ID работы: 12758285

Dear Your Holiness

Слэш
Перевод
NC-17
В процессе
156
переводчик
twentyonerdj сопереводчик
gay tears бета
Автор оригинала: Оригинал:
Размер:
планируется Макси, написано 128 страниц, 6 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
156 Нравится 50 Отзывы 71 В сборник Скачать

1. I Don't Know How They Found Me, Found Me Here // Я не знаю, как они нашли меня, нашли меня здесь

Настройки текста
Примечания:
Синяк был заметен даже под огромными солнцезащитными очками. Черт, он занимал половину его лица. И контрастировал с бледной кожей, словно притягивая к себе внимание. Все было настолько плохо, что Сириус начал высокомерно отмахиваться от любого, кто осмеливался просто взглянуть на него. Господи боже, как будто до этого никого и никогда не били по лицу. В их защиту, скорее всего их не били по лицу так, как его, потому что Сириусу вмазал его мертвый отец. Но те придурки этого не знали. Не то чтобы он был мертв в тот момент. Просто… умер почти сразу после этого. На самом деле, худшего (или лучшего?) момента и не придумаешь. Однако довольно быстро стало понятно, что игра велась по-честному. Обычный инфаркт, вызванный сочетанием ужасной жирной еды и высокого кровяного давления. Проблемы с самоконтролем также усугубили положение. И Сириус, конечно же, совсем недавно приложил к этому руку.  Он не был тем, кто начал ссору (и, очевидно, он не был тем, кто ее закончил, потому что его, блять, ударили по лицу), но этот мерзавец сказал что-то совершенно непростительное, и Сириус сошел с ума. Регулус. Это всегда было из-за Регулуса. Было даже почти нечестно — сердечный приступ. После всего, что Орион сделал Сириусу и Регулусу, он просто умер во сне, не чувствуя ни капли боли? Это было нечестно. Действительно, блять, нечестно. Но опять-таки, то, как Сириус поступил с Регулусом, тоже было нечестно. Он заслужил этот синяк. Он заслужил чего похуже. Может, он должен был стать тем, кто умер от стресса. Что ж, лучше поздно, чем никогда. И вернуться в эту ебаную дыру спустя пятнадцать спокойных лет было сущим адом. Хуже только быть замурованным в доме его матери большую часть вечера. Однако хуже этого еще и то, что он застрял в этом доме с людьми, которых он вроде как должен называть своей семьей. Это неуравновешенное сборище поклонников инцеста перестало быть его семьей с тех пор, как ему исполнилось шестнадцать, когда он сбежал из этого пиздеца под названием отчий дом и оказался на пороге у Джеймса Поттера, парня, который был его лучшим другом на протяжении половины жизни. С недавних пор, как узнал Сириус, их с Джеймсом разделяет неловкая двухчасовая поездка на машине, в течение которой Сириус вжимается в сиденье Мазды МХ-5 какого-то незнакомца, который сжалился над вытянувшим большой палец парнем, шедшим под проливным дождем вдоль автомагистрали.  Единственное, о чем он жалел тогда, и жалеет сейчас, это то, что он оставил там своего младшего брата. Он пытался заставить Регулуса пойти с ним. Каждый звонок домой превращался в мольбу, чтобы Регулус ушел, и Сириус слышал это постоянное нарастающее хрипение в голосе своего брата, что значило лишь то, что их нерадивая мать не перезаряжала ингалятор Регулуса, хотя должна была. Хрипение было далеко не самым страшным, что Сириус слышал в его голосе. Сириус звонил каждый день, умоляя. Пока не наступил день, когда он перестал звонить. Во всем он винил эту дыру. Он больше не мог винить в этом отца. Раз он умер и все такое. Боже, от любого малейшего напоминания о том, что, скорее всего, в аду Ориону Блэку отдавили член, на лице Сириуса появлялась благоговейная улыбка. Если бы только его матушка бросилась на метафорический погребальный костер вместе с ним, тогда бы Сириус избавился от них двоих одним махом. Нет, зная то, как ему везет, она будет жить вечно, подпитываясь своей постоянной злобой, оставаясь в этом древнем доме, окруженная бесчисленными алтарями, воздвигнутыми в честь мертвых родственников, пока в один прекрасный день они неизбежно не рухнут на нее, раздавливая насмерть.  Но в этом доме были вещи, которые когда-то принадлежали Регулусу, вещи с воспоминаниями, которые Сириус пытался вернуть вечность. В какой-то момент он даже просил мать отправить их ему напрямую. Но так как она была полной ненависти сукой, она, естественно, отказалась. Это разрушило бы историческое благообразие ее самого ценного алтаря. Что значило, Сириусу пришлось выкрасть их из многострадального отчего дома, одну за другой, прикрываясь приближающимися отцовскими поминками, потому что, зная его мать (а он знал), она бы устроила какое-нибудь необязательное представление (а она устроила), и он мог бы воспользоваться этим, чтобы проникнуть в старую комнату Регулуса (он так и сделал). Конечно, красть там особо было нечего, но у него было время до похорон, чтобы вынести все, что осталось. Со всеми этими приходящими и уходящими людьми, со всем этим спектаклем, который она собиралась устроить, он мог с легкостью войти и выйти. Хотя так хотелось понаблюдать, как собачатся его родственники.  