***
Пары для Хёнджина были в тысячу раз скучнее, чем обычно. Он оправдывал это тем, что на улице хорошая погода и хотелось быть там. Но как только он представил, что он сейчас гуляет, то сразу передумал. Хёнджин пытался слушать историю зарубежной музыки, но их преподаватель был мужчиной 60 лет, который еле-еле проговаривал даты и жанры. Хёнджин смирился с тем, что ему предстоит лежать на парте еще полчаса. Чтобы занять себя, он открыл тетрадку и начал считать свои калории. Утром его отвлек Феликс, а сейчас у него предостаточно времени. Вообще Хёнджина это успокаивало. Он с легкостью мог вспомнить каждую булочку, которую съел, каждый батончик, который наверняка бы дал ему Джисон. Он проживал хорошие воспоминания с Феликсом заново, а потом подсчитывал в уме, сколько углеводов было в той лапше. И в какой-то момент Хёнджин понял, что дело уже давно не в калориях и не в его внешности. Дело принципа. Ему так спокойнее. Ему так легче. Блондин и не заметил, как время пролетело, и из мыслей его выдернул Джисон. Тот вывел его из кабинета и, как обычно, начал что-то увлеченно объяснять. Они заняли свои любимые кресла в зале. Через пару минут блондин заметил, что к ним присоединился Сынмин. Он одобрительно кивал Хану и иногда даже отвечал что-то. Блондин пропустил 90 процентов их диалога, и, как оказалось, это было к лучшему. — Ладно, ты уже проболтался, — сказал Сынмин и улыбнулся. — Он все равно нас не слушает, — ответил Джисон и взглянул на Хёнджина. Тот наконец поморгал и посмотрел в ответ на друга. — О, вот и вернулся, — Джисон улыбнулся и потрепал друга за волосы. — Всё, идем, — сказал Сынмин, кивая брюнету. — Хёнджин, у нас для тебя сюрприз. Они все встали с кресел и пошли к выходу из консерватории. Вдруг Хёнджин почему-то вспомнил школьные годы. Он вспомнил, как Джисон постоянно прибегал к ним с Йеджи и рассказывал какие-нибудь глупые новости. Кто сходил на какую вечеринку, кто с кем поцеловался. Джисон в то время просто обожал сплетни, а Йеджи много смеялась и постоянно шутила. В порыве смеха постоянно стукала Хёнджина по плечу и закрывала рот рукой. Потом они все втроем выходили из школы, а у ворот уже ждал Бан Чан. Они выходили со дворов, а там уже их ждала Лиса. И каким-то странным образом они постоянно были вместе. Поэтому сейчас, когда они с Джисоном и Сынмином выходят из консерватории, а на улице их поджидает маленькое пятнышко людей, он удивляется, а потом чувствует себя самым счастливым. — Привет, — говорит Феликс и целует Хёнджина в щеку. Тот лишь радостно щурится и улыбается. — Ну и что это за сюрприз такой? — почти шепчет Хван. Блондин лишь пожимает плечами, будто он здесь не причем. К ним подбегает Йеджи. Счастливая до чертиков. Хёнджин помнит ее такой только до начала старших классов. Она знакомит его с Рюджин. — Хёнджин, это Рюджин, — Йеджи неловко улыбается и смотрит на блондина. Тот здоровается с девушкой и они начинают бессмысленную беседу. Попутно он оглядывает всех, кто ждал их. Поблизости появляется Минхо с Чонином. Чанбин с Бан Чаном о чем-то громко спорят. Сынмин каким-то образом собирает их всех поблизости и знакомит с Чонином. — Это мой друг, он учился за границей на танцора, вот только недавно приехал, — говорит немного растрепанный Сынмин. — Я принес пончики, — Чонин улыбается. — Так давайте пойдем куда-нибудь в парк, — Бан Чан находит Хёнджина и говорит о направлении. Вся толпа направилась к парку. — Ты в порядке? — осторожно спрашивает Феликс и берет за руку блондина. Хёнджин глядит на веселую Йеджи, на улыбающегося Бан Чана, на смущенного Джисона. Случайно думает о том, что смутить Джисона могут лишь двое людей – Йеджи и Минхо. А потом он снова смотрит на Феликса. Внутри что-то колется, скорее всего желание сбежать, но парень так отчаянно игнорирует это, что прикусывает язык. — Да, все хорошо, — говорит Хёнджин и целует Феликса в макушку. Тот светится. Чем счастливее становился Хёнджин, тем несчастнее он был.***
