Солдат и Инфанта

- Ну чего там? - спросила Домино, нагнувшись за ряд плит и сдерживая раздражение. По крайней мере, какие-то полчаса криков, ругани, ворчания и стука кулаками по столу её смогли успокоить и приподнять настроение, а подаренные барменом дорогие и вкусные сигариллы худо-бедно привели повариху в нормальное душевное состояние. - Игбус, долго ещё там возиться? - Нормально, - отозвался скрипучий голос штатного механика, усиленный эхом железных недр печей. - Скачок напряжения выбил несколько пробок и пожёг проводку, уже почти закончил и скоро снова сможешь готовить. - Давай там побыстрее, - нетерпеливо заворчала Домино и повернулась к Перулле, утро у которой тоже начиналось не самым лучшим образом. Глава горничных поместья с непривычно хмурым выражением лица нервно щёлкала пальцами по своему торчащему клыку и уже успела превратить некогда чистый свиток приказа в замусоленную мятую тряпку. - Ну, много там расчёт получили? - Почти все, - эхом отозвалась Перулла, подперев подбородок кулаком. - Ты теперь на кухне одна, из посыльных - только Мурев и Эбрих. Игбус и Лурам на своих местах, а в моём распоряжении остались только трое, так что и я теперь тоже буду работать как и все остальные. - Так ты и так вламываешь наравне со всеми? - удивилась Домино, почесав в затылке. - И чистота комнат, и бельё, и готовка! - Значит придётся работать ещё больше, - Перулла сердито топнула ногой и щёлкнула хвостом. - Старый ублюдок специально подгадал день, чтобы не выплачивать жалование целиком и выдать по расчёту только минимальную сумму за последние дни, так ещё и заставил выкупить компромат. Надеюсь, что он подавился этими деньгами. - Девчатам есть хоть куда идти? - мягко спросила повариха. - Не хотелось бы, чтобы они горбатились в кафешках, где только чаевые и щипки. - Там есть и умные, и со связями, такие не пропадут и не окажутся на улице, да и дружные они, - вздохнула Перулла. - Просто жалко расставаться, уже не один год вместе работали. Многие даже просто попрощаться не успели, сразу чемоданы в руки и на улицу. - Хорошенькие дела, - заворчала Домино, усевшись на стол и предложив подруге место рядом. Бесовка оправила юбку и тоже присела, не переставая мять приказ о расчёте. - И с каких радостей нам такое счастье? - Ну вы же сами справляетесь! - издевательским тоном протянула Перулла, пародируя дворецкого. - Поместье не такое большое, рассчитайте часы дня, распланируйте свою работу, и так бегаете на перерыв каждые несколько минут, у вас много свободного времени и всё в таком духе. - Ну-ну, - отозвался Игбус, звеня инструментами. - Посмотрел бы я, как Барт будет поворачиваться и хоть раз в жизни сделает хоть что-то полезное. - А это уже не ваше дело! - всё с такой же интонацией ответила глава горничных. - Моё дело - руководить, а твоё дело, Перулла - организовывать работу и отчитываться передо мной, и за каждую промашку последует неотвратимое наказание! - Какое ещё наказание? Кого собрались наказывать? - голос Мурева заставил Перуллу отказаться от прежнего желчного цинизма в голосе, а аромат сдобренного ванилью и корицей кофе ещё немного приподнял настроение. - Я что-то пропустил? - Будем теперь работать за десятерых, - едко усмехнулась Домино, дотянувшись до своей любимой алюминиевой закопчённой кружки. - О, кофеёк поспел! Игбус, на тебя наливать? - Ага, не откажусь, - сначала из внутренностей плиты показались два копыта в замызганном рабочем комбинезоне из толстой коричневой кожи, потом послышался удар лбом об железо и, после нескольких секунд тихой шипящей ругани, вылез и сам механик, приглаживая то жидкие волосы на висках, то ушибленную голову. - Пахнет ничего так. - Мурев сам сварил, между прочим! - добавила Белрана, снимая с полок кружки для будущих гостей. - Домино, есть что пожевать, а то пить кофе пустым такое себе удовольствие? - Хвост свой пожевать можешь да косицей закусить, - ощерилась повариха, но всё-таки достала уже нарезанный хлеб, мясо и кое-какие овощи. - Другого всё равно ничего нет, как говорится, чем богаты. - Не ворчи, - шутливо отозвался Игбус, опустошив кружку и снова забираясь обратно во внутренности печки. - Я уже почти закончил, пара пустяков осталась. - Я могу чем-нибудь помочь? - неожиданно спросил Мурев, разливая кофе по чашкам. - Мой отец ведь тоже был механиком, а я ему частенько помогал. - Да ну? - недоверчиво спросил техник, на секунду вытащив свою руку обратно в кухню. - Можешь подать мне... - Вот, держи, - прежде чем Игбус успел сказать хоть слово, Мурев сам вложил технику в ладонь кусачки. - Ты ведь это хотел