Давай сыграем в любовь

      Здание редакции понемногу восстанавливалось после злополучного пожара. Огонь уничтожил множество ценных записей, пленки с важными программами, архив. Ричарду пришлось занять небольшую комнату, где едва-едва умещалась нужна аппаратура. Невольно вспомнился старый кабинет, но выделенное помещение совсем не напоминало все прошлое величие того самого Сапогова. Кажется, что пламя сожгло дотла не только большую часть здания, но и горечь воспоминаний. Если бы не вся эта ситуация вокруг Тани и Юры… Едва ли Ричард нашел в себе силы вернуться сюда. Сердце почти не болело, но все еще гулко стучало где-то внутри. На каждый злой поступок нужно сделать добрый — таков закон кармы.       Что же с ним стало? Множество женщин вокруг — безотказных и холодных, готовых на все и недоступных. Чего только стоил горький роман с Татьяной Восьмиглазовой, что привел к долгому падению. Все так хорошо начиналось: скромная телеведущая с приятной внешностью, но абсолютно невнятной речью заняла все внимание на тот момент молодого редактора Девятого канала. Долгий путь длиной в пять лет. От робкого первого «hello, darling» до головокружительного романа, от холодности до неразборчивого «люблю» из ее милых уст. Ричард никуда не спешил, готов был взять эту крепость крепким боем или долгой осадой. Но пока Таня оставалась неприступной, ловкий с прищуром взгляд то и дело посматривал налево. Вот когда оттает Танечка, тогда все эти женщины исчезнут из жизни Сапогова. Подкуп, неприкрытый шантаж — на этом поле брани все средства хороши. Ловкач и смазливый жигало — с его рук сойдет все, что угодно, было бы желание.       Может быть, решение пустить в эфир Татьяну с Карлом Лариным было опрометчивым, но все же принесло Восьмиглазовой свою минутку славы вне своей небольшой рубрики в утренней программе. Ричард улыбнулся, глядя на ее фото в рамке на столе. Пожалуй, единственный сохранившийся осколок воспоминаний о былой любви. Простоватый, слегка раскосый взгляд карих глаз так выигрышно подчеркивали голубые тени, а строгий широкоплечий костюм красного цвета стал этакой визитной карточкой. Сапогов улыбнулся. Так странно снова оказаться среди знакомых декораций, но уже со школьными тетрадями между некоторой аппаратурой. Карта Ричарда была разыграна во всех возможных комбинациях, так что теперь настало время примирения с произошедшим.       Именно ради Татьяны Сапогов старательно подготавливал бегущую строку, дублируя не совсем ясную многим речь, объяснял ей простые приемы актерской игры, стал крепким плечом и опорой в непростом коллективе редакции Девятого канала. Именно после концерта Всеволода Старозубова Восьмиглазова проснулась знаменитой: съемки для модных журналов, небольшие интервью для разных газет, наконец всесоветская слава. Ричарду было лестно сопровождать его маленькую звездочку Таню, пояснять ее речь. Это было неправильно, но в один момент вся жизнь закружилась около заветной Танечки. Такая простая и настоящая, пускай иногда она была привередливой.       Архив сожжен дотла, но в памяти все еще жил тот самый выпуск новогодней лотереи.       — Добрый вечер, уважаемые телезрители, с вами я — Ричард Сапогов, и моя несравненная, очаровательная, совершенно русская телеведущая Татьяна Восьмиглазова. Мы начинаем тираж новогодней лотереи. Джекпот у нас сегодня составляет полтора миллиона рублей! Татьяна, скажите, пожалуйста, на что вы готовы потратить такую колоссальную and невероятную сумму?       Ричард обернулся к своей Татьяночке, принялся внимать ее неясным для многих речам. Он примерно знал, что она ответит, но все равно готов был повторить это для телезрителей.       — И я тоже считаю, что ничего не может быть лучше отпуска в Алуште…       Сапогов уже знал, что они полетят в канун Нового года на побережье Черного моря. Черт побери, как же он был влюблен в нее! Готов был ковриком стелиться под ее каблучками, завязать все порочные связи с другими женщинами, вместо этого грести огромные суммы, чтобы тратить на драгоценную Татьяночку еще больше. Что может быть лучше, чем счастливая и привлекательная женщина рядом? Казалось, Ричард не знал слова нет, стоило только оказаться в кресле директора Девятого канала. Он ковал себя сам, как умел и как считал нужным, не всегда честными путями, зато имея вполне светлую цель — стать большим человеком. В конце концов, он даже перестал ходить налево, восхищаясь красотой Татьяны. Что ни говори, а отбоя от женской ласки Ричард не испытывал, хотя куда им? Ведь тогда Таня стала только его женщиной… Ричард горько улыбнулся, глядя на фото в рамке — единственное, что осталось после Тани, отныне чужой женщины. Рука потянулась к бокалу виски, когда в памяти звонкий голос победно огласил «сто».       — Двадцать четыре…       Все вокруг стало таким неважным после того, как Татьяночка ушла. Сапогов скрывал свое отчаяние и боль за приступами трудоголизма. Откровенно халтурная реклама, попытки вставлять палки в колеса Грачевича. Потерять свою Таню и работу — пожалуй, два самых сокрушительных удара судьбы. Руки быстро опустились. Маленькая и такая нежная женщина… Несмотря на мысли, Ричард любил ее, был готов бросить весь мир к ее ногам.       Эти сальные взгляды Грачевича. Жалкий журналист, что он мог дать этой женщине? Деньги, любовь, успех, возвышенные перспективы? Nothing like this! Именно поэтому Сапогов не обращал внимания на эти мелкие поползновения в сторону его Танечки. То тех пор, пока карма не накрыла его с головой. Даже скоропостижная свадьба не смогла исправить всего, что произошло потом. Крах. Потерять место директора Девятого канала и свою истинную любовь. Ричард был вынужден вернуться в свои скромные пенаты на окраине Катамарановска с поджатым хвостом, полупустым чемоданом и Дэниелом на руках — единственным верным другом.       Одиночество стало расплатой за все. До поры до времени оно берегло Ричарда, но теперь же обернулось страшной расплатой. Каждый вечер Ричард напивался, чтобы хоть как-то заглушить эту боль. Вот так просто рухнул весь его мир, а красная королева, его несравненная Танечка Восьмиглазова, стала ему чужой. Иногда он напивался до такой степени, что ночами стоял под окнами ее жалкого жилища в надежде увидеть этот хрупкий силуэт в красном пиджачке, хотя бы мельком. Единственная отрада в его жизни покинула его в самый сложный момент жизни. Просто собрала вещи и ушла к другому. Никакие женщины, заработанные деньги и крепкий алкоголь не могли унять горечь внутри. Все в этой жизни однажды заканчивается, будь то головокружительный успех, деньги или любовь всей жизни.       Ричарду хотелось искупить свои грехи, но как? Первый сеанс у психолога довел его до слез отчаяния. Ведь однажды изменница судьба обернулась спиной — такое иногда случается. Но получить в собственную спину нож. Однажды все в этой жизни закончится, но это не повод для отчаяния. Каждая последующая встреча с психологом приносила не меньше боли, но больше не было этих ужасных мыслей свести счеты с жизнью. Нельзя было так просто сдаваться. В конце концов, жизнь — самые настоящие американские горки. Сегодня ты с замиранием сердца падаешь вниз, но, парой минут спустя, снова верещать от радости. Это сейчас все кажется таким незначительным, маловажным.       Ричард в совершенстве владел английским языком, мог доходчиво объяснить даже самые сложные правила, будь то журналистика, актерское мастерство или грамматика. Именно так он однажды оказался на пороге одной школы, где Сапогову предложили место учителя английского языка и возможную перспективу стать одним из завучей. Вот и пригодился позабытый диплом. Директор мог с легкой руки послать Ричарда куда подальше — вот будет наш советский диплом, тогда и обивайте пороги. Просто однажды в квартире Ричарда раздался звонок.       — Добрый день! Мы вам звоним по поводу работы…       И ни капли жалости. Казалось, директору школы было абсолютно неважно, кто оказался перед ним — юный практикант или опальный телеведущий. Только добрый жест отчаявшихся учителей. Чувствовалась явная нехватка в педагогическом составе. Пускай за спиной Ричарда давным-давно остался законченный педагогический институт, но эта внезапная жажда наставлять несмышленых детей на светлый путь учебы. От пробного урока в седьмом «А», который впоследствии перейдет под руководство Ричарда Михайловича до первого открытого урока с вторым классом. Детям не нужны ни ужимки, ни фальшь. Просто отдаться моменту и поспевать за настроениями не всегда понимающих чилдренышей.       