— А ты когда нибудь любил? — спросил тот, кто любит весь мир.
— Да, — ответил тот, кто ненавидит себя. — А ты?
— Нет.
— Наверно легче полюбить, когда ненависть твой лучший друг.
— Мне не доводилось встретить того, кто затмил бы для меня весь мир.
***
Хёнджин любил Феликса, но боялся, что Феликс никогда его не полюбит. Так же сильно, как он хотя бы. Феликс тайно рисовал Хёнджина на маленьких листочках от контрольных по математике. И любил он, возможно, чересчур сильно. — Я стих написал, про тебя, — тихо шепнул Хёнджин, залезая к Феликсу на матрас. Был поздний вечер. У обоих завтра сложный день. У одного зачет, у второго просмотр. Оба переживали. — Мне однажды моя тетя сказала, что если в меня влюбится писатель, то я никогда не умру. — Правда? — Правда-правда. Феликс водил своими пальцами в волосах Хёнджина. Последнего это успокаивало. Он был готов попасть во временную петлю только ради постоянного повтора этого момента. А дыхание Феликса самое теплое, что мог встретить блондин. Тепло. — Мне говорили, что если художник влюбляется, то все, что он рисует - это человек, в которого он влюбился, — сказал Хёнджин и почувствовал холодные пальцы на своем плече. Феликс обвился вокруг него. — Я ведь не показываю свой блокнот по причине. Хёнджин непонимающе взглянул на парня. Тот хитро улыбнулся. Блондин вдруг взял Феликса за бока и начал щекотать. — Ты от меня рисунки свои скрываешь?! — воскликнул парень. — Всего лишь два портрета, — тихо сказал Феликс, заливисто смеясь. — Тише, дом разбудишь. Хёнджин лег обратно. Закрыл глаза. Он так счастлив. — Ну ладно, там больше. — Ну все. Хван зажал Феликса в объятиях. Как же он любит его. Хёнджин ушел рано. Он чмокнул спящего Феликса, пока одевался, побоялся заваривать кофе (думал, что разбудит последнего), и чуть не упал, надевая штаны. У него зачет. Не самый важный в его жизни, но зачет. В консерватории надо быть ровно к девяти. Феликсу же торопится не нужно. Он проснулся в десять, заварил кофе и приготовил тосты с яичницей, подошел к столу и хотел было уже есть, но заметил скомканный листочек. Листок А3 на котором были ноты. Феликс не разбирался в музыке, не знал какую брать октаву, не знал какие клавиши нажимать. Знал лишь, что музыка, это тот блондин, с которым вчера они готовили пирог. Ему большего не надо было. Он осторожно провел пальцами по строчке. Душа Хёнджина. Прямо перед ним. Вот здесь, на листке из его огромного блокнота. Все его мысли и чувства. Вдруг парень заметил буквы в углу листа. Он перенес руку туда. Дотронулся. Очень нежно и аккуратно. Ты солнца луч, ты пепел счастья, С тобой на край земли и может быть еще чуть-чуть. Я перестану прятаться от мнимого ненастья, Я перестану душу прятать, от ледяных акул. Перестану видеть большие страшные глаза, Я перестану притворяться. Я перестану, и все это ради тебя. Я перестал, и может быть еще чуть-чуть. Феликс побоялся, что приблизился к душе Хёнджина слишком близко. Страшно. Страшно, что отвергнет. Каждое движение должно быть бережным. Царапина на душе заживает долго. Парень знал это не по наслышке. Он думает, что и Хёнджин это тоже прекрасно знает. Поэтому Хвана надо оберегать, говорить правду, обнимать утром и целовать вечером. Феликсу надо зарываться в блондинистые волосы и выводить круги на плечах своими холодными пальцами. Касаться. Касаться очень нужно. Жизненно важно. Необходимо. — У меня есть секрет, но я тебе его не скажу, — сказал Феликс уже вечером, укутываясь в бордовый плед. Они снова лежат в постели и болтают перед сном. Хёнджин сдал зачет, Феликс отнес работы на просмотр. И у них все хорошо. — Ну и за что ты так со мной, — театрально воскликнул Хёнджин и положил свою руку на сердце. Стучит. — Чтобы ты подольше был со мной, — прошептал Феликс, прячась в пледе. — Подольше это сколько? — Вечность например. И Хёнджин понимает, что вечности ему будет мало.***
