Солдат и Инфанта

По возвращению на своё рабочее место, я столкнулся с Вигорией. Прачка только что вышла из-за дверей моего логова, так что вопросы возникли сами собой. Надеюсь, что она не рылась в моих вещах – от одной мысли, что она заглянула хотя бы в один ящик тумбочки и с удивлением нашла там оружие или склянки с лауданумом, вниз по хвосту пробежали ледяные иголки. Но, судя по приветливому выражению лица и набитой бельём большой корзине в руках, мои опасения скорее всего были напрасными – можно выдохнуть, принять благожелательный вид и миролюбиво оскалиться. - Ой, привет, Лурам, - улыбнулась бесовка. – Чего не спишь? - Задержался на разговор, а что ты здесь делаешь? - Так вот, - бесовка показала содержимое своей корзины. – Забрала бельишко постирать, не ходить же тебе грязнулей? - Не стоило беспокоиться, я не настолько безрукий и сам стираю свои вещи, - начал я, но Вигория пресекла все мои попытки спорить. - Нет-нет-нет, даже не возражай. Я здесь всех обстирываю, и хозяев, и слуг. Да и кроме того, это меньшее, что я могу для тебя сделать. - Прошу прощения?- я выгнул бровь как можно строже, но прачка лишь звонко засмеялась. - Ой, Лурам-Лурам, прямо сама скромность. И Заглитту выкупил, и за Мурева заступился, ну и меня прикрыл – а то я должна была Домино помогать, да проспала будильник. - Просто сделал то, что нужно, - я пожал плечами. – Плеснуть тебе чего-нибудь выпить, раз зашла? - Да ну тебя! – Вигория фыркнула, но слегка заколебалась от моего предложения. – Ликёра какого-нибудь, но только одну рюмочку. И не слишком крепкого. - Одна рюмка – одна секунда, - вернувшись за нужную сторону барной баррикады, я почувствовал себя куда спокойней и увереннее. Я мог бы просто налить ей рюмку карамельного молочного ликера, пожелать спокойной ночи и отправиться спать сам, но теперь от меня она так просто не уйдёт. «Мортимер, за свои годы я видал множество женщин – одна любит текилу, другая обожает шампанское, третья сходу заявит о пристрастии к водке, но больше всего моё сердце лежало к любительницам ликёров. Такие редко посещают бары, но стоит один раз услышать кроткую и тихую просьбу-мольбу о рюмке чего-нибудь на твой вкус и выбор, и считай, что пропал как последний мальчишка. Такие женщины скромны, робки, застенчивы, но внутри них бушует настоящий ураган страстей, так что нужно в один прыжок нырнуть в самое сердце шторма. Там ты обретёшь спокойствие, домашний уют и искреннюю нежность с мольбой о взаимности. Как сделать такой прыжок? Заинтересовал? Бери блокнот и записывай, но только учти – пути назад уже не будет, и попытка покинуть водоворот окончится плачевно для вас обоих. Смешать в шейкере карамельно-молочный ликёр и клубничную водку, три к одному. Трясти не больше восьми сердечных тактов, не корову доишь. Перельёшь в охлаждённую рюмку через стрейнер, украсишь мелко покрошенным или тёртым горьким шоколадом. И самое главное – когда будешь подавать, то обязательно коснись её пальчиков своей рукой, почувствуй, как сильно колотится волнующееся маленькое сердечко и дай ей почувствовать крепость свой хватки. Всё кроется в мелочах, мой хороший». - Ой, какая красота, - Вигория только и всплеснула руками при виде поданного коктейля. – Лурам, ну чего ты, в самом-то деле? Я ведь просила просто рюмку ликёрчика, а ты такую прелесть для меня сделал. - Нет-нет-нет, даже не возражай, - подшутил я, повторяя интонации прачки. – Это меньшее, что я могу для тебя сделать. Вигория застенчиво улыбнулась, поправила чепчик, немного подержала рюмку в руках, рассматривая напиток, сделала осторожный глоточек и лишь только потом осушила рюмку до дна. Как я и предположил, сначала поморщилась от крепости, но потом густота ликёра мягко погасила огонь сорокоградусной части коктейля, наполняя рецепторы сладостью. Лицо Вигории наполнилось теплотой, веки мягко зажмурились, рот растянулся в улыбке первой стадии женского опьянения. - Очень вкусно, спасибо, - уже по глазам было заметно, что прачка борется с соблазном повторить приятный опыт. – А как коктейль называется? - Просто – «Ириска», - я подавил зевок, ужасно захотелось спать. – С корзиной помочь, выглядит тяжёлой? - Нет, спасибо, - на свою беду, Вигория отрицательно замотала головой, из-за чего опасно покачнулась и сползла со стула, чудом не потеряв равновесие. – Дойду сама. Ещё раз спасибо за угощение, Лурам, спокойной ночи. - А я настаиваю. Никогда себе не прощу, если споткнёшься и упадёшь по моей вине. - Прости, - бесовка зарделась и замахала хвостом. – Никогда бы не подумала, что так сильно ударит и всего-то с одной рюмки. Нет-нет, я вовсе не пьяна, просто как-то… неловко себя чувствую. - Пустяки, я тоже хорош, - рассмеялся я, одной рукой подхватив корзину, а вторую выгнул и прижал к боку. Вигория с нетрезвым хихиканьем уцепилась за предложенную руку обеими ладонями. – Обещаю положением не пользоваться и не приставать. - Да я тебя и не боюсь, ты хороший, - прачка опёрлась на меня всем телом и неспешно переставляла копыта. – Только веди аккуратно и не слишком быстро, а то полы какие-то скользкие. Наверное, опять воском натёрли на ночь-то глядя. Если с загрузкой белья и манипуляциями со стиральными машинами она справилась ещё сама, то вот до комнаты мне уже пришлось нести прачку на руках – не умеет пить, как я и думал. Крепко спящая Вигория уткнулась носом в жилет, бормотала что-то ласковое и время от времени хлопала ладонью мне по плечу сквозь сон. Проснувшаяся от звука двери Заглитта оторвала растрёпанную голову от подушки, оглядела нас, улыбнулась и помахала рукой. Я махнул в ответ и усадил на кровать спящую Вигорию – к моему удивлению, та даже не проснулась, не завалилась на подушку и не прекратила разговоры сквозь сон. Даже не знаю, что и делать – логичнее всего было бы её просто раздеть и уложить спать, но воспитание не позволяло делать что-то подобное. - Что, уже настолько близко познакомиться успели? – хихикнула Заглитта, перетягивая волосы резинкой и не без удовольствия глядя на мой растерянный вид. – Шучу-шучу, дальше я уже сама с ней разберусь. - Ага, буду благодарен, - я неожиданно для самого себя совершенно смутился и от реакции Заглитты, и от вида крепко спящей Вигории. Дотронувшись до своего нагрудного кармана, почувствовал под пальцами влагу – пока нёс, прачка совершенно бесстыдно обслюнявила мне жилетку. Заметив тёмное пятнышко, Заглитта засмеялась ещё громче. - Да тише ты, поместье разбудишь, - я сердито заворчал, вытирая слюну платком. – Просто не ожидал, что она так быстро захмелеет. - А это уже твоя вина, - усмехнулась горничная и картинно закатила глаза. – Коварный и хитрый обольститель опоил бедную-несчастную наивную барышню, а теперь не знает, что с ней делать. - Прекрасно знаю, самые непристойные вещи, - я оскалился в ответ. – Донести на ручках, уложить спать, поцеловать в лоб на ночь и самое развратное и неприличное – укрыть одеялом и пожелать хороших сновидений. - Болтушка, - махнула рукой бесовка, покидая кровать и подходя к подруге. На секунду Заглитта серьёзно на меня посмотрела. – Ни о чём таком не болтали? - Жениться не обещал, если ты об этом, - я попытался отшутиться. - Нет, Лурам, я серьёзно. Вы с ней не обсуждали хозяев или, - тут бесовка содрогнулась. – Или дворецкого? - Не обсуждали. Просто забрала бельё, я налил ей рюмку и всё тут. А что? - Здесь у стен есть глаза и уши, Лурам. Будь очень осторожен. - Да ладно тебе. Даже если бы и говорили, то что тогда? При их величествах мне хватит мозгов держать язык за зубами, а этот старый…бес умоется доказывать. - Вот тут ты ошибаешься, - вздохнула горничная, расправив сбившуюся набок ночную рубашку. – Думаешь, что мы тут как стая трусливых зайцев боимся даже пикнуть? Тот же Эбрих или Игбус давно бы его в бараний рог согнули, да вот только попались они, и очень серьёзно. - Ну-ка, говори? – я наклонился вперёд. Заглитта ещё немного помялась, опасливо посмотрела