблуждение. Готов извиниться еще раз. Эль-Фасиль уж точно не несет ответственности за мое тогдашнее поведение. — «И за твои императорские желания. Ох, да весь мир должен расплачиваться и отвечать за твои желания. И похоже, что и за мои». Райнхард покраснел, а его тяжелый взгляд в упор заставил Яна поежиться. — Ты постоянно отвергаешь все, что бы я тебе не предложил. Звание гросс-адмирала, помилование, мое внимание. Меня. — Последнее кайзер почти выплюнул. — Ты, … ты просто не оставляешь мне выбора. Если единственный язык, который ты понимаешь, — это язык пушек — да будет так! — Мы сейчас говорим с вами не на языке пушек, Ваше Величество, — мягко произнес Ян, мысленно ругая себя на все корки. Он такого действительно не ожидал. Даже не думал в эту сторону, потому что думать означало признать то, что он признавать не хотел. Непростительная ошибка. Похоже, его голова сама сыграла с ним эту дурную шутку. — Я не думал… эээ, я не хотел отвергать вас. Но я не могу служить вам, не могу жить в безальтернативном автократическом государстве. За мной люди, которые готовы умереть, чтобы только не жить так. И мы это доказали. А что касается того, что случилось тогда на «Брунгильде», — то я же был помолвлен. Я дал слово своей невесте и… да, подошел слишком близко, чтобы его нарушить. Я просто испугался, Ваше Величество. — Испугался? — недоверчиво воскликнул Райнхард. Он весь подался вперед, впиваясь пальцами в ручки кресла. «Ну да, испорть сейчас все еще больше, как будто больше некуда», — мысленно прикрикнул на себя Ян. Он был готов сквозь землю провалиться. — Испугался того, как рядом с вами оказалось легко это сделать. Ну вот, он сказал это. Вслух. Так просто, не правда ли? Кажется, эти переговоры явно свернули куда-то не туда. — Говори мне «ты». — Что? — Я сказал, когда мы наедине, говори мне «ты», — хрипло прошептал Райнхард. — Этот твой бывший главком. Старик, защищавший Альянс… Ян резко выпрямился в кресле. Ему показалось, что его ударили в лицо. Адмирал Бьюкок. Он был кругом виноват перед ним, и это не исправить. — Он сказал мне кое-что при Мар-Адетте, в самом конце. Вышел на связь. Он сказал, что ты защищаешь систему, где есть друзья, но не может быть хозяев и слуг. Я говорил тебе про своего друга тогда. Он… он был особенный, ты же понял. Последние слова, которые я услышал от него были: «Райнхард, завоюй Галактику», — кайзер судорожно вздохнул. — А предпоследние — «Ваше превосходительство, я ваш покорный слуга". Он побелел как мел, и резко покачнулся, выпустив подлокотники. Не очень соображая, что делает, Ян дернулся из своего кресла, споткнулся о ковер и каким-то чудом поймал сползающего на пол кайзера. Тот вцепился ему в руки с такой силой, что на предплечьях наверняка остались синяки. — Ваше Величество… Райнхард. — Я понял тогда. Что не хочу, чтобы ты был моим… покорным слугой. И бежал выполнять мои желания. И ты не будешь — никогда. И потому нет никаких других вариантов, кроме как убить тебя, понимаешь? — Я понимаю. Если для того, чтобы вы хотя бы рассмотрели… чтобы Эль-Фасиль получил автономию и возможность ее защитить от ваших вероятных наследников, надо меня убить — то я все понимаю. «Что я несу? Как можно что-то понимать в этих извивах авторитарного сознания? Кроме того, что я сейчас хочу его поцеловать, я, кажется, вообще ничего не понимаю. Ну, хоть какая-то определенность, хвала космосу». — Просто помолчи, хорошо? И Райнхард поцеловал его первый. Это было как тогда, после Вермиллиона — и одновременно совсем по другому. По прежнему совершенно неумелый, жадный и требовательный — теперь Райнхард целовал его отчаянно. Как будто ожидая, что Ян в любой момент его оттолкнет. Тогда, на «Брунгильде», он не ожидал отказа. И кажется, поначалу даже не принял его всерьез. А сейчас — примет? С трудом оторвавшись от губ самого могущественного человека в Галактике, Ян перевел дыхание. Голова