***
Досуг Шина можно уложить в паре слов. Он, прилагая большие усилия днями лишь расхаживал по комнате, обрабатывая те предположения, которыми сыпала недавним вечером Нана. Мисс Сара... определённо не сестра... что в ней хоть на чёртов грамм могло бы сделать... И в его голову глухой картечиной влетает нагоняющая жути мысль. Сара была предположительно удочерена мистером Чидоином. А если она и была той биологической сестрой, которую так старательно выискивал Шин? А он, как последнее дурачьё, провёл всё отведённое похитителями время, строя козни своему настоящему родственнику и мучая её? Что, если его сестра теперь наследница Асунаро? И, следовательно, была убийцей Канны? Нет-нет-нет давай не будем так думать. Шин отказался принимать эту мысль, а если он смотрел вскользь, слепо, то её, значит, и не существовало. Залив водою россыпь тлеющих едва-едва угольков, не позволяя вновь им разгореться вместе с пламенеющим роем неприятных мыслей. Телефон загорается, уведомляя о новом сообщении. Подбежав быстренько, он в повергнутом ступоре смотрел на текст пару мгновений и, очнувшись от настороженного смятения, закатил глаза, фыркая. «Мы когда-нибудь целовались?», — спрашивало входящее от Наны. Ну, по крайней мере этот самозванец писал от её имени. «Гин, верни маме телефон». «Что? Откуда ты знаешь?» «Я взломал камеру и увидел только тебя. Теперь опусти его и не трогай больше». «Ты взломал мамин телефон? Я обязательно скажу ей! Тогда она больше никогда не поцелует тебя!» «Мы никогда не целовались. И не собираемся, твоя мать замужем вообще-то». «Я бы скорее предпочёл видеть тебя, чем своего отца, мяу... Но совсем чуточку». «Не собираюсь я становиться отчимом. Перестань». «Пожалуйста? Тогда мне не придётся больше иметь дел с алкоголеохп», — видимо, Гина, злобного похитителя телефонов раскрыли, забрав у играющегося ребёнка потерю. «О боже, Шин, прости меня за это». «Брось, не стоит волнений. Я не против выходок Гина». «О, ну, ему любопытно. Думает, что мы с тобой встречаемся». «Какая грубость». К нему прилипло сожаление со звонким стуком, нывшим в ушах, льющимся с новой силой за каждый запомнившийся своею кривизной шажок в жизни. Те напоминали о себе позорной гроздью постоянно, стоило только в тишине засопеть. Оступится ещё раз и осторожнее, утопится ведь в смердящем неуюте. Он не мог просто написать такое, да брось уже, что с головой не так? И скользящими по экрану от пота пальцами печатает длиннющие извинения, испуганно озираясь каждый раз, как замечал, что в ответ Нана тоже писала. А потом сидит в шоке от её слов. «Знаешь, должна согласиться. Я бы никогда не стала встречаться с человеком, который выйдя в ресторан впервые за миллион лет, ест лишь суп. До встречи, дорогой друг». Шин смотрит на сообщение, минуту, две, пытается напечатать в ответ хоть что-нибудь, оправдание или опровержение, но... ничего. Ему надрали задницу. Немного заставляет вспомнить Хиёри. Тому нравилось постоянно унижать, утверждая, что он единственный человек, который хотел бы, чтобы Шин находился рядом. Наверное, Нана не думала заходить так далеко, становясь отчего-то похожей на десятый отблеск эгоцентричного разума больного и давно гниющего психопата. Может, то и было тем облегчением, в котором нуждался Шин после нанесённой травмы. «Я обиделся и, как выживший в смертельной игре, штраф за оскорбление моих чувств составляет 10 000 йен», — ему так и не ответили. После нескольких минут, проведённых в безвылазном сверлении экрана взглядом, Шин признал, что его разыграли. Беззвучно вздохнув, захотелось написать ещё кому-нибудь не останавливаясь на одной лишь Нане. «Как думаешь, Сара может быть моей сестрой?», — на часах 4:57. «/Удалить. Удалить сообщение. Сообщение удалить», — истерично перебирает, засоряя диалоговое окно. «Как думаешь, Сара может быть моей сестрой?