на скрипнувшую дверь, но собралась с духом и продолжила. - Ты знаешь, мы ведь частенько бываем неосторожны – да, именно неосторожны или беспечны. Оброним неласковое слово, выругаемся или просто пожалуемся на какую-то несправедливость, вот так мы и попадались – сказали пару слишком резких слов в адрес принца Столаса или принцессы Стеллы, а Бартоломью уже был тут как тут. - Но как? – спросил я и тут же сам себе ответил. – Диктофон? - Что-то в этом роде, - кивнула бесовка. – Магические свитки, направленные на конкретную жертву – сами слушают, сами пишут, причём со страшной точностью и меткостью, да и сам дворецкий от себя может пару строчек вписать особым пером. А на следующий день заявляется с мерзкой улыбкой, пергаментом перед носом помашет и заявит – мол, работай пока что спокойно, но кое-что для меня сделаешь, а иначе дам бумажке нужный ход. - И много…пострадавших? – меня затрясло от назревающей внутри бурлящей ярости. От одной мысли, что этот старый уродец распускает свои руки и пристаёт к молоденьким бесовкам, мне больше всего захотелось сразу же ворваться к нему посреди ночи и придушить подушкой, списав всё на несчастный случай. Можно пихнуть старика с лестницы, опрокинуть на него тяжёлые рыцарские доспехи или просто скинуть на голову цветочный горшок – тоже так, нечаянно, с кем не бывает. - Все до одного, - Заглитта шмыгнула носом. – Только вот Домино его не боится, она за свою жизнь не трясётся, да и она его не интересует, с неё нечего взять. Игбус уже немолод, ему страшно на улице оказаться в его-то годы. Да и остальным тоже не хочется расчёт получить – куда нас возьмут с таким послужным списком? Неверность и критика собственных хозяев – это жирный крест на дальнейшей службе, так что либо в какое-нибудь кафе официанткой, либо… - Не будет никакого «либо», - я встрепенулся и крепко обхватил бесовку за плечи. Говоривший внутренний голос снова накинул на мои плечи новый вес испытаний. – Послушай меня, Заглитта – я клянусь тебе здесь и сейчас, клянусь своей собственной жизнью, которую мне нисколько не жаль, и которой я уже не дорожу! Я никогда не бросаю слов на ветер и не даю невыполнимых обещаний, поэтому слушай меня внимательно и передай остальным слугам. Я сделаю так, что эта старая скотина никого из вас больше никогда не тронет и не посмеет даже открыть рот, даже бросить в вашу сторону косой взгляд. Даю вам всем своё слово. - Я верю тебе, Лурам, - мои слова тронули бесовку до глубины души. – Я верю, что ты искренний и честный, но разве ты сможешь с ним справиться? У Бартоломью – власть, сама принцесса Стелла прислушивается к его словам, она ему поверит, а не тебе. Он – самый безжалостный и страшный охотник на любое неповиновение и умеет мстить как никто другой. - Видал мстителей и пострашнее, - я повторил слова, сказанные доктору. - Просто поверь скромному бармену на слово. А теперь – помоги подруге раздеться, да ложитесь спать. Скоро будет новый день. - И тебе спокойной ночи, Лурам. Спасибо на добром слове…но почему ты не дорожишь своей жизнью и говоришь, что тебе её не жаль? Ты ведь ещё такой молодой, вся жизнь впереди? Что-то с тобой случилось? Лурам? - Об этом как-нибудь в другой раз, просто не бери в голову. Спокойной ночи, Заглитта. Я прикрыл за собой дверь, оглянулся по сторонам и пошёл к себе обратно, попутно ругая себя за одни и те же постоянно совершаемые ошибки. Почему всю свою жизнь меня преследует какая-то нездоровая мания постоянно влезать не в своё дело всякий раз, когда рядом со мной происходит какая-то несправедливость, бессовестность, хамство и гниль? Я зарекался, клялся перед самим собой, что больше никогда не буду совершать правильные, но необдуманные поступки и всякий раз нарушал все эти клятвы вопросом о помощи. С другой стороны, мне необычайно везло, и я протягивал руку только действительно нуждающимся, и ни разу не попадался на крючок всевозможных мошенников, что играют на слабостях светлой стороны души. Утешением могло послужить лишь то, что я всегда оставался честным перед самим собой и своим моральным компасом с какими-то принципами и представлениями о добре и зле. Умение помочь попавшему в трудное положение, верность собственным моральным принципам и собственному данному слову и были той бронёй, которая оберегала меня настоящего от потери рассудка. Может быть, это и есть жизнь? - В сторону рассуждения, пора уже спать, скоро подъем, - сказал я сам себе, но около стойки меня уже ждал новый посетитель. Сон однозначно откладывался. – Здравствуй, Мурев. Который час? - Двадцать минут третьего, пришёл чуточку пораньше, как мы и договаривались, - вид бесёнка, сменившего привычный строгий костюм на старенькие протёртые брюки и подранную рубашку без пуговиц, окончательно выбил меня из колеи. О чём мы договаривались? «Первый урок сегодня, встаю в половину третьего ночи – подготовь одежду попросторнее и не заспи». - Может быть, я не вовремя? – осторожно поинтересовался Мурев, переминаясь с ноги на ногу. – Ты, кажется, не спал? Тогда, может быть, отложим мои тренировки до завтрашнего утра? Я вздохнул – да, никто не испортит тебе жизнь лучше, чем ты сам. Особенно, такой как ты. Взгляд упал в сторону строя высоких розовых баночек «Sinner’s Fuel: Strawberry&Grape mix» - моя рука, становясь длиннее как на дрожжах и искажая пространство, сама дотянулась и выхватила ближайшую ко мне. Коготь привычным движением потянул за алюминиевый язычок, открывая банку с уже приевшимся уху звуком. - К небу сон, он для слабаков. Переоденусь, глотну энергетика – и вперёд. Стелла проснулась в ледяном поту, подпрыгнув всем своим негнущимся телом в приступе спазма. От такого неожиданного пробуждения закружилась голова и потемнело в глазах, а вчерашний кофе неприятно забурлил в желудке, отзываясь едким приступом тошноты. Принцесса повалялась в пустой холодной кровати ещё несколько минут, беспокойно ворочаясь с боку на бок и кутаясь в одеяло, но, несмотря на усталость, сон так и не приходил обратно. Протерев слипшиеся ото сна глаза, Стелла накинула на плечи шёлковый халат с кистями, просунула ноги в тёплые тапочки и выбралась из спальни в коридор поместья, казавшийся в ночном полумраке ещё темнее и уже, чем при дневном свете. Из коридора повеяло приятной ночной прохладой, мягко развеяв с принцессы остатки сонливости и заставив запахнуть халат поплотнее и поспешить в нижние подвалы. Ей срочно нужно было увидеться со Скриипом, неожиданная острая необходимость выговориться душила сильнее чем мучительные мышечные спазмы внутри живота. - Qui ne dort pas là-bas? Ne cassez pas la porte, je vais l'ouvrir! – добавив в свои сонные речи несколько особо крепких ругательств на родном языке, Скриип приоткрыл дверь, смерил свою госпожу красноречивым взглядом и со вздохом впустил внутрь. – Проходите, ваше высочество. Что-то срочное? На вас лица нет, если можно так выразиться. Проходите, умойтесь, прилягте и только потом уже рассказывайте. Снова тот же сон, о котором вы так упорно не желаете мне целиком поведать, не так ли? Стелла вздрогнула – то ли от холода, то ли от явных картин своего ночного кошмара, что неустанно напоминал ей о самом страшном дне в её жизни. Каждый раз ей снилось одно и то же – сначала громко кричал отец, пытавшийся хорохориться и доказывать свою правоту. Его убили первым, наёмные головорезы не стали выслушивать нетрезвые гневные выкрики и просто расстреляли демона-стервятника прямо на пороге его собственного поместья. Так в свои шесть лет юная принцесса впервые услышала оркестр смерти – грохот выстрелов, лязг затворов, перезвон гильз и синхронные щелчки перезаряжаемого оружия. Роль вторых скрипок исполнили брошенные гранаты и бомбы, со звоном разбивающие высокие витражные окна дома и разрывающие полы и стены градом осколков и битого кафеля. Бандиты ворвались в дом, ступая прямо по отцовскому мёртвому телу, грязно ругаясь и завывая как голодные до крови