С карманами, полными важных сердцу безделушек, он шел вниз по улице к месту, где он припарковал свою машину, достаточно далеко от дома своей матери, где он изо всех сил старался остаться незамеченным. Когда он приехал к ней в то утро, мать попыталась убедить его остаться в старой спальне, но Сириус лучше бы каждый ебаный день проводил два часа за рулем до конца недели, чем хотя бы раз заночевал в этом бардаке. Кроме того, на сегодня у него были планы. Из кармана помятых брюк (которые он не надевал с последних семейных похорон) раздалось дребезжание телефона, Сириус даже не замедлился, чтобы достать его, стремясь как можно скорее убраться подальше от этого дома. Он провел пальцем по экрану, не удосуживаясь посмотреть, кто звонит. — На это ушло чуть больше времени, чем я думал, но я уже на обратном пути, — сказал Сириус в трубку, чуть ускоряя шаг, чтобы Джеймс подумал, будто он настолько спешил, что выдохся. По ту сторону экрана раздался мягкий обеспокоенный вздох, характерный для Джеймса Поттера и его небезызвестной заботы. — Сириус, может, нам не стоит… — начал Джеймс, но Сириус его перебил. — Богом клянусь, если ты пытаешься слиться только потому, что мой отец умер, то на этой неделе меня ждет двое похорон, — резко сказал он, и в ответ Джеймс осторожно засмеялся. Он все еще звучал обеспокоенно. — Просто говорю, вдруг твоя мама… — Моя мать, — Сириус выделил последнее слово, — ждет не дождется излишнего внимания и сочувствия от незнакомцев, которые скоро заполнят ее дом, и я бы с радостью оказался в любой, блять, точке мира, но только не возле нее. — Боже, Сириус, — ответил Джеймс, тяжко вздыхая. — Ты уверен, что ты в порядке? — Послушай, — сказал Сириус, фыркая от смеха, и подходя к вычурной церкви на углу улицы. Ему удалось не закатить глаза, отгоняя прочь воспоминание о том, как его родители притворялись святошами в этой же церкви каждое воскресное утро. — Да я двадцать лет не чувствовал себя так хорошо. Дружище, я, блять, в эйфории. Я бы сказал, что он получил по заслугам, но заслуживал он чего-то гораздо хуже.  Когда Сириус вошел в открытые двери собора, замерев в проходе и почувствовав приветственную прохладу воздуха, тянувшего изнутри — такой контраст с летней духотой на улице; то услышал странную знакомую мелодию, нарушавшую тишину. Ничего не понимая, он остановился, полностью фокусируясь на том, откуда он, блять, знал этот припев; рука с телефоном опустилась вниз, Джеймс продолжал говорить. Кто-то свистел. Какой-то человек свистел в здании, песня эхом отражалась от высоких сводчатых потолков. Не отдавая себе отчета, Сириус прошел дальше, пока его потрепанные кожаные ботинки не столкнулись с пушистым зеленым ковровым покрытием, а его бледное лицо не встретилось с цветным светом от огромных витражных окон. Песня продолжалась, хотя вокалиста видно не было. Этот звук преследовал его, усиливая это ощущение из-за того, где он раздавался, из-за того, как он извивался сквозь стропила высокого потолка и снова опускался вниз, минорная тональность мелодии напоминала что-то из сна, который он видел, но давно забыл. Мелодия, которую он, по его мнению, должен был сразу узнать, теперь больше походила на песню, которую он слышал только в какой-то другой жизни. — Сириус? Внимание Сириуса вернулось к Джеймсу, когда он наконец услышал его встревоженный голос. Быстрым движением он поднес телефон обратно к уху, резко моргая, словно вдруг очнулся от причудливого сна. — Джеймс, все в порядке. Я буду у тебя еще до того, как ты заметишь, и ты можешь позволить мне ужраться сегодня в слюни, как тебе такая терапия, — прорычал он в трубку и, не давая Джеймсу даже шанса ответить, сбросил звонок, выходя из проема церковных дверей. С тех пор, как Сириус съехался с ним в шестнадцать, Джеймс Поттер защищал его. Обычно, он не жаловался, ему нравилось, когда на него смотрели, когда о нем беспокоились и заботились, особенно, когда это делал Джеймс, но сейчас Сириус, на самом деле, не сильно этого хотел. Не из-за такого повода. Он не хотел придавать этому столько значения. Его отец ничего для него не значил. Когда он снова продолжил путь, то сделал всего шага три, а затем замер на месте, нахмурившись. Он вернулся назад, оглядывая пустую церковь. Мелодия прекратилась. Внезапно. И все же, никого не было видно. Ему потребовалось несколько долгих секунд, чтобы пройтись взглядом по зданию, настолько он был уверен, что слышал песню. Звук ввинчивался ему в череп.  Тряхнув головой, Сириус направился обратно к машине; он успел свернуть за угол и пройти вниз по улице, прежде чем до него дошло. Он знал эту мелодию. Очень хорошо знал. Чего он не знал, так это того, почему он, блять, слышал ее в стенах католической, мать его, церкви.  Мелодия, которую он хорошо знал? Первое гитарное соло Comfortably Numb Pink Floyd’а.  

