Солдат и Инфанта

Лурам уснул - инъекция подействовала незаметно и мягко, как лёгкое опьянение от слабых коктейлей. Стелла разглядывала, как он тихо дышит в болезненном и тяжёлом сне, как вздрагивает охваченное ознобом тело, рубашка и жилет отяжелели от липкого пота. Бармен едва слышно постанывал и кряхтел, сквозь сон дотрагиваясь до места укола, словно по ноющим венам пробегали сколопендры. Принцесса снова осмыслила признание Лурама в его самом страшном преступлении, но так и не поняла, почему он считал себя виноватым. Ведь он не сделал ничего непоправимого, а даже наоборот: честно и усердно работал, искал любую возможность заработать сверху для обеспечения будущего, хранил верность своей невесте. Более того, почему абсолютно все в его круге знакомых поняли суть вещей и поддерживали его... кроме Табуки. Тогда почему Лурам всё ещё ненавидит и осуждает самого себя? От догадки и неприятных параллелей Стелле стало не по себе. Лурам работал в поте лица - как и она сама, чтобы обеспечить достойное существование для клана и приданое для Октавии. Стелла постоянно огрызалась и злилась всякий раз, когда разговор заходил насчёт её проблем и личности - Лурам же предпочитает молчать, но при этом они оба кажутся непробиваемыми, монолитными, бесстрастными или только пытаются ими казаться. И постоянное грызущее изнутри чувство боли, вызываемое стыдом. Стелле ещё в пансионе вбивали в голову некий образ идеальной леди и дворянки - безупречной в любом вопросе, блестяще владеющей минимум десятком языков, образцово знающая этикет и правила поведения в любом обществе, безизъянно выглядящая на любом приёме даже спросонья. Любое действие, любой шаг, каждое слово - эталон, и если ты ему не соответствуешь - то ты неправильная, дефектная, бракованная. И принцесса до сих пор бросала все свои физические и душевные силы на то, чтобы приблизиться к этому нереальному образу, который мог существовать лишь в книгах и её собственной голове, лишь бы не быть жалкой, слабой и никчёмной. Лурам же действует иначе - он молчит, взвешивая каждый свой шаг, каждое слово, словно шагает по минному полю. Молчать, не проявлять себя, не действовать, чтобы окружающие не увидели его дефектности, не осудили или того хуже - не протянули руку помощи. Насчёт себя Стелла не строила особых иллюзий - спасибо её биологическому отцу. Но как же сильно судьба ударила этого беса, что даже родительская любовь оказалась бессильной? Стыд показаться жалким и слабым, стыд быть неидеальным внешне и по характеру, стыд и запрет на проявление своего мнения? Ведь они оба так боятся быть самими собой, боятся совершить ошибку или сказать что-то неверное, боятся быть раскрытыми, стараются просчитывать вперёд на тысячу шагов, лишь бы избежать отвержения или сострадания? Скриип ежедневно твердил Стелле, что мало принять случившееся, но нужно суметь простить себя. Им нужно было услышать слова прощения и избавления, но только лишь от конкретного лица. Лураму - от его подруги, самой Стелле - от её заступника. Но разве такое возможно? - Что же с тобой случилось, Лурам? - тихо спросила принцесса. Услышав своё имя, бес хрипло застонал сквозь сон и беспокойно заворочался. Стелла внимательно посмотрела на него, кивнула своему внутреннему решению, положила ладонь на покрытый каплями холодного пота красный лоб и сосредоточилась.

***

Мне снились первые дни в Лимбо, когда мы с друзьями только-только появились в этом бесконечном сером мире уныния и мрака, где от тусклости болели глаза, а сухой холодный воздух обжигал лёгкие. - Вот уж где настоящий Ад, - пробормотал Шедди, оглядываясь по сторонам, где толпились точно такие же растерянные незнакомые бесы, одетые кто во что горазд. Быстро отыскав своих друзей, мы сразу же договорились между собой - держаться только вместе и попасть в один отряд. - И куда идти? - неуверенно спросил Моссер, поправляя очки. - Надо идти за старыми бесами, - предложил я. - Многие из них наверняка служили, знают, что нужно делать и куда идти. Заодно чему-нибудь у них научимся, так будет больше шансов выжить. - Хорошая мысль, - согласился Ургаф, ёжаясь от завывающего холодного ветра. - Молодняк к нам, старики - в сторону! - надрывался толстый бес в дорогом чёрно-синем мундире, бросая поверх солнцезащитных очков жадный оценивающий взгляд. Стоящие рядом с ним однополчане тоже не внушали доверия. - Вещмешки к осмотру и ничего не утаивать! - Ага, пусть карман держат шире, - позади нас появился пожилой бес с подстриженной густой бородой и усами. - Парни, давайте-ка за мной, эти уроды последнюю рубашку с вас снимут, да ещё и морду поправят впридачу. Я - Шинкель. - Лурам, - я поздоровался и кивнул в сторону бесов в мундирах. - А это кто такие? - "Чёрные трезубцы", штурмовое отделение тайной полиции Люцифера, - с нескрываемым презрением ответил Шинкель. - Значит, с нами будут уже опытные бойцы? - обрадовался Мазур, но старый бес лишь невесело рассмеялся. - Не с нами, а после нас. Сначала - отберут всё мало-мальски ценное, якобы запрещённое к владению рядовым солдатом, а после будут отнимать трофеи и всё, что им понравится. - Тогда зачем они вообще тут нужны? - спросил я, покрепче прижав к плечу лямку вещмешка. - Генерала охранять да карманы набивать, - усмехнулся Шинкель, ведя нашу компанию за собой. - А вы, парни, держитесь нас, стариков - многое видели, многое знаем, авось и живы останетесь. Вперёд не лезьте, пулям кланяйтесь, цельтесь вверх, но смотрите вниз. - А это как? - пошутил Шед. - Глаза скосить? - Жить захочешь - научишься, - просто ответил Шинкель. - Айда за оружием. Напоследок я обернулся - прошедшие "досмотр" бесы выглядели жалко. Кто-то с самым глупым видом осматривал опустевший распоротый рюкзак, другой лишился куртки и теперь дрожал на холодном ветру, а не пожелавший отдавать вещи добровольно держался за неестественно свёрнутую челюсть и медленно моргал. А если там кто-то и остался лежать без движения, то я ничего не хотел об этом знать, но кое-что запомнил - даже вне боя надо быть настороже. - Вот так, магазин вставляется вот сюда, - показывал Шинкель. - А это - ударник и затвор, всё понял? - Да что тут непонятного, - для меня знакомство с оружием не было в новинку. После охоты разобрать винтовку, почистить и смазать детали, а потом собрать оружие обратно было уже делом привычки. - Жрать-то когда дадут? - с надеждой спросил Ургаф, живот которого рычал на всю округу. - Когда-нибудь может и дадут, - скупо улыбнулся Шинкель. - Значит, придётся брать самим, - отозвался незнакомый бес, сидевший по правую руку от меня и тоже, судя по быстроте движений, знакомый с оружием не понаслышке. Тощий, лет тридцати, с острым небритым лицом и раскосыми глазами. Одет он тоже был специфично - серый потёртый пиджак поверх полосатой тельняшки, такие же серые брюки и плоская выгоревшая кепка, зажатая между рогов. Постоянно подвижные пальцы с наколотыми на них перстнями ловко перебрали затвор винтовки и легли на спусковой крючок. - Жрачки нет, патронов нет, формы нет и офицериков тоже не видать. Хороши