попросить? - Ладно-ладно, вижу, что тоже знаешь пару вещей, - довольно хмыкнул бес, возвращая инструмент и щелчком пальцев прося новый. - Дай-ка пассатижи. Мурев незамедлительно выполнил просьбу. Сзади слышались новые голоса только что прибывших слуг, явно недовольными отсутствием горячего завтрака, но бесёнок сейчас был занят помощью механику, чувствуя на себе некую ответственность за весь штат. Если ему предстоит занять место дяди, то он просто обязан знать всё и в случае чего - уметь заменить любого из слуг, будь то повар или техник. - Так, ещё чуть-чуть, - громко шептал Игбус, щёлкая хвостом от волнения. - Сейчас уже... ну давай-ка, поддавайся, будь ты неладна! А если вот так... Парень, в сторону, я вылезаю! Давай скорее, пока меня тут не закоротило, а то на завтрак у вас будет старая копчёная бесятина! Мурев шустро отскочил назад, едва не наступив себе же на хвост. Игбус выпрыгнул следом, на развороте захлопнул дверь копытом, повернул задвижку, и уже через секунду все печи разом заревели как дюжина старинных органов, снова готовые жарить, варить и выпекать. - Принимай работу, хозяюшка! - рассмеялся Игбус, попутно пожав руку Муреву. - Спасибо за помощь, паренёк, без тебя бы не управился. - Как же, не управился, - от ехидного и колючего голоса Эбриха у Мурева противно закололо спину под корсетом. - Половину наших и так управил, смотри как бы и до тебя очередь не дошла! - Эбрих, ты опять за своё? - рассердилась Вигория, едва не разбив кружку ударом об чашку. - Чего ты к нему привязался? - А как будто он сам не знает? - зло огрызнулся молодой посыльный. - Почти всех наших уволил, мол, и без них сможем управиться? - Нет, не знал, - тихо ответил Мурев, не зная куда деваться от чувства нарастающего страха внутри него. - И я здесь не при чём, я ничего об этом не знал, и не я принимал решение о сокращении. - Не знал, не принимал, не при чём, - Эбрих тонко запищал, издевательски пародируя бесёнка и угрожающе приближаясь всё ближе. - А если ты такой бесполезный, то почему же тебя не сократили? Ты - просто лишний ненужный рот, который надо кормить лишь потому, что твой дядя - важная шишка. Будь моя воля, я бы тебя ещё при первой же встрече вышвырнул на улицу. Мурев упёрся спиной в стену, отступать было некуда. Хвост испуганно сжался под ногами, колени и зубы мерзко стучали, сердце было готово выпрыгнуть из горла, а глаза намокли от страха. Снова страх, снова ощущение беспомощности, а всё, что ему сейчас сказал Эбрих, когда-то он услышал и от своего родного дяди. Жалко стараясь хотя бы просто не расплакаться от страха и обиды, Мурев в упор смотрел на приближающегося рассерженного беса, удерживая слёзы и рвущийся наружу истеричный крик потерянного ребёнка. - У-тю-тю, кто это у нас сейчас разревётся как маленькая девочка? - загоготал Эбрих, бесцеремонно выкрутив бесёнку руку. Мурев сжал зубы, чтобы не скулить и не хныкать от боли. - Что, не такой храбрый без своего дядьки или этого новенького наливателя? Или что, снова под юбку побежишь и к кому на этот раз? Да, Мурев боялся почти всю свою жизнь. Страх постоянно шёл за ним незримой тенью - когда он узнал о смерти отца на фронте, когда ухаживал изо всех своих сил за обезумевшей от горя матерью, когда просидел около её трупа целые сутки, когда непонимающе смотрел на постановление о выселении из дома за неуплату налогов, и когда внезапно объявившийся брат его родного отца оценивающе осматривал ему зубы и больно щипал, прикидывая сколько мальчишка сможет поработать. И в поместье Мурев продолжал бояться, живя в вечном ужасе, скрываясь в тенях и углах большого дома, терпя унижения, побои и насмешки. И теперь, прижатый лицом к стене, бесёнок ощутил на себе жгущий взгляд его любимой Перуллы, но, вместо ненависти к самому себе и собственной слабости, Мурев с каким-то неясным трепетом почувствовал, как внутри него зарождается какое-то новое чувство. Громкое, зычное, отчаянное, способное перешагнуть через собственное бессилие - как будто крик молодого солдата, одним удачным воплем поднимающего своих братьев по оружию в самоубийственную атаку и переламывая собственной храбростью исход проигранного боя. Но это были не злоба и не ненависть, что лишь служат проекцией страху и унижению и могли появиться только у его дяди. Да, Муреву действительно было страшно, но при этом, как бы не было парадоксально, он не был законченным трусом и не боялся трудностей. Ведь ещё маленьким ребёнком, не до конца понимавшим что такое смерть, но уже усвоившим, что отец больше никогда не вернётся с той далёкой и страшной войны, Мурев не свернулся калачиком, не