***

— Я никогда в жизни не должен был соглашаться на это, — пробормотал Джеймс, но даже его бормотание больше походило на крик, чтобы Сириус мог услышать его сквозь одобрительный рев толпы, пока предыдущая группа освобождала сцену. Со слишком довольной улыбкой Сириус опустошил свой бокал виски и поставил его на барную стойку, жестом прося бармена повторить. — Ты вообще видишь хоть что-нибудь с такими отеками? — простонал Джеймс, наклоняясь поближе, чтобы рассмотреть лицо Сириуса; разноцветный сценический свет отражался в его квадратных очках. — Нормально я вижу, — ответил Сириус полуправдой, ведя плечом. Отек на его лице был не так уж и плох, но слегка беспокоил тот факт, что его помутневшее зрение так и не пришло в норму. Джеймсу говорить об этом он, конечно, не собирался. — Кроме того, смысл панк-рока не в том, чтобы видеть, а чтобы чувствовать. Ему не нужно было видеть, чтобы знать, что Джеймс закатил глаза. — Ты уверен, что ты не перебрал? Сколько виски ты выпил? Четыре? Пять? — спросил Джеймс, и Сириус решил не указывать Джеймсу на то, что он не так уж сильно ограничивал себя в том, чтобы сравняться с ним в количестве выпитого. — Пожалуйста, моя устойчивость к алкоголю на порядок выше твоей, — сказал Сириус и почти инстинктивно закатил глаза, что оказалось гораздо болезненнее, чем он думал. — И нам же не надо ехать потом домой или еще что-то, мы пришли сюда пешком, из твоей квартиры, — он смотрел прямо перед собой. — Если бы Лили сегодня не играла, я бы заставил тебя остаться у нас дома, — сказал Джеймс, поджимая губы, чтобы показать свое недовольство. — Мы с поминок с тобой не разговаривали. — Если бы ты не взял меня с собой, я бы пришел сам, и нашел бы какого-нибудь симпатичного незнакомца, который отвел бы меня домой, — улыбнулся Сириус, обходя стороной выбранную Джеймсом тему для разговора, чтобы не думать о своем отце, поминках, или списке того, что ему осталось выкрасть из дома матери. — Ты едва видишь, Сириус, как ты вообще поймешь, что он симпатичный? — вздохнул Джеймс. — Я почувствую, — сказал Сириус, сморщив нос, от чего он почти зарычал, но спрятал рык в похабной улыбке, проигнорировав раздраженное фырканье Джеймса, и пошевелил густыми темными бровями. — Кроме того, у меня чутье на такие вещи. Я могу вычислить сексуального парня по голосу. Натягивая на лицо радостную улыбку, Джеймс шутливо возразил: — Сексуальность человека на восемьдесят процентов определяется его голосом. Так что ничего удивительного. Когда Лили впервые спела для меня, я сделал ей предложение.  — Да ладно, — громко застонал Сириус. — Ты буквально сделал ей предложение еще до того, как узнал ее имя. Дело было не в пении, а в инструменте. Когда мы впервые увидели, как Фиделиус выступали на сцене, ты наклонился ко мне и сказал, цитирую: «когда-нибудь эта малышка на барабанах станет моей женой». И это была первая песня, она даже не пела, — рассуждал Сириус, неодобрительно поглядывая на Джеймса.  — Ой, вот только не притворяйся, что барабанщик не самый сексуальный музыкант на сцене, — пожал плечами Джеймс. — И тут ты не прав, — сказал Сириус, тыкая Джеймса в плечо, а затем прикончил еще один шот. — Я докажу. Десять баксов на то, что басист следующей группы окажется той еще штучкой. — Почему басист? — спросил Джеймс, заранее не соглашаясь. — Все басисты горячие. Это непреложная истина. — Да? Назови хотя бы одного.  — Я назову пять, просто чтобы выбесить тебя, — фыркнул Сириус, делая глубокий вдох, чтобы приготовиться к перечислению. — Джон Дикон, Queen. Джеймс перебил его до того, как он смог назвать еще. — Согласен, считается. — Цыц, я перечисляю, — сказал Сириус, прижимая палец к губам Джеймса настолько сильно, что они съехали на одну сторону. — Кенни Васоли, The Starting Line, — Джеймс открыл рот, несмотря на палец Сириуса. — О, да ладно, с таким голосом у него вечное преимущество. — Я не закончил. Марк Хоппус, blink182. Джеф Ховард, The Used. Сэм Кисзка, Greta Van Fleet, — он остановился, зная, что Джеймс снова вмешается, но тот молчал, лишь выражение временного согласия на лице. — Стой, давай увеличим список до шести. У меня есть еще один. Фли. Red Hot Chili Peppers. — Фли?? Ты серьезно включаешь Фли в этот список? — Что-о-о, он энергичный, — лениво протянул Сириус. — И да… начало девяностых? Горячая штучка, — он прервал их разговор, чтобы потащить Джеймса к сцене, прокладывая путь между людьми перед ними, пока они не оказались в самом начале, к большому удовольствию Сириуса.  Когда трио начало подниматься на сцену, на лице Джеймса появилась коварная улыбка.  — Хорошо, хорошо, я принимаю это пари, — он уверенно кивнул в сторону единственного парня на сцене, долговязого и загорелого, почти все его лицо было скрыто: нижняя половина лица черной медицинской маской, а глаза — до смешного большими солнцезащитными очками (в такой темноте в этом не было необходимости, и, эй, на Сириусе совсем недавно были такие же очки, только белые). Даже его заметно темные волосы были спрятаны под темно-бордовую вязаную шапку, которая свисала на затылок. Единственное, что можно было рассмотреть, так это полностью забитые предплечья и рубашка с дерзкой надписью «Почините дороги церковными развалинами». Скрытный парень взял шестиструнную бас-гитару, без особых усилий перебирая струны, чтобы выдать череду низких, пока еще не усиленных нот, впечатляюще быстро слившихся воедино. Надменно приподняв бровь, Сириус повернулся к Джеймсу, как бы давая понять, что его точка зрения была доказана. — Если он умеет играть, это еще не значит, что он горячий, — прокричал Джеймс сквозь налаживаемый звук. — Но это значит, что он хорошо управляется со своими пальцами, так что… — пожал он плечами, безумно улыбаясь. Платиновая блондинка с септумом поднесла подставку для микрофона поближе к губам, окрашенным в бордовый цвет, позволив своей ярко-красной гитаре небрежно повиснуть на плече, устроившись  параллельно подолу клетчатой мини-юбки.  — Добрый вечер, как вы там, блять, это Холихэд! Они сразу же приступили к первой песне, безупречно совпадая друг с другом, даже без вступления или отсчета. Сириус все еще ни хрена не видел, но он мог чувствовать. И то, что он чувствовал, было, в основном, басовой линией: проникающей через динамики, контролирующей ритм его пульса, диктующей биение его сердца каждой нотой, срывающейся из-под ловких пальцев басиста. Какое-то время он пытался наблюдать за тем, как двигался этот парень — как он поднимал длинный гриф своей гитары, когда брал какой-то определенный аккорд, и его рука полностью уходила за голову, а все дырки на поношенной черно-зеленой рубашке становились видны; рукава закатаны до локтя, чтобы выставить напоказ впечатляющие татуировки. Или как он иногда, играя более медленную мелодию, низко наклонялся к полу, цветастый ремешок его матового черного Rickenbacker’а  ненадежно повисал на шее, а его длинные, покрытые татуировками руки удерживали гитару. В перерывах между песнями он опускался на колени, чтобы покрутить педаль, а Сириус наклонялся вперед, чтобы получше рассмотреть его, но ничего не менялось. Мутное зрение из-за синяка под глазом на ситуацию не влияло. Этот парень не хотел, чтобы его видели. В конце концов, когда мигающих огней и дыма от генератора дыма стало слишком много для его и без того пульсирующей головы, Сириус закрыл глаза. Но он продолжал слушать, полностью очарованный резким вокальным тоном светловолосой певицы с септумом, а головная боль, тем временем, усиливалась. Время от времени он открывал глаза просто для того, чтобы понаблюдать за завораживающими движениями талантливой барабанщицы с разноцветными косами, собранными в безупречный узел на макушке, и в синей клетчатой бандане, завязанной на лбу. Да даже то, как она просто вращала палочками, было сумасшедшим. Но его внимание, конечно же, всегда возвращалось к таинственному басисту, чье лицо было скрыто. Каждый раз, когда парень наклонялся вперед, чтобы подпеть в микрофон, Сириус снова закрывал глаза, напрягаясь, чтобы расслышать этот голос, почти такой же низкий и мелодичный, как и сложные басовые партии его обладателя. — Вы были чертовски добры к нам, мы были бы рады встретиться с вами возле стенда с мерчем, не забывайте о нас, это Холихэд, —  сказала она на одном выдохе, как и в первый раз, и Сириус оглянулся на Джеймса и улыбнулся — он кивал в сторону их столика. Как раз в тот момент, когда Сириус собирался согласиться — даже без сексуального басиста их музыка была охуенной, и Сириус влюбился в их классическое поп-панковое звучание, так что он определенно собирался купить чертову футболку и подписаться на каждого из них в соцсетях — началась следующая песня, и она звучала немного иначе, чем их предыдущие песни. Все началось с барабанов, потом громко, свободно и тяжело заиграла гитара, вступила бас-гитара, и, прежде чем перейти к первому куплету, пальцы басиста плавно скользнули вниз по грифу и снова вернулись вверх. Сириус сглотнул. Он поднял глаза как раз вовремя, чтобы увидеть, как его горячий басист тяжело наклонился к микрофону, его пальцы все еще увлеченно двигались, но со стороны это выглядело так, словно он вообще не прикладывал усилий. И когда этот таинственный парень начал петь, его голос и интонации были совершенно четкими, несмотря на маску, закрывающую его губы. Сириус замер. — Hey, mom, they left me here alone, — пропел он с таким выражением, которое, по мнению Сириуса, было страстью, потому что он, блять, все еще не видел его лица. — Could someone save me? Someone save me, — песня продолжалась, и парень сделал акцент на фразе «спасите меня», танцуя между соседними нотами. — Hey, God, I’m out here on my own, — продолжил он, и Сириус нехотя вздрогнул, словно не был уверен, сделал ли он это из-за навязчивой хрипотцы в голосе этого парня — идеальный тембр голоса, не такой низкий, как его бас, но и не высокий, как у той блондинки — или из-за смысла строк, потому что для Сириуса вера была личным табу в разговоре. — So, now will you save me? Now? — и  в хриплом голосе басиста Сириус услышал тень своего собственного гнева, горечи и негодования по отношению к религии, он хотел увидеть оскал, стиснутые зубы, нахмуренные брови — все, что он мог слышать в его голосе, когда парень молил о спасении. Внезапно ведущая гитара исчезла, растворившись в устойчивом фоновом ритме аккордов, барабаны издали более впечатляющую трель, а затем остались только его голос и бас, когда парень четко запел:  — I think it’s funny you’ve been quiet for so long. When you’re quiet, no one proves you wrong, — блондинка и барабанщица приблизились к своим микрофонам, создавая трёхголосие, сопровождающее партию басиста. — And dear your holiness, your army’s safe and sound – they’re down here dying for you. Когда парень пел, в его голосе звучал почти смех, и он повернул голову, как будто хотел оглянуться на девушку на барабанах, которая дико ухмылялась ему, отбивая точный ритм. Сразу же все они перестали играть, каждый из них поднял руки в воздух, когда басист повысил голос, девушки безупречно совпадали с ним:  — And I don’t know how they found me, found me here. В середине этого куплета они все вернулись к игре на своих инструментах, не теряя своей стройности, и Сириус забыл, как дышать или думать, полностью пораженный их безупречной синхронностью друг с другом.  — Well, maybe you can trick the lot of them. Maybe if you fool the best of them, the rest will come around. В это же время светловолосая девушка с гитарой исполняла убийственное соло, ее пальцы летали по грифу, безумно дергая соответствующие струны. Музыка резко затихла, барабанщица застыла на месте, на мгновение скрестив палочки над головой, а потом гитара и бас-гитара начали выводить одну и ту же причудливую мелодию, и басист запел:  — They’re all scared so they dressed you up in all these different names, — как раз в тот момент, когда барабанщица плавно вернулась к мелодии. — I’ve gotta find peace with myself before I give you all, before I give you anything at all, — на этих строках он почти сорвался на хрип. На последнем припеве темп песни ускорился, пока все не оборвалось, аккорды мягко срывались с гитары, когда басист снова приблизился к микрофону, его тон резко понизился, когда он пропел почти