вояки, нечего сказать. - Так где же взять, если нет? - непонимающе спросил Билдж, всё ещё возясь с оружием. Косоглазый бес ничего не ответил, лишь подняв край губы с небольшой усмешкой. - С земли не жрать, это штурмовикам только в радость будет, - предостерёг нас Шинкель. - Голод хоть и не тётка, но не унижайтесь. Будут предлагать стучать - отказывайтесь, а трясти трофеи - уступите. Полаялся с "трезубцем" - подписал себе смертный приговор... Ладно, смотрите дальше - вот это разобранная граната, запал и взрыватель здесь. Обучение проходило каких-то жалких три дня, за которые даже внимательные солдаты мало что усвоили. Большая часть бесов просто бездельничали, играли в карты, рыскали по лагерю в поисках чего-нибудь съестного, крали, попадались, дрались - не проходило и часа как вспыхивала очередная драка, когда кого-нибудь ловили с рукой в чужом кармане или рюкзаке. А штурмовики только посмеивались и дразнили голодных новобранцев, устраивая обеды прямо посреди лагеря под вооружённой охраной из своих же сослуживцев. Даже кормёжка, которую давали дважды в день, была большим издевательством - просто выкатывали большой котёл с какой-то кипящей серой клейкой бурдой, а дальше - делите сами как хотите. "Старики" пытались как-то организовать нестройную и непослушную толпу, но завтрак закончился массовой дракой - кто-то крикнул, что каши на всех не хватит, другой хотел добраться до еды первее всех, затем дело перешло на кулаки, а после - на ножи и сапёрные лопатки. "Черные трезубцы" презрительно улыбались, глядя на потерявших рассудок голодных солдат, которые отталкивали друг друга, били, лягали и кусали, лишь бы набить желудок и насытиться. На тех, кто не поддался общему безумию и либо терпел, либо ел принесённое с собой из личных запасов, штурмовики смотрели холодно и настороженно, что-то записывая в блокноты. - Вот же свиньи, - хмыкнул бес с татуированными пальцами, громко сглатывая слюну. - Кто именно? - осторожно спросил я. - Что те, что другие, - огрызнулся неприветливый собеседник. - Котёл перевернули, так с земли жрут, а другие свиньи смеются. - Тогда держи, - я всё-таки поделился с ним наполовину доеденной банкой мяса, а после добавил сухарь и вспомнил кое-что о жаргоне носителей таких татуировок. - Что ливер зря заворачивать? - Куликаешь мало-мало? - бес подобрел, подцепив кусок мяса ножом и закинув себе в рот. Прожевав и проглотив, он опёрся на локоть и протянул мне руку. - Ну тогда держи лапу. Химлок. - Лурам, - я ответил на рукопожатие. - Железом расписывать умеешь? - спросил Химлок, а потом кивнул на мои ножны, увидев непонимание. - Ладно, сил прибавилось, хватит бока пролёживать - братва, поднимайте зады. Скоро с пернатыми здороваться будем, потренироваться бы надо. Так что рукопашному бою и владению ножом пришлось обучать, как ни странно, мне и Химлоку. При всём его внешнем уродстве и каком-то бесстрастном тусклом голосе, словно вечно страдающим зубной болью, мне нравилось с ним состязаться и учиться чему-то новому. Бес-бандит, узнав, что я тоже знаю ряд приёмов борьбы и умею владеть ножом, стал относиться ко мне с уважением. А после и сам поделился рядом движений, которые спасали ему шкуру в драках - приёмы из уличной грязной драки. - Это не по правилам! - возмутился я, когда во время поединка на вырезанных из разобранного ящика деревянных ножах, Химлок неожиданно кинул оружие мне в грудь, больно задев острым кончиком. - Как будто пернатые будут с тобой по правилам бодаться, - возразил бес и тут же согнулся от боли, когда я поддержал правила игры - сначала лягнул его по колену, а потом подсёк хвостом и сбил с копыт. Химлок испепеляюще посмотрел на меня и грязно выругался, но руку помощи принял с кивком. - Ещё раз. - Всегда пожалуйста, - кивнул я. - На руках и на этот раз - чтобы без фокусов. А вы смотрите! - Ну давай, покажи что можешь, парень, - всё так же мрачно и тихо сказал бес, по-обезьяньи вытягивая вперёд длинные цепкие руки с татуированными пальцами. Я видел, как окружившие нас бесы внимательно смотрят на нас двоих и посмеиваются - мы с Химлоком не вызывали у них особого доверия, наверняка им всем было смешно, что мы будем учить их выживанию. - Что, смешно кому-то? - Химлок неожиданно отстранил меня и указал пальцем на Ургафа. - Лурам, сходи перекури, а вот ты, пузатый - ну-ка до меня. Попробуй-ка свалить меня с копыт, раз тебе так смешно. - Ну давай, - Ургаф лишь улыбнулся, глядя на тощие плечи бандита. Мой друг успел сделать вперёд лишь два шага через очерченный круг и протянул руки, чтобы схватить Химлока за грудки и даже успел коснуться пальцами, а уже спустя секунду Ургаф с грохотом ударился спиной об землю. Бандит лишь криво улыбнулся и стряхнул с рукава своего пиджака невидимую пыль, пока Ургаф с кряхтением поднимался. - Да это как так-то? - Шустрее надо быть, паря, - хмыкнул Химлок. - Двигайся, руками шевели, а иначе в гроб заколотят и пикнуть не успеешь. - А ну, ещё раз! - рыкнул Ургаф, тряхнув головой. - Не почувствовал даже! - Ну давай, - на этот раз мой друг продержался пять секунд до падения на землю. И пока Химлок выколачивал пыль из Ургафа, я объяснял и показывал остальным основные приёмы, которые должны были спасти жизнь в быстрой рукопашной, где нет времени даже на раздумья - лишь чьи инстинкты и выучка сильнее. Общую форму нам выдали лишь накануне первого боя, который так сильно запомнился мне на всю жизнь. Но при этом он остался в памяти такой сумятицей, что и в то время, спустя день-два, я не мог восстановить в памяти детали. Страх, взрывы, вой пролетающих снарядов, который невозможно описать своими словами, но любой похожий звук заставлял волосы на голове вставать дыбом. Я уже видел войска сил Света издалека - вымуштрованные, хорошо вооружённые, сытые, одетые, на каждом солдате - прочный бронежилет и уйма патронов. Их белоснежные шинели с голубыми позументами словно насмехались над нами - вот она, ростовая мишень, которая так хорошо видна на фоне чёрных скал! Только эта мишень быстро двигается, метко стреляет и способна убить десяток таких как ты. А что мы? Кто был достаточно умён и успел чему-то научился за эти короткие три дня вместо пролёживания боков и игры в карты - хоть немного увеличил свои шансы прожить подольше. У херувимов - блестящие, новенькие именные карабины и автоматы, у нас - старьё времён двух мировых земных войн прошлого столетия. Кому посчастливилось родиться под счастливой звездой - сумели заполучить пистолеты-пулемёты. Остальным же рядовым достались самые простые болтовые винтовки и пистолеты той эпохи. Гранаты? Прошу к "Чёрным трезубцам" на бартер, и лучше не ходи один - велики шансы потерять вообще всё. А о бронежилетах вообще забудьте, потому что их попросту нет, и можно лишь надеяться на чудо, что грубая ткань формы как-то остановит пулю или нож. Я снова осмотрел себя - чёрный военный китель с вышитым Уроборосом на левом плече, сползающий с заметно отощавшего живота ремень с подсумками, штыком и флягой. Через плечо перекинута гранатная сумка с двумя тротиловыми "дурами", которые