/удалить», — отчаявшись в край, пробует последний вариант. Загоняет в обеспокоенность. «Почему ни одно из онлайн-руководств по удалению переписок не работает?» «Чёрт. Ты прочитал». «Я ненавижу тебя», — и Шин сорвался, начав поливать Кейджи грязью с односложными оскорблениями. «Ты воняешь. Ты уродливый». «Я буду унижать тебя, пока не прекратишь играться в молчанку», — и по второму кругу. «Ты идиот. Свинья. Ты убил Канну. Убедил Сару убить Канну». «С чего Сара вообще доверяла тебе?» «Я понимаю, почему ты следовал за ней. Она всё же оставалась лидером. Завоевание её милости было необходимой целью, обусловленной выживанием. Но почему в глазах Сары авторитет возрос у кого-то вроде тебя?» «Ты был жуть как подозрителен с самого начала. Даже Джо, сюрприз, думал, что у тебя не всё в порядке. И потом ты взял Сару под руку, а она рыдала, как ребёнок, опасаясь того, что ты буквально горишь». «Не могу даже догадаться, какими же методами ты пользовался для давления на неё. Чтобы Сара в итоге по-настоящему смогла уверовать в такого подонка. Думаю, ты стал достойной заменой Мейстеру в роли отцовской фигуры. Обмен дерьма на мусор». «Ты ужасен по отношению к ней. Я знаю, что ты позволил тогда Саре спокойненько принять карту жертвы. Не заслужил ни капли её благосклонности, как и чего-то в своей жизни. Отвратительный человек». «Извини, это было грубо», — Шин, нервничая, спустя полтора часа решил-таки оборвать неловко тянущееся молчание. «Пожалуйста, ответь, если ты в порядке». «О, хорошо, ты прочитал. Достаточно и этого, в целом», — быстро написал Шин. «Наверное, тогда я говорил о себе. Совсем не могу понять, почему Канна мне доверяла, никогда не следовало бы. Но это ей не мешало верить, а я сделал с ней такое». «Знать не знаю, что произошло между вами. С Сарой я точно не дружил, как и с тобой. Я не родственник ей или Канне. Если ты тогда был чем-то вроде отцовской фигуры для Сары, не знаю, что должно произойти, чтобы я угадал с этим фактом, но судить — не моё право. И я не должен срываться на тебе». «И да, напиши. Если понимаешь, о чём я». «Тебе следует поговорить с Гином. Этот ребёнок скучает по тебе». «Я всё ещё ненавижу тебя. И, вероятно, буду до самой смерти. Но Сара точно не хотела бы, чтобы ты просто сидел, игнорируя его, пока жалеешь себя с новообретённой свободой», — Шин наблюдает, как появляется пузырёк, свидетельствующий тому, что в ответ печатают и, следом сразу пропал. Со вздохом он бросает телефон в сторону. Ну, пусть все остальные будут свидетелем ему, Шин хотя бы пытался.***
Шин определённо стал чаще видеться с Наной, однажды невзначай спросив, связывался ли с ней Кейджи, получая разочарованно-отрицательный ответ. Ну, по крайней мере, он не нажаловался на последствия той переписки, поведав, какое же лицемерное мудьё Шин. Стоит признать, Нана сдержала обещание и действительно перестала платить ему. Этот плачевный факт вылился в разочарование двукратного объёма, но, возможно он вычленит выгоду и из этого, претендуя на часть бесплатных вещей из её дома, если бабушка снова побьёт Шина. Нана находит эту шутку смешной. А ещё она немного помогает ему с поисками сиблинга. В основном, конечно же, Шин всё делает самостоятельно, просто идея работы в одиночку больше