скулил и не ныл, а направил весь свой ум и силы на то, чтобы помочь своей маме и самому себе. Уважай себя и гордись – крепкий хребет тебе дарован. Научись уважать себя, это не так трудно как звучит. Не позволяй Эбриху и твоему дяде себя обижать. - Отпусти. Мою. Руку, - Мурев заговорил неожиданно жёстко и спокойно, от прежней неуверенности в голосе не осталось и следа. Испуганно прижатый к ногам хвост распрямился как пружина, пальцы рук сами сжались в кулаки, на шее вздулись жилы. Адреналин в крови переключил взрощенные эволюцией древние инстинкты и выбрал путь борьбы вместо привычного бегства и ступора. Это была не злость, не гнев, не мстительность, но столь незнакомая доселе гордость и достоинство. Он же не виноват в том, что его родители мертвы, а единственный родственник обходится с ним как с рабом! Несправедливость, столь долго мучившая Мурева, нашла свой выход. - А то что? - зло прорычал Эбрих, выкрутив руку беса ещё сильнее. - Лично мне уже до фонаря, что со мной будет, а вот ты получишь... Мурев, превозмогая боль вывернутых суставов, поджал копыта, оттолкнулся ими от стены, наклонился вперёд и резко выпрямился, ударив своего мучителя затылком в лицо с такой силой, что у самого бесёнка голова мотнулась как резиновый мячик и зазвенело в ушах. - Ах ты, мелкий недоносок! - выдохнул отшатнувшийся назад Эбрих, ощупывая нос и губы, и с недоумением обнаружив на пальцах свою собственную кровь. - Да я тебя сейчас! Мурев, прежде до смерти боявшийся любых конфликтов, теперь был опьянён чувством собственной силы, о которой он даже и не подозревал. Да кто такой Эбрих? Такой же посыльный, как и он сам, мальчик на побегушках, задиристый и при этом трусливый напыщенный щёголь, который не пропускает ни одной юбки и постоянно терпит отказы! И его он боится и терпит все его выходки? Да больше никогда такого не будет! Бес с разбитым в кровь носом схватил Мурева за грудки и уже приготовился торжествующе улыбаться, попутно придумывая способ наказания для мелкого наглеца, но ничего не успел предпринять. Бесёнок без особых усилий сбросил цепкие руки с себя одним движением, схватил Эбриха за оба рога и выбросил свою голову вперёд, выставляя свой лоб. От такого удара у Мурева снова раздался звон в ушах, а Эбрих распластался на кухонном полу, ударившись затылком об стол, и теперь только сидел и неверяще моргал. Обрадованный победой внутренний голос потребовал от Мурева отомстить обидчику за всё, что тот делал для него последние годы. Ударить кулаком за каждый выбитый стул и опрокинутый стакан, лягнуть копытом за все едкие слова и подставленные подножки - избить, превратить его лицо в отбивную, переломать все кости в теле до последней, размозжить пальцы рук и оставить инвалидом, прыгать на нём пока внутренности не превратятся в гуляш и не полезут изо рта... - Мурев! - неожиданно вмешалась Заглитта, с ужасом глядя на впервые разозлившегося бесёнка. - Не делай этого, слышишь? - Отвали, - хрипло произнёс Эбрих, сплюнув в угол кровавый сгусток и касаясь пальцами своих зубов. - Пусть наиграется, ему всё сойдёт с рук, верно? Давай, Мурев, повеселись как следует, а потом что? Сразу на улицу вышвырнешь или для начала в застенок потащишь, да? Твой дядя бы так и поступил! Мурев потёр свой ушибленный лоб, взглянул на испуганных горничных, которые наверняка ждали кровавой развязки драки, что сейчас бесёнок будет бить и рвать посыльного на части. Игбус напрягся всем телом, будто хотел что-то сказать, но слова застряли у него в горле. Домино была занята готовкой, помешивая что-то громко бурлящее в котле, и не обращала внимания на происходящее. Эбрих, теперь и сам напуганный, но всё ещё дерзко смотрящий в глаза бесёнку и громко дышащий, высоко вздымая грудь со свежими красными пятнами на белой рубашке. Бесёнок почувствовал укол совести, понимая, в кого он мог превратиться прямо сейчас, переступив черту и став тем, кого он сам так сильно ненавидит. Но он пройдёт это испытание, ему не будет стыдно за самого себя. Он почти не помнил своего отца, он мало знал Лурама, но что-то ему подсказывало, что они оба поступили бы именно так, как он собирается сейчас. - Я - не мой дядя, - ответил Мурев, протянув Эбриху руку. - Но ещё раз полезешь ко мне и тебе не поздоровится. - Да я ничего, - побитый бес сначала хотел оттолкнуть ладонь прочь, но передумал, испытывающе посмотрел Муреву в глаза, но всё-таки ухватился за предложенную руку и встал на ноги. - Слушай, всё что было между нами... - Считай, что этого не было, - всё так же мирно и убедительно ответил бесёнок. - Просто занимайся своим