— Нет, ты не понимаешь, этот проект точно выстрелит, — говорит Чанбин, а Бан Чан лишь улыбается и откусывает свой пончик. Хёнджин вспоминает, как Йеджи однажды сказала, что у Чанбина талант находить авантюры. Парень в шутку обиделся на нее на несколько дней. Ей пришлось купить коробку спортивных батончиков и молочный коктейль. Как только он получил все это, Йеджи получила прощение. — Где ты их купил? — вдруг спрашивает Рюджин, уплетая свой пончик с голубикой. — Ближайший супермаркет, — спокойно отвечает Чонин. Феликс театрально ужаснулся, вскинул руки и притворился мертвым. Потом резко открыл глаза, будто говоря последние слова. — Ты нас так не уважаешь?! Это было даже не в кафе?! Хёнджин пытался не засмеяться в голос. У Йеджи была улыбка до ушей. Парень заметил это, и он был так благодарен то ли Феликсу, то ли каждому человеку из этой компании, что они заставляют девушку улыбаться так. Так, будто все снова хорошо. — Тебе и из супермаркета подойдут, — у Чонина лицо невозмутимое, а Феликс надувает щеки. — Вкусные же, — говорит Хёнджин и глядит на блондина. Последний сдается и улыбается. Чанбин глядит на время и вскакивает со своего места на лавочке. — Пора прощаться, мне на работу скоро, — грустно говорит он. — Ну нееет, — тянет Минхо, который скоро наверно залезет на Джисона. — Я тут единственный работаю что ли? Все переглянулись. — Если не считать театр, то да, — Бан Чан улыбается и смотрит на друга, который уже закатывает глаза. — Ладно, чур в следующий мы как нормальные люди пойдем в кафе. — Нас слишком много.. — Зато мы будем пить кофе и сидеть за столом. Все смеются и прощаются с Чанбином. Хёнджин слышит громкий смех каждого и растворяется в нем. Он любит так делать в людных местах. Он закрывает глаза и ментально чувствует каждого человека. Он слышит их голоса, смех, чувствует их движения. Ему спокойно, но только на мгновение. Следом идет страх. Страх близости, страх быть отвергнутым, страх быть неинтересным, страх самого себя. Он продолжал думать, размышлять и бояться. И иногда он думал, что никто не может его успокоить. По дороге домой отделилась половина компании. Чонин ушел в гости к Сынмину, Рюджин сообщила, что ей нужно заканчивать картину. Хёнджин не поверил ей и подумал, что это отмазка, но не стал ничего говорить по этому поводу. А Минхо и Джисон не смогли нормально сформулировать, куда они пойдут, и они просто ушли. Феликс разговаривал с Бан Чаном о сценарии, театре, об актерах и костюмах. Хёнджин с Йеджи шли чуть позади и молчали. — Мне вроде становится легче, — вдруг сказал блондин, прерывая тишину. — Это здорово, — сказала она, улыбаясь, но Хёнджин не поверил этой улыбке. Он посмотрел на ее запястье, спрятанное рукавами кофты. Она это заметила. — Мне кажется, я никогда у тебя не спрашивал, что именно ты чувствуешь. Йеджи укололо. Она быстро глянула на парня и закусила губу. Хёнджин понял свою ошибку. — Чувствовала, — поправил он. Девушка обняла себя руками. На улице не было ветра, но ей все равно стало холодно. Хёнджин вдруг подумал, что внутри Йеджи всегда холодно. — Меня раздражает, когда люди начинают говорить про моральную боль и физическую. Помнишь, как Лиса однажды сказала? — Девушка глядела на дорогу под своими ногами. Блондин прекрасно помнил. Лиса хороший человек, вся компания ее любила. Она всегда была прекрасным взрослым, который единственный вроде бы связывал детей с взрослым миром. Маленький проводник в страшный мир. Но как бы она не старалась понять этих детей, она оставалась взрослым. Она не всегда могла понять суть того, что говорили ей подростки. Лиса утверждала, что Йеджи просто переносила моральную боль на физическую. Что это был способ отвлечься от своих мыслей, что это было своего рода ее спасение. Хёнджин помнил, как Йеджи было обидно и страшно, что это никогда не прекратится. — Это больше походит на зависимость, — продолжила она, — как у тебя с музыкой, как у Бан Чана с писательством, как у Джисона с сигаретами. Просто иногда я чувствую… — Йеджи остановилась, глянула в глаза Хёнджина. — Чувствовала, что без этого не смогу выжить, а жить надо было. Она была права, когда назвала это спасением, но в остальном… Йеджи замолчала. Хёнджин не до конца понимал, но очень сильно хотел понять. Он хотел отвлечься от постоянного колющего чувства внутри. Ему легче разобраться с чувствами других людей, чем со своими.***
