***
- Ненавижу этот песок, - недовольно фыркнула Тамара, откашливаясь после очередного суховея, превращающий некогда белоснежную новенькую кадетскую форму во всевозможные оттенки чёрного и серого, и лишь кокарда на фуражке оставалась неизменно багряно-красной как маленькое предрассветное солнце. - Будет тебе ворчать, - рассмеялся Виктор - её однокурсник: высокий, тощий и с нелепыми огромными ушами, поддерживающими края фуражки. - Мне здесь и двух дней не пробыли! - Да он везде! - засмеялась девушка, в очередной раз перетягивая ружейный ремень через грудь, ощущая приятную, надёжную тяжесть десятизарядного укороченного карабина у себя за спиной. - В сапогах, под одеждой, в волосах и в ушах! - А мне он уже снится, - откашлялся другой херувим по имени Лука, возясь со шнурками на своём солдатском ботинке. Как более опытный любитель ходить в походы, Лука предпочёл отказаться от высоких и блестящих хромовых сапог, взяв вместо них короткие ботинки на шнуровке. - Вот закончится война, и я на пляж - ни ногой! Тамара лишь вздохнула, поправила солнцезащитные очки, надвинула свою фуражку на самые уши и при этом постаралась не шелохнуться на своём насиженном месте "на броне", что уже было непростой задачей само по себе. Бронетранспортер грохотал, ревел, дребезжал и подпрыгивал на небольших песчаных кочках, но это не особо занимало девушку, потому что рядом с ней сидел Чараэль - молодой херувим с приятным широким лицом и густыми золотистыми кудрями, упрямо выбивающимися из-под фуражки, которую владелец лихо сдвинул на ухо, не опасаясь ни Капелланов из учебки, ни всезнающих Инквизиторов, зорко следящих за любым проявлением инакомыслия в поисках затаившейся измены и ереси. - Милая, не спи, а то бесы утащат, - Чараэль шутливо ткнул девушку пальцем в щёку, а Тамара лишь фыркнула от подобного проявления нежности. Всё-таки, она была безумно счастлива и любила его всем сердцем, как и Чараэль любил её. Да, совет академии не очень-то одобряли заключение каких-то серьёзных отношений вплоть до выпуска, считая карьеру по военной службе самым важным событием в жизни каждого кадета, но успехи Чараэля и Тамары по учёбе, безукоризненное и непорочное несение службы без малейших дисциплинарных взысканий, а также чистота и непорочность их любви всё же склонили чашу весов в их пользу - совет не только прикрыл глаза на их союз, но и зачислил в один и тот же отряд. Уже в декабре они должны были обвенчаться, но у судьбы были иные планы - общий сбор выпускников, разговоры о войне и клятвы верности - сначала перед суровым полковым капелланом, а после - друг перед другом. Командовали ими двое: первым был пузатый, краснощёкий капеллан Клавдий, который ехал во главе колонны, сидя на башне головного танка "Стража", при этом громко вещая через мегафон те же слова, которые Тамара, Чараэль и другие слышали ещё в академии: что здесь они - воины света и неба - воюют за самые благие вещи: освобождение томящихся в Лимбе душ, уничтожение коварных и подлых адских легионов, которые только и делают, что подбивают смертных людей на всевозможные преступления и соблазны, и что эти демоны и бесы могут брать лишь хитростью и числом, а потому они будут с легкостью сокрушены молодыми и отважными сердцами и, само собой, Бог всегда на стороне добра. - Всему этому цена одна - дерьмо, - мрачно процедил старослужащий Август, презрительно сплюнув сквозь зубы на серый песок. Вид этого солдата, провоевавшего месяц, и вернувшегося из госпиталя, несмотря на полученные раны, внушал лишь ужас - оплавленное ухо, пересеченное крест-накрест широким стяжком, навсегда превратило лицо в перекошенную гримасу боли. Август сразу выделялся на фоне остальных новобранцев - он не грыз просфоры, не болтал ногами, не беседовал с соседом о планах после войны, не смеялся, не полировал кокарду на фуражке или охлопывал плечной шеврон. Лишь постоянная готовность броситься в бой, чтобы собственной яростью вытравить кошмарные воспоминания, и такая сильная ненависть ко всему