делом, а меня оставь в покое. Мне тоже не нравится, что делает мой дядя, но у меня связаны руки. Я правда ничего не могу поделать. - Да верю-верю, - пробормотал Эбрих, дрожащей рукой подцепив себе кружку кофе и громко отхлебнул, сморщившись от боли в разбитых губах. - Но не может так долго продолжаться, сколько ещё он будет так себя вести? - Лурам обещал помочь! - неожиданно подала голос Заглитта. - Он мне пообещал и слово дал! - Жениться тоже обещают, - столь же внезапно и резко ответила Перулла, подхватив кружку и отвернувшись к окну на улицу. - Верь ему больше. - Есть личный опыт? - колко спросила Домино, подвигая слугам наполненные кашей миски. - Садитесь есть уже. И где опять Лурама небеса носят? Вчера позавтракал кое-как, за обедом и ужином не видела - или ему что, персональное приглашение нужно? Мурев, он вообще хоть что-нибудь жрёт или только чаи гоняет да папиросы смолит? - Да вроде как нет, нормально он ест, просто мало, - Мурев вроде как добавил что-то ещё, по крайней мере он ощутил шевеление собственных губ, но он не услышал сам себя - так громко застучало в ушах от последовавшего возгласа его возлюбленной. - Убирайся, убирайся прочь, проклятый белый ублюдок! - закричала Перулла, отпрыгнув всем телом назад чуть ли не в руки бесёнку. При свете поднявшегося солнца Мурев разглядел за окном хлопающие огромные белоснежные крылья, длинный зловещий клюв-клинок и все десять глаз-рубинов этой диковинной птицы. Белый журавль, цепко схватившийся своими острыми когтями за подоконник, склонил голову вбок и уставился на собравшихся в кухне слуг во все пять своих правых алых глаз. Мурев, сам не осознавая, приобнял Перуллу за плечи, почувствовав, как спина бесовки покрылась ледяным потом, отстранил главу горничных в сторону и шикнул на незваного гостя, добавив угрожающий замах руки. Журавль, издав горлом недовольный вой, больше похожий на истеричный всхлип, взмахнул своими тяжёлыми большими крыльями, оттолкнулся лапами от окна и полетел навстречу солнцу. - Ну и чудовище, откуда он только взялся? - пробормотал бесёнок. Снова приобняв дрожащую от страха Перуллу, Мурев помог бесовке усесться, налил ей чашку кофе и слегка погладил по холодной ладони, неосознанно повторив движения Лурама за вчерашним завтраком. Но эти действия сотворили чудеса - Перулла перестала так сильно трепетать, губы стали бледно-розовыми, а руки самостоятельно донесли ароматный чёрный напиток ко рту. Мурев ощутил, какая хрупкая и нежная сердцевина скрывается в глубинах души Перуллы, и только что защита рассудка едва не треснула. Бесёнок единственный различил эти детали, показавшие отчаянье главы горничных - за секунду ввалились щёки, губы посинели, черты заострились, глаза заволокла удручающая пелена, а сердце было готово выскочить через горло и разбиться об пол. - Что это с ней? - спросил Эбрих, наконец-то остановивший текущую из носа кровь бумажным полотенцем. - Журавля увидела, - буркнул Игбус, потерев своё колено и скривившись от боли. - И что с того? Испугаться птицы? Не понимаю, - признался молодой посыльный. - Сколько тебе лет, напомни-ка? - в разговор вмешалась Домино, хмуро сдвинув брови и скрестив руки на груди. - Двадцать один, - пожал плечами Эбрих. - А что? - Тогда понятно, почему ты не знаешь таких простых вещей, - вздохнул механик, кое-как усевшись за стол и пододвинув к себе миску с дымящейся серой овсянкой. - Ещё мальчик совсем, только дерьма в характере, как у взрослого. - Скажешь тоже, мальчик, - проворчал молодой бес, тряхнув "бомбой" волос на лбу. - Так говоришь, будто мне восемь. - Погоди-ка, - перед глазами Мурева пронеслись страшные картины прошлого, что его детский разум тогда ещё не понимал до конца. - Эти журавли... они ведь приносят дурные вести, да? - Верно, паренёк, - кивнул Игбус. - Эти белые твари собирают в Лимбе тела погибших бесов - подойдут, крылом махнут, и от друга твоего одно мокрое пятнышко остаётся. - После первого же боя белое перо нашла, - дрожащий голос Перуллы был обращён в пустоту. Мурев неосознанно нащупал женские пальчики и сжал их в своей руке, пытаясь передать свои мысли о поддержке и защите - та не отстранилась, не оттолкнула прочь, лишь слегка вздрогнула, но крепко вцепилась. - В Лимбе? - удивилась Заглитта. - А что мы там забыли? Это же мёртвая земля! Там ничего не растёт, ничего нельзя строить, ничего полезного нет! - Как нам говорили, "Нельзя позволить этим рабам своего лже-учителя занять и метра нашего круга", - глумливым тоном протянул механик, явно насмехаясь и не веря ни единому слову из сказанного. - С другой стороны - "Нельзя