волки. Слышались новые выстрелы и проклятья, кричали слуги, мать крепко схватила свою дочь и спрятала малышку в высокую вазу, заслонив девочку своим телом. Но Стелла видела всё, что произошло в эти столь длинные минуты. Первым на её глазах погиб дворецкий Ирвин, схватившим со стены мушкет, такой же старый, как и он сам. Верного слугу застрелили через деревянную дверь – заряд крупной дроби разорвал дряхлое тело беса как клещами, отшвырнув к стене изувеченную массу тела. Второй была убита его жена, Думора – увидев страшную смерть своего мужа, с которым она прожила бок о бок добрых полвека, бесовка с яростным визгом вцепилась ногтями в лицо первому нападавшему, повиснув на нём как дикая кошка, разодрала бандиту глаза и порвала горло. Опьянённая злой радостью отмщения, Думора не заметила следующего вошедшего наёмника, который с размаху опустил ей на голову окованный приклад своего карабина, размозжив старой бесовке череп. Он даже не взглянул ни на убитую, ни на своего товарища, захлёбывающегося кровью и закрывающего ладонями то своё искалеченное лицо, то вывернутую гортань. Стелле было страшно – она не знала, что делать. Её мать, Юлианна, устрашающе раздув своё оперение и выпустив острые чёрные когти, метала в нападающих сияющие пурпурные шары ледяного огня. Киллеры падали один за другим, замирая серыми статуями и рассыпаясь облаками каменной пыли, но на месте очередного погибшего появлялся новый налётчик, похожий на погибшего товарища в общих деталях – чёрные копыта, седые волосы, чёрно-белые рога. Мама громко вскрикивала от боли всякий раз, когда на её синем платье распускался новый грязно-красный цветок, она металась из стороны в стороны, но не могла уйти, чтобы не пострадала её любимая дочь, защищённая лишь тонкой стенкой хрупкого фарфора. А горящие злостью жёлтые глаза смыкали круг всё плотнее, и отовсюду слышались отрывистые и резкие звуки голосов и выстрелов. Но следующий кошмар был ещё хуже. Шальная пуля разбивает вазу, темнота вокруг сменяется ярким светом горящих стен и столь резким и едким запахом горящих перьев. Её мать, изогнувшись всем телом, лежит на полу без единого движения, её острые когти лежат на полу вместе с руками, красная от крови грудь не поднимается, как если бы Юлианна ещё дышала. Стелла, вздрагивая и сотрясаясь всем своим маленьким тельцем, подползла к ещё тёплому остову, вцепилась в него изо всех своих сил и пыталась поднять маму. Но как бы она не старалась, как бы не упрашивала, сколько бы слёз она не пролила, Юлианна не сказала ни слова и не пошевелилась. - Что делать с мелкой? - Нам ясно сказали, не оставлять свидетелей. - Жалко, можно было бы выгодно продать. Стелла осталась совершенно одна, никто не придёт ей на помощь, она больше никого не увидит. Сзади – глухая стена, впереди – жуткие лица, переливающиеся багрянцем в свете огненных языков. И вдруг из-за их спин надвигается что-то непонятное, чёрное, огромное и страшное, и лишь два жёлтых глаза сверкают огнём безжалостного и неотвратимого возмездия, отражаясь в длинном сверкающем языке острой шашки, зажатой в красном кулаке. Страшный тёмный силуэт одним взмахом сабли обезглавил сразу двоих убийц, а третьего рассёк надвое от плеча до хвоста, прежде чем тот успел вскинуть оружие. - Юлианна…нет…нет-нет-нет! – бес, качая головой и мелко дрожа, приподнял тело её мамы, безжизненно обвисшее в его руках как сломанная кукла. Голос солдата звучал жутко, отдаваясь эхом внутри маленькой головы принцессы, и одновременно казался приглушенным. У Стеллы подкосились дрожащие ноги, и она осела на закопчённый пол. Постепенно свет пожарища, пляшущий по грязным окнам и стенам, выхватил из полумрака багровое лицо с закрытыми глазами и мучительно перекошенными губами на обезображенном гримасой боли лице. Медленно, словно до этого его что-то сдерживало, Бес осторожно уложил Юлианну на пол, сложил её ладони друг на друга, и лишь затем открыл глаза, приподнял голову и взглянул на уцелевшую наследницу. - Стелла, нам нужно уходить. Быстро. - Мы не можем бросить маму! – закричала принцесса. Она прекрасно понимала, что такое смерть, и что её мать точно мертва, но детское желание веры лишь в добрые сказки, упорно протестовало. Её милый дядя Набби наконец-то вернулся, пришёл на выручку в столь страшный час – это обязано значить лишь то, что всё должно закончиться хорошо! Сейчас раны мамы затянутся как по волшебству, они втроём убегут из этого страшного места и будут жить как одна счастливая семья! А если этого не произойдёт, то это просто чудовищно нечестно и несправедливо. - Стелла, возьми себя в руки! – Набби неожиданно грубо и сильно схватил девочку за руку, прижал к своей груди и быстро побежал, едва касаясь копытами земли. В горло юной принцессе вцепилось чувство обиды, навернувшиеся на глаза моря слёз превратили горящие стены родного дома, тело любимой мамы и все детские мечты в одно сплошное размытое пятно. В этот момент ярость, боль и ненависть, направленная против всего окружающего адского мира, достигала своего предела, и Стелла просыпалась. Так уже бывало, есть и будет. Ночной кошмар прошлого постоянно возвращался к её усталому разуму, показываясь чуть не каждую ночь, и всегда, сколько она себя помнила, она видела один и тот же сон, но всякий раз принцесса заставляла себя проснуться, чтобы не досматривать его до конца. Единственный раз, когда она пересилила себя и шагнула навстречу неизвестности, то её посекло бритвенно-острым дождём из собственных слов, которыми она наградила столь запоздало пришедшего на выручку телохранителя за то, что тот исчез именно тогда, когда он был так сильно им нужен. «Ты бросил мою маму умирать! А теперь ты бросаешь меня одну! Ты никогда не любил никого! Ненавижу тебя, ненавижу! Будь проклят весь ваш бесовский род!» Лишь гораздо позже, уже будучи воспитанницей пансиона, Стелла узнала, что тогда её телохранителя поставили перед садистским выбором – или отправиться на фронт, на передовую, на верную смерть со смехотворным шансом выживания или его будут нарезать маленькими кусочками – но сначала ту же процедуру сделают с мамой Стеллы, а потом – и с дочерью. У её отца, Мустука Парвифиса, было очень извращённое чувство юмора – особенно когда это коснулось чего-то, что он считал своей частной собственностью. Просто чтобы доказать своё превосходство и власть, сломать надежду на хотя бы малейшее светлое будущее в Аду. И, несмотря на столь неласковые слова, этот бес без имени задействовал все свои немногочисленные ниточки связей, без колебаний отдал все имеющиеся у него сбережения и подписался неизвестно на какие страшные деяния, лишь бы Стелла смогла обрести будущее, которого она была достойна. На какой срок он продал себя в натуральное рабство, чтобы дочь Юлианны, которую он так сильно и искренне любил, могла жить, учиться и добиться своего? Десять лет. Десять долгих лет Стелла училась в пансионе и каждый месяц, безукоризненно, точно в срок неизвестный добродетель вносил и дальше оплату за обучение и проживание, а сама принцесса – десять золотых для копилки будущего приданого. Позже, когда Стелла уже вышла замуж и сменила фамилию с Роктаррион на Сидиус, она первым же делом приказала перевернуть все бумаги, поднять любые источники, лишь бы разыскать единственного её заступника в этом жестоком мире – и тут же испугалась своей искренней поспешности. А что, если он умер или того хуже – всё ещё жив? Что она может для него сделать? Как она вообще собирается смотреть ему в глаза, после того как отплатила столь чёрной и жестокой неблагодарностью, когда тот, чудом уцелев на войне, по прибытию домой сразу же сорвался обратно в поместье, рискуя своей жизнью? К лучшему или худшему, поиски не принесли никаких результатов – да и потом, детали были слишком размытыми, настоящее имя так и затерялось где-то в дебрях детской памяти, а столь старая фотография оказалась совершенно бесполезной. За десять