вокруг, что именно поэтому Август редко говорил: как будто опасался, что окружающие почувствуют эту ненависть даже в самых простых словах. - Так, патрон в патронник, - коротко и резко скомандовал Август, снимая с предохранителя висящий у него на шее короткий автомат. Его ярко-синие глаза не моргали, даже несмотря на летящий навстречу крупный песок, который, словно испугавшись этого пустого взгляда, послушно-трусливо облетал эти покрасневшие от напряжения сферы глазных яблок, видевших слишком многое. - Сто метров до ущелья, там будет засада. Я чувствую это. - Засада? - удивленно переспросил Виктор, решивший не слушать совета более опытного товарища. - Но ведь по картам этот участок всё ещё находится под нашим контролем! - Верно, - спокойно ответил Август, осматриваясь перед собой всё тем же немигающим, змеиным взглядом и уже всем телом готовясь к прыжку с брони в любую секунду. - Как и многие другие участки. Но это не спасло грузовик с офицерским составом, который позавчера наехал на противотанковую мину и взлетел на воздух. Как не спасает от миномётов и вылазок их диверсантов. Эти бесы - опасные и опытные враги, а не голодранцы, которыми их вам расписывают. Попомните мои слова, ребята - в этих чёрных скалах нас точно ждут. - Может быть, тепловизором посмотреть? - предложил Лука. - У меня и монокуляр есть с собой! - Бесполезно, камни слишком горячие, - отмахнулся ветеран. - Скалы греются изнутри настолько сильно, что можно за минуту спалить насквозь мокрый бушлат, а бесам - хоть бы что. - Как думаешь, далеко мы от наших? - Примерно день-полтора быстрым бегом, сзади стреляют. Снова идут брать Голову Саладина. Наверняка и нас попросят присоединиться к штурму. - Хватит базарить и засорять эфир. Лурам, ты заминировал дорогу? - Угу, две «дуры» по килограмму каждая. Уже шестая ходка, Шинкель - я помню как всё делается. Вы же сами нас учили. - Спасибо на добром слове... рация! - "Группа-1" на связи! "Группа-1" - "Сапфиру", приём! - "Группа-1", это "Сапфир"... ну это я, Саргон! Наши разведчицы засекли караван в минуте от вас, примерно две сотни штыков! Шесть машин, в голове и в хвосте по «Стражу»! "Красные щиты", кадеты! - Принято, работаем. Конец связи. Уничтожить всех. Тамара протёрла начавшие слезиться от напряжения глаза – было всё ещё непривычно. Ей вспомнилась любимой детской книжке о восточных сказках, где пустыня была живой – песок мягких золотых оттенков, парящие в небе подобно королям одинокие орлы в поисках добычи, шустро снующие по земле ядовитые коварные скорпионы, голосистые и вечно плачущие шакалы с их ночными песнопениями и неторопливые караваны верблюдов-кораблей пустыни, идущие к оазисам горделивой походкой. Херувим посмотрела на часы сидящего рядом Чараэля – половина первого, только вот дня или ночи? Казалось, само время не имело власти в этом унылом безжизненном месте. Неподвижное тусклое солнце в вечном зените еле-еле пробивалось сквозь мрачные монументальные серые облака, обильно посыпающие фуражки кадетов вулканическим дождём из грязного пепла. А они здесь, жутко медленно ползут через это проклятое ущелье, изнывая от жары и от напряжения, нагнетаемое иллюзией постоянного роста этих страшных чёрных скал и тихого скрежета зубов Августа, пытающегося рассмотреть врага в темных ущельях. - Выбьют нам головную и замыкающую, - громко прошептал ветеран, тошнотворно дёрнув изуродованной щекой. - И положат нас как в тире. Три грузовика кадетов - как начнётся пальба, сами друг друга перетопчут, безо всякой помощи. Как баранов на убой ведут. Чараэль уже хотел что-то сказать Августу, но не успел. Идущий во главе колонны «Страж» из белоснежного стал оранжевым, потом – красным, а под конец вновь побелел, прежде чем возникший на его месте столб пламени оставил за собой чёрные покорёженные обломки и бесформенный обгоревший силуэт горластого капеллана, который ещё мгновение назад в очередной раз повторял одни и те же слова, нисколько не убавляя ни в фанатичности, ни в громкости. Почти