позволить этим отродьям предателя и дальше истязать души, что заслуживают отпущения грехов". Что одно, что другое - ложь в квадрате, просто короли меряются, у кого больше армия и амбиции. - Тихо ты, старый дурак, - рыкнула Домино. - Вздёрнут тебя за такие речи, ничьё покровительство не спасёт. - Значит, награда найдёт своего героя, - криво оскалился Игбус. - Три года отмаршировал, чинил орудия и резал колючую проволоку под прямым огнём. Всё, что получил - шрапнель в колено, астму и десять золотых за качество ремонта, из которых до меня дошли только шесть. - Ну, а причём тут перья? - Заглитта снова не поняла. - Когда отец ушёл воевать, моя мама оставляла миску с пшеном, залитым в вине, туда же положила вилку, которой он всегда ел, - вспомнил Мурев, неприятно вздрогнув от этого ледяного осколка памяти. Перулла тоже мелко затряслась. - Говорила, что так надо и что будем вместе смотреть и его вспоминать. - А если вместо угощения будет лежать белое перо - значит убит? - догадалась Заглитта. - Да-да, - тут уже вздохнула Белрана. - У меня так младшая чуть в окно не сиганула из-за таких сюрпризов. - Из-за чего? - удивилась Вигория, допив свой кофе и тут же наполнив кружку заново. - Журавль ошибся? - Эти никогда не ошибаются, - отмахнулась бесовка с толстой косой. - Вместе со своей подругой, если эту тварь так можно назвать, ждали парней с войны - мол, вдвоём не так страшно, да и друг дружку поддержать если что. Только вот сестринский жив остался, а у другой - в последний день войны убили. Та и разозлилась, у сестры миску опрокинула, перьев из подушки туда надёргала и за руку привела - на, мол, любуйся, жених твой приехал. Ну, сестра моя в крик, в слёзы, с подоконника дважды снимали, натерпелась я с этой дурочкой! - Ну и как, дождалась? - уже мягче спросила Домино. - Конечно, - улыбнулась Белрана. - Уставший, небритый, грязный как поросёнок, но зато жив-здоров, руки и ноги на месте, глаза тоже два. Кончик хвоста только осколком оттяпало, но ничего, не смертельно. Семь лет как уже вместе, племяшка подрастает. - Ну, совет да любовь, что ещё тут скажешь, - повариха немного подумала, но потом махнула рукой и вскоре добавила к котлу обычной овсяной каши большое блюдо с чёрными блестящими полосками какой-то рыбы, источающими невероятный аромат. - Так-то готовила на чёрный день или какой-нибудь праздник, но раз уж собрались, то лопайте, пока даю! - Ага, вот куда пропали те копчёные угри! - обрадовался Игбус, громко хлопнув в ладоши. - Всё-таки пригодилась моя жаровня? - Есть такое, три дня над щепой держала! - вслед за копчёной рыбой сами собой появились ломти чёрного хлеба с кориандром и сочные луковицы, сваренные в самом старом железном котле. - Жирные, сочные, а икру потом отдельно засолю! Так уж и быть, побалую вас, прохвостов таких! - Копчёные угри и чёрный хлеб? - обрадовался Мурев. - Домино, да ты просто чудо! - Сочту это комплиментом, - повариха снова оскалилась своими железными зубами, но сама сделала бутерброд и отдала его бесёнку. Тот в ответ ловко наполнил протянутые опустевшие кружки, и весь служебный состав приступил к столь необычному и запоздалому завтраку. Мурев осмотрелся по сторонам, и его брови сами поползли вверх от удивления. Прямо сейчас, сидя не за столом, а просто на кухонном столе, при тусклом свете работающих печек и редких солнечных лучей, копчёная маслянистая рыба на ломтике душистого хлеба вприкуску с варёным луком казалась вкуснее любого блюда. Горячий густой аромат кофе, сравнимый разве что с его вкусом, ловко развязал языки - и теперь за столом сидели не просто слуги дворянского поместья, но воодушевлённые старые друзья, которые после долгой разлуки принесли с собой множество историй о своей прежней жизни, что сопровождала их до этого самого утра. Такой теплой и душевной встречи не было, наверно, за всю историю адского мира. Разумеется, слуги всё равно как-то общались и взаимодействовали между собой, но вовсе не так, как сейчас - иногда кто-то у кого-то занимал денег, просто делился свежей новостью или сочным слухом, но всё равно все присутствующие в первую очередь были коллегами, связанными общим делом и клятвой. Но только не сейчас - Мурева не покидало ощущение, будто они все друг друга знали целую жизнь. - Как же вкусно! - сытый Эбрих урчал как домашний кот, совершенно позабыв про утреннюю стычку с Муревом, и спешно облизывал жирные пальцы. - Никогда бы не думал, что столько лука могу слопать за один раз! - Да ты что угодно слопаешь, лишь бы задаром, - беззлобно поддела его Вигория. Тот лишь в ответ улыбнулся и развёл руками - мол, такой уж характер. - Вигория? - тут Перулла совсем удивилась, громко вдохнув воздух рядом с лицом прачки. - С каких пор ты начала пить с утра пораньше? Несёт как из бочки! - Только тихо, только тихо! - бесовка сошла на шёпот и замахала руками, при этом мотая головой. - Просто вчера заходила к Лураму бельё забрать постирать, ну и попросила налить себе чего-нибудь. Честное слово, просила всего одну рюмку ликёра! А он мне такой красивый и вкусный коктейль приготовил, ну я и... - А за коктейлем последовал другой? - глава горничных спрашивала строгим голосом, но Мурев увидел в её глазах весёлые искры женского любопытства. - А потом ты не помнишь, как оказалась у него в руках? - Вовсе нет, - Вигория надулась и фыркнула. - Ничего такого Лурам со мной не делал - угостил, помог дойти загрузить бельё и донёс ко мне в комнату. - Правда-правда! - поддакнула Заглитта. - Я сама видела! Сказал, чтобы я сама её раздела и уложила спать. - Ну и дуралей, - хохотнул Эбрих, давясь очередной варёной луковицей. - Я бы такого шанса не упустил! - Почему-то в этом я даже не сомневаюсь, - ядовито ухмыльнулась Белрана, выливая в свою кружку остатки кофе из пустого чайника. - А в каком часу это было? - спросил Мурев, пропуская слова остальных мимо ушей. - Около двух? - Точно не помню, - задумалась горничная, подперев подбородок кулачком. - Но где-то так, а к чему вопрос? - Просто тогда получается, что Лурам вообще не спал, - объяснил бесёнок. Слуги недоумённо посмотрели на него. - Я просто договорился с ним встретиться в половину третьего ночи. - Он что, совсем? - Домино помрачнела и нервно почесала запястье. - Хотя по нему заметно, сам не в себе... но парень он неплохой, я немного такую публику знаю. Хороший, но дурной. - Кстати, - начал Игбус, протерев свои очки и возвращая их на нос. - Чего это мы тут так расселись и болтаем как старые приятели? - Что-то не так? - нахмурилась Вигория. - Наоборот же хорошо, не припомню, когда последний раз так собирались. - То-то и оно, - продолжал механик, покосившись на Мурева. - Не знаю как вы, а лично я вообще был не настроен на разговоры и хорошее настроение. И так поднялся раньше обычного и почти два часа копался в печках, а теперь что? - Может, просто голодный был? - предположил Эбрих, но Игбус покачал головой. - Я тебе так скажу, как всё могло быть - я бы закончил с ремонтом, мы бы набили желудки овсянкой и вернулись на свои места, время от времени встречаясь в курилке или за ужином. А теперь что? И кофе, и разносолы, и трещим как стая диких гусей! - Ты меня только что назвал жадиной? - ухмыльнулась Домино. - Или я вас так плохо кормлю? - Ты знаешь, о чём я, - буркнул механик. - Я не ругаю твою стряпню, но с утра ты была готова размазать по стенке первого, кто бы заикнулся о том, что завтрак подан невовремя. - А ну-ка, - повариха выхватила у Белраны кружку с остатками кофе прямо из руки на полпути до рта. Не обратив внимания на недовольный оклик, Домино повертела кружку в руках, обнюхала напиток, сделала небольшой глоток, громко покатала жидкость во рту и лишь потом вернула тару горничной. - Нет, кофе самый обычный, разве что хорошо сварен и в него от души насыпали корицы с ванилью. А ну-ка, Мурев, колись - точно ты варил кофе? И зачем тебе понадобился бармен в такой поздний час? - Я... - бесёнок опешил, но под суровым взглядом поварихи сдался. - Я только помогал смолоть зёрна и перетереть корицу с ванилью, а варкой занимался сам Лурам. Просто мы с ним договорились, что он поможет привести меня в форму и защищаться, только и всего. - Это заметно, - подметил Эбрих. - Я даже не ожидал, что ты мне так врежешь. - Уж извини за прямоту, но ты это заслужил, - отозвался Игбус. - Что есть, то есть, - подвёл итог посыльный. - Ну, молодец, что занялся собой, - от похвалы из уст Перуллы внутри Мурева всё всколыхнулось. - Всё-таки Лурам на тебя хорошо повлиял, это уже заметно - тебе действительно нужен хороший наставник, который тебя направит в нужное русло. Бесёнок почувствовал себя и отлично, и ужасно одновременно. Да, ему было безумно приятно услышать ласковое слово от Перуллы, но тут же пришло осознание того, как же он бесконечно далёк, чтобы понравиться и себе, и любимой женщине. Душу и тело рассекла щемящая боль, хорошее настроение утекало как песок сквозь пальцы. Если бы время могло обернуться вспять, если бы его родители всё ещё были живы, если бы он не был знаком со своим дядей! Как он может даже думать о том, чтобы оказаться рядом с Перуллой? Разве он в силах справиться с реально серьёзными проблемами, искать выход и решение задач? Но