позабылось?

морской ветер. кадзуха принимает все, что случилось. он смотрит на свободную инадзуму, над которой снова светит солнце счастья. он знает, что не один такой. раньше этот факт не делал его горе легче. раньше этот факт не врезался мыслью в его голову. если тогда смотреть на потухший глаз бога было сродне ударом молнии - ага, прям в макушку, когда боль ещё волнами задевает грудь, где очень холодно и одиноко, - то сейчас... это, естественно, навевает воспоминания, причём не самые хорошие. спокойствие кадзухи не значит, что кадзуха забыл, что кадзуха неблагодарный; хотя раньше он так и думал. места, где пришлось прятаться, чтобы клинки тебя не достали.. оказались обычными местами. тут и природа инадзумы, и закаты красивые, а сладости местной деревни с их запахом заставляют улыбаться. раньше они добивали, все вкусы перемешивались в один и наносили критический урон, который кадзуха едва переживал. спокойствие кадзухи не значит, что кадзуха забыл, что кадзуха неблагодарный; ему просто стало легче воспринимать этот мир. розово-оранжевые цвета инадзумы не делали его голову тяжелее, а дыхание сложнее. за весом совершенных дел жизнь не стала лучше, но ее принятие помогла ему приспособиться. это красиво. храм сегуна его, однако, все ещё пугает. кадзуха знает, что это не она, и он знает, что это не повторится. если бы была воля, блять, была воля! сжать эти предрассудки, которые, к сожалению, вполне объяснимые.. сжать и порвать, сжечь, утопить, придушить. обида за народ до сих пор терзает его. меньше, конечно, как и обида за томо стала со временем.. но как можно забыть? можно ли забыть? а все улыбающиеся вокруг забыли? забыли злостное покушение на личную жизнь, на стремление, на свободу слова и передвижения? а у тех, кто сейчас веселится, будто сакоку не было, кто-то умер? у вас, блять, кто-то умер? гнева кадзуха своего боялся, и боялся сильно. если мнимое спокойствие на его лице натягивалось всегда, то подавленный гнев имеет силу разрушительную. он бы прямо сейчас задушил того, кто называл себя, кажется, странником, ненавидел эи также и сравнивал их судьбы. вышло так, что кадзуха потерял возможность сопереживать - ему все равно, как сложно аято, как сильно скучала яэ по райден эи и что произошло у хейдзо. в лицо он никогда не выливал то, что хотел бы сказать.. — данго? данго оказалось сладостью, которая эи пришлась по вкусу. если кадзуха считал, что оправился от потери, то сейчас - нет. ему хочется огрызнуться, попросить сжечь это данго, лишь бы эи никогда больше его не пробовала. почему, блять, после всего, что сделала её копия - черт ее драл - она спокойно здесь разгуливает и ест вкусности? каэдэхара всегда неодобрительно щурится, когда видит ее здесь, и машинально сжимает катану, всеми силами себя сдерживая. ... нет, не может. у эи полно людей, которые будут по ней скучать. и уже скучали. это как нападать на своих же, пусть и в других сравнениях ронин их ненавидел. желать ей смерти, к слову, в эту жалость не входило, посему он шепчет «чтоб ты сдохла» под себя настолько тихо, чтобы не услышал даже сам. белый кот посещает это место тоже. это яма, куда кадзуха спускался ещё год назад. это не самое правильное место, куда стоило бы складывать вещи, как на могилу, но он берет то, что есть. интересно: а что, если бы ее не было? ну, могилки. куда бы он складывал сладости, конфетки, которые томо при жизни рубал, как ни в себя? каэдэхара бы точно себе их не покупал, потому что их вкус режет изнутри.. и это сейчас не о том, что в них есть перец. тут так красиво глазеть на фиолетовое небо, но фиолетовый цвет - цвет боли, а кадзу уже будто перебинтованный и снаружи, и изнутри. не стоит давать старым ранам открываться. спокойствие кадзухи не значит, что кадзуха забыл, что кадзуха неблагодарный; правда сейчас он обнаруживает себя снова здесь, в этой яме, где слегка пахнет сыростью, но в целом тепло. а ещё понимает, что не может остановиться плакать. пусть плачет сколько угодно. пусть закрывает лицо руками - одна из них уже давно зажила от ожогов - пытаясь спрятать слезы. пусть не забывает, что его потеря случилась, и что он имеет право на чувства. пусть титул и принадлежность к семье каэдэхара не мешает ему пусть принятие не мешает ему пусть томо знает, что его жертва была не в пустую. свободная инадзума стоит на слезах не только кадзухи, она стоит на слезах всех, кто кого-то тут потерял. инадзума справилась. и кадзуха справится.