одновременно откуда-то из теней скал сорвался огненный дракон ракеты, вонзившийся под башню замыкающему колонну танку - "Страж" встал на дыбы как дикий мустанг, раскидав по сторонам кадетов как игрушечных солдатиков, замерших на песке в нелепых позах. Вслед за взрывами застрекотала зеленоватая очередь длинных трассеров, с одинаковой легкостью прострочившая брезент и тела кадетов под ним как игла обезумевшей швеи. Тут же за пулемётом последовали новые автоматные очереди, методично полосуя лихорадочно метавшихся по дну ущельях херувимов-кадетов. - С брони! С брони, идиоты! - взревел Август. Но ветеран сначала сдёрнул с БТРа застывших от неожиданности кадетов, в том числе и саму Тамару, порвав ей рукав кителя и швырнув девушку прямо в руки Чараэля. Но уже через секунду Август глупо хрюкнул и мешком свалился на песок рядом с теми, кого спас от столь внезапной смерти - обгоревшая часть головы старослужащего была начисто срезана двумя пулемётными пулями. - Тамара, стреляй! - крикнул Чараэль, первым открыв слепой ответный огонь из своего карабина. Девушка послушно кивнула, попыталась сорвать оружие со своего плеча, но почему-то ремень упорно не хотел слушаться. Она как зачарованная смотрела, как вниз по скалам на тросах спускаются небольшие чёрные силуэты, меткими выстрелами сражая пытающихся сопротивляться херувимов - Лука, попытавшийся прорваться к охваченному огнём взорванному грузовику, неожиданно споткнулся, упал и быстро задёргал ногами на месте, словно пытался крутить педали невидимого велосипеда. Последним, что увидела Тамара, стал подброшенный взрывом к небу огромный бело-желтый неровный квадрат бронещита полевой гаубицы, которая ехала на прицепе прямо перед ними. Херувим не сразу поняла, почему этот тяжелый лист бронированной стали принялся расти всё больше и больше - и лишь за секунду до того, как весь мир погрузился во мрак, Тамара догадалась, что щит не рос, а лишь стремительно падал прямо на неё. Ноги приросли к земле, а сама девушка лишь вздрогнула и открыла рот в испуганном крике. - "Сапфир", это "Группа-1", колонна уничтожена, с нашей стороны потерь нет. Пять минут на прочёсывание ущелья и возвращаемся. - Две минуты! Срочно возвращайтесь обратно тем же маршрутом через портал и немедленно усилите группу на левом фланге! Несём тяжелые потери! Тамара очнулась от толчка и страшной, неведомой до этого дня боли, как будто что-то хотело вырваться через её живот и теперь отчаянно царапало внутренности и кожу, борясь за собственную жизнь. Всё тело ныло от боли, каждая косточка ощущалась сломанной, голова ужасно кружилась и раскалывалась. - Тамара, ты жива? - громкий шёпот знакомого голоса всё же заставил девушку-кадета издать слабый стон. Чараэль нагнулся к её лицо практически вплотную так, что она ощутила горячее тепло его грязных от копоти щёк. - Сейчас-сейчас, я тебя вытащу! Только не кричи, враги всё ещё рядом! Тебя придавило, я попробую поднять щит! Чараэль несколько раз попытался закинуть свой карабин через плечо, но всякий раз, когда кадет наклонялся, оружие упрямо сползало ему на грудь, мешая спасти свою подругу. Позабыв об осторожности и находящихся рядом врагах, юноша натянул рукава своего кителя себе на ладони и подхватил щит от гаубицы обеими руками - ткань задымилась, зашипели нити позолоченного шитья и в воздухе запахло паленым рогом, но тяжеленный лист стали даже не сдвинулся с места. - Чар, мне больно, я ног не чувствую, - Тамара сама не поняла, как заплакала от боли и страха, заикаясь и часто, неровно дыша как загнанный заяц. Неужели самый первый день в Лимбе, окончившийся таким позорным и жалким поражением, станет самым последним? - Сейчас, ещё капельку потерпи, только не кричи, - Чараэль всё ещё пытался её успокоить и приободрить. - Всё будет хорошо, она поддаётся! Шевели ногами, не позволяй крови застыть! Перепачканный пеплом и сажей до черноты Чараэль вновь безуспешно попытался вытащить свою подругу из-под догорающего щита от гаубицы. Ещё одна попытка - кадет закусил