лет «дядя Набби» мог сильно измениться внешне, поменять имя или просто-напросто погибнуть. Но в последнее Стелле не хотелось верить, постоянно ощущая его незримое присутствие где-то очень близко. Может быть, в этом и крылась одна из причин её столь резкого и подчас грубого отношения к бесам из числа слуг – ей причиняли боль такие вещи как их низкие грудные голоса, смех с хрипотцой, банальный, подчас плоский, но при этом понятный всем юмор. Новая грань этой мучительной пытки открылась как раз в новом бесе, Лураме – особенно его тактичность, мягкий голос, беззлобность и столь болезненное внешнее сходство с телохранителем, пускай и весьма отдалённое. - Вижу, что нам понадобится что-то особенное, - Скриип со скрежетом подкатил к тахте новое устройство с множеством тумблеров, кнопок и переключателей и жестом попросил принцессу повернуться на спину. Стелла подчинилась и позволила доктору приступить к работе. Грешник, орудуя всеми своими четырьмя руками, ловко подключал принцессу Сидиус к машине, защёлкивая на её лодыжках и запястьях приятно холодящие тяжёлые браслеты с подведёнными электродами, завершив подготовку водружением на голову принцессы шипастого обруча и закруткой винтов на контактах. - Электрический стул? – мрачно усмехнулась Стелла. – Я бы предпочла гильотину. - Le sarcasme ne vous convient pas, ma précieuse, - насмешливо выдохнул Скриип, включая устройство. Механизм тихо запищал, и принцесса уже ощутила множество маленьких иголочек, покалывающие зафиксированные руки и ноги. Уколы неприятно отвлекали тренированный разум Стеллы и не давали сосредоточиться на столь привычном подавлении грустных мыслей и попытках успокоить бешено колотящееся сердце. Поэтому сейчас, обездвиженная и уставшая, она не могла себя обманывать ни себя, ни доктора, и могла только гадать, каким будет исход их беседы и насколько плохо она будет себя чувствовать по окончанию процедуры. - Ну-ну, не падайте духом, моя хорошая, - василиск прощупал пульс на тонкой белой руке принцессы, сел рядом на собственный хвост, вооружился ручкой и блокнотом и уставился на Стеллу своими жёлтыми глазами рептилии. – Поведайте мне о вашем беспокойном сне, от начала и до конца. Я вас внимательно слушаю. - Восемьдесят, - Мурев обессиленно рухнул на подкосившиеся и дрожащие от напряжения руки, пока его мучитель спокойно и без особых усилий продолжал выполнять свой собственный комплекс упражнений. Бесёнок не привык так много тренироваться, как и заниматься подготовкой в принципе, но Лурам требовал с него всё больше усилий. – Для начала сгодится, у тебя есть потенциал. Минута на отдых. Мурев кое-как перекатился на бок и сел, вытирая пот с шеи и лба. Лурам не обманул – жаловаться на усталость хотелось как никогда, но бесёнок прикусил язык, помня о том, что за малейший признак недовольства бармен просто перестанет с ним работать. Но как же тяжело давались все упражнения! Лурам сначала заставил его пробежать несколько кругов по саду, затем пошёл комплекс из чередующихся и повторяющихся между собой приседаний, отжиманий и подтягиваний на декоративном фонаре, при этом не стоя позади, но показывая своим примером, что всё это более чем выполнимо. Более того, Лурам делал поправку на физическое развитие и при этом не требовал невозможного. Мурев приседал на обоих копытах, отжимался с коленок и беспомощно вихлялся в тщетных попытках подтянуться хотя бы один раз, пока сам бармен делал приседы поочерёдно на каждой из ног, отжимался и подтягивался на одной руке, при этом ещё усложняя сам себе задачу, меняя руку прямо на ходу за доли секунды. - Лурам, - тяжело дыша, спросил Мурев. – А почему я просто тренируюсь? Я думал, что ты научишь меня драться. - Во-первых, я не собираюсь учить тебя драться, а как защищаться самому, - спокойно объяснил бармен, сменив руку не прерывая отжимания. Счёт уже перевалил за сотню. – Во-вторых, прежде чем я буду тебя учить приёмам и стойкам, нам нужно будет развить в тебе все нужные качества – силу, выносливость и стойкость, а также подготовить твой организм к подобным нагрузкам. Иначе говоря, без базиса почти все боевые навыки будут бесполезны – что проку в остром мече, если рука не способна его держать? А теперь вставай на копыта, назначаю тебе ещё три круга по саду и на сегодня хватит. И если ещё раз увижу, что ты помогаешь себе подтягиваться хвостом, то я тебе его на узел завяжу. Как закончишь – отмывайся и приходи ко мне, приведём тебя в порядок, сварю тебе настойку. Мурев закряхтел, но послушно вскочил и рысью бросился наворачивать круги по садовому лабиринту. Я задумчиво посмотрел вслед бегущему маленькому силуэту и вздохнул – нет, всё-таки я ему завидую. Молодой, красивый, с хорошим будущим – не то, что я, старая развалина, пытающаяся кое-как существовать дальше. Грустно покачав головой, я пошёл к себе вместе с горестными мыслями и мутью светлых воспоминаний, моими вечными приставучими компаньонами последних нескольких лет жизни. Я поставил чайник на горелку, вернулся в комнату и обмылся холодной водой, вместе с прохладой снова накатило чувство вины, на этот раз – за настоящее. Может быть, мне не стоит помогать Муреву, хоть я и обещал? Да, я действительно честен с ним, парню нужен верный товарищ и наставник, который его перекуёт в острый и гибкий клинок. Но всякий раз, когда я стараюсь поступать правильно и по совести, кому-то обязательно становится хуже, чем было до этого, словно неопытный хирург с трясущимися руками пытается выполнить сложнейшую операцию столовым ножом. Что там говорилось про благие намерения? Нанося тонко пахнущую базиликом зеленоватую пену для бритья на щёки и шею, я поглядел на себя в зеркало. Видимо, я уже перешагнул тот возраст, когда с каждым днём становишься лишь симпатичнее – уже виднеются первые морщины на лбу, чёрные порочные круги-метки бессонницы становятся всё темнее и больше, отёк пропал, и теперь щёки ввалились как у покойника, обжимая челюсти и зубы тесной маской из собственного мяса. Захотелось надолго закрыть глаза и стоять так целую вечность, лишь бы не видеть, во что я превратился за последние семь лет своей жизни, когда каждое утро приходилось принимать бой со своими сомнениями и отсутствием желания продолжать сопротивление. «С каждым годом утренняя схватка с самим собой становится всё сложнее и сложнее, и в какой-то момент всё стало уже неважным», - так я рассуждал, сбривая мелкую щетину со своего лица. Мне не нравилось в моей новой жизни всё – и даже я сам. И дело было не только в том, что мой мир стал каким-то жутким и пугающим, и в нём вместо перспектив был только вечный страх спрыгнуть со своих скудных остатков ума и рассудка. Дело было во мне самом. Мир, который когда-то казался мне интересным и полным настоящих приключений, теперь, после тысяч бессонных ночей и выворачивающих душу кошмаров, превратился в унылое стойло, где было просто невозможно жить. Жизнь стала плоской и серой, как пепельный песок Лимба, без каких бы то ни было ярких чувств и прекрасных красок. Меня ежесекундно трясло от холода и голода собственной выгоревшей душонки, а внутри была только пустота. И при всём при этом я понимал, что это – ещё не самое страшное. Самое страшное будет ещё впереди, словно некий безжалостный инквизитор с моим же лицом придумывает тысячи новых пыток персонально для меня. Больше всего мне хотелось просто лечь и не проснуться, но такая милость была мне недоступна – видимо, смерть уготована только для тех, кто ещё может как-то искупить свою вину за совершённые злодеяния. В моём мире не было точек опоры, чтобы хотя бы ненадолго вынырнуть из этого нескончаемого кошмара. И хотя вокруг было множество красивых вещей, приятных собеседников и прекрасной музыки, сделать в нём что-нибудь новое я не мог, потому что там всё было давно придумано другими. Так же давно, как мир вокруг меня. Пять лет назад, я понял, как помочь себе самому. Я стал искать смерти.