Ведь любая работа не хуже посредственного властвования в коллективе редакции Девятого канала. Сплошное осиное гнездо жадных до денег звездулек местного пошиба. Больше денег, больше экранного времени, но меньше работы. Ричард улыбнулся. Пожалуй, в этом плане ему было удобнее работать именно с Грачевичем. А что, пускай много амбиций, зато какой был огромный архив этих «Загадок Дыры». И ведь не перегорел, до сих пор выводит всех и вся на чистую водицу. Впрочем, теперь это дло былых лет. Остался лишь педагог по имени Ричард Михайлович, стопка тетрадей с домашними заданиями и бокальчик разбавленного виски.       Пускай карьера этих негодяев катится прямиком в fucking hell! — мысленно гневался Сапогов, пока на его губах загорелась робкая улыбка.       После долгих терзаний Ричард начал жизнь с чистого листа. Наигранная улыбка на телеэкранах сменилась тихим спокойствием. Мысли о бесславном забвении перестали терзать сердце. Все в этой жизни имеет цикличность — приходит и уходит — абсолютно все. Битва за место под солнцем была проиграна с честью, но вместо затяжного разочарования пришло принятие. Первое время дети казались «целевой аудиторией», но и это быстро прошло, стоило только подобрать правильный ключик к чистым юным сердечкам. Далеко не сразу, но Ричард сумел подобрать нужный подход практически для каждого ученика, и это радовало.       Иногда мысли возвращались в прошлое. Что будет дальше с Татьяночкой? Возможно, такой же путь забвения. Все это было уже вне новой жизни Ричарда. Судьба улыбнулась еще раз, когда предстояло сделать хоть что-то с новогодним концертом, но это уже не то. Все не то, даже это носталгалшельное возвращение в кресло директора Девятого канала. Скорбный трон. К чему все это, когда Ричард сам желал редакции Девятого канала пылать в огне? И ведь так случилось, но уже не от его рук.       Стать примером для талантливых чилдренышей — это ли не призвание? Легкая улыбка в ответ. Такое старательное сочинение одной девочки из пятого «Б», Ричард поставил заветное «good». Что ни говори, но все равно работа была для него на первом месте, за ней следом была забота о Дэниеле, затем одиночество, а потом уже все эти мелкие сантименты.       Короткий взгляд на монитор — эфир идет по плану, через пару минут выйдет очередной эпизод «Загадки Дыры». Сапогов понимал, что его время на Девятом канале давно закончилось, зато осталась обычная жизнь вне светского мира и софитов славы. Он чувствовал себя на своем месте как никогда раньше. Откуда бы знать?.. Только минутный порыв, желание отца, чтобы сын стал почетным педагогом… Дождавшись вступительной заставки архивной программы, Ричард взял последнюю тетрадь из стопки 5 «Б». Придирчивый взгляд исправил три ошибки. Весьма неплохо, и это с учетом того, что раньше этот малый категорически не горел желанием учить какой-то там иняз.       Проверка домашних работ сама собой отошла на второй план. Мысли вернулись к той злосчастной аварии и не менее странным мыслям после нее. С тех пор прошло уже около месяца. Промозглый февраль сменился холодным мартом. Иннокентий сдержал свое слово и не попадался, о чем так явно жалел Сапогов. Ричард все же попытался еще раз попасть на тот же злосчастный переход в тоже самое время — увы. Где-то на тетрадных полях невольно возник этот всклокоченный образ того Инженера, но тут же исчез. Порой так хотелось встретить этого инженера и…       — Честно взглянуть в глаза? Просто попросить прощения? — Ричард покачал головой. — Увидеть и понять, что нужно сделать.       Как бы поступил тот Ричард из горького прошлого? Бросил бы несколько купюр и умчался в закат без угрызений совести. Как-нибудь само решится, тем более, что удара как такового и не было, не осталось и вмятины. Вот только Ричард сегодняшнего дня все никак не мог выбросить случившееся из головы. Хотелось напиться вусмерть, как и тогда, когда Танечка ушла от него, вот только как же чилдреныши? Завтра утром заветный седьмой «А» класс снова будет ждать своего нового классного руководителя, и это не говоря уже о детях из других классов. Именно поэтому виски был сильно разбавлен водой. Лишь спустя мучительно долгое время, когда Сапогов собирался домой, в голову закралось досадное недоразумение.       — Я, что, влюбился в этого несуразного мужичонку?       Эта мысль преследовала Ричарда весь путь домой, вращалась, словно заезженная пластинка. Спокойный джаз на фоне никак не разгонял кашу в голове, наоборот, сгущал краски.       — А если позвать Инженера в ресторан под каким-нибудь предлогом?       Приметная «Импала» снова миновала знакомый переход. Редкие прохожие, но ни один из них не похож на Инженера. Впрочем, было еще слишком рано. Может быть, он действительно ошибся, обманулся?       Неожиданно долгая прогулка с Дэниелом немного развеяла сгущающиеся мысли. В этот вечер пес, казалось, хотел наверстать все пропущенные зимние вечера.       — Such small but important boy, — проговорил Ричард. Маленький хвостик важно завилял. — Кто такой хороший мальчик? Yes, you are, Daniel!       Дэниел подошел к хозяину, все такой же довольный. Ричард присел рядом и принялся поглаживать его. В последнее время они так мало проводили время вдвоем. Ежедневные прогулки и совместный сон. Сапогову казалось, он совсем закружился в этой безумной карусели жизни. Дети, домашние задания, подготовка к новому учебному дню. То, что изначально выглядело сложным, на деле давалось так легко, почти играючи, будто сама судьба дала шанс исправить все… Недовольно рычащий Дэниел вырвался из рук Ричарда, побежал куда-то, попутно оглашая округу звонким лаем.       — Негодник! — улыбнулся Сапогов, затем строгим голосом окликнул пса: — Daniel, stop it!       Что ни говори, но этому важному мальчишке нужно было так мало для счастья. Еда, вода, теплая подстилка, ежедневные прогулки и внимание хозяина. Сегодняшняя прогулка явно затягивалась, но оно и немудрено. Зима сдала свои права весне, солнце почти полностью иссушило асфальт. Наверное, именно поэтому Дэниел спешил наверстать упущенное время прогулок. Впрочем, давно уже пора домой.       После легкого ужина Ричард принялся просматривать учебные материалы. С удивлением заметил, что некоторые пунктики напрочь выпали из памяти. Впрочем, все можно быстро наверстать. Дэниел тихо посапывал на коленях. Вот кто был совершенно точно доволен этим днем. Так не хотелось тревожить мирный сон, но что поделать? Сапогов осторожно переложил сонное тельце на кровать, а сам отправился в ванну. Нужно немного успокоиться, чтобы спокойной уснуть. Десять капель масла лаванды, немного пены и бокальчик виски.       Ричард устроился в пенной ванне, отпустил усталость этого дня. Никакой суеты, все шло по плану. Даже если что-то и тревожило, все осталось в прошлом. Нужно продолжать жить дальше в этом размеренном режиме, не думать обо всем…       Вместо успокоения память снова услужливо подкинула имя — Иннокентий. Разве можно такое забыть? Первая в новой жизни авария. Ричард прикрыл глаза и нырнул под воду. Почему именно сейчас? Неужели судьба действительно построила эту встречу ради очищения кармы? А что еще сделать теперь? Уж не заявиться к нему и сказать что-то вроде: «а, hello, моя небольшая неудача. Вот и я, Ричард Сапогов». Случись такое в прежней жизни, то Ричард бы поступил именно так. Нужно выныривать, а идти спать, а он все думал и думал о своем нечаянном знакомце. Судорожный вдох, страх. Запоздало ушей коснулся шум за дверью. Дэниел обеспокоенно скулил, просился в ванну.       — I'm fine, Daniel, — произнес Ричард, открывая дверь. Пес рванул к нему в руки. — Я не хотел тебя беспокоить, my sweet boy. Хочешь?       Еще немного водных процедур, и Дэниел успокоился. Но что ни говори, пора было спать, с мыслями или без. Ричард лег в уютную кровать, перед глазами снова возник тот самый образ растерянного Иннокентия.       — Ну подумаешь, сбил и сбил, life still goes on. Здесь вам меня не достать, навязчивые мыслишки! — отмахнулся от своих мыслей Сапогов, накрылся одеялом с головой. — I can't get used to living without, living without, living without you by me side… God damn!       