я выменял на блок сигарет. Под мышкой приятной тяжестью ощущался отцовский подарок - кобура с верным воронёным Наганом с полным барабаном. За правой гамашей - острый нож, ножны от которого кто-то выкрал, за левой - бинт, жгут и шприц с морфином в одном пакете. В моих дрожащих руках сжата старая винтовка Мосина, которая больше меня самого чуть ли не в полтора раза. - Боишься? - на моё плечо легла ладонь Шинкеля. - Спокойно, паренёк. Момент перед битвой - самый страшный, а дальше всё само пойдёт. Помни чему тебя учили и делай то, что тебе приказали. - Братва, не мочите штаны раньше времени! - гаркнул Химлок, дерзкий и наглый бес, бывший грабитель банков. Почему он сам вызвался на войну - оставалось загадкой. Не иначе как прятался от подельников. - Плевать на то, что херувимы лучше вооружены - нас больше, числом задавим! Драка - дело фартовое, трусов не терпит! Это старикам подыхать страшно, а нам, молодым, как девку прижать - пускай пощёчину влепит да всё равно поддастся! Его громкие бахвальства были прерваны чудовищным грохотом - на нашу вторую линию обороны надвигалась огромная тень, смявшая первый эшелон стеной огня. От залпа из крупнокалиберных пушек в воздух взмыли осколки каменной породы и несколько неровных силуэтов - тела тех, кому не повезло принять удар первыми. Я выглянул из укрытия и содрогнулся - прямо перед нашими траншеями с мерзкими шлепками приземлились тела троих бесов. Первые два точно были мертвы - их кожа и ткань униформы обуглились до угольной черноты, разорванные мышцы обнажали дымящиеся внутренности и белые осколки сломанных костей. Третий был ещё жив и судорожно бился, пытаясь подняться - осколки посекли ему лицо и грудь, и каждое движение выплёскивало пузырящуюся кровь. - Мои глаза! - выл несчастный, катаясь по земле как раздавленный жук. - Мои глаза! Нихрена не вижу! Дьявол, помогите мне! А потом я поднял глаза и почувствовал даже не страх, но ужас. Каждая клеточка моего тела уговаривала меня бежать. Бросить оружие, перемахнуть через наш дзот на скалах и бежать прочь. Бежать, пока это механическое чудовище не сотрёт меня в порошок. "Боевой шагатель класса "Смирение". Пятнадцать метров в высоту, тридцать пять тонн чистейшей праведности, спаренные шестидесятимиллиметровые пушки на левом плече и освящённый трёхметровый клинок в правой руке. Внутри него - дух херувима, решившего посвятить себя только борьбе против сил Ада. Слабости? Ограниченный обзор, но не стоит недооценивать его реакцию и зоркость - так что занимайте серьёзные укрытия и не надейтесь, что он не различит вас на фоне чёрных камней. Уязвимые места? Сочленения на руках и ногах и глазной окуляр, но взять можно только крупным калибром, так что берегите ваших противотанковых парней, они - ваша единственная надежда". Тогда, рассматривая схему этой исполинской машины на проекторе, я уже ощущал затаённую мощь творения Господа - а теперь этот неистовый воин небес был прямо в сотне шагов от меня самого. Очередной залп из пушек шагателя просвистел прямо над нашими головами - послышался грохот и треск каменной породы, чьи-то крики - и неожиданная пронзительная тишина, замолчал даже раненый бес из первой линии обороны. И эту тишину расколол отчаянный крик: - Танкобойцам каюк! Мазура и Штраба убили! "Мазур? Нет-нет-нет, этого не может быть. Как это убили? Это ведь наш общий друг? Маленький шустрый бесёнок, у которого всегда можно было собраться всей нашей шумной ватагой и перевести дух от беготни за день? Его мама всегда стряпала такие вкусные пироги... А теперь он мёртв." - Парни, как вы тут? - если кого я точно не ожидал тут увидеть, так это юного демонического голубя в мундире без петлиц и иных знаков отличия. Саргону - единственному сыну покровителя солдат графа Халфаса скоро должно было исполниться всего четырнадцать, а он находился здесь вместо приёмов и званых вечеров. В отличии от генерала - Гидеона, сына верховного виночерпия Бегемота, которого мы до сих пор так и не видели, Саргон большую часть времени проводил на передовой. Недаром его отец имеет титул Верховного Интенданта - на весь лагерь было слышно как птенец до хрипоты кричал в трубку, требуя нормальное оружие и снаряжение. Стоило ли его винить, что мы вооружены как попало - едва ли. И вот сейчас, единственный наследник графа, сейчас полез в самое пекло - с саблей в одной руке и пистолетом - в другой. - Как-как... сказал бы я как, - буркнул кто-то из бесов, взвешивая в руке траншейную дубинку и прикидывая, успеет ли он вообще добежать до строя врага. - Да этот ублюдок свалился на наши головы! - выругался Химлок, указывая когтем на неумолимо надвигающуюся махину, под ногами которой суетились херувимы. - Пацанов с крупными пушками порешили! Что нам делать, командир? - Дайте гранату, - процедил сквозь зубы Саргон, отстёгивая ремень с ножнами и кобурой. - Я сам с ним разберусь, если вы не способны. - Граф, не лезьте! Нет у нас гранат! - крикнул Шинкель, заслонив птицу собой. Тут же по брустверу прокатилась очередная очередь, на этот раз автоматная. - Он же вас в клочки разнесёт! Где элитные части генерала Гидеона? Опять в тылу отсиживается, тварь трусливая? Саргон стыдливо опустил клюв - всё было понятно и без слов. Никакого подкрепления, никакой огневой поддержки, никаких шансов на отступление. Неужели это конец и первый бой станет самым последним? Нет. Не сегодня. Я развернулся на копытах и стремительно бросился назад - но вовсе не потому что струсил. Перекинув через плечо мешающуюся винтовку, я принялся карабкаться по крутым скалам, цепляясь за практически гладкие камни, сдирая кожу на ладонях и ломая ногти. "Примерно шестьдесят шагов. Только бы успеть. Только бы пушка была целая. Хотя бы на один выстрел". Да, можно было бы и побежать напрямую, по сколоченному наспех мостику через парапет, но сидящий в "Смирении" дух точно бы меня заметил и испепелил одним лишь залпом, заодно похоронив под камнями оставшихся в живых бойцов "Детей Уробороса". - Лурам, какого неба ты творишь? - раздавшийся снизу крик Шинкеля придал мне сил. - Хочешь подбить эту штуку? - Не вижу другого выхода! - крикнул я в ответ, сдёргивая с плеча сумку с бомбами. - Нужно рискнуть или мы все тут поляжем! Шинкель, лови! Там две "дуры"! Постарайся отвлечь шагателя, у меня будет только один шанс или нам всем вилы! - Да ты точно сбрендил! - прорычал в ответ старый бес, но проворно поймал сумку со смертоносным грузом весом в килограмм и, пригнувшись, неспешно перелез через траншею и пополз вперёд. На позиции расчёта меня ждало невесёлое зрелище - разорванные в клочья вещмешки, набитые мелкой галькой и песком, валяющимися в Лимбе в большом изобилии, одно противотанковое ружьё и отвратительная мешанина из мяса, костей, крови и обрывков чёрной формы. Было два беса - стал один котлован из фарша. Отбросив в сторону лишние мысли, я упал на живот и проверил орудие - вроде как целое. "А это - ПТРД-41. Самое простое и потому - самое надёжное противотанковое ружьё. Не забывайте, однозарядное". А вот внутри затвора было пусто. В животе неприятно