шепотом:  — I’ve been thinking that there’s something more. And that you’d come down and tell me yourself, — его голос был таким искренним, таким потерянным, таким убитым горем, что Сириус поймал себя на том, что затаил дыхание, просто чтобы услышать, как звучат эти слова. Потом музыка заиграла снова, и басист с раздраженным вздохом зарычал: — Now I realise it’s a waste of time, another penny thrown down the well, — с поджатых губ Сириуса сорвался вздох, и он почувствовал прилив эмоций, услышав, как кто-то другой признает то, что чувствовал он сам. Припев сыграли еще раз, немного более рвано, чем в первые два раза:  — And I don’t know how they found me, found me here, — несмотря на то, как гармонично звучали две девушки, голос басиста почти полностью перешел в резкое рычание, как будто признавая поражение, которое Сириус понимал. — Maybe if you fool the best of them, they’ll come around, — пел он, удерживая ноту и с впечатляющей легкостью двигаясь на сцене. Когда толпа зааплодировала (включая Сириуса, который громче всех свистел, чем, по его мнению, привлек внимание понравившегося ему человека), блондинка снова поблагодарила публику, и они уступили сцену следующей группе. Тяжело вздохнув, Сириус оглянулся на Джеймса, который понимающе смотрел в его сторону. Боковым зрением Сириус следил за человеком в маске, и на выдохе, который уже покидал его грудь, Сириус, будучи в полном восторге сказал:  — Когда-нибудь он станет моим мужем.  Джеймс рассмеялся. Громко. — Не завидую группе Лили, если им придется выступать после них, — сказал Джеймс, слегка морщась.  — Они справятся, — ответил Сириус, стукнув Джеймса по плечу, используя это движение как предлог, чтобы оглянуться, пытаясь увидеть, подошли ли Холихэд к своему столику. — Лили прекрасно управляется с барабанами, приятель, —  заверил он Джеймса, наблюдая, как басист опускает жесткий чехол от гитары на пол. — Пока они готовятся, — Сириус взглянул на сцену, показывая пальцем на Лили, сидевшую за ударным барабаном, на котором жирными черными буквами было написано «ФИДЕЛИУС». Она помахала в ответ, улыбаясь. — Я схожу к стенду с мерчем. Когда он пробирался через переполненный зал, мобильный телефон в его заднем кармане завибрировал, и Сириус неохотно вытащил его, чтобы найти сообщение от своей матери, в котором говорилось, что ему лучше не забывать об утренней мессе. Быстро, остроумно и вежливо он сообщил своей матери, что в католическую церковь (или в любую другую церковь, если уж на то пошло) он войдет только в том случае, если она убьет его и устроит там похороны против его предсмертной воли. Она ответила, что это можно организовать. Однако она так же ответила, что если он не придет на мессу (вероятно, потому, что все ее так называемые друзья будут шептаться за ее спиной о том, какая она, видимо, ужасная мать, раз ее сын не проявляет чрезмерного уважения к своему покойному отцу), то она отдаст все вещи Регулуса на благотворительность. С одной стороны, Сириус чувствовал, как в нем разгорается ярость от того факта, что ей на самом деле было наплевать на Регулуса и она сохраняла его комнату нетронутой только для создания видимости своей любви к нему. С другой стороны, он фыркнул с каким-то горьким удовлетворением, зная, что его мать не догадалась о замысле Сириуса выкрасть буквально все из этой комнаты. Но ярость вернулась, когда он понял, что она не знала, потому что ей было все равно, и потому что она, вероятно, не переступала порог этой комнаты уже десять лет. Для нее это была просто комната. Сделав вдох, чтобы успокоить свой гнев, прежде, чем он выскользнул наружу, Сириус небрежно опустил телефон экраном вниз на стол с мерчем, пытаясь не смотреть на него, чтобы не позволить ярости вспыхнуть снова. Светловолосая певица с бордовыми губами ухмыльнулась и приподняла бровь, увидев его подбитый глаз, а затем снова уставилась на телефон.  — Проблемы с девушкой, приятель? — просто спросила она. Он расстроенно выдохнул сквозь сжатые губы.  — С матерью, — исправил он, закатывая глаза.  — О, я тебя понимаю, — ответила она, сочувственно кивнув.  Барабанщица извиняющееся посмотрела на него и сказала: — Не могу посочувствовать, моя мама просто замечательная.  — Она может усыновить меня? — засмеялся Сириус, оглядывая помещение в поисках своего горячего басиста и, к сожалению, не находя его. — Мне понравилось ваше выступление. Та песня Bayside’а в конце вообще разъеб, — сказал он, замечая, как две девушки обменялись быстрым любопытным взглядом, как будто здесь была какая-то тайна. Но это быстро прошло.  — Спасибо, приятель, нам очень приятно, — сказала барабанщица, слегка посмеиваясь, когда Сириус взял пару альбомов в бумажной обложке со стойки, показывая рукой на стэнд с футболками позади них.  — Я и футболку куплю, — сказал он, кивая в сторону черной футболки, на которой маленькими золотыми буквами было напечатано Holyhead, буква «О» перечеркнута двумя бледно-белыми линиями, и Сириус не удержался от сравнения с крестом из пепла на лбу его матери в начале великого поста.  Гитаристка передала ему футболку, и он приложил ее к груди. С довольным кивком он отдал ей пару купюр (ну, цена на мерч была накручена, но они же, в конце концов, страдающие музыканты), забрал свою футболку (и телефон откуда-то со стола) и пошел обратно к Джеймсу.  — А мне купил? — спросил Джеймс, когда Сириус пробрался к нему сквозь толпу, убирая телефон в карман, надеясь, что его мать не будет снова ему писать. Он отдал Джеймсу купленный для него альбом.  — Я взял тебе альбом, но если ты хочешь футболку, сам купи, — сказал он, прикладывая футболку к груди, чтобы показать Джеймсу. — Думаю, надену ее на завтрашнюю мессу. Матери понравится.  — Она лишит тебя наследства, — сказал Джеймс, фыркая от смеха.  — Чувак, меня лишили наследства, когда мне было шестнадцать, — ответил Сириус, язвительно смеясь. — С этого момента любой акт неповиновения осуществляется только в развлекательных целях, — Джеймс подавил ухмылку.  — Как насчет вещей Рега? — спросил он осторожно.  — К концу недели я вынесу из этого дома все до последнего, — сказал Сириус с очень уж широкой улыбкой. — Помощь приветствуется. У него в шкафу много одежды.  — С радостью. Я могу подбить Лили, у нее руки сильнее, чем у любого из нас, — сказал Джеймс с блеском в глазах, закусывая нижнюю губу и оглядываясь на свою жену на сцене; Сириус проследил за его взглядом и увидел ярко-рыжую косу, перекинутую через плечо, выделяющуюся на черном топе и веснушчатых точеных плечах. — Типа, посмотри, какие мышцы.  — Ладно, подотри слюни, — засмеялся Сириус. Джеймс окинул его взглядом.  — Эй, я не мешаю тебе страдать по твоему басисту, я хотя бы ее имя знаю, — ответил он. — Кстати об этом, он был на продаже мерча? Он снял маску? Ты уломал его на свидание? — Нет, нет и нет, — раздраженно вздохнув, сказал Сириус. — Его вообще там не было.  —Оу, жестокое расставание, — сказал Джеймс, щелкая языком. — Мне жаль, Сириус.  Сириус безразлично пожал плечами.  — Я больше расстроился, что не смог доказать тебе мою теорию о басистах. Это пари было стопроцентной победой.  Прежде чем Джеймс успел ответить, вокалистка из группы Лили — стройная брюнетка по имени Алиса — подошла к микрофону возле своего синтезатора и представила группу под одобрительные возгласы их преданных фанатов. Как Сириус ни старался, он не мог собрать мысли в кучу, наблюдая за Фрэнком, парнем Алисы, который играл на гитаре, и их другом Кингсли на басу (что Сириус безуспешно пытался использовать, чтобы выманить десятку у Джеймса. Как выразился Джеймс, «пари касалось только басиста из Холихэда, и мы оба знаем, что Кингсли — та еще штучка, так что я, очевидно, никогда бы ввязался в этот спор»). На середине второй песни Сириус полез в задний карман, намереваясь сфотографировать Лили, которая выглядела как абсолютное чудовище за барабанами: вишнево-рыжие волосы прилипли к шее от пота, из-за физического перенапряжения и слишком жаркого сценического света. Сначала он вслепую одним движением попытался открыть камеру — его телефон разблокировался автоматически, пока его часы находились в зоне действия Bluetooth — но когда он посмотрел на свой телефон, то понял, что он не включился. Потому что это был не его телефон. На экране блокировки этого телефона (где обычно стояла черно-белая фотография Живоглота, кота Лили и Джеймса, спящего вверх ногами с открытым ртом, да так, что было видно все его прелестно свирепые зубки) ничего не было. Лишь черный экран, на котором были только часы, без фотографии или какой-то личной информации. В одном углу экрана была трещина, сам телефон был в потрепанном от постоянного использования чехле — обе эти вещи были не очень похожи на телефон Сириуса, который он приводил в порядок практически каждые шесть месяцев. Сириус стал вспоминать, что он делал, чтобы понять, какого черта чужой телефон оказался в его кармане. Телефон зазвонил. Номер, с которого звонили, принадлежал Сириусу.  Он быстро отошел от Джеймса, идя обратно сквозь толпу, и попытался ответить.  — Алло? — прокричал он сквозь грохот баса Кингсли и шум барабанов Лили. Ответ был невнятным, заглушенный шумом в зале. — Алло?! — повторил он. — Я ДУМАЮ … У ТЕБЯ... МОЙ ТЕЛЕФОН! — голос на другом конце повторил фразу, медленно и неторопливо, и Сириус сумел лишь разобрать сказанное, почти не слыша голос говорившего.  — Кто это?? — крикнул Сириус, пробиваясь сквозь заднюю часть толпы, спотыкаясь и чуть ли не врезаясь в сексуального басиста Холихэда, который прижимал телефон к уху. Была ли на его лице улыбка, гнев, раздражение, или безразличие, Сириус сказать не мог, потому что парень все еще был в той же черной медицинской маске и в тех же до смешного больших белых солнцезащитных очках с настолько затемненными линзами, что Сириус не мог понять, смотрит ли парень на него. Сириус даже не мог сказать, где именно за этими стеклами были глаза. По движению его челюсти, по тому, как его ярко выраженный кадык беспорядочно подпрыгивал на тонкой, покрытой татуировками шее, Сириус был уверен, что парень говорит, но из-за шума в баре и из-за того, что он не имел возможности читать по губам, Сириус абсолютно ничего не понял. Пару секунд спустя парень потянулся вперед и положил свою руку поверх руки Сириуса, той, которой он все еще прижимал чужой телефон к уху. Запаниковав, Сириус замер, и незнакомец вытащил свой телефон из ладони Сириуса, плавно убирая его в задний карман, а потом вернул Сириусу его собственный телефон, почти нежно касаясь его руки своей. Прежде чем Сириус смог заговорить, прежде чем он смог придумать что-нибудь умное, прежде чем он смог найти в себе храбрости пофлиртовать, незнакомец наклонился. Его рука, мозолистая после стольких лет прикосновений к неумолимым никелированным струнам бас-гитары, скользнула по щеке Сириуса, подушечка большого пальца почти нежно провела по синяку трехдневной давности прямо под глазом Сириуса. Неземное прикосновение этого незнакомца призрачно скользнуло по горлу Сириуса, пока парень не положил ладонь на грудь Сириуса, позволив ей задержаться там дольше, чем на мгновение. Его маска сдвинулась, и Сириус был уверен, что парень улыбнулся, но тот ничего не сказал. Вместо этого его ладонь, все еще прижатая к груди Сириуса, нежно провела по ней, прежде чем парень отступил назад в толпу, которая внезапно хлынула вперед в такт усиливающемуся ритму песни. В отчаянии Сириус двинулся за ним, проталкиваясь сквозь неуправляемую толпу, пока не добрался до края, только чтобы увидеть, что его таинственный басист исчез, а столик с мерчем Холихэда внезапно опустел и погрузился во тьму. С его губ сорвался вздох, никем не услышанный из-за яркого окончания песни Фиделиусом, из-за энергичного вскрика толпы. Потерпев поражение, Сириус с трудом пробился обратно к Джеймсу: теперь это было немного сложнее, чем в перерыве между группами; он сжал плечо Джеймса, добравшись до него. Сначала Джеймс посмотрел на него в замешательстве, но Сириус отмахнулся от этого с я-расскажу-тебе-позже выражением лица и погрузился в жалость к себе, но это длилось недолго. Снова вытащив телефон из кармана, Сириус пришел к осознанию. Таинственный парень позвонил ему с мобильного Сириуса. Что означало, что у Сириуса теперь был его номер.