Спустя некоторое время, он наконец уснул. Ричарду все еще было непривычно вставать рано утром и идти в школу. Впрочем, никто не ограничивал его спать чуть-чуть подольше, а потом под редкие взгляды школьников въехать в школьный двор на своей «Импале» пятьдесят восьмого года выпуска. Старенькая, но все еще эффектная леди, которую подарил Ричарду его отец. Первая собственная машина, как первая любовь — не так-то просто с ней расстаться.       Стоило только уловить эту аналогию с первой любовью, как Ричарду снова приснился неуловимый человек из прошлого. Хрупкий одинокий силуэт среди огней одного из фестивалей. В этот раз Ричард смог приблизиться к нему, развеять смутные догадки. Сердце волнительно трепетало. Слегка угловатый парень, разодетый, как истинный хиппи. Длинные русые волосы, яркие майки, подранные джинсы и гитара за спиной — Кевин Нельсон или же «забей-Кей» для своих. Ричарду хотелось броситься в объятия своего старого знакомого, но он лишь растерянно замер. Когда они виделись в последний раз?..       — Рич, ну что ты стоишь? Пойдем, скоро будут выступать Jefferson Airplane, — Кевин раскинул свои руки, привлекая внимание.       — Почему здесь так мало людей? — спросил Ричард, оглядываясь вокруг.       — О, Рич, они ушли, чтобы мы смогли побыть вдвоем, только-то, — Кей подошел ближе, его рука скользнула по плечу Сапогова. — Пойдем, только ты, я и прекрасная музыка.       — Только? — Ричард порывисто прижал к себе парня. — А как же любовь?       Что их тогда связывало? Ричард оставался битником до мозга костей — носил темные одежды и очки, праздно шатался по городу со стаканчиком кофе в руке — богема в каменных джунглях Бостона. Кевин был этаким воздухом в их спонтанных отношениях — свобода и раздувающий угольки чувств ураган в одном лице. Первый и единственный мужчина в жизни Ричарда. Ничего не скажешь — звенящая, цветущая юность. Тогда у любви не было границ и половой принадлежности. Кевин так и остался в Бостоне. Просто однажды его любовь погасла также быстро, как и возникла. Сейчас он точно также летел куда-то поближе к сцене, а прежний Рич смотрел в его спину и улыбался. Если уходить, то именно сейчас.       Перезвон будильника из кастрюли далеко не сразу разбудил Ричарда. Первой же мыслью хотелось расколотить это адское создание, но Сапогов сдержался. Просто нажать на кнопку и полежать еще чуть-чуть, чтобы хоть как-то выветрить этот сон. Когда он в последний раз видел забей-Кея, почему вообще спутался с ним? Первый фестиваль, эксперименты с веществами, работа в небольшой книжной лавке и первый секс среди тех же книжных полок. Никаких обещаний верности и редкие тройные свидания с разными девушками-хиппи. Впрочем, это никогда не мешало Ричарду учиться в институте, попутно посещая клуб актерского мастерства.       Снова обернуться назад и спросить у себя прежнего: что связывало того Рича и забей-Кея? Любовь, свобода, стремление к риску и еще раз любовь. Ни с чем не сравнимый опыт, о котором явно не нужно знать юным чилдренышам — не та страна, не те уклады. Кстати, о них. Время продолжает свой путь вперед, потому пора бы и Ричарду поскорее собираться на работу, но прежде быстро выгулять Дэниела. Сколько не думай о прошлом, а настоящее на то и настоящее. Надеть костюм, взять несколько стопок с тетрадями и прыгнуть за руль «Импалы» — новое настоящее для бывшей звезды телеэкранов.       Где-то по пути к школе Ричард снова вспомнил Иннокентия. Такие разные, но кажутся так похожими в каких-то неуловимых деталях. Кевин, почти как… Кеша? Губы растянулись в улыбке, руки сжали руль. Ричард, полный своей неожиданной решимости, рванул, как только загорелся зеленый на светофоре. Как-нибудь дожить до конца дня, а там… Может быть, все же стоит разыскать этого Инженера? Неизвестных в этом уравнении почти нет — имя, адрес и вероятное место работы. Уже отлично. Кто знает, какими дорожками ведома судьба? Может быть, именно сегодня они встретятся снова… Или же нет.       — Hello world! — Сапогов с улыбкой шагнул в школу. Уже не ученик, но полноправный учитель. — Каждый раз, как в первый.