губу до крови, изо всех сил пытаясь приподнять железо, обжигая себе ладони и пальцы, но не оставляя надежд. Где-то неподалеку послышались хлопки одиночных выстрелов и звуки острых штыков, с одинаковой легкостью рвущих как шерстяную ткань, так и живую плоть - бесы из диверсионной группы добивали раненых, не обращая внимания ни на жалобные стоны, ни о просьбы о пощаде, ни делая особой разницы между юношами и девушками: укол или выстрел. Когда щит немного сдвинулся с места, Тамара сумела поставить руки на локти, вцепившись ладонями в горячий металл, и уже готовясь дать команду, чтобы объединить усилия, но в тот же момент из-за спины Чараэля вырос тёмный силуэт, вскинувший к плечу свой тяжёлый, угловатый автомат с цевьём и прикладом из темного дерева. Прищуренный жёлтый глаз безошибочно совместил целик и область между лопатками молодого кадета, который больше был обеспокоен спасением своей попавшей в ловушку подруги. - Руки к небу! - коротко рыкнул бес в чёрной одежде. Девушка различила вышитого змея-Уробороса на правом плече теплого военного свитера. - Без глупостей! Чараэль резко обернулся в сторону противника, широко распахнув свои глаза, но до сих пор не выпуская из рук край толстого листового железа. Несмотря на наставленное на него оружие, херувим перехватился так, чтобы прикрыть свою подругу спиной. - Пожалуйста, - громким шепотом взмолился Чараэль, тряхнув мокрой от пота головой. - Прошу вас о милосердии! Можете убить меня, можете взять меня в плен, но только позвольте мне спасти мою подругу! Она серьёзно ранена, ей нужна помощь! Диверсант сделал ещё один угрожающий шаг вперёд, автомат в его руках даже не дрогнул, как и мускулы на его алом лице. Тамара различила длинный тонкий шрам, тянущийся белой молнией от правого уха до кончика носа беса. - Чараэль, не надо, - простонала Тамара, морщась от боли. Дышать становилось всё труднее, а жар - нестерпимее. - Им неведома жалость и уж тем более высшие добродетели. Не унижайся. - Лурам, что у тебя там? - раздался новый голос откуда-то из-за спины вооруженного беса. - Помощь нужна? Бес неожиданно заколебался и слегка опустил ствол автомата, посмотрев куда-то в сторону. Было видно, что он усиленно размышляет - весь его боевой опыт, его выучка и учение требовало поступить по плану: по пуле на каждого, развернуться и уйти вместе с группой на перегруппировку. Чараэль обречён - он не успеет схватиться за оружие, не погибнув при этом, что уж говорить о самой Тамаре, которая даже не знала, насколько серьёзны были её ранения. Когда диверсант вновь поднял автомат и тщательно прицелился, внутри Тамары всё замерло - неужели это и правда конец? Чараэль не шелохнулся, готовясь встретить смерть лицом к лицу. Прозвучало два выстрела - пули с глухим звоном ударили в борт подбитого БТР, пролетев в шаге от Чараэля. - Чисто, сейчас догоню! – крикнул бес в ответ своему товарищу через плечо. – Минутку дай карманы обшарить! - Конечно, трофеи дело выгодное! – услышав такой ответ, солдат со змеем на плече спокойно выдохнул, и посмотрел на ошарашенно глядящих на него херувимов. - Так, - скомандовал бес, перекинув автомат через плечо и взяв в руки уничтоженный взрывом карабин одного из солдат «Первой Компании». - Ты - подними с земли свою винтовку, отстегнёшь магазин и подсовывай прямо под щит, поближе к барышне. Я подсуну свой автомат рядом. Мадам - работайте локтями и задом, выползайте оттуда своим ходом. Будешь чудить - убью обоих. Бес явно преувеличивал свои возможности, ведь сейчас он сам очень сильно рисковал, стоя к Чараэлю боком практически вплотную - херувиму бы ничего не стоило прямо сейчас незаметно отстегнуть штык с поясного ремня и безжалостно ударить столь неожиданно беспечного демона прямо в бок. Но Чараэль послушно выполнил приказание - может быть потому, что не хотел искушать судьбу, или же потому что всё ещё больше пёкся о спасении своей избранницы. Вдвоём бес и херувим справились с первой же попытки - Тамара буквально вылетела из железного