***

 — Ты же напишешь ему, да? — предложила Лили, подписывая обложку их последнего альбома и отдавая ее фанату со словами «нет, спасибо ТЕБЕ» и улыбкой, которая могла посоревноваться со светом на сцене. — Я не зна-а-ю, — прохрипел Сириус, запрокидывая голову. — Это не будет выглядеть жутким? — Может, Сириус прав, он супер скрытный, — добавила Алиса, чуть поморщившись, будто она не очень-то хотела быть на этой стороне спора. — Марлен и Доркас единственные, кто знают о нем хоть что-то. Черт, мы играли вместе на стольких концертах, а я не видела его лица, — Сириус улыбнулся на ее невинное использование слова «черт», удивляясь тому, как мягкость ее обычного голоса отличалась от ее мощного голоса для пения, хоть он уже тысячу раз слышал, как она поет в группе. — Она права, — сказал Фрэнк, разочарованно вздыхая, и Сириус не мог не повторить за ним. Если бы в последнее время он не был так занят на работе, он бы был уже на куче концертов, на которых были Холихэд. Он мог бы уже познакомиться с этим парнем. Сейчас они уже могли бы сосаться.  —  И это о чем-то да говорит, я дружу с Марлен! — добавила Лили, поправляя маленькие, тонкие волоски, прилипшие к потным вискам. — Мы раньше ходили в одну школу, а она мне даже имени его не говорит. Сказала, что он проходит по программе защиты свидетелей. — Если так сказала Марлен, то я очень сильно в этом сомневаюсь, — рассмеялся Кингсли, а потом стукнулся кулаками с фанатом, который только что купил несколько футболок. — Думаю, Сириусу стоит ему написать. Извиниться за это недоразумение, посмотреть, что будет дальше. — Ладно, это неплохое предложение, — кивнул Джеймс. — Если ничего не будет, то и не страшно.  — Хорошо, хорошо, — сказал Сириус, беспричинно нервничая при мысли о том, что ему надо будет придумывать, что написать. Но когда он достал телефон, на нем уже, что странно, было новое сообщение.  (неизвестный номер): спасибо что не спёр мой телефон Молча хлопая глазами, Сириус оторвал взгляд от телефона, и его тут же закидали тысячей вопросов. Это он? Он первый тебе написал? Это хороший знак, да? Что он сказал? Что скажешь ты? Передай ему, что его басовая партия была пиздецки безупречной (это сказал Кингсли, но Сириус согласился). — Я, — начал Сириус, безумно улыбаясь, — … пойду домой. — Уебок, — сказал Фрэнк с горькой усмешкой. — Создай групповой чат по этому поводу, теперь мне интересно. Походу, это теперь моя любимая мыльная опера, а я не люблю мыльные оперы. Улыбнувшись и помахав рукой, Сириус направился через очередь, собравшуюся возле стола с мерчем Фиделиуса, к выходу, читая, перечитывая и пере-перечитывая это безобидное сообщение по пути.  Это же тот самый парень? Он быстро заглянул в журнал звонков. Это был он — тот же номер, по которому звонили с телефона Сириуса полчаса назад. Прежде чем Сириус успел выйти на улицу, Джеймс догнал его и схватил за локоть. Пальцы Сириуса были заняты набором сообщения. Какое-то время они шли вместе в тишине, Сириус искоса наблюдал за Джеймсом, а Джеймс его игнорировал.  — Мне нравится наша прогулка и все такое, но разве ты не должен провожать свою жену домой? — Я сейчас вернусь, мне просто… — сказал Джеймс, делая до странного медленный вдох. — Мне нужна напутственная речь. — Оу, сегодня та самая ночь? — Сириус остановился, чтобы восхищенно посмотреть на Джеймса.  — Сегодня та самая ночь, — сказал Джеймс, обнажая зубы в тревожной улыбке. — Пожелай мне удачи. — Удача понадобится сегодня не тебе, — повел плечами Сириус, а потом резко наклонился, упираясь локтями в колени, чтобы обратиться к… паху Джеймса. — Удачи, парнишки! Давайте, сделайте нам малютку-Джеймса.  — Не разговаривай с моей спермой, ты ее нервируешь, — сказал Джеймс, прикрывая ширинку ладонью.  Сириус встал, смеясь. — Серьезно, ты себя накручиваешь! — он похлопал Джеймса по плечам (немного неловко, потому что телефон все еще был в руке) и сжал их несколько раз, стараясь успокоить Джеймса этой попыткой массажа. — Просто займись любовью со своей невероятной женой и расслабься. Если получится ребенок, значит, будет ребенок. А если нет? — Сириус широко улыбнулся. — Тогда тебе придется попробовать еще раз, да? Ухмылка на лице Сириуса перекочевала на губы Джеймса, пока он с энтузиазмом кивал, притягивая Сириуса за шею в объятия. — Спасибо, Сириус, — выдохнул он, нежно обнимая друга, и Сириус сделал то же самое, а потом Джеймс его отпустил, чтобы умчаться в обратном направлении. — Не дожидайся нас. Оу, и ты, может быть, захочешь поспать в берушах, вдруг мне понадобится сегодня два захода, — брови Джеймса радостно взметнулись вверх. — Животное, — крикнул Сириус, шутливо рыча, показывая зубы своему лучшему другу. И раз уж Джеймс вернулся в бар, чтобы позаигрывать со своей женой, Сириус остался один на один с тем, чтобы решить, как сделать шаг навстречу своей новой симпатии. По пути в квартиру Джеймса и Лили, где он оставался на ночь, он снова открыл сообщение, в сотый раз переживая о том, как лучше ответить. 

 (Сириус):

мог бы, но телефон дерьмо

мой куда лучше

потому что в нем есть фотка кота

Когда он вошел в квартиру, то с тревогой ждал нового сообщения, но ничего не было — ни пока он был в душе, ни пока он закидывался парацетамолом, чтобы облегчить неизбежную головную боль, которая будет утром. Может, ему стоило начать разговор не с агрессивного сарказма — не всем это нравилось, и его мать была отличным примером. Прежде чем его тревожность достигла бы того уровня, что он подлил бы масла в огонь, отправив еще одно сообщение, он успел войти в свою комнату (она буквально сразу была обозначена как комната Сириуса, когда Джеймс и Лили въехали сюда), и его телефон завибрировал в руке.  (неизвестный номер): богом клянусь, я чуть было не оставил его из-за фотки кота эти ЗУБЫ боже правый, эти крошечные ебаные зубки твой кот?

 (Сириус):

неа, я его любимый дядюшка

прости, это…

черт, я даже имени твоего не знаю

полагаю, басист холихэда

(неизвестный номер): ага, я обычно таким не занимаюсь вообще не хотел тебе писать на самом деле Марлен сказала, что это грубо

(Сириус):

черт это было жестоко

вообще не хотел мне писать??

А НАШ КОТЕНОК ДЛЯ ТЕБЯ НИЧЕГО НЕ ЗНАЧИТ

все еще кстати не знаю твоего имени

(неизвестный номер): НУ И Я ТВОЕГО НЕ ЗНАЮ ЧУВАК

(Сириус):

… справедливо

я Сириус.

дружу с ребятами из фиделиуса

Просто… вдруг тебе интересно

(неизвестный номер): Сириус. Мило. Прямо во время разговора Сириусу пришлось отложить телефон экраном вниз и уткнуться покрасневшим лицом в подушку, пытаясь не придавать значения тому факту, что все его тело среагировало на то, что самый милый, мать его, басист, чьего лица Сириус никогда не видел, назвал его милым.  (неизвестный номер): не говори мне. что твое второе имя ебаная Кассиопея или подобное дерьмо

(Сириус):

ВАУ

ГРУБО

ты вообще не сдерживаешься

бьешь в слабые места

Орион, на самом деле

(неизвестный номер): О БОЖЕ Я ПРИКАЛЫВАЛСЯ ГОСПОДИ твои родители ненавидят тебя??? стой, беру свои слова обратно только что произнес это вслух на самом деле очаровательно может, твои родители и не ненавидят тебя. От этого признания, что этот парень, который сразу же понравился Сириусу — несмотря на то, что он понятия не имел, как тот выглядит, или как он звучит (кроме того, как он пел, и того абсурдного короткого телефонного разговора, из которого Сириус почти ничего не понял) — был где-то в этом городе и произносил в темноте имя Сириуса вслух. Он снова покраснел. Еще ярче. 