Они вернулись к дому Бан Чана и Йеджи. Зашли в квартиру, старший сразу ушел к себе, разбирать какие-то бумаги, Йеджи упросила Феликса помочь ей с выбором платья на выставку. Хёнджин постоял в прихожей, а потом постучался к Бан Чану. Из комнаты Йеджи доносилась музыка. — Я хочу быть хорошим человеком, — сказал вдруг Хёнджин, опираясь на косяк комнаты без дверей, — но мне иногда кажется, что чем больше я этого хочу, тем быстрее я становлюсь плохим человеком. — Ты уже не ребенок, должен понимать, что такие вещи сложно решать, — это было грубо, даже для Бан Чана, даже учитывая, что он устал. Хёнджин заслужил отношения получше. Хёнджин заслужил того, чтобы его удерживали. Старший это прекрасно понимал, но как же он устал. — А ты когда-нибудь был ребенком? Бан Чан удивленно посмотрел на блондина. Он думал. Он молчал. Он не совсем понимал, что сказать. Он глядел в свои записи. Он был не самым лучшим человеком, но и жизнь у него не сахар. У Хёнджина тоже. Бан Чан тоже хотел быть просто подростком, но ему пришлось заботиться об этих детях, когда он сам был таким. Эти дети было поломаны, как и он, но он должен был что-то сделать. Ему пришлось слишком рано повзрослеть. Ему пришлось искать Джисона, когда тот сбежал от своей матери, ему пришлось помочь Йеджи поговорить с родителями по поводу поступления. И каждый раз, когда Хёнджин сбегал, ему приходилось пить. Он пытался заглушить мысль о том, что если бы он делал все правильно, то сохранил Хёнджина в целости и сохранности. Если бы он делал все правильно, он бы удерживал Хёнджина каждый раз, когда тот ломался. Они ведь один механизм. Они связаны невидимыми нитями. Когда один из них ломается – всем остальным приходится чинить. Но у каждого из четырех был свой метод. Бан Чану пришлось выломать дверь в свою комнату, чтобы слышать и видеть, когда Йеджи собиралась идти на кухню взять нож. Он выломал дверь в свою комнату, понимая, что ему придется каждый раз просыпаться и останавливать ее, каждый раз успокаивать ее. В тот момент он поклялся отдать ей свою жизнь, если судьба такого потребует. Это был его метод. — Иди сюда, — Бан Чан похлопал по своей кровати. Хёнджин подошел и сел на нее. Они оба смотрели в пустоту, не особо наслаждаясь такой тишиной. — Ты можешь попросить помощи, — Бан Чан поднял глаза и посмотрел на блондина. Тот лишь закатил глаза. — Я не смогу принять ее, мы ведь пытались, вы так долго пытались помочь мне, и когда результат был не за горами, то я просто разламывал себя заново. Хёнджин так сильно ненавидел, что он понимал это. Он знал, что ему просто нужно довериться своим друзьям, они помогут, они всегда помогали. Возможно он убегал не столько от других и от своих проблем, сколько от самого себя. Он знал, что ему просто нужно успокоиться и перестать думать о том, что он как всегда может что-то сломать. На самом деле он очень боялся сломать себя. Он боялся сломать себя так, чтобы он не подлежал починке. — Все будет хорошо, — начал уверять Бан Чан, — мы ведь с тобой, пока есть мы четверо мы в порядке, так ведь? — Минхо украл его, — попытался пошутить Хёнджин. Получилось не очень. Но Бан Чан тихо усмехнулся. Очень тихо, как будто сам для себя. Как будто проверяя, правда ли ему смешно. Бан Чан вообще часто что-то делал, чтобы проверить, а жив ли он вообще. — Я думаю, Минхо именно тот, кто нужен Джисону, ему с ним будет хорошо, — наконец ответил старший. — Да, я тоже так думаю. — А кто нужен тебе? Феликс. — Не знаю, — вздохнув, ответил Хёнджин. — Мне кажется, ты знаешь, и я тоже знаю. Бан Чан улыбнулся. Они посидели еще пару минут в комфортной тишине. В тот же момент вышла Йеджи в сиреневом платье. Феликс восторгался красотой девушки, Хёнджин согласно кивал. Бан Чан подошел к ней, поцеловал в макушку, сказал, что она прекрасна. Йеджи сразу же заулыбалась. Через некоторое время Хёнджин с Феликсом уехали, оставшись только вдвоем. — Ты ведь без понятия, что ты со мной делаешь, — шепчет Хёнджин и утыкается лбом в худое плечо Феликса. — Я тогда не хочу знать, вдруг ненароком перестану, — отвечает ему последний и осторожно целует в щеку. Феликс холодный. Как всегда. — Пожалуйста, не переставай делать меня лучше, — наконец говорит Хёнджин. — Я очень сильно постараюсь. Феликс находит губы Хёнджина, а потом и его плечи, а Хван лишь блаженно ухмыляется, когда блондин кусает его губу. Феликсу такое не очень нравится, зато Хёнджину очень. Он мазохист и он знает это. И на самом деле это очень странно сказывается на их отношениях. Как бы нежно Хёнджин не целовал Феликса, тому как будто бы ломают ребра. Как бы сильно Феликс не кусал Хёнджина, второму хочется сильнее, потому что «слишком нежно» Даже взгляд у Хёнджина был острым, что уж говорить о поцелуях.