плена как пробка из бутылки. Кадет тут же припал на колени и крепко обнял свою подругу - чувства тут были уж точно неуставные. Бес повёл себя и того страннее - сделал два шага назад, закинул автомат себе на плечо и чуть отвернулся, не желая смотреть на влюбленную пару. - Не знаю, кто вы такой, но я очень вам благодарен, - херувим прислонил ладонь к козырьку своей помятой фуражки. – Я не ожидал от вас такой доброты. - Меня зовут Лурам, - буркнул бес. Ещё немного подумав, Лурам покопался с ремешками на своей разгрузке и кинул Чараэлю запасную фляжку, тихо звякнувшую от удара об землю. - Сидите тихо как мышки, через минуту уходите обратно. Будет тяжело нести свою подружку – обернёшь свою шинель вокруг винтовки и потащишь по земле. Песок здесь ровный, так что дотащишь без проблем. - Ещё раз спасибо тебе, Лурам, я этого не забуду, - закивал Чараэль, не переставая гладить свою подругу по голове. - Знаю, что звучит странно, но я помолюсь за тебя и твоё возвращение. - Лучше помолись, чтобы смерть быстрой была, - бес лишь огрызнулся и зашагал прочь, уже не боясь, что будет застрелен в спину. - Тамара, ты слышишь? - Чараэль лишь тихо засмеялся, всё ещё не веря в своё счастье. - Сейчас я донесу тебя обратно. Быстро-быстро домчимся, ты даже обернуться не успеешь. Тамара едва смогла разлепить свои пересохшие, потрескавшиеся губы. - Да, я тебя слышу, - просипела она. - Бес нас пощадил. - Пощадил, - согласился Чараэль, поворачиваясь спиной к подруге и садясь на корточки. - А теперь нам надо спасаться. Давай-ка, забирайся ко мне на спину! - Не надо, - на Тамару снова навалилось отчаяние, началась истерика. - Я не смогу, я тебя буду только задерживать. Мы оба погибнем в пустыне. Ты меня не донесёшь. - Донесу! Хватайся за шею! - скомандовал кадет. - У нас есть три полные фляжки на двоих, мы обязательно дойдём. Чараэль, явно ругавший себя за излишнюю лень в тренажёрном зале, крякнул от напряжения, но всё же сумел выпрямиться, подхватил беспомощно висящие ноги своей любимой и упрямо пошёл вперёд, подальше из ущелья смерти, где нашёл своё последнее пристанище пятьдесят второй кадетский батальон "Первой Компании". Уже через какое-то время, пока Чараэль шел вперёд, ориентируясь по следам от колёс и гусениц, жара спала и песка в воздухе стало заметно меньше. - Как думаешь? - Тамара первая нарушила молчание, ощущая, что её ноги всё же шевелятся, хоть и болят. С другой стороны, боль в животе сделалась совершенно невыносимой и каждый шаг её Чара отдавался кинжальным ударом от пупка до позвоночника. - Почему этот бес нас не стал убивать? Может быть, он что-то задумал? Что мы вернёмся, расскажем остальным, а те станут слишком доверчивыми и попадут к ним в руки? Чараэль вздохнул и, подняв голову, дёрнул носом, после чего удвоил шаг. На горизонте виднелись крошечные белые квадраты лагерных палаток небесных сил. - Я не знаю, милая, - признался кадет. - Может быть и так, а может быть, он действительно совершил доброе дело. В любом случае, нам с тобой лучше об этом молчать, чтобы нас не заподозрили в ереси. Так или иначе, ты уже отвоевала своё, и я сделаю всё, чтобы ты отправилась домой первым же маршрутом. Даю тебе слово, моя радость.***
- В госпитале выяснилось, что я была беременной от Чараэля, - произнесла Тамара. - Всего лишь три недели. - Но ведь это же благо? - осторожно уточнил Коллин. - Двое любящих сердец... - Из-за полученных травм, мне удалили матку, - громко прошептала девушка, громко и судорожно шмыгнув носом. - Я потеряла и ребенка, и возможность заново стать матерью. А в последний день войны - и своего Чараэля. Коллин замолчал, даже не зная, что сказать на это и существуют ли вообще слова утешения в таких страшных, чудовищных жизненных ситуациях. - Конечно, я поспешила обратиться за помощью к церкви, которая должна поддерживать в столь тяжёлые минуты, - слёзы в глазах Тамары моментально высохли, а рот искривился в злой, жестокой улыбке. - Но мы с Чараэлем, хоть и любили друг друга, но не успели полноценно