***

- Скелет, когда выдвигаемся? – тихо спросил Марек, потянув меня за рукав бушлата. - Как надо – там пойдём, - отозвался я, подкурив сигариллу от протянутой зажигалки. Мне – девятнадцать лет, за моей спиной стоят ещё семеро бесов, самому старшему из них – шестнадцать, Мареку – двенадцать, самый молодой. Все как один одеты в чёрные или зелёные спортивные куртки - «бомберы» с подшитой кольчугой, коротко стриженные, худые, но сытые и крепкие здоровьем, ни одного болезненного или хилого, я сам заботился о каждом из своих подчинённых. Не то, что остальные «сержанты» или, как их здесь называют, «бригадиры» - набирают всех подряд, лишь бы на копытах стоять мог и знал за какую сторону брать дубину. Даже отсюда я вижу, как множество сигаретных огоньков подсвечивают шишковатые черепа солдат из других отрядов, глядящих на моих подчинённых с плохо скрываемой завистью – знают, что у меня в бригаде суровые порядки, но и жизнь лучше и дольше. Курить можно, сколько хочешь. Водка – пей, но только не до потери пульса, чтобы не тряслись руки и мог соображать. Женщины? Пожалуйста, но никогда не привязывайся и не болтай лишнего. И никаких наркотиков, даже самых лёгких. Раз попадёшься мне под кайфом – сразу, без разговоров, стукну кулаком между глаз и катись на все четыре стороны, мне такого даром не нужно. Если согласен на такие условия – накормлю, одену, обую, вооружу, научу как убивать и самому не погибнуть. Я тебя прикрою и вытащу раненого из перестрелки, но и ты будь готов ответить мне тем же, не ожидая взамен никаких наград. - Да никто к тебе с такими драконьими законами не пойдёт, Скелет! – гоготал бес Кабруз по кличке Харя, дымя неприлично огромной самокруткой с какой-то ядерной смесью. – В банду приходят, чтобы по жизни в шоколаде быть – и деньги, и девочки, и шмаль, и власть! Здесь тебе не фронт, дурья голова! Или и ту тебе сапогами отбить успели? Но время показало, что найдутся и простые желающие защиты и плеча брата по оружию. После того случая, когда я вытащил сразу двоих наших бесов прямо из-под пуль и, несмотря на простреленную руку, меткими выстрелами уничтожил превосходящие силы вражеской банды, для меня началась новая ступенька криминальной лестницы – говорили с уважением, перестали гонять на сбор дани с объектов, разрешили набрать свою команду. - Мы с братом к Скелету в бригаду хотим! – дерзко с порога заявил молодой чумазый бес. Стоящий позади него – такой же грязный и косматый бесёнок смотрел на меня со смесью любопытства и страха. - А почему не к Харе или к Паровозу? У них как раз народу не хватает. - Да как-то охоты нет к ним идти, надо к Скелету и всё! Мы способные, проверьте нас, хоть сейчас в самое пекло, не сдрейфим! Ты-то Скелета знаешь или мы зря с тобой разговариваем? - Я и есть Скелет. Правила мои знаете? Тогда добро пожаловать – парни, пожрать новеньким дайте, потом дело поручим. Не завалитесь - будет вам пекло. Да и отправьте их подстричься и отмыться, а то воняют хуже желчного демона! У меня было всё, что нужно – бесплатная нормальная еда для поддержания сил, одежда – способна защитить от ножа в бок, каждый в команде ходит с выданным оружием и щедрым заработком. Если сам разрешил спор, кого-то защитил от конкурентов – прибыль сложи себе в карман. Будешь крутиться и дальше, покажешь свою полезность и сообразительность, то сам за тебя замолвлю словечко куда нужно - продвинешься, получать будешь больше, да и почёта прибавится. Но пока ты в моём отряде, то будешь жить так, как я тебе прикажу – в любое время суток прибежишь по первому приказу, начнёшь ежедневно заниматься в нашем спортзале, учиться драться и стрелять и никогда не будешь идти поперёк моего слова. Не согласный – сдавай оружие, плати откупные за снаряжение и потраченное время, выход найдёшь сам, никого не держу. Для жаждущего дармовщины уличного налётчика – условия кабальные, жесткие, казарменные, но все, кто приходили ко мне, безропотно соглашались и оставались. Многие не желали идти на повышение, чувствуя себя более уверенными под моим началом – могу похвастаться самыми низкими потерями по сравнению с другими бригадами. За год в моём отряде погибло всего пятеро бесов, причём трое из их – по собственной глупости и нарушению правил. Двое забрели на чужую территорию, растрепали всем чьи они, нагло себя вели – их тела нашли за публичным домом. Третий польстился на бесплатную дозу, так и остался лежать в общественном туалете со шприцом в руке. Последние двое погибли с разницей в три месяца, оба были убиты на работе, что называется осознанным риском. Да, нас посылают на самые опасные предприятия и разборки между группировками, но зато львиная доля в общей кассе – тоже наша. Да достаточно взглянуть на того же Марека и любого новоприбывшего в другую из трёх бригад. Марек пришёл ко мне тощий как палка, вшивый, страшно кашляющий, остатки нагулянного когда-то жирка стремительно таяли, а из имущества – засаленные ниже хвоста лохмотья, мятая десятка, ржавая заточенная отвёртка и огромный запас упрямства. А теперь за моим левым плечом стоит настоящий молодой солдат – постоянно напряжённый, крепкий, подкованный, небрежно поигрывающий тренированными мышцами, в драке способен справиться с тремя бесами, а если разозлить – то и пятерых оставит калеками. Одет в такой же как у других «бомбер» цвета хаки, за поясом заткнут зазубренный острый нож-стропорез, под курткой в правом кармане держит залитую свинцом дубинку, слева в кобуре под мышкой – пятизарядный короткоствольный «Намбу». - Темнят чего-то, - продолжил шептать Марек. – Харя опять чего-то не сделал или сделал да не так? Опять нас на дело дёрнут? Вечно мы за другими дерьмо подтираем? А, бригадир? - Притихни, - я сердито рыкнул сквозь зубы, бесёнок моментально проглотил язык и кивнул. – Нам не впервой, не привыкать. Мой отряд уже давно перестал заниматься привычной преступной деятельностью – мы не собирали дань с торговцев, перекупщиков и сутенёров, не встревали в мелкие споры не поделивших точку дельцов и не резали карманы зевак. Вместо этого все солдаты в моей бригаде готовятся к следующей задаче бесконечными комплексами упражнений со штангой и гантелями, оттачивают боевые навыки в спарринге или на огневом полигоне. Пускай остальные бригадиры ворчат – мы своё дело знаем и выполним любой приказ. Так что если нас позвали на общий сбор, то дело однозначно плохо – особенно если заявился наш босс, оверлорд по имени Винни, получивший после смерти облик молотоголовой акулы. При земной жизни будучи гангстером средней руки, но с большими амбициями, Винс обладал всеми нужными качествами – стальной волей, ни разу не дрогнувшей рукой и самым что ни на есть подстать внешности акульим характером. По обе руки от меня стоят два других «бригадира», оба бесы. Справа – толстый, похожий на бочонок пива, но крепкий и жилистый Кинкер по кличке Паровоз, вечно не расстающийся с такой же толстой как он сам сигарой. Маленькие, прищуренные глазки с ленцой глядят на происходящее, словно ему нет никакого дела до общего шума и галдежа, но это лишь наваждение. Если Винни – акула, то Паровоз – это спрут, крепко запустивший все свои щупальца в местные доки подконтрольного нам района Пентаграмм-сити. Днём там трудятся обычные рабочие, ночью перегоняют краденые машины, наркотики, оружие, а о судьбе попавших в холодильное отделение для хранения мясных туш можно судить лишь по сомнительной чистоте деревянных плах и тяжёлых мясницких топоров. По левую руку от меня, одетый в костюм-тройку, жуёт жвачку бес со странным разрезом глаз и вечной щетиной на щеках. Это Таип, получивший прозвище Факир за то, что сам принимал участие во всех перестрелках, исчисляющихся сотнями, но всякий раз, будучи загнанным в угол с разряженным пистолетом, умудрялся обмануть смерть и выйти из боя без единой царапины, оставляя за собой горы трупов. На нём – распространение наркотиков, похищение и требование выкупа, пытки и иные способы убеждения вовремя выплачивать деньги за защиту от посягательств других банд. Отдельный пункт, который я вывел для самого себя – очень трепетно Таип относился к своему происхождению и рассказывал всем новоприбывшим что, мол, мать у него была не простой бесовкой, а дьяволицей-они с восточных окраин, которая соблазнилась на храброго и дерзкого беса-налётчика. Правда была куда проще – отец неизвестно кто был, а вот его мать в своё время глотала водку как воду, вот и родился у неё Таип