превалирует ему. Кроме того, нельзя предположить, одобрит ли Нана затею взлома больничных архивов, в частности связанных с регистрацией новорожденных. — Почему ты не можешь просто разъяснить все моменты у родителей? — спрашивает так напористо, что отвертеться от неприятной темы в очередной раз не выйдет и Шин, в ожидании пока им делают бабл ти, слушает. — Они, вероятно, больше тебя знают про этого человека и помогут наметить начало поисков. — Мои родители… если честно, я ни разу с ними не разговаривал с тех пор, как покинул стены чёртовой игры. Это было бы довольно неподходящим временем, чтобы позвать их на разговор. Придётся рассказать, что когда-то в детстве я вообще-то подслушивал, а ещё недавно бросил вызов стопроцентной смерти, правда потеряв при этом работу. — Ты не рассказал родителям? — Нана хмурит брови. — Не могу себе этого представить… — Ага, они всегда были больно уж любящими. Думаю, я просто злюсь, зная, что они взорвутся эмоциями по отношению ко мне. Ну, как всегда, — Шин похлопывает себя по бёдрам, хихикнув. — В детстве меня сильно баловали, но они по-настоящему грубы, только дай им повод позлиться. И очень сердятся в такие моменты. — О, я понимаю, — Нана откинулась назад, опёршись о спинку стула. — Иногда мне кажется, что я слишком зла к Тацуе. — Тацуя? — Мой муж. Просто я сильно стараюсь и совершенно не могу выносить, когда он выпившим приходит домой. Тацуя зачастил с тех пор как Гин исчез. И я понимаю, что ему приходиться браться за бутылку только из-за стресса, вызванного пропажей родни. Но мне ведь тоже плохо по этому поводу, и... я всегда огрызаюсь на него. Не бью или что-то в этом роде, но я позволила ему подсесть на зависимость. Тацуя не заслужил этого. Кажется, у Шина в копящейся злости сжимались кулаки всё сильнее с каждым её словом. Хочется прокричать, возразить и заставить её откинуть послабления с оправданиями. Нане нельзя сожалеть о чём-то подобном. Если полнейший негодяй ведёт себя таким образом, не беря во внимание остальных, как и возможность своей супруги принять губящую зависимость, то пускай уходит или глотает пачками злость. Ей определённо стоит чаще сердиться. На Шина. Он убийца, разрушивший человеческие жизни. Пока Тацуя ломает лишь вашу рутину. Надо брать своего идеального сыночка и убегать. — О, могу поклясться, что всё сказанное Тацуе не так уж плохо, если сравнивать с тем, что родители говорили мне, — Шин, разжав руки, пару раз вдохнул, успокаиваясь, замяв все свои критичные выкрики, формирующиеся в сознании. — О, вау. Всё так ужасно? — Боюсь, так просто нельзя сравнивать. Надо вводить целую шкалу. Жена против отталкивающего мужа или родители против очаровательного ребёнка. — Доволен собой, не так ли, мистер 5 из 10? — ответ прошёлся коротким смешком. — Ты ведь даже не знаешь, как Тацуя выглядит. С чего бы тогда рассуждать о его внешности? — О, всё просто. Я лишь использовал свой детектор уродцев. — И что будет, если я расскажу ему обо всех твоих комплиментах? — Разве не ты наговорила ему всякого? Можешь и рискнуть, передать парочку моих ласковых. — Шин, ты дьявол. — Ах, не могу ничего с собой поделать.***