похолодело - неужели успели отстрелять весь боекомплект? Или может заряды сдетонировали от того залпа из автопушек? Думай, Лурам, думай! Я лихорадочно перевернул лежащие рядом помятые кейсы для патронов - ничего, даже стреляных гильз нет. Пошарил по сторонам - тоже ничего. "Сорок шагов" Наконец я обратил внимание на лежащий рядом силуэт - изуродованная взрывом верхняя половина тела незнакомого мне беса - по всей видимости, это и был Штраб. Глубоко вдохнув и удерживая тошноту изо всех сил, я обшарил уцелевший нагрудный карман - снова ничего. "Тридцать шагов" Только сейчас я заметил, что Штраб что-то сжимает в уцелевшей правой руке. Острый наконечник, тускло светящийся рубиновым цветом - вот тебя-то я и искал. Я вцепился в похолодевшую ладонь покойника, пытаясь разжать - бесполезно, как будто в тисках держит столь нужный мне патрон. - Браток, отдавай по-хорошему, тебе он больше без надобности, - бормотал я, словно уговаривал мертвеца. - Лурам, ты готов? - снизу раздался крик. "Двадцать шагов, я уже слышу скрип суставов шагателя". Тихо выругавшись и едва не блюя от отвращения, я вцепился зубами в окровавленные пальцы, разжимая их один за другим. Заветный патрон тут же хватает моя правая рука, с первой попытки вкладывая двадцатимиллиметровый шанс на победу - затвор глухо щёлкнул, запирая снаряд внутри ствола. - Шинкель, кидай! - крикнул я, прижав приклад к плечу и стараясь унять мерзкую дрожь во всём теле. Пот катился с меня градом, обломанные ногти кровоточили и болели, всё тело ныло от усталости. А ведь бой ещё не начался! Всё было передо мной как на ладони - мельтешащие тёмные фигуры в траншеях, готовящихся броситься вперёд в любую секунду. Между них носится Саргон, не иначе как старается подбадривать, хотя и сам боится не меньше нашего. Чуть впереди траншей замер Шинкель, скрючившись и возясь с зажигалкой. А впереди - Смерть, неумолимая как рука Провидения. Под ногами Смерти - белые фигуры, одна из которых отходит чуть поодаль, чтобы добить отброшенного взрывом беса короткой автоматной очередью. Даже отсюда я вижу вспышку, и как тело несчастного вздрагивает в последний раз. - Горите, ублюдки! - я вижу как Шинкель чуть привстаёт над землей, метнув дымящуюся сумку с тротилом через воронку в земле. Обе "дуры" рванули прямо в воздухе, под коленями "Смирения" - крики убитых и раненых херувимов были заглушены механическим рокотом боли и ярости. Шагатель зашатался и рухнул, но успел опереться на свой гигантский меч, расколов землю насквозь. Тут же овальная голова резко вскинулась вверх, высмотрев Шинкеля голубым светом своего глазного прожектора. Я увидел как будто в замедленной съёмке - старый бес пытается вжаться в бесполезную против такого калибра землю и шепчет последние слова своим родным и как "Смирение" уже наводит на него спарку орудий, захватывая силуэт врага в прицел. - Эй, ты! - мой голос был первым звуком, прозвучавшим после взрыва бомб и криков. - Я к тебе обращаюсь, железка! И шагатель повернул голову, озарив меня лучом синего света - но я как будто заглянул в самую тёмную бездну. Это был не механизм - но живой дух. Я явно ощутил присутствие разума в корпусе машины, знал о его желании отомстить и понимал, что это существо не найдёт покоя, пока не уничтожит всех жителей Ада до последнего. Люцифера, Лилит, их дочь, всех демонов от мала до велика, меня, моих друзей... мою семью. "Или пока не сдохнет". Я не услышал выстрела, но почувствовал, как ружьё резко лягнуло меня в плечо - алая молния, вращаясь и завывая, рассекла свет прожектора, вонзаясь прямиком в единственный глаз "Смирения". Я готов был поклясться, что слышал тихий треск разбивающегося стекла, и как вой бронебойного снаряда эхом отразился во внутренностях шлема воина, сочетавшего в себе черты духа и машины. И за секунду до того, как снаряд разорвался внутри, разнося овальную голову и опрокидывая всё грузное тело набок, я даже не услышал, но ощутил в душе вопль умирающего пилота "Смирения" - в этом крике явно чувствовалась ярость и ненависть, но ещё - паника и непереносимый ужас. Ужас забвения и небытия. Время словно остановилось на секунду для всех, кроме меня - оставшиеся в живых наступающие херувимы и готовящиеся к рывку бесы смотрели на погибшего исполина, и как яркий белый свет покидает руны и иконы, нанесённые на корпус машины. Я, двигаясь словно мертвецки пьяный, успеваю перехватиться за винтовку, дрожащими руками нацепить трёхгранный штык и кубарем скатиться вниз к своим, чудом не переломав себе костей. Но первым голос подал Саргон, подавшись всем телом вперёд и взмахнув саблей. - В атаку! За мной! - Вперёд, подельники! - закричал следом Химлок, подняв над головой автомат. - Рви святош! Один за другим бесы в чёрных и зелёных мундирах, в серых и синих шинелях, выпрыгивали из окопов, бросившись в контратаку, вливаясь в общий нестройный нарастающий боевой крик: - Обосрались, святоши! Убьём их всех! - За мной, братва! На куски рви пернатых! - Давай, навалитесь! Зубами грызть будем! И я кричал вместе со всеми, бросаясь вперёд - херувимы явно паниковали и вяло отстреливались. Цепь бесов погнала войска Света до самых их окопов, валом обрушившись на головы "Первой Компании". Закипела рукопашная схватка - бесы и херувимы били прикладами и самодельными шипастыми дубинками, кололи штыками и кинжалами, дробили кости ударами кастетов, со свистом рассекали воздух взмахами сабель, тесаков и боевых кос или просто опрокидывали друг друга на землю, вцепившись в шею или пытаясь выдавить глаза своему противнику. И я не отставал от остальных - нырнув в цепь траншей херувимов и выставив перед собой винтовку как пику, я тут же выбрал для себя высокого херувима в офицерской шинели, который пытался собрать бойцов вокруг себя. В два огромных прыжка я достиг противника и тот даже не успел повернуться в мою сторону - по моим рукам как будто пробежал электрический разряд, когда штык прошёл сквозь шинель и белоснежный китель, тут же окрасившийся в красный. Офицер с головой льва повернулся в мою сторону, глядя мне в глаза скорее удивлённо, нежели яростно или испуганно. Я громко закричал и, выдернув штык, вонзил своё оружие в тело врага вновь и вновь, пока лев не упал на спину, растянувшись во весь рост. И ещё удар - в живот, в грудь, снова в грудь, снова в живот. В ушах громко шумело, сердце было готово выпрыгнуть из груди. - Лурам, берегись! - звучавший откуда-то издалека голос Шинкеля выдернул меня из оцепенения. - Сзади! Я обернулся и успел увидеть, как на меня бросился херувим в испачканном кровью мундире, размахнувшись боевым ножом. Ещё бы миг, и острое лезвие вошло бы мне прямиком в затылок, убив на месте - я бросился в сторону, почувствовав, как нож рассёк воздух за моей спиной, резко развернулся на месте и одним выстрелом отшвырнул противника на пол. Следом на меня навалился ещё один противник, ударом приклада выбил винтовку из моих скользких ладоней, толчком плеча откинул меня на стену. Я даже не понял как, но отцовский Наган словно сам прыгнул мне в руку и дважды выстрелил - первая пуля ударила херувима в бронежилет, лишив равновесия, а вторая расколола противнику стекло защитных очков, убив на месте. Оставшиеся в живых солдаты "Первой компании" поспешно отступали, даже не пытаясь отстреливаться, позорно убегая с поля боя к последнему рубежу обороны. - Не дайте им уйти! - закричал Саргон. Вид у наследного юного графа был жуткий - мундир порван в лоскуты, намокшие от своей и чужой крови перья торчат клочками, разрубленная фуражка съехала набок, глаза горят решимостью. - Добейте их всех! Не останавливаться! Вперёд! Выбейте их из бункера! Не поднимать их оружие - испепелит! Прикрывайте друг друга! Коротко кивнув, я перелез через окопы, краем глаза заметив бегущие параллельно мне знакомые лица - точно признал Ургафа, Моссера и Шинкеля, а сам побежал за бесом с тяжёлым огнемётным ранцем на спине. Но даже выбитые из траншей херувимы не сдавались так просто, сопротивляясь до последнего - бункер огрызался огнём из всех своих бойниц. - В сторону! - закричал бегущий передо мной огнемётчик. Я сам успел нырнуть в одну из воронок, которыми песок был просто усыпал после обстрела, а вот сам кричащий не оказался столь проворен - отчётливо послышался звон пробитой каски, и бес мешком рухнул рядом со мной. Вспомнив о потерянной где-то в окопах винтовке, я поспешно просунул револьвер обратно в кобуру, после чего перевернул убитого на бок, расстегнул ремни на огнемётном ранце, поспешно стащил толстые перчатки-краги с окостеневших пальцев. - Где спецы? - откуда-то неподалёку сквозь треск выстрелов донёсся голос Шинкеля. - Тут же с огнемётом был! - Убит! - отозвался я, цепляя на себя баллон и поспешно застёгивая крепежи дрожащими от усталости и волнения руками. - Прикрывайте! - Давайте, подельнички, давите пернатых! - закричал Химлок, первым поднявшись из укрытия и стреляя наугад по бойницам. - Лурам, поджарь их! - Умрииииииитееееееее! - мой яростный крик сливается в одно целое с ревущим воем жидкой огнесмеси, вырвавшейся из сопла огнемёта. Длинный сине-жёлтый язык влетает прямиком в бойницу бункера, а навстречу мне выбегают объятые пламенем бесформенные фигуры вражеских солдат-херувимов. - Не стрелять, пусть заживо горят, ублюдки! - я даже не успел обнаружить, как за нашими спинами появились уже знакомые бесы из отряда телохранителей. По одиночке никто из них не ходил, двигались сразу по трое или четверо, хозяйскими движениями буквально вырывая себе что-то стоящее из трофеев. Подползший ко мне херувим даже не кричал, а лишь открывал рот как выловленная рыба, вцепившись обгоревшими пальцами мне в ногу. Огнесмесь расплавила его мундир вместе с кожей, слепив их в одно целое - я отчётливо различил прикипевшую кожу, почерневшие от огня кости челюстей и зубов, чёрный провал вытекшего левого глаза и неестественные тонкие полосы волос на голове, которые не успели сползти с лохмотьями оплавленного мяса. Я выполнил его безмолвную последнюю просьбу - большой палец правой руки сам взвёл курок "Нагана", приставленного к голове умирающего. Произведённый вплотную выстрел прозвучал не громче, чем хлопок пробки в бутылке шампанского. - Невыполнение приказа старшего по званию! - в голосе капрала звучит садистское наслаждение. - Знаешь ли ты, что полагается за неподчинение, свинья ты эдакая? Сотня палочных ударов! И это только для начала! - Мёртвого обыскивать проще, - возразил я, пытаясь выкрутиться. - Да и мало ли зачем он подполз? А если бы у него граната была? - Вот давай-ка я это и проверю, - с наигранной галантностью ответил бес. Пока "трезубец" разрезал мундир убитого и выворачивал карманы, я огляделся - другие телохранители тоже не теряли времени даром, забирая добычу у других солдат. Те с неохотой отдавали добытые трофеи, но не протестовали, зная, чем может закончиться отказ. - Ого, надо же? - присвистнул капрал, повертев в руках снятый с убитого мной херувима кортик в ножнах. - Красивая вещица! Не возражаешь, если заберу? Или ты у нас жадина? - Не возражаю, забирайте, - глухо ответил я, не поднимая головы. - Вот и правильно, парень. Такому отребью как ты не положено носить такое оружие - ты не офицер и никогда им не будешь, запомни это. Высоко залезешь, а потом больно шмякнешься. Это я забираю себе, - солдат из охраны наверняка ожидал препирательств, но я прикусил язык и ждал, пока мой непрошенный попутчик свалит восвояси. - Или тебе что-то не нравится? Тебе есть что сказать, солдат? - Нет, мне нечего сказать, - я сделал два шага назад, полностью уступая тело херувима. - Я не собираюсь с вами ссориться. - Ах, ты не хочешь со мной ссориться? - лицо капрала перечеркнула надменная ухмылка. - Какая любезность с твоей стороны! А по-моему, ты очень этого хочешь! Ну, чего молчишь? Хочешь ударить меня? Ну давай! Или кишка тонка? Сдрейфил? Ты мужчина или нет? Через плечо моего неприятного собеседника я увидел, как какого-то беса в длинной серой шинели скрутили "трезубцы" - несколько раз добавили кулаками по шее и куда-то поволокли. Спиной ощутил, как сзади меня появились новые знакомые и, скорее всего, это уж точно не мои друзья - снова пришлось уступить и подавить гордость. - Я не собираюсь с вами ссориться, - я повторил сквозь зубы и из последних сил держал гнев в кулаке. Я умел драться, знал множество приёмов и грязных трюков, даже в моём полуголодном и уставшем после боя состоянии я бы легко справился с этим капралом - нырнуть вперёд, ударить ладонью под переносицу, добавить подогнутыми пальцами в кадык и сбить с копыт, оставив умирать на месте. Но сейчас я был связан по рукам - одно-единственное слово неповиновения, одна дерзость, один удар, и мне точно конец. Даже смерть этого наглого ублюдка в синем мундире ничего не исправит, а меня точно отправят на виселицу. И хуже всего то, что и он сам прекрасно это понимает и лишь поэтому так довольно ухмыляется. - Ну ты и трус! - хрипло рассмеялся капрал. - Какая же шлюха тебя воспитала? В моих глазах кто-то выключил свет, а клокочущая внутри меня ярость нашла выход, сметая остатки терпения как карточный домик - это оскорбление я уже вынести не смог. Удар получился таким сильным, что насмешник даже не отлетел, а лишь дёрнул головой и упал на спину, выпучив от ужаса глаза и нелепо задёргав всеми конечностями, как попавшая под машину собака. - Помогите, убивают! - капрал сипел, кривясь и корчась от боли в свёрнутом набок носе. - Этот ублюдок просто сумасшедший! Напал ни с того ни с сего! - Дьявол! - я повернулся и уставился прямо на чёрное жерло табельного пистолета, зажатого в руке беса из "Чёрных трезубцев". Щелчок взведённого курка подавил мысли о дальнейшем сопротивлении и отрезвил лучше холодной воды - какой же я идиот! Поддался на такую дешёвую провокацию как последний мальчишка! И теперь лишь гадать, что меня ждёт, но раз не пришили на месте - значит уж точно не расстреляют. Меня вели быстро, заломив руки с обеих сторон и подталкивая сразу двумя пистолетами. Капрал со сломанным носом постоянно жаловался на сильную боль, которая с каждой секундой становилась всё невыносимее. По факту - отвлекал