полуслепым и синим как мороженая курица, так ещё на пару месяцев раньше положенного срока. А на освещённом единственной лампой «пятачке» перед столом босса сидит наш последний «бригадир», утирающий собственные кровавые сопли и с тоской глядящий то в пол, то на собственный загубленный спортивный костюм, купленный только вчера. Кабруз по кличке Харя мне не понравился ещё с первой нашей встречи – что внешне, что по характеру. На лицо – редкостный уродец. Тело короткое, руки длинные как у гориллы, бугристая и выбритая налысо голова, по форме больше похожая на разварившуюся картофелину, ногти синие от грязи, копыта шелушатся от какой-то заразы, подцепленной в захудалом публичном доме. Зато всегда одевается с шиком, удаль показывает: на шее – толстая цепь, во рту сияют золотые коронки. Спортивные костюмы носит – самой лучшей ткани, личный портной шьёт, а под него одевает растянутую майку с бурыми пятнами, чтобы открытая грудь и пальцы рук демонстрировали сплошные наколки с черепами, рунами и голыми девицами. Обычно Харя занимается всякими пустяками – собирает дань, отпугивает залётных «гастролёров», но вот только проблем от него больше чем пользы и зачем его Акула держит – неясно. То самостоятельно процент выплат поднимет, то оружием размахивает почём зря, то вообще на работу плюнет и уходит в загул, но всякий раз как-то выкручивался, откупался, немного пережидал, а потом всё начинал сначала. В общем, Кабруз был тем самым романтичным образом бандита, который так манил новоприбывших – нацепишь дорогой костюм, заткнёшь пистолет за пояс, и никто тебе не указ. Грабь кого хочешь, любая женщина – твоя, ежедневно попойки да притоны с курением гашиша и распутными девочками, а кто на пути встанет – пулю в лоб и без всяких разговоров. - А нечего на меня катить! – огрызнулся Кабруз, громко высморкавшись через горло на бетонный пол, и подтянул оторванный рукав своей зелёной спортивной куртки. – Нас там всего десять рыл было, а валентиновцев – тридцать! И у каждого железо на кармане! Двух моих сразу на месте пиками пришили без всякого здрасте! - Сами хоть кого-то сработали? – повысил голос и я. – Или сразу копытами засверкали? Харя снова отхаркнул кровью в угол и угрюмо опустил голову – всё было ясно и без разговоров. Наверняка просто струсил и сбежал, оставив своих ребят на растерзание вражеской банде. Даже не своих, а наших – любой выпад против нашей группировки я воспринимал как личное оскорбление, убитый или избитый новичок – повод для незамедлительного ответного удара. А если Кабруз не врёт? Когда он со своей бригадой собирал дань и патрулировал улицы, то всегда носил за поясом штанов один или сразу несколько пистолетов – на вооружённого ножом или стальным прутом громилу приставленное дуло к животу или подбородку всегда действует отрезвляюще. Что, если солдат из бригады Хари просто расстреляли и тогда не избежать полноценной войны? - Пушку покажи, - потребовал Винни. Не став дожидаться, пока Кабруз будет возиться со своим пистолетом, Паровоз просто сам выхватил у того новенький «Глок», вытащил магазин и проверил дуло когтем. - Все патроны на месте, полнёхонек. - Второй магаз отстрелял, - проворчал Харя. – Троих их положил. - Врёшь, - спокойно ответил Кинкер. – Ствол чистенький и без нагара. Все присутствующие зло загудели, как растревоженный улей. Тут уже не выдержал Таип, сорвавшись раньше меня. Этот бес быстрым шагом подскочил к Кабрузу и ударил того ладонью наотмашь как самую потасканную проститутку, отшвырнув горе-бригадира вместе со стулом. Акула махнул рукой, и драчунов принялись разнимать телохранители босса – две адские гончие в одинаковых чёрных пиджаках. - Да как этого дятла вообще в бригадиры взяли! – надрывался Факир, брыкаясь в лапах адской гончей-альбиноса по кличке Метель. Не добившись желаемого, Таип просто плюнул в сторону Хари, но не попал. – Метелька, браток, отпусти, я этому соплежую глаз натяну куда солнце не светит! Да пусти, всё, ну хорош уже! - Хорошенькие дела. Бригада убита, ресторан отбит, бригадир выведен из строя, – я поднял опрокинутый в драке табурет, но садиться не стал. Просто поставил копыто, согнулся и опёрся руками на колено. – Что делать будем? Ну? - Не нукай, не лошадь запрягаешь, - отозвался Паровоз, заново раскуривая потухшую сигару. – Не знаю что! Как босс скажет, так и будет! Я промолчал, всё больше жалея о том, что вообще решил связаться с бандой. На фронте самый испуганный новобранец был способен принимать решение, причём нередко – умное и верное. А здесь только и ищут на кого спихнуть проблему, чтобы не перегружать свои полторы извилины. Босс молчал и чего-то ждал, так что говорить начал я. - Факир, сможем обратно точку отбить? - У меня ребят всего двое, все остальные на выездах или другие точки держат, - ответил наконец-то отпущенный на свободу бес. – Вот только собирался объехать да посмотреть как они там. - У тебя всего дюжина солдат, тебе поручили держать пять точек. По два штыка на точке – это несерьёзно, их уже всех переколоть могут, пока мы тут лясы точим. Таип напряг шею. - Да кто посмеет, - но уже не кричал, в голосе отчётливо звенела неуверенность. – Да и парни снаряженные, проверенные, просто так не дадутся. - Паровоз, что там с твоими доками? Почему задерживают выплаты? Толстяк равнодушно пожал плечами. Внутри меня нарастала ярость – я бы таких безалаберных однополчан самолично бы расстреливал. - Пентиус наседает, грузчики не выходят на работу – боятся. После того последнего налёта пятеро моих остались инвалидами, трое в могиле. - Нам платит профсоюз, чтобы рабочие таскали ящики и не загружали себе голову страхами, что прихвостни этого змея им ноги поломают. Зачем нам вообще нужны доки, если мы не можем обеспечить защиты?! Значит, предложить некому и нечего? – зло спросил я. – Всё ждёте, пока придут взрослые дяди и начнут за вами лужи подтирать? - Ты полегче-то на поворотах, - начал Кинкер, но меня уже было не остановить. - Отбить ресторан у валентиновцев – это раз. У вас ребят нет, так что придётся идти мне. Перепроверить точки и усилить ребят подкреплением на случай непредвиденного – это два. Кто может отдать солдат – снова, мать его, я! Выбить «яйцеголовых» из доков и сделать из них омлет – это три. Ну, кто на себя возьмёт? Опять мне с бригадой под пули лезть?! У меня и так в группе всего восемь бойцов, и это со мной вместе! - Не кипятись, Лурам, - вмешался Таип, вытерев лоб рукавом. – Я с этим…короче, я с Харей прокатимся по точкам, посмотрим, что к чему. Надо будет – сам останется, пусть косяк свой там выправляет. Верно я толкую, босс? - Верно, - Винни наконец-то подал голос. – Факир и Харя – обойдите точки, всех посторонних – на ваше усмотрение. Передадите, что в этом месяце за наркотики ставка удвоена, за «бардаки» – утроена, времена тяжёлые, так что пусть раскошеливаются, если и дальше хотят вести дела. Паровоз, я сам поеду с тобой в доки, посмотрим, что там за дела. Скелет – бери своих ребят и вышиби этих залётных шалопаев из ресторана. Но только, пожалуйста, постарайся не разнести заведение по камешку - вечером я планирую там ещё и отужинать. Так что не устраивайте пальбы, даже если кем-то из твоих парней придётся пожертвовать, не хочу отстёгивать хозяину на восстановление. Я дёрнул краем губы – как можно столь хладнокровно отправлять своих же солдат на убой? Нет, солдаты могут погибнуть, тут не до сантиментов, это трудная работа с суровыми законами – механизм вышел из строя, не выполнил поставленную задачу. Но ставить жизнь своего подчинённого ниже какой-то забегаловки было мне не по силам. Да если бы мне пришлось разнести небоскрёб по кирпичику вплоть до фундамента, даже если бы этот бизнес приносил по миллиону в день, чтобы спасти хотя бы одного своего парня, я бы нажал кнопку детонатора без всяких раздумий. Другие бригадиры относились к этому проще, даже называли своих подчинённых не «солдатами» и «бойцами», а «мускулами», «быками» или попросту «шестёрками». Мозг главнее мышц, «фоской» можно без сожалений пожертвовать ради козырной карты, а быку одна дорога – на скотобойню. Сделали из быка фаршированный свинцом бифштекс или обломали рога – да и небо с ним, за дверями живая очередь новых телят на замену, выбирай любого. Я беру качеством, любой мой боец стоит десятка немытых и оборванных голодранцев из соседней бригады – пускай в моём отряде всего восемь бойцов, престиж я подчеркну итогами месяца. - Как пойдут