без Перуллы - как без факела в темноте, страшно и холодно до зубного стука. Как он может ей помочь, если он и самому себе помочь не в силах? А теперь ещё добавился Лурам, к которому хоть сам Мурев и испытывал благодарность за всё оказанное добро, но к новому бармену уже роилась тьма вопросов. Откуда он появился, почему столь не по-адски милосерден и добр к тем, кого видит в первый раз? Зачем он согласился тренировать Мурева, не получая взамен ничего, кроме отсутствия сна и усталости? Почему он ничего не ест, как у него получается такой волшебный кофе, откуда у него появились тёмные волосы и шрам на щеке, и самое главное - почему он едва не сорвался в драку из-за какого-то вальса, что играл из старого патефона? Как там было? Мне кажется, порою, что солдаты... - ...с кровавых не пришедшие полей, - слова Игбуса прозвучали горестным вздохом. - Вот уж не знал, что ты слушаешь такое, Мурев. Бесёнок всеми силами сдержался, чтобы не выдать собственного удивления и испуга - по всему телу пробежала волна, как будто он коснулся провода под напряжением. - Я, что, думал вслух? - Похоже на то, - кивнул старый бес. - Да, случайно услышал строчку, когда ездили с Лурамом на тот рынок, - бесёнок пустился в поспешные объяснения. - Как-то сама из памяти всплыла, но я впервые её слышал. А тебе...в смысле вам...эта песня знакома? - Да, это "Журавли", - Игбус снова вздохнул. - Ей мы провожали погибших на фронте в последний путь. Вроде и война закончилась, а всё равно время от времени всплывает. Уже и не знаешь, когда новая начнётся - мне-то всё равно, уже старый, меня-то не возьмут, а вот тебя, парень, и зацапать могут. И тебя, Эбрих, тоже. - Можешь рассказать поподробнее? - попросил Мурев, обрадовавшись шансу узнать побольше и о старом механике, и о новом бармене. - Нет, я не про саму войну, а скорее... как там было? - Да ничего хорошего, - Игбус медленно опустил голову к столу. - Я не знаю, кто создавал это трижды проклятое место, что называется Лимб, но готов поставить своё здоровое колено на то, что создатель - редкостная сволочь. Мурев жадно ловил каждое слово, способное приблизить его к разгадке тайны бармена. Солнечные блики играли в затёртых линзах пенсне, отражаясь в глазах задумавшегося старика, вспоминавшего картины военного прошлого. - Там светит чёрное солнце, что не греет, не радует, не разгоняет грязно-чёрных туч, ты никогда не знаешь, который час, день или ночь, дни тянутся вечностью, одним сплошным серым густым, как кисель, потоком. Да, там нет деревьев, нет цветов, нет воды, нет звуков, и любой шёпот звучит как выстрел, нет ровным счётом ничего - лишь серый, похожий на пепел песок и чёрные гранитные скалы. Жар от камней сменяется промозглым сухим холодом и извечной духотой, нам всегда хотелось пить и не хватало воды, даже закалённые прошлой войной солдаты едва держались на копытах, будто сама судьба ежесекундно испытывала нас на прочность. Другие слуги перестали есть и пить, отставили от себя посуду и обступили старого механика, широко раскрыв глаза и слушая, как впервые Игбус рассказывает о самом себе. - Я уже старый и не особо трясусь за свою жизнь, разве что не хочу доживать последние дни на улице, но скажу всем вам прямо. Если вы считаете, что работать в поместье клана Сидиус - это трудно, что нет более требовательных, строгих и педантичных хозяев, и что Бартоломью - это законченная жадная сволочь и сквалыга, то вам не доводилось служить Верховному Интенданту графу Халфасу де Веттерлие. Суровый до безжалостности, педантичный до мелочей, пунктуальный до секунд, зорко видящий сколько из тебя можно выжать соков, пока ты не уснёшь там же, где рухнешь. А его квартирмейстеры - самые гнусные и мерзкие отродья, по сравнении с которыми наш дворецкий - просто душка. По бумагам тебе полагается два комплекта формы и белья, а тебе выдают один, и если повезёт - его отстирают от крови и заштопают дырку около сердца, где был пришит позывной и личный номер прошлого владельца. Выгоду - себе в карман. - Ты ведь служил механиком? - спросил Эбрих. - Был далеко от сражений? - В теории - должен был быть, - то ли рыкнул, то ли откашлялся Игбус. Отпив ещё немного кофе, бес продолжил. - По крайней мере, в атаку первым не всегда шёл, чаще всего мы чинили гаубицы и пулемёты, строили блиндажи и дзоты, но иногда приходилось ползать на брюхе под перекрёстным огнём, чтобы перерезать колючую проволоку, чинить телефонные провода или просто воевать в составе обычной пехоты. - А кто шли в атаку первыми? - с предыханием спросил Мурев, словно само его подсознание тихо подсказало этот