кружилась, кровь стучала в ушах, и он чувствовал себя взмокшим и помятым полным идиотом. — Я же тебе нравлюсь. — Вы нравитесь всем. — Мне плевать на всех. Почему ты остановился? — Я же говорил, что я женат. — Мне достаточно сложно принять во внимание существование во Вселенной равного мне человека. Который то ли не хочет, то ли не может быть рядом со мной. Я должен принимать во внимание еще кого-то там? «Ох, это будет действительно сложно», — с тоской подумал Ян. — «Может, все же вернемся к автономии? Или сразу с флотами в коридор. Ну да, и тогда нам всем конец». «Да подыграй ты ему», — раздраженно заметил в его голове тот голос, который он особенно не любил. И старался не слушать. Разве что в бою. Или тогда, на слушаньях. Или с Трюнихтом. Или в следственной тюрьме, когда тот убийца наставил на него пистолет. Или в бронетранспортере с Шенкопфом, во время бегства с Хайнессена. Под Вермиллионом этот голос не просто шептал, а бил в голове набатом: «Стреляй. Приказ запоздал. Если выживем, они все будут молчать». «Нельзя!» — мысленно рявкнул он, как и тогда, заставляя голос заткнуться. — «Нельзя в таких вещах врать, все равно ведь не смогу, если бы и захотел. Практики маловато. Только все хуже будет». — Райнхард… Тот с отчаянной надеждой уставился на Яна. Рук его кайзер так и не выпустил. «Чудотворец, яви гребаное чудо, ну!» — Когда ты сражался с зятьями покойного кайзера Фридриха, наверняка были люди, ранее служившие им, которые перешли к тебе на службу, так ведь? — Ян с трудом подбирал слова. Слишком уж путались мысли, слишком близко был этот человек, его глаза, губы и волосы. Хотелось просто плюнуть на все это и сделать то, чего жаждали они оба. — Они присягнули тебе, потому что ты был лучше их прежних сюзеренов? Они поэтому предали их? На лице Райнхарда и в его затуманенных глазах что-то дрогнуло. — Мой адъютант, фон Штрайт, — медленно сказал кайзер. — Он служил Брауншвейгу верно. И он не предал его. И был еще один его вассал, Фернер. Я отправил его к Оберштайну. Теперь он — его правая рука, — на мгновение Райнхард скривился, а потом внезапно его взгляд прояснился. — Я понимаю, что ты хочешь сказать, — хрипло произнес он, опираясь на Яна и с небольшим усилием вставая во весь рост. Ян встал рядом, выжидающе глядя на кайзера. — Не важно, насколько хороши перспективы, так ведь? — Да, как-то так, — неловко ответил Ян. — Ты мог бы сделать это из-за автономии и флота. — Не мог бы. «Не важно, насколько хороши перспективы». Хотя, не буду врать, такая мысль у меня была. Кайзер усмехнулся. — Возможно, я оставлю Эль-Фасилю силы самообороны. Но с одним условием — ты не будешь ими командовать. Слишком большое искушение для меня, слишком большой раздражитель для моих адмиралов и слишком большой фактор неопределенности для военного министра. Но я хотел бы… возможно, я не очень умею дружить. В абсолютной монархии свои правила на этот счет. Но тебе же все равно, где писать в отставке свои книжки? И Оберштайн не будет так беспокоиться, если ты будешь на виду, — Райнхард криво усмехнулся, потирая висок. — Когда мой военный министр беспокоится, последствия обычно никому не нравятся. Даже мне. И мы с тобой могли бы разговаривать — время от времени. Не то, что у меня его много, конечно. Ян искоса посмотрел на Райнхарда. «Ну, мы можем даже сделать вид, будто у меня есть выбор. Всегда так или иначе должно быть по его. Он же не сдастся, не так ли? А вот я — уже почти. Я ведь действительно хочу поехать. В конце концов — это даже не завтра. А потом — как там у древних мудрецов, — или шах сдохнет, или ишак». — Я согласен, Ваше Величество, — просто сказал Ян и увидел, как предвкушающе блеснули глаза кайзера. «Будем надеяться, он все же умеет слушать. Интересно, кому первому это надоест — ему или Оберштайну? Но пока есть проблемы поважнее». — А что касается Изерлона… И переговоры пошли далее своим чередом.