Поиски продолжаются, отвергнув предложения связаться с родителями, им нет необходимости знать. Нельзя сейчас точно сказать, но увидев его или её, Шин скорее всего скажет, что всё вокруг ложь, а они, оказывается сиротки. Сработает ведь? Он достаточно беден, печально. Несколько секунд глаза жжёт, смотря на контакт родителей. А потом, массируя пальцами уставшие веки, просто игнорирует его. Довольно тяжело просматривать тонны файлов, выискивая в теории возможные совпадения, свидетельствующие родству. Взломанные записи местных больниц, прикреплённых к его старому жилью, часами считались. Хотя далёкие отделения пошли под расход чуть позднее. Предательски сказывался фактор того, что Шин ничего не знал. И самое неприятное — приют Асунаро. Более чем вероятно, что у этих ублюдков содержится его кровный родственник. И хладной ночью появляется зацепка, повергшая за собой множество пересмотров. Шин работает в темени, взламывая код единый под все архивные записи, хранящиеся у них. И удивительно, но на это действо потребовалось меньше дня. Глаза уставшие, колются, будто проходимец, хохоча, залил туда крошеного стекла. Свет от экрана, кажись, стал ярче, выдирая дискомфорт на контрастах оттенков его комнатушки. Частота морганий увеличивалась с каждой секундой. Казалось, что отпетый маньяк колет голову ножом, обнажая болезненностью скальп. Но Шин продолжал искать. Находит файл и с тихим всхлипом желает, чтобы его, подпалив, хоть кто-то вырезал из действующей реальности. И хочет, чтобы он сам, вертясь, заживо сгорел к чертям вместе с ним. Канна Тсукими. Его сестру звали Канна Тсукими. Сейчас ей было бы четырнадцать лет. Отправлена в приют при Асунаро. Голубые глаза, зелёные волосы, удочерена семьёй Кизучи. И? Эти строки были его ответом. Шин так много работал на износ. Разве достигнутая цель не должна осчастливить? Он получил всё, чего желал и прошлые ситуации легче расставливались по своим местам. Гениальнейшее умение взлома поведало Шину правду о семье. И что это была за семья? Мёртвая. Его сестра мертва. Его сестра мертва. Шину подарили возможность встретиться с ней, а потом забрали. Вырвали из рук. Убили. Они убили сестру на его глазах. Для чего? Просто использовать навыки программиста. Его сестра мертва. Он убил её. Злобно пользовался доверчивостью, дразнил, позволив зацвести от яда в словах. Канна убедилась в его благосклонности, получив лишь нож в спину. Кто знает, что устроил бы Шин, используя дарованную информацию о родстве для полного контроля. Хиёри, ты мне как брат. Шин наотмашь бросает свой ноутбук в такой же мрачный, как и ныне всё вокруг, угол, с нарастающей истерикой навзрыд выдыхая, издёрганно заходясь в хаотичных всхлипах. Безысходность, отчаянье, грусть, все эмоции отошли. Он выжат, пуст. Не перестаёт кричать, вымученно скуля и бессильно склоняясь к кровати. Утеряв контроль над моторикой, сотрясается, дёргаясь и чуть ли не захлёбываясь. В голосе у него проступает что-то кроме пустотного ничего. Злость, пухнущая в крови. — Канна… прости меня… я не смог отомстить за тебя… я не смог… — Но это не так, — рука, цепляющееся за запястье, ужасает, будто бы собирая остатки воли в единственное действие, чужим велением заставившее обернуться. Цветы. Лепестки в крови. Колючие стебли с гноящимися ранами на лице маленькой девочки. — Ты сделал это с Канной. Дважды моргает в растерянном шоке. Расколов остолбенение, возвращая вместе с этим целиком контроль над своими движениями, Шин оборачивается, но никого нет. Лишь запястье щекочет старый шарф. — Что это, чёрт возьми, было... — вдыхает, удушаемый дёргающими спазмами. Во время смертельной игры, пытаясь подслушать, Шин смог лишь уцепиться за описание симптоматики галлюцинаций, появившихся у Кейджи с Сарой. Теперь и он будет от них страдать? — Хорошо, Шин, дыши, — выдыхает. Это точно оно, то заболевание, жрущее его ненавистных врагов. Со злостью заставляет вспомнить, что он и правда