вопрос. - Тогда - гренадёры. Самые отчаянные сорвиголовы - либо уже опытные и идущие на приступ добровольно, либо обречённые, - на этом слове Игбус поморщился. - Многие были вписаны туда против своей воли руками кого-то свыше - сильно провинившиеся перед своими хозяинами слуги, бегущие от своих подельников бандиты и прочие, для кого пуля - куда более милосердный выход. И всё равно хочется туда вернуться... - Не знала, что ты такой кровожадный, - удивилась Домино. - Не в этом дело, моя хорошая. Здесь я всего-навсего лишь старый бес-инвалид с кучей болезней, больным коленом и севшим зрением. А там я - солдат, герой, брат по оружию, чей-то друг, все мы там друзья и братья. Поделятся последним глотком воды, последним патроном, вытащат из-под огня, а даже если убьют - вынесут твоё тело, чтобы оно не досталось на поругание врагам. - Да ладно тебе, Игбус, ты у нас самый лучший! - похвалила его Заглитта, похлопав старого беса по обгоревшей от бытовой химии ладони. - Если бы не ты, давно бы поместье развалилось, а мы бы остались без работы! Печи, люстры, отопление, машины - ведь это всё твоя заслуга! - Спасибо на добром слове, дочка, - хотя смех Игбуса и прозвучал несколько неуверенно, но глаза старого беса потеплели от такой искренности. - Ладно, всем нам пора за работу.

***

- Лекитта, ты чего здесь забыла? А, сегодня тот самый день? - Да, Лин. Тот самый. Разговор двух бесовок происходил в ранний утренний час, когда инфернальное солнце-пентаграмма ещё только-только лениво выплывало из-за горизонта, выпуская свои первые лучи. В круге Гнева было прохладно и тихо. Да, днём всё ещё стояла знойная жара и духота поздней осени, но ночь неизменно принадлежала зиме. - Сколько лет уже прошло? - спросила Лин, передавая подруге секатор для цветов. - Семь лет? - Да, Лин, - повторила Лекитта с тем же выражением, подравнивая пышный куст роз, столь странно посаженный под старой яблоней. - Семь лет. - Каждый месяц Лурам присылал Табуке цветы, - вздохнула Лин, сев на свои поджатые копыта. - Кто ещё у нас дарил цветы подруге? - Больше никто, - вторая бесовка тоже вздохнула. - Лин, скажи как на духу - я плохая мать и жена? - Лекитта, вот только не начинай, - заворчала мать Табуки. - Всё с тобой нормально. - У хороших матерей дети и мужья счастливы и ни в чём не нуждаются, - Лекитта вытерла ладонью слёзы в краях собственных жёлтых глаз. - А я ничем не могу им помочь. - Лураму до сих пор не стало лучше? Ведь прошло уже столько времени, он должен был простить себя! Пусть приезжает к нам, примем как родного сына! Ведь он, в каком-то смысле, уже и так нам как сын! - Не может. Или не хочет, - прошептала Лекитта. - Ни приезжать, ни прощать себя. Он присылает нам деньги, пишет каждый день, но ни разу не звонит, не приезжает, говорит, что ему вечно некогда, что у него много работы. - Мужчины, - грустно усмехнулась Лин. - Вколотят себе что-нибудь в голову, обратно не выбьешь! Набтес-то твой как? - Всё так же. Всё чаще молчит, ходит один, много думает, лучше не становится. Он недавно был у Ксантера, - замялась Лекитта. - Но снова ничего не нашли. Просто возраст, но я этому не верю. Пыталась с ним поговорить - бесполезно, просто молчит и улыбается, дескать, всё у меня хорошо, просто уже не так молод и прыток. - Что отец, что сын, - развела руками Лин. - Не казни себя, Леки - ты хорошая жена и мать, и муж с сыном у тебя - самые замечательные. А между тем, далеко в степях, сошедший с основной тропы, что обвивает всё поселение и ведёт к другим деревням, сидел одинокий немолодой бес. Хмурый, пребывающий в вечном раздумии, сидящий на степных камнях, бессильно сцепивший пальцы рук и с тоской смотрящий куда-то далеко, словно надеявшийся разглядеть за горизонтом столь желанные для него прощение и искупление. Круг Гнева уже начал просыпаться, доносились скрипы десятков старых телег и тысяч калиток, единым эхом перемешались голоса бесов, рёв коров, блеянье овец, ржание скакунов и щелчки кнутов, но всё это было бесконечно далеко от одинокого демона. Набтес, незыблемый как гранитная статуя, наполненная ярчайшим бессилием и скорбью, сидел ссутулившись, будто груз прошлого так сильно давил на него, что зажал его между небом и землёй. Наконец, не выдержав, бес вскрикнул как смертельно раненый солдат и рухнул всем телом на степную землю, вцепившись когтями в безжизненную бурую землю. - Сын мой, Лурам, - губы Набтеса едва шевелились, а по тонким усам оттепелью скатывались серебристые капли слёз. - Юлианна, милая моя. Простите, что меня не было рядом. Простите, что не смог вас спасти. Молю вас, простите меня.