переговоры, босс, - отозвался я. Могу и подерзить, тем более что имею на это полное право. Ни разу не подводил, задания выполнял безотказно и без последствий в пределах допустимого. Жаль, что не все мои навыки, полученные на войне, оказались полезными и нужными – уметь дробить кости одним ударом кулака, копыта или головы, без промаха кидать острый нож и стрелять от бедра не целясь, метко бросить бомбу с тридцати шагов точно в цель. А вот умение просчитывать действия врага, и идти ему на опережение, было принято Винсом как вредное и ненужное для бригадира, мышцы не должны брать вверх над мозгом. Так я снова оказался прав перед самим собой – без подчинённых, босс окажется обычным «водителем руками», неспособным сделать что-то сам. Бригада двигалась синхронно, отлаженно, без лишних слов и действий – уже через десять минут к захваченному соседней бандой ресторану «Пламенная гиена» подъехало два тяжёлых, похожих на танки «Бьюика», скрежещущими колёсами по асфальту как гусеницами. Из открытых дверей машин выпрыгивали бесы в одинаковых тусклых молескиновых бомберах, образовывая построение. Напряжённые мрачные лица, сжатые кулаки и челюсти, не сулящие ничего хорошего взгляды – опытные в таких вопросах прохожие или просто ощущающие что-то нехорошее послушно расступались в стороны. - Никель, Ракхай, Тулип, Крол – пойдёте в лоб, не застряньте на турникете. Эрбен, Пайрал – ваши окна слева. Марек и Алнеб – окна справа. А я пойду через курилку, - парни кивнули и рассредоточились. Я был горд собой – знал каждого по имени, и каждый боец знает своё дело. Остановился лишь на пару секунд, чтобы убедиться. - Парни, мотайте отсюда, это точка Валентино, - начал стоящий впереди инкуб, но договорить не успел. Одноглазый Никель сделал едва уловимое движение, через рукав куртки в ладонь беса выплыла дубинка с тяжёлым набалдашником на тугой пружине, обрушившаяся поперёк колена противника. Инкуб инстинктивно схватился за сломанную кость и нагнулся вперёд, бес моментально ударил бандита коленом в подбородок, вторым ударом по голове перебил височную косточку, опрокинул на землю, принялся крушить умирающего ногами. Пока курящие на крыльце незнакомые бесы сообразили что к чему, бросили недокуренные сигареты и сунули руки себе за пазухи – слишком долго, слишком поздно. Ракхай и Крол, как два участника немой пантомимы, синхронно подошли с двух сторон, одновременно вытащили стропорезы, одинаковыми движениями опустили ножи в затылки противников и оттащили умирающих в стороны. Тулип, держащий обеими руками револьвер, прикрывает и озирается по сторонам. Группы на флангах, схватившись за дубинки и ножи, запрыгивали через деревянные ограждения на верандах, зорко вычисляли незнакомые лица и действовали слаженно. Кто бросался на них – убивали на месте, пытавшихся убежать – догоняли, сбивали с ног, расшибали им головы ударами дубинок или прикалывали к земле зазубренными ножами. Пока не было слышно ни одного выстрела, это хорошо – или валентиновцы пришли только с холодным железом, или сработал эффект неожиданности. В случае чего, у каждого из моих солдат есть по револьверу, а в багажниках остались лежать компактные пистолеты-пулемёты и заряженные крупной картечью смертоносные помповые ружья. Из-за поворота к чёрному ходу на меня вышли сразу два беса. Левый – в чёрной кожаной куртке, другой – плотный, крепкий, в пальто, с него-то я и решил начать, уже просчитывая траекторию. Завидев меня, оба неожиданно развернулись на копытах, взрыв сырую землю, и бросились бежать наутёк. - Стоять! – гаркнул я, не сбавляя шага. Обладатель куртки поднажал, а вот его партнёр чуть затормозил и выстрелил в меня из-под руки. Пуля просвистела в метре от моего плеча, но чувство опасности лишь раззадорило меня ещё сильнее. Сократив дистанцию, я подпрыгнул и обрушил удар обеими копытами, целясь врагу чуть выше хвоста под пояс пальто, перешибая гангстеру позвоночник и опрокидывая того ничком в мусорные баки. В сторону откатился позолоченный «Люгер» с рукоятью из слоновой кости – простые солдаты такое не носят, стало быть, тоже бригадир, только под началом дона Валентино. «Куртка», увидев меня лежачим на земле, решил добить меня ножом и допустил серьёзный промах. Я сгруппировался, оттолкнулся ногами, тут же вскочив на копыта, перехватил вооружённую руку, рванул неосторожного противника на себя и ударил кинжалом в незащищённый левый бок, точно между рёбрами. Довернуть клинок, выдернуть на себя, ударить ладонью по уху, оттолкнуть и отпрыгнуть – нельзя недооценивать даже умирающего врага, не желающего отправляться на тот свет без сопровождающего. Тут же добил пытающегося встать и мычащего от боли покалеченного бригадира – приподнял за волосы и пронзил шею через позвоночник, точно так же провернув оружие. Я не носил принятые на вооружение в моей бригаде траншейные дубинки и ножи-стропорезы, предпочитая работать специально купленным старинным кинжалом-дагой. Длинный и узкий клинок с лёгкостью находил бреши в броне противника, а защищающая пальцы тяжелая гарда-чаша одинаково хорошо позволяла как парировать удары, так и бить в ответ словно увесистым кастетом. Из огнестрельного оружия мои подчинённые на постоянной основе носили курносые пятизарядные револьверы, хорошо выполняющие свою работу как в ограниченном пространстве, так и на средней дистанции – я же пользовался грозным четырёхствольным «хаудахом», способным выплюнуть все свои заряды одним нажатием спускового крючка. За дверью чёрного хода застрекотал пистолет-пулемёт, вслед за ним раздалось два выстрела – по звуку определил, стреляли с «Намбу». Послышался звук сильного удара чего-то массивного об железную дверь и противный скрип сползания вниз по металлу, всё было понятно и без лишних слов. Преследовали, отстреливался, был убит – как дважды два. Сначала из-за приоткрывшейся двери выпало тело беса в некогда белом костюме, а потом в дверном проёме показался Крол с дымящимся револьвером в руке. Встретились глазами, коротко кивнули друг другу – ресторан взят без потерь, а что стрелять начали – это пустяки. Босс поругается, ногами потопает, да успокоится. Прекрасно знает, что без моей команды он никто. - Скелет, - бесёнок вытянулся всем телом. – Винни требует подкрепление, у них в доках началась перестрелка, нужна поддержка. Второе – один из валентиновцев успел позвонить и сообщить о захвате «Гиены». Придётся дробить силы – это плохо. - Крол, возьмёшь ещё троих и немедленно отправляйтесь на помощь боссу, - скомандовал я. – Остальные пусть разбирают всё, что в багажнике и занимают позиции. Времени у нас в обрез. - Понял, бригадир, - из-за плеча Крола в мою сторону пролетел уже узнаваемый силуэт итальянского «SPAS-12», наполнивший мои ладони приятной уверенной тяжестью. Пальцы сами вытащили красные цилиндры амуниции с закреплённого на цевье патронташа и поочерёдно вставляли их в патронник. – По позициям! Ждать долго не пришлось – уже через пять минут перед «Пламенной гиеной» тормозили машины, визжа тормозами как ошпаренные коты. На меня и оставшихся на защите парней повеяло тяжёлой смесью всевозможных духов, одеколонов, пота и наркотических паров. Я осторожно выглянул через щель перевёрнутого стола – не меньше тридцати, все вооружены огнестрельным. Их больше, но у нас преимущество в опыте и позиции. - Эй, уроды! – прогремел голос стоящего впереди огромного инкуба в дорогом голубоватом костюме-тройке. – Вы хоть знаете на кого пасть разеваете? - Это точка Винса Акулы! – проревел я в ответ, совмещая целик дробовика и розовый галстук столь беспечного вожака ударного отряда. – Катитесь к своей старой моли, если жизнь дорога! Ещё раз сунетесь и домой покатите в чёрных мешках! Крупнокалиберный пистолет в руке инкуба ещё только начинал свой подъём в сторону моего голоса, когда SPAS-12 разворотил ему грудь и отшвырнул крупное тело прочь, ударив об дверь машины. Стоящую рядом с ним адскую гончую перечеркнула очередь, выпущенная из длинноствольного «Узи» Тулипа – от удара об землю штурмовая винтовка умирающего гангстера выпустила короткую очередь. В считанные мгновения началась уже привычная для меня обстановка. Рядом со мной – мои друзья, мои братья по оружию, каждый из которых отдаст за меня жизнь без колебаний, как это сделаю и я сам. По другую сторону окопов – враг, который должен быть уничтожен. В них нет ничего хорошего, никаких причин оставлять их в живых. Это – мой долг и новый шаг на пути к искуплению.