 (Сириус):

нет, в первый раз ты был прав

но давай не будем углубляться в мою семейную драму

мы будем тут вечность.

Я ВСЕ ЕЩЕ ЖДУ ТВОЕ ИМЯ

у меня есть право постебаться над тобой

В диалоге наступила мучительно долгая пауза, нежданная перемена после бешеного темпа переписки, и Сириус начал задаваться вопросом, а не просил ли он слишком многого. В конце концов, была же причина, по которой этот парень был таким скрытным, причина, по которой он прятал свое лицо и не ставил какую-нибудь характеризующую его картинку на обои. Может, спрашивать, как его зовут, было лишним. Наконец, парень ответил, и Сириус выдохнул.  (неизвестный номер): да кстати я типа не могу сказать тебе дело не в тебе, это сложно объяснить 

(Сириус):

ты работаешь на МИ-6 да

(неизвестный номер): черт, меня раскрыли                  

 (Сириус):

не парься, со мной твой секрет в безопасности

думаю, мне придется называть тебя кодовым именем

что находится прямо слева от тебя?

(неизвестный номер): я… на крыше моей квартиры слева ничего нет воздух? пустота? луна? неминуемая смерть? вдалеке, крики 

(Сириус):

ты такой ДРАМАТИЧНЫЙ. господи.

возьмем луну

твое кодовое имя лунатик

(Лунатик): кодовые имена работают только в том случае, если они есть у всех СТОЙ Я НАЗОВУ ТЕБЯ В ЧЕСТЬ ТВОЕГО КОТА крохотные зубки фасолинка мягкие лапки бродящие по дому выбирай 

(Сириус):

если это все варианты

то я выбираю смерть от мягких лапок

(Лунатик): что ж, раз ты сделал мое имя милым ты можешь быть бродягой  

(Бродяга):

черт да

это пиздецки мило

(Лунатик): так будет правильно раз твое настоящее имя и так милое честный обмен 

 (Бродяга):

ты уже третий раз назвал меня милым

если ты флиртуешь со мной, просто скажи

О Боже, это было слишком наглым? Конечно, шутки походили на флирт и заигрывания, но у Сириуса была эта плохая привычка додумывать детали, когда ему кто-то нравился, и это было не взаимно. Лучше прекратить это в самом начале, если из этого ничего не выйдет. Черт, он может быть натуралом. (Лунатик): я флиртую с тобой  Сириус засветился как ебаная сирена — возможно, в темноте он подсвечивался розовым неоном. Ладно, значит, Лунатик не был натуралом. Хорошо. Очень, блять, хорошо. Разве что теперь голова Сириуса до краев была забита всякими непристойностями, которые он бы сказал этому парню, а они ведь только познакомились. Он даже имени его настоящего не знал, и лица не видел. К счастью (или к несчастью), сообщения продолжали приходить, и Сириус слегка сбавил обороты.  (Лунатик): черт черт черт окей, да, я ПРАВДА флиртую но я не должен был говорить чего-то такого я не совсем… доступен.

(Бродяга):

подожди-ка блять

ты замужем????

(Лунатик): ГОСПОДИ НЕТ не будь таким мерзким я даже не встречаюсь ни с кем потому что я не могу встречаться.

(Бродяга):

тебе же не семнадцать?

(Лунатик): я честно говоря не уверен это оскорбление или комплимент 

(Бродяга):

типа да, ты лось здоровый и все такое

но и семнадцатилетки такие же

ВЕДЕШЬ СЕБЯ ТАК БУДТО Я ВИДЕЛ ТВОЕ ЛИЦО

(Лунатик): ТАК У МЕНЯ И ТАТУИРОВОК ДОФИГА 

 (Бродяга):

принимается

мне стало легче от того, что тебе не семнадцать

к твоему сведению, я чертовски впечатлен твоими татуировками

у меня их около дюжины или типа того

но они все маленькие и разбросаны по всему телу

(Лунатик): а теперь я знаю что ТЕБЕ тоже не семнадцать но если ты мой ровесник, то ты не выглядишь на этот возраст наверное твой уход за кожей состоит из 87 этапов

(Бродяга):

по выходным добавляется еще шестнадцать

кстати о выходных

я бы позвал тебя на свидание но ты КАК ОКАЗАЛОСЬ не можешь встречаться

что для меня ужасно неудобно

(Лунатик):  поверь мне прямо сейчас для меня это гораздо неудобнее чем когда-либо      Слегка взвизгнув (Джеймс однозначно пристыдил бы его, если бы услышал), Сириус зарылся лицом в подушку, зная, зная, что они не должны заходить дальше, чем сейчас. Но в этом парне было что-то необъяснимое, что затягивало его все дальше и дальше.           

(Бродяга):

так что с этим правилом насчет отсутствия отношений

это потому что ты работаешь на МИ 6 да  

(Лунатик): ДА СПАСИБО да из-за этого не могу слишком привязываться твоя жизнь была бы в постоянной опасности 

(Бродяга):

но, типа

мы же все равно можем переписываться, правда?

(Лунатик):  абсолютно точно если… тебя это устраивает. 

(Бродяга):

просто запиши меня как Бродягу в телефоне

знаешь, чтобы я не был в опасности 

(Лунатик): я записал тебя как бродягу еще до того как ты на это согласился я даже не помню твоего настоящего имени, Сириус. 

(Бродяга):

попроси свое начальство подредактировать это

мне пора спать, завтра отстойный день

если борцы с терроризмом не убьют меня во сне,

то я напишу тебе завтра утром, лунатик

(Лунатик): лучшее кодовое имя, что у меня было спокойной ночи бродяга       С довольным вздохом Сириус откинулся на свою кровать (или, как минимум, на свою кровать в квартире Джеймса и Лили, что была не так далеко от его собственной квартиры, но ему просто не нравилось оставаться надолго одному, плюс, если он напивался, было приятнее идти из бара куда-то поближе). Вскоре он начал засыпать, спасибо неожиданно приятному разговору с новым другом, желудку, полному отменного виски, и песне в его голове, которая начиналась с барабанной партии  Dear Your Holiness и медленно перетекала в насвистывание гитарного соло из Comfortably Numb.
Примечания:
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.