в какой-то момент считал Сару своей сестрой. Но она была лишь гадкой убийцей родственников. Казнила Канну, заставив ту задохнуться, отхаркивая иглы с лепестками и спокойно убежала. Это была её хвалёная справедливость? Способ победы, от которого ситуация заметно улучшилась? Её хороший добродетельный план? О, как же Сара пользуется его сочувствием, топчась на нём. Думает, что стала героиней. Возможная мысль о том, что дальнейшая жизнь станет ловушкой средь четырёх немых стен, заставила бы Шина простить её, отпустив месть. Но он не станет. Никогда. К чёрту Сару Чидоин с её страхами. «Пойдёшь завтра в парк? Я хочу покормить птичек», — звук от уведомления рвёт тревожную тишину. Шин смотрит глупо, как последнее дурачьё. Ему не до этого. Действительно, преуменьшение века. Перспектива лечь под грузовик выглядела бы заманчивее, чем очередной выход из дома. Объяснять, что же такого случилось хотелось ещё меньше, особенно в текстовом формате. Утомительно. Разрешите Шину просто откинуться в своём углу среди одиночества. Деньги от Асунаро вполне могут забить эту зияющую пропасть. «Прости. Я слёг с температурой», — врёт, отключая экран, бросившись на кровать. Может, если он сомкнёт веки, выколет глаза и уснёт навсегда, то увидит Канну? Глупо полагать, что ему позволят пойти туда же, где в молчаливом благоговении бродит она. Вдребезги разбитым, тот просыпается и первым же делом видит Гина, выжидающего чего-то немигающим взором. Он рефлекторно, в попытках защититься, выставляет руку вперёд, готовясь оттолкнуть непрошеного гостя. — Что, чёрт возьми, ты делаешь в моем доме? — Мама захотела пойти в гости, потому что ты заболел, мяу. А я присоединился, вуф! Но я выяснил, что у тебя совсем нет температуры, одиночка. Наверное, ты просто хотел, чтобы мама любовью согрела тебя, мяу. — Фу, — Шин протягивает, протирая тыльной стороной ладони лоб, — прошу, перестань намекать на то, что у нас с Наной романтические отношения. Я бы скорее умер. — Хм, ну хорошо, мяу! Тогда я буду рыться в твоих вещах, вуф! — Гин заговорщически улыбнулся. — Нет, погоди, мне надо кое-что оттуда забрать! — О, твой ноутбук! Там должно быть много неловких вещей, мяу! — он свистел в довольном триумфе. — Как школьные фото, или старый фанфик, вуф! Ну почему, почему этот пушной колтун должен был залезть в комнату именно сейчас? На скорую голову Шин решает, что безопаснейшая позиция в такой ситуации — нейтралитет с молчанием. — У тебя действительно лицо стало красным! Кажется, я попал со своими догадками в точку, мяу. Одиночка, у тебя даже пароль рядом на бумажке записан. СУПерсупнойсуп, я иду! Почему Шину вообще пришла идея сделать напоминалку для самого простого пароля в мире, да ещё и в таком очевидном месте? С чего вообще Гин... о, нет, нет, нет. Он всё увидит. — Одиночка… это по поводу девочки с ведром, мяу? — голос надломился, став тихим, шуршащим. Такой грустный, разочарованный. Яркий контраст на примере звучащего минутой ранее. Тот был скорее дразнящим, поддевающим желанием вывести Шина на реакцию. Теперь же от него веяло трупным негативом, как будто ребёнка утащили на похороны, заставив столкнуться впервые лицом со смертью, прикрывая завесу жизни. Шин вздыхает. Последний момент всё исправить точно упущен. Лишь глядит на дверь, убедиться, нет ли рядом Наны. — Я думаю, — Шин говорит, — я думаю, что она моя давно потерянная сестра. Гин крепко вжался в кошачью подушку, наверное в поисках утешения со спокойствием. Возможно, тому вспомнилась главная игра с тем ужасным голосованием. Или