обвенчаться, а потому я считалась беременной до брака блудницей. Знаешь, что сказал мне священник? Что я шлюха. Грязная и трусливая шлюха, неспособная как хранить целомудрие, так и отдать свою жизнь на поле боя, как подобает солдату Господа. Херувим затянулась сигаретой так сильно, что бумага превратилась в пепел со слышимым хрустом. - Никаких выплат как вдове погибшего военнослужащего, хотя для меня это было не очень-то и важно, ведь никакие деньги бы не вернули мне ни мужа, ни ребенка. Презрительные взгляды и шепоты за спиной, постоянные проверки Инквизиции... и я обозлилась. Разозлилась на весь мир, хоть я всё ещё и верила в правильность нашей миссии даже после того, как церковь бросила меня в трудную минуту. Коллин вновь замолчал, и Тамара приняла его молчание за осуждение. - Я ежедневно тренировалась от рассвета до заката, доводила своё ослабленное и одрябшее после операции и больничного режима тело до пика физических возможностей, упражнялась с оружием и проповедовала учения безумных фанатиков в остроконечных колпаках совершенно добровольно, пока не привлекла к себе внимание одного из них. Я заявила, что хочу искупить своё позорное выживание участием в Дне Уничтожения, возглавив авангард. Я даже стояла на коленях перед этими заплывшими жиром лицами под капюшонами, чтобы мне дали хотя бы один шанс и всё же добилась своего спустя две недели просиживания на ступеньках капеллы. Херувим вытащила из-за пазухи фляжку и сделала большой глоток, даже не поморщившись, после чего предложила Коллину. Тот лишь помотал головой, удивляясь тому, что Тамара не только курила, но ещё и выпивала. - Как я была горда собой, когда мне наконец-то разрешили поучаствовать в этой операции, пускай и всего лишь в составе ударной группы, а не во главе. Меня показывали по телевизору, сделав из меня идеальную кающуюся грешницу, которой им так не доставало для поддержания имиджа... Какая же я была дура. - Вы ведь убивали грешников, да? - спросил Коллин, при этом сам с большим трудом веря своим же словам. - Они этого заслуживали? - Вовсе нет, - Тамара зашлась истеричным смехом и вытерла глаза тыльной стороной ладони. - Я захотела отобрать у адского мира то же самое, что они отобрали у меня. Я уговорила командира авангарда нанести удар по самой величайшей ценности для любого, будь то человек, зверь, ангел или демон. Сделав ещё затяжку и стряхнув пепел ногтем, Тамара подтвердила худшую догадку Коллина. - Первый удар пришёлся на крупнейший родильный дом круга Гордыни. Секунда - убить мать, ещё секунда - отбросить её тело или убить отца, и ещё секунда - убить ребёнка. Ровно тысяча убитых матерей: бесовок, адских гончих, суккубов и грешниц. Кто-то из них выбрасывался из окон, прижимая к своей груди детей, надеясь спасти их ценой своей жизни... выживших и искалеченных младенцев поднимали на освященные пики, глядя, как кровь в детских телах закипает изнутри, и первый их день рождения оканчивается мучительнейшей смертью. Коллин, не веря своим ушам и разинув рот, в ужасе смотрел на херувима. К горлу агнца подкатил огромный комок. - Но как можно? - лепетал ягнёнок, едва сдерживаясь, чтобы не расплакаться самому. Лицо Тамары сделалось старше, серые глаза отливали неестественной дымкой, пальцы сжались до побелевших костяшек, казавшихся призрачными на фоне и без того бледной кожи. - Я вовсе не была под какими-то чарами, как это часто бывало в случаях с земными знахарками и повитухами, которые гибли в застенках инквизиции - когда я приняла участие в том Дне Уничтожения, я поступила так, как сама этого желала. Я желала калечить и убивать за своего погибшего мужа, за всех бедных дурачков, которых перемололи жернова очередной войны за Лимб. Но в итоге, я получила лишь разрушенные семьи и опустошенные сердца из-за моей чудовищной гордыни. Я убила... - Кого? - с замирающим сердцем спросил Коллин. - Кого ты убила? Все мышцы лица Тамары перекосились разом, став подобием маски смерти. - Я убила Бога, Коллин. Бога на детских устах.