внимание на себя, чтобы никто не успел присмотреться ко мне и поспешить на помощь. - Что ему, в лапы Мордехаю? - с надеждой спросил капрал. - Сегодня или завтра? - Палки, - отозвался конвоир, больно ткнув меня острым стволом "Вальтера". - Десятерых уже отдали на откуп, продолжим отрывать головы - остальные взбунтуются. А порка - настоящая порка - подействует успокаивающе. Все будут думать о том, чтобы не оказаться на месте того, кого будут лупить. Особенно когда покажутся косточки. - А сколько ударов? Хочу увидеть как с него спустят шкуру! - Как решит Гидеон. Думаю, назначат пару сотен на первый раз. Внутри меня всё похолодело от страха. Я изо всех сил старался не подавать вида, но ужас сковал каждую мышцу. Мне доводилось читать о таких телесных наказаниях, и что после такой процедуры "прохода через строй" почти никто не выживал. А даже если я и выживу, то стану обузой для остальных сослуживцев - не смогу даже ходить до туалета самостоятельно, а уж тем более воевать. И потом, две сотни ударов! У меня на спине и живого места-то не останется! Как бы я не старался держать себя в руках, в голове сами собой всплывали жуткие картины того, как от меня будут отлетать куски мяса, и как крик боли сменится визгом ошпаренного кота, а потом - смерть. Либо переломят кости, либо кровоизлияние в лёгкие. Глупая смерть, даже не от пули врага, но из-за прихоти какого-то скота, который по нелепой случайности оказался в одном окопе вместе с тобой. - Кто это? - апатичный и тягучий голос звучал неожиданно, словно владельца только оторвали от глубокого и сладкого сна. Меня грубо швырнули на землю, уткнув лицом в серый песок. Я попробовал приподняться, но сильный удар рукоятью между лопаток повалил меня обратно. - Ну-ну, не так сильно, а то шкуру попортите ему раньше времени. Что за птичка, что натворила? Да пускай уже поднимет голову, хочу посмотреть на него. Хватка ослабла достаточно, чтобы я смог привстать, но всё ещё оставался на коленях и под прицелом. Сначала меня окутало облако густого дыма, столь удушливого и едкого, что даже после стольких лет работы в барах и кальянных, я сильно закашлялся. В тот же момент длинная когтистая чёрно-зеленая полосатая кошачья лапа взяла меня за подбородок - сквозь дымовую завесу я различил три прищуренных, но ярко горящих глаза, изучающих меня со странной примесью лени и какого-то любопытства. Когда дым рассеялся, я понял, что передо мной сидит сам генерал Гидеон, которому и было поручено командование войсками, но облик и манеры демонического кота как-то не вязался с такой важной и ответственной задачей. Лоснящаяся шкура, уложенная шерстинкой к шерстинке, мех был чист, вымыт и сильно пах шампунем, несмотря на то, что для всех нас вода была дефицитом. Усы были только что из-под щипцов для завивания, глаза идеально подведены по линейке или бритвенному лезвию - в целом, всё это франтовство можно было бы простить, если бы не сильный винный аромат и покрытые мутной плёнкой сонные глаза с широкими зрачками, притом что не было ни намёка на солнце. Пока Гидеон осматривал меня, рядом усадили ещё нескольких бесов, которые тоже должны были пройти через такое же наказание - кто-то как и я ударил старшего по званию, другой утаил часть добычи, а самый молодой из присутствующих слишком громко прошептал оскорбление в адрес "трезубца" - судя по виду, бесёнку ещё не было и четырнадцати. Меньше всего повезло тем, кого отводили в сторону и отдавали в лапы огромной угрюмой адской гончей - по всей видимости, это и был Мордехай. С угольно-чёрным мехом, сияющими красными глазами и белым рисунком на морде гончая выглядела как само воплощение Смерти. К Мордехаю отправляли тех, кто ударил офицера чем-то увесистее или острее кулака, и хотя сами "Чёрные трезубцы" подбадривали палача криками злобной радости, сама гончая приводила приговор в исполнение с каким-то равнодушием. Я как завороженный просмотрел всю процедуру от начала и до конца - Мордехай сначала оглушил вертящегося и лязгающего зубами беса небрежным подзатыльником, осторожно и аккуратно положил обе свои лапы на голову жертве, прощупывая подушечками пальцев точку опоры где-то под щеками. А потом, точно в момент, когда бес пришёл в себя и понял, что его ждёт, руки Мордехая поворачивали голову солдата одним резким движением - так в деревне сворачивают шею курице, заворачивая глаза смотреть за спину. Вторым движением голова отделялась от туловища столь же резким рывком, а сама гончая отпрыгивала в сторону, чтобы не испачкаться кровью. - И что же натворил этот негодник? - голос генерала выдернул меня из трясины кошмарного зрелища казни. - Ударил меня, сэр, - поспешно вмешался избитый мной капрал, жалобно шмыгнув носом. - Сломал мне переносицу, сэр. Я бы сказал, что он - совершенно сумасшедший. - Ты у нас боец, стало быть? - Гидеон наклонился ко мне поближе и поддел мой подбородок кончиком офицерского стека. С омерзением я прочитал в кошачьих одурманенных глазах те же выражение, что не так давно видел у фрау Дитрих. - Храбрый, дерзкий, несколько не-дис-ци-пли-ни-ро-ван-ный, но это поправимо. Уверен, что если мы обсудим твоё дело, то сумеем поладить и договориться... - Нет, - коротко и резко ответил я, понимая, что за обсуждение меня ждёт в будущем. Послышалось ворчание - озлобленное от "Чёрных трезубцев" и беспокойное от других ожидающих наказания. Сам же Гидеон на секунду удивился, но тут же улыбнулся ещё шире. - Мне нельзя говорить такое слово, мой хороший. Может быть, ты хотел сказать "да"? К своему стыду, совесть захотела пойти на сделку. Скажу "нет" - и мне оторвут голову, причём не фигурально, а самым натуральным образом, и моё ещё дёргающееся тело откинут в общую кучу, без имён и номеров. Или будут бить шпицрутенами по спине, пока мясо не слезет с костей. А скажу "да"... нет, не скажу. Согласиться на унижение - быть казнённым и телом, и душой, а потому - будем играть в прикуп. Помедлив с ответом, я наклонил голову, собрал в горле всю скопившуюся мокроту, подцепил пересохшим от жажды языком крупные капли пота вокруг губ и метко отправил этот омерзительный коктейль прямиком в морду коту-демону. Что пленники, что конвойные, что я сам - все окаменели и неизвестно, кто испугался сильнее. К всеобщему удивлению, первым заговорил оплёванный Гидеон, голос демона совершенно не изменился. - Ну что же, очень жаль, что ты столь неблагодарный бес, но я умею быть милосердным. За нападение на офицера назначается две сотни палочных ударов, но, исключительно из широты моей души, количество ударов будет меньше, - и прежде чем я даже успел задуматься о том, с чего вдруг мне будет оказана такая милость, моя правая щека вспыхнула жарким пламенем, которое сменил промозглый холод. От удара стека кожа на правой скуле от кончика носа до уха просто разошлась по шву как старый сапог. - Теперь ты получишь ровно сто девяносто девять ударов. Приступайте. Меня подволокли к двум противотанковым ежам, сорвали с меня китель и рубашку и пихнули в спину. Я даже не сопротивлялся - в голове всё ещё мерзко шумело от