***

Свист чайника вернул меня обратно в комнату, от неожиданности рука с бритвой дёрнулась сильнее, чем нужно – я тихо зашипел, на обёрнутое вокруг шеи полотенце упало несколько алых капель с подбородка. Что же, по крайней мере, это не губа или горло, поправимо, затянется уже через час. Так же тихо выпуская воздух через сжатые зубы, я втёр в кожу лосьон, охлопал щёки и шею и вышел наружу, чтобы снова встретиться с Муревом, вовремя снявшим чайник и погасившим синеватое пламя горелки. Бесёнок выглядел усталым, но счастливым, даже глаза сверкали от удовольствия после хорошей нагрузки и чувства выполненной задачи. - К новым заданиям готов! – шутливо козырнул паренёк. - К пустой голове руку не прикладывают, - я легонько стукнул его кулаком по плечу и придирчиво осмотрел лицо Мурева на свет, что-то выбивалось из общей картины правильности молодых черт. Только что из душа, чистый, одежда новая, волосы чуть мокрые и мягкие, но вот эти белые ровные пятна на щеках и около рта были совсем не к месту. Дотронулся пальцем – так я и думал. - Что это такое? - Как что? – удивился Мурев. – Первый пух. - Я вижу, что не мыльная пена. Почему не сбреешь? - Дядя запретил, - вздохнул бесёнок. – Сказал, что раз сбреешь – будешь каждое утро брить, будут расти некрасивые. Даже бритву отобрал, пообещал наказать, если я его ослушаюсь. - Значит так, - я решительно взял Мурева за плечо и потащил за собой, игнорируя его вялые протесты. – Сбрить без всяких разговоров, это твоё новое задание. Если что, скажешь дяде, что моя работа, решил над тобой так поглумиться. - Ага, - только и выдавил из себя бесёнок, позволив усадить себя перед зеркальцем. Было видно, что он и сам был бы ужасно рад избавиться от этого непотребства, особенно когда ему представилась такая возможность. - Да, волос будет расти сильнее и гуще, но разве это плохо? – спросил я, нанося свежую пену на лицо Мурева. – Привычки развивают дисциплину, упорядочивают жизнь. И потом, как смотришь на то, чтобы отрастить себе бороду или какие-нибудь усищи, чтобы завлекать симпатичных девиц? - Звучит заман…ох!, - бесёнок поморщился, когда часть пены случайно угодила ему прямо под краешек губы. Отплевавшись, Мурев виновато улыбнулся и завороженно смотрел на то, как я правлю бритву. Убедившись, что лезвие снова острое и способно рассечь надвое тончайший волос, я накинул себе на руку новое полотенце и ухватил бесёнка за голову. - А теперь – не шевелись. И не трясись ты так – не в больнице, так что не зарежу. Стелла, наконец-то поведав тайну своего повторяющегося кошмара впервые за долгие годы жизни, чувствовала себя на удивление спокойно и легко. Скриип внимательно её выслушивал, лишь изредка прерываясь на короткие пометки в блокноте, в конце снова похвалил за открытость, снял с неё браслеты и «диадему» и теперь протирал затёкшие конечности августейшей особы мягкой салфеткой, пропитанной каким-то приятно пахнущим бальзамом. Стелла была готова ко всему, но её весьма удивил вопрос доктора, который был задан на последней минуте процедуры: – Вы опять говорили во сне, ваше высочество, упоминая при этом нашего нового бармена. Скажите, что именно вас в нём так тревожит? - Есть кое-что, Скриип, - Стелла зачем-то оглянулась по сторонам и созналась. – Я случайно проболталась Лураму о наших целях касательно моей терапии и немного рассказала об… этом дне. Совершенно случайно, невзначай, сама не понимаю, как это вышло. Теперь его будет очень сложно вывести на разговор, заставить – едва ли возможно. Пришлось сознаться, он воспринял весь этот план с негативом, но сказал, что уважает мою храбрость рассказать всё честно. Грешник быстро заморгал. - Ну да, это, конечно, несколько идёт вразрез с моим планом. Но согласитесь, что было бы неправильно начинать дружбу с вранья. Так что я вами очень горжусь, моя хорошая – тот факт, что Лурам вас начал уважать, а не бояться – это очень и очень хорошее предзнаменование. - Да неужели, - невесело протянула Стелла, но ощутила, что её обычный мрачный настрой стал чуть приподнятым. – Посмотрим, что из этого выйдет. - Только хорошее и никак иначе, - оскалился доктор. – Я предлагаю вам сделать ещё один шаг вперёд – как вы смотрите на общую терапию? - Ты имеешь в виду, - у принцессы пересохло в горле от волнения. – Что я должна буду общаться с ним? И рассказывать обо всём, что со мной было и что меня тревожит? Нет, нет и ещё тысячу раз нет, ни за что! - Не стоит так беспокоиться, - Скриип поднял все четыре руки кверху. – Если уж кому и нужно будет ломать голову, так это мне. Лурам – такой же крепкий орешек с мрачным прошлым. К примеру, я вчера дал ему совершенно такой же тест, как и вам. И что бы вы думали? Одинаковые ответы и ничего, кроме откровенной лжи. - И что это значит? – спросила Стелла. - Лишь то, что вы можете стать очень хорошими друзьями. Взаправду, не понарошку – настолько близкими, насколько это возможно между высшим демоном Гоэтии и простым бесом, хоть наш бармен и вовсе не так прост, каким хочет показаться. Я вижу в вас двух сильно уставших и слишком много перетерпевших за ваши жизни, вы прекрасно друг друга поймёте и поддержите, хотя вы оба и отвергаете любую помощь. Лурам может отказать мне, но вам – едва ли. Он – прекрасный слушатель, разве не этого ли вы хотели, моя драгоценнейшая? Вы можете помочь друг другу вспомнить позабытое, перебороть и залечить старые раны и отыскать вновь что-то давно утерянное. Ведь что может быть важнее, чем умение искать и находить? - Верно, - согласилась Стелла. – Искать и находить. - С вас два гроша за бритьё, - рассмеялся я, глядя на то, как Мурев уже в который раз ощупывает своё лицо, посиневшее от касания острого лезвия опасной бритвы, и вертит головой перед моим маленьким зеркальцем. – Неплохо для первого раза, что скажешь? - Лурам, да это просто великолепно! – воскликнул бесёнок, коснувшись подушечками пальцев верхней губы, всё ещё не веря, что наконец-то избавился от пушка, который бы больше подошёл какому-нибудь карикатурному зубриле в комплекте с гигантскими квадратными очками, нелепым галстуком-бабочкой и ежедневным запихиванием в школьный шкафчик. – Я даже не знал, что могу так выглядеть! - Дальше будет только лучше, поверь, - заверил я его, откупоривая бутылочку с лосьоном. Как и всегда, до ноздрей донёсся мягкий аромат сандала и чего-то ещё, едва уловимого. – Выдам тебе запасной станок, бриться будешь сам, научу тебя как не разодрать себе лицо в лоскуты. - Ещё раз огромное спасибо, Лурам, - счастливо улыбнулся Мурев. – Следующий раз этой же ночью, да? - Не обязательно ждать темноты, - объяснил я. – Всякий раз как будет выдаваться свободная минутка, то прибегай ко мне и упражняйся, бери частотой выполнения, это быстрее укрепит мускулатуру и придаст рельефность. Будешь хорошо стараться, то уже через пару-тройку дней буду обучать тебя азам близкого знакомства с неприятными личностями. - И манерам тоже? – с придыханием спросил бесёнок. - И манерам тоже, - кивнул я в ответ, набирая полные ладони душистой жидкости. – Ну что, готов? - Готов к чему? – только и успел спросить Мурев, когда наполненные лосьоном руки со смачным звуком впечатались ему в обе только что побритые щеки. Громкий визг маленького беса, пережившего своё первое опасное бритьё, разбудил всё поместье лучше любого будильника, заглушив даже огромные часы в главном зале, отбившие пять утра. - Молодец, теперь похож на мужчину. А сейчас – завтрак и настойка.