момент с подсчётом. А может, факт того, что он один из тех четверых, отдавших голос за неправильную смерть Канны. Просто бедный ребёнок. Такой же, каким была и она. — Ты… действительно так сильно нас всех ненавидишь? Опять. Шин не в восторге от того, что вспоминать смертельную игру вообще приходилось. Слишком много агонии, боли, смерти и издевательских страданий, умещённых в неделю. Пруд пруди было и его, отвратительнейшего человека. Правда, сейчас Шин ничуть не лучше, такой же ужасный. — Я… я не знаю, — Шин говорит. — Я просто ненавидел то, как абсолютно все цеплялись за мисс Сару, чуть ли не поклоняясь ей. И что она никогда не ошибалась. И вытерпеть не могу факта того, что даже Канна отдала за неё жизнь. Да меня отвращает просто то, что вы позволили созреть такой глупости. — Ну, на самом деле, я не ненавижу тебя, мяу. Я пытался, но не мог. Ты был уж слишком открытым, вуф. Помнишь, когда мы впервые встретились, я назвал тебя больно честным? Тогда ты, наверное, просто дал всем понять, какой же болван. Но я никак не возненавидел тебя, мяу, так что и убить рука не поднялась. Шин, стоя в молчании, действительно без понятия, что же ответить. Несколько раз пытается подобрать слова, лишь бы не оставить обсуждение на такой ноте, но... просто не может. — Старшая сестрёнка Сара работала на износ для нас всех... и остальные хотели, чтобы она помогла убежать. Я думаю, что из-за этого давления ей пришлось проголосовать за девочку с ведром, — Гин продолжает. — Она согласилась и на сделку по этой же причине. Потому что хотела нашего выживания. — А я не хочу жить, — протянул тихо Шин. Почему-то сказав, может быть даже во всеуслышание заявив, что целиком и полностью подтверждает этот факт, чувствовалось, как груз валится с плеч, хвостом смахивая тяжесть. Та эмоция, которая старательно взращивалась и питалась внутри после смерти Канны, никогда не дававшая себе волю. Лишь с силой купировалась при любой попытке вытягивания негатива, но без избавления от последствий. Всё же это давало и свои семена в лёгких взращиваемых тяжестью. Дыхание ускорилось, слёзы наполнили жжением глаза. — Тогда я должен был умереть. Для чего мне жить? И Гин встаёт, обхватив его двумя руками, завёрнутыми в кошачьи перчатки. — Я хочу, чтобы ты жил, одиночка, — он говорит. — И это не твоя вина, что старшая сестрёнка Сара ушла. Она сделала это, потому что любит нас. Внутри сломался очередной кусочек сознания. Почему? Почему отдали этот шанс именно ему? Оставить живым, убивающимся, думающим о терзаниях малой девочки, жертвующей собой ради Шина. Потому что любила его. Это то, сделанное им с сестрой? Швырнул с размаху об стенку, кроша кости, пока единственная родня не решила, что достаточно хороша лишь для самозаклания? — Сегодня Шин подошёл ко мне с беззаботной улыбкой и сказал: «Доброе утро!», прочитал вслух Курумада, — Что это? — Гин? Что здесь происходит? Шин ревёт, как младенец, — Нана смотрит. — Я помогаю! — Гин радостно улыбается. — Мы с одиночкой помирились! — О, действительно, — Нана положила руки себе на бёдра. Шин скребёт рукой у носа, вытирая его. Как же унизительно. Придётся объясняться. — Привет. Прости за беспокойство, Нана, — он пожимает плечами, надеясь, что голос кривой ноткой не дрогнет, рассказав за себя о его слезливом или отягощённом состоянии. — Я… я в порядке. — Мама. Я хочу, чтобы одиночка снова стал моим нянькой, — Гин сказал, умоляюще, — пожалуйста? — Ты правда... Шин, ты не против? — Я буду, но при одном условии, Гин. Ставь себя на первое место. Всегда.