боли, лицо онемело, было тяжело даже просто скосить глаз набок. Я старался не смотреть ни на палачей, ни на строй - лишь бросил беглый взгляд в сторону оторванных Мордехаем голов, но не увидел знакомых лиц. Это меня немного успокоило. Двое "трезубцев" привязали мои копыта к ежу кожаными ремешками, потом проделали ту же процедуру с руками, а хвост привязали к левой ноге моим же поясным ремнём. Руки мне привязывал тот самый капрал со сломанным носом - встретившись со мной взглядами, бес мерзко улыбнулся и не без удовольствия затянул ремни туже, чем требовалось. Передо мной возникла чёрная адская гончая и взяла лапой за подбородок - не так давно эти пальцы сворачивали шею одним движением, но меня держали очень бережно. - Открой рот. Я послушно выполнил приказ. Мордехай кивнул и вложил мне между зубов сложенную в несколько раз полоску кожи. Я догадался, что это был кляп - чтобы я не кричал и не откусил себе язык. - Ты тощий, - медленно проговорил Мордехай, ослабив ремни на моих руках достаточно, чтобы кистям рук вернулся их нормальный цвет. - Сутулься, подставляй мясо палкам, иначе тебе быстро сломают кости и перебьют лёгкие, будет больно. Жив останешься - постарайся не сдохнуть от инфекции. Удачи, не подведи полк - у меня всё готово. - Лурам! - до меня донёсся громкий крик Ургафа. Мой друг попытался протиснуться сквозь толпу, но тотчас же получил удар прикладом в грудь. "Чёрные трезубцы" стояли полукругом, ощетинившись штыками винтовок и дубинками. - Лурам, держись! - на этот раз крикнул Шед. Чавелинщик старался говорить шутливо, но дрожь в голосе всё портила. - Другие за порку платят бешеные деньги, а тебе задарма шкуру пятнистой сделают! Стоящий в первом ряду Химлок помог Ургафу подняться. Бандит старался держаться равнодушным, но щёки и скулы беса дёргались как заведённые. - Сто девяносто девять ударов! За один подход! - выкрикнул старшина. Я собрался с силами, покрепче закусил кляп, сгорбился и сжал пальцы рук. Надо выдержать. - Раз! - тонкий прут молнией прочертил полосу между моих лопаток. Я вздрогнул больше от неожиданности, чем от боли, но устоял на копытах, лишь мышцы противно задрожали. Кто-то в толпе прошептал слова испуга, другой - грязно выругался в адрес охраны. - Два! Надо выдержать. Думай о том... - Три! ...как этот капрал получит пулю себе в затылок. Или проверю какого цвета ливер у такого труса. - Четыре! Надо выдержать. Только не кричи. Закричал - проиграл. - Пять! Только не кричи...Смерть начала обратный отсчёт. Я не собирался кричать, не собирался умолять о пощаде, не желал просить милости - но боль стала такой невыносимой и острой, что я теперь мечтал лишь о том, чтобы это всё закончилось. Кляп во рту удерживал крик внутри меня, но я слышал это пронзительное эхо где-то у себя в голове всякий раз, когда палка со свистом рассекала мне кожу. - Шестьдесят семь! Уставших "трезубцев" сменили новые бесы, уже заранее скинувших свои тёмно-синие мундиры. Бить принялись с удвоенной силой - надо выдержать, только не кричи и не переставай подставлять мышцы мяса. Сломают кость, и я точно покойник. - Шестьдесят восемь! Меня охватило отчаянье, когда боль стала настолько невыносимой, что из глаз полились слёзы. Мне не хотелось, чтобы мои друзья видели, как меня забивают до смерти, но столь же сильно хотелось, чтобы меня спасли. И пока Ургаф, Шед, Моссер и другие однополчане неотрывно смотрели на мою казнь, другие бесы не глядели на меня - все как один старались не замечать эту страшную картину и наверняка думали лишь об одном - жалкой эгоистичной мысли "Хорошо, что не со мной". - Шестьдесят девять и... ребро! - радостно завопил считающий, радуясь как младенец. - Иссер, ты мне пачку сигарет проспорил! До сотого удара открытая кость! - Пересменка была, не считается, - равнодушно ответил его сослуживец, покуривая сигарету. - На следующем проверим. - Как скажешь... семьдесят! Я чувствовал, что отключаюсь от реальности и изо всех сил старался удержаться в этом болезненном, ужасном настоящем, твердя про себя одно и то же "Уснёшь - не проснёшься". Меня как будто поджаривали на вертеле и одновременно то тёрли наждачной бумагой, то кололи множеством иголок. Кровь ручьями текла вниз по хвосту, и я даже не знал - брюки намокли только от крови или я сам не заметил, как обмочился? Не получалось даже просто дышать - воздух свистел в груди как у загнанной лошади, смесь из слюны и пота наполнила рот и стекала по подбородку длинными нитями. А шпицрутены неизменно противно свистели, вырывая из меня алую крошку из плоти и крови, застывающую на сером песке чёрными каплями. - Восемьдесят! Только не кричать. Не закричу - значит выиграю, пускай и ценой жизни. Нет, всё равно я правильно поступил, что пошёл вместо отца. Жаль лишь не узнаю, почему Табука так странно себя повела. - Девяносто...а ну-ка! Морда у тебя больно печальная, смотреть аж противно! Держи, чтобы жизнь послаще была! Второе дыхание открылось когда новая грань наказания сбросила с меня милосердное оцепенение - так больно мне ещё никогда не было, словно наждачная бумага и иголки решили натравить на меня своё дитя, предварительно обмотанное колючей проволокой. Передо мной пролетело несколько потоков мелко помолотой соли, которую мне только что щедро высыпали прямо на изувеченную спину. Я не закричал лишь потому что боль так сильно стиснула мне горло - горячий воздух застрял в моих лёгких и не мог выйти обратно. - Парни! - откуда-то из-за кровавой пелены донёсся истеричный голос Шедди. - Да что они творят! Какого неба мы просто стоим и смотрим! Они же нас так всех прикончат! Бей псов! - А ну молчать! - рявкнул стоящий в оцеплении бес. "Трезубец" хотел сказать что-то ещё, но тут же издал какой-то булькающий звук - Химлок сделал едва уловимое для глаза движение рукой и бес из свиты Гидеона рухнул на спину, прямо передо мной. Из горла умирающего торчал длинный тонкий гвоздь. - Бей псов! - заревел Ургаф, перехватывая свой карабин как увесистую дубину. Сейчас этот некогда мирно выглядящий улыбчивый толстячок был больше похож на разъярённого быка - Ургаф отплатил недавнему обидчику из оцепления той же монетой, со всего размаху обрушив окованное ложе на голову "трезубцу". - Глуши уродов! Бесы из всех отрядов бросились в общую свалку, выместив всю свою злость и ярость на "Чёрных трезубцах", не успевших даже сообразить что к чему и добраться до оружия. Да, свита Гидеона не знала голода и сохранили силы, не участвуя в бою, но сила оказалась ничтожной против отчаянной ярости, злости и многократного численного перевеса. "Трезубцев" валили на землю, пинали копытами, рвали на лоскуты как дикие звери - даже сопротивлявшийся до последнего Мордехай не избежал бесславного конца. Я видел, как Шедди, чуть пригнувшись, быстро выскочил из толпы, набросился на спину адской гончей и накинул ей на голову чью-то плащ-палатку. Подскочивший Ургаф распорол Мордехаю ногу от сгиба на колене до самой пятки, Билдж толкнул палача всем телом, навалился на правую руку гончей, а Моссер и Химлок заработали ножами как две швейные машинки, оставляя на чёрном мехе ещё более чёрные пятна. - Сейчас-сейчас, потерпи, - громкий шёпот Шинкеля звучал откуда-то издалека. - Вот ведь суки, что с тобой сделали? Лурам, ты хоть живой? Слышишь меня? - Прекратить! Прекратить драку! - молодой, но требовательный голос, подкреплённый двумя выстрелами, моментально заставил всех участников свалки незамедлительно перестать работать кулаками и ножами. У меня сил хватило лишь приподнять голову и приоткрыть глаза – все вокруг утратило ясность и превратилось в одно большое мутное пятно. Попытка сосредоточиться вызвало лишь новую вспышку боли как на спине, так и на лице. Я тяжело выдохнул и снова бессильно опустил голову, кляп сам выпал изо рта на серую землю вместе со слюной и желчью. - Какого неба тут происходит?! За что наказывают этого солдата?! Где организованная оборона, где место для раненых, где окопы?! Чем вы вообще тут занимаетесь, ленивые свиньи?! Наследний граф Саргон де Веттерлие, ставший за время своего отсутствия ненамного чище, чем когда я видел его в последний раз, бодрым и пружинистым шагом направлялся ко мне, размахивая дымящимся револьвером. Поравнявшись со мной, Саргон бросил полный ярости взгляд в сторону скулящих потрёпанных "Чёрных трезубцев", которые жались к Гидеону, даже не удосужившись поднять с земли и забрать всё ещё цепляющихся за жизнь полумёртвых избитых сопартийцев. - Что здесь произошло? - уже спокойнее повторил юный граф, но так и не добился ответа. Гидеон и его свита смотрели на Саргона растерянно и непонимающе как напроказничавшие маленькие дети; бесы из основных ударных сил забирали своих раненых и угрюмо смотрели на столь неожиданно появившегося интенданта. - Наказание, ваше сиятельство, - сердито буркнул Шинкель, освобождая меня от ремешков. - Лурам, ты как? Живой хоть? - Я в порядке, - кто-то другой ответил моим же голосом. Разумеется, ни о каком порядке не могло быть и речи, но я решил идти до самого победного. Показывать свою слабость, просить жалости и сострадания перед лицом товарищей и тем более этих шлюхиных сынов из "Чёрных трезубцев"? Да ни за что! Медленно отступив от места моей же собственной "казни", я повернулся и нашёл в себе силы ровно на четыре шага, а вот на пятом шаге серая земля резко поднялась перед глазами и больно ударила по распоротой скуле. Но бесы, стоявшие позади Саргона, восторженно и ободряюще зашумели - меня подняли под руки и копыта, помогли встать, каждый спешил приободрить или дать непрошенный совет. - Вот звери-то, а? Хуже пернатых! - Всю спину измолотили, кровищи-то налилось! - Кости целые, а парень он крепкий! Выкарабкается! - Глянь, морду ему пометили! Шрам точно останется! Рану бы ему промыть, а то загниёт! - С чего гнить-то, баранья ты голова? Здесь песок стерильный! - В котелке у тебя стерильно! Мозгов ни на грош! - Тихо! - прикрикнул молодой граф. - Спину ему обработайте! - Нечем, - отозвался Шинкель, помогая мне улечься на живот, под которое расторопный Шедди быстро подложил одеяло. - Лекарств нет, даже простых бинтов и жгутов почти не имеем. - И это, пожрать бы не помешало, в самом деле! - добавил Ургаф. - Сухпаёк ешьте, разрешаю, - раздражённо ответил Саргон. - А что такое сухпаёк, начальник? - кисло улыбнулся Химлок. - Что всё это значит, интендант? - неожиданно подал голос осмелевший Гидеон, пока граф задерживал дыхание и медленно считал до десяти. - Я, разумеется, безгранично вам благодарен за подавление бунта, но... - С этого момента, я больше не интендант, - резко ответил наследник, дёрнув головой так резко, что повязка на темени разошлась. - Пять минут назад мной была получена радиограмма - за вашим командованием остаются "Пророки судного дня" и "Стража Иштар". - А остальные? - непонимающе спросил Гидеон, моргая медленно трезвеющими глазами. - "Дети Уробороса" поступают под моё личное командование. Как раз пришёл, чтобы поблагодарить всех вас за отличную работу и пройденное боевое крещение, - Саргон раздулся от неподдельной гордости. - "Спасибо" в карман не положишь, - снова съязвил Химлок. - Знаю, - граф неожиданно не оскорбился. - Знаю, что сегодня нам очень повезло, и что в дальнейшем нам нужно будет хорошее снабжение и подготовка, иначе мы не сможем выиграть эту войну. Солдаты непонимающе заворчали. - Значит так, - Саргон откашлялся в кулак. - Уже послезавтра все вы получите нормальное вооружение, новое обмундирование и минимальный личный набор из еды и медицины - это первое. Второе - будет нормальная еда. Третье - будет техника, но учиться придётся на ходу, отсрочки нам никто не даст. И четвёртое - в поддержку нам направлен батальон разведки "Алые когти". Большего пока дать не могу, но это только пока. И самое главное - у меня не будет никаких телесных наказаний, в особенности для отважных солдат, - приподняв глаза, я увидел Саргона, присевшего на корточки прямо передо мной. - Как тебя зовут, солдат? - Лурам, ваше сиятельство, - я попытался приподняться, но не хватило сил. - А вас, я гляжу, уже пометило? - Это? - демонический голубь прикоснулся когтями к затылку, нащупав рану, и поморщился. - Чепуха, так, пулей царапнуло. - И вам благодарность, граф. Что за спинами нашими не прячетесь, и что в атаку первым нас повели. - Мой отец поступал точно так же, - Саргон гордо вскинул клюв и осторожно похлопал меня по плечу как равного, после чего вынул из кармана небольшой тюбик и передал его сидящему рядом со мной Шеду. - Вот, пропитаешь этим бинты, через час повторишь - мясо затянется, но шрамы будут, тут уже ничего не исправить. Щёку ему простой нитью заштопаешь, раздобудешь - по глазам вижу, что сможешь. А теперь, все остальные, поднимайте свои хвостатые задницы и принимайтесь строить укрепления, хотя бы на время - снимайте с покойников вещмешки и наполняйте их песком! Разделите патроны и гранаты, чтобы у каждого был запас хотя бы на десять минут боя! Пока затишье - надо работать! Лучше пот, чем кровь! - Хотел бы я узнать, как ты заставишь эту чернь повиноваться? - хмыкнул Гидеон, нависнув над Саргоном и мной. Шед выгнул спину и уже нащупал рукоятку ножа, но граф встал между ними и упёр руки в бока. - И безо всякой порки и казней! - Очень просто, - тонко улыбнулся граф. - Не будут слушаться - отведу за палатку и ударю по уху. Быстро, действенно и доходчиво. Мне нравится моя армия, все эти бесы - прекрасные солдаты и неплохи сами по себе, пускай большая часть из них - бандиты, неудачники и шваль, но я это принимаю. - Очень любезно с вашей стороны, ваше сиятельство - стоящий неподалёку Шинкель отбил шутливый поклон. - А если удар не дойдёт? - Тогда отдам Гидеону, - прямо ответил Саргон. - Там поймут, как вольготно им до этого жилось. - Ну тогда полный ажур, с первого раза уж допетрим как-нибудь, - Химлок пожал плечами, затушил сигарету и перед уходом обратился к Шеду. - Давай, штопай Лурама, такой отчаянный нам ещё нужен будет. А я пойду мешки тягать, дел впереди много. Меня же занимала одна мысль - я пережил этот день, я остался среди живых. И так нужно будет повторить. И это сейчас - самое главное.