— Так подарок Феликсу, — тихо сказал Хёнджин и направил свой указательный палец на коробку в красивой упаковке. — Надо спросить у Чанбина по поводу работы, — Хёнджин начал загибать пальцы, — к декану нужно за зачетками, к Лисе нужно за нотами, — парня внутри что-то кололо, но он игнорировал это. Он перебирал варианты, думал, как лучше сказать, думал куда лучше будет пойти. Постоянно думал думал думал. — Надо будет еще спросить у Бан Чана про лекцию, и… — Хёнджин не договорил, потому что в горле появился ком, а по щеке скатилась слеза. Одинокая слеза. Хёнджин слишком много думал. Джисон постоянно куда-то бежал и пытался не думать, а блондин наоборот. Думал и не успевал ничего. Он все время боялся, что времени слишком мало. Думал о том, что осень пройдёт, а там легче будет, летом мы сможем гулять хоть каждый день, летом… летом. Но вся проблема заключалась в том, что наступило бы лето сейчас, все мысли парня были бы в зиме. Зимой… вот зимой все станет лучше. Хёнджин так боялся неосознанно вернуться к своему прежнему состоянию, что не заметил, как сам закинул себя в яму. Только осознал он это слишком поздно.***
В университете было холодно. Практически все студенты уже выходили на улицу или толпились в гардеробе. Феликс пытался найти Йеджи. Они должны были идти гулять с Джисоном и Хёнджином. Но он не нигде не видел ее. Он пару раз написал ей, потом позвонил ей, но та ни на что не отвечала. Это показалось ему чересчур странным. Он шел по третьему этажу, когда наконец нашел ее. И когда нашел, ему стало страшно. Картина перед глазами была до того отвратительной, что Феликс захотел убежать. Но он стоял в оцепенении. Стоял и смотрел. Девушка стояла рядом с аркой у лестницы, а рядом с ней Чонгук. Она пятилась назад, а парень рядом с ней наоборот надвигался. — Да, только я ей нравлюсь, — тихо, но зло говорил Чонгук. Он остановился, когда увидел, что Йеджи сейчас упадет. — А ты до сих пор прячешь свои шрамы, не так ли? — Чонгук грустно улыбнулся. Девушка сжимала свои кулаки. Кофта на ней. Прячет. До сих пор прячет. И наверно это ее и разбивает больше всего. Страх сжирает изнутри. Но почему-то она видит боль в глазах напротив. Йеджи очень чуткий человек, она чувствует эмоции других. И сейчас, чтобы забыть о своих чувствах, она переключается на Чонгука. Ему больно. Он не хочет говорить этого, но только это он и может сказать. Он все еще любит меня. Феликс пытался вернуться на землю. Пытался включить свой инстинкт самосохранения. Пытался понять, что ему делать. Он схватил свой телефон и позвонил Хёнджину. Чонгук и Йеджи смотрели друг другу в глаза. И только им было известно что происходит. — Где ты? — обеспокоено спросил блондин, начиная грызть ногти и чуть ближе подходить к Йеджи. — Мы поднимаемся с Джисоном, не вмешивайся, — Хван сбросил. Феликс снова оцепенел. Уже через пару секунд с лестницы появился Хёнджин с обеспокоенным Джисоном. Рюджин стояла там же и на ее глазах выступили слезы. Она посмотрела на парней и что-то прошептала. Джисон кивнул. — Отойди от нее, — прошипел Хёнджин и спрятал Йеджи за своей спиной. Та погружается в свои мысли и пытается абстрагироваться от этого. Но на всякий случай сжимает плечи Хёнджина. — Может было бы лучше, если бы она поступила туда и… Никто не услышал конца предложения. Кулак Хёнджина прилетел в челюсть Чонгука. А потом чей-то возглас. Блондин чувствовал чьи-то руки у себя на плечах, но остановится не мог. Он навалился сверху на парня и уже начал думать, что выйдет сухим из воды. Но он получает удар в бровь. И все. Вокруг темно и холодно. Шум в ушах, а в голове лишь испуганные глаза Йеджи. И он не жалел ни одной своей клеткой о том, что сделал. Он бы сделал это еще раз. Но наверно поел бы перед этим./flashback/
Хёнджин прибегает к раздевалке девочек. В руках только телефон. Он уже забыл где оставил рюкзак, но помнит, что послал Джисона за сладостями. Парень стучит в дверь, чтобы вдруг не спугнуть никого. — Здесь нет никого, — слышится очень знакомый и тихий голос. Хёнджин заходит. Йеджи сидела на подоконнике, свесив ноги. На лице красное пятно и совсем немного размазанной туши. — Твою мать, надо жаловаться, — Хёнджин подходит к подоконнику и поднимает голову девушки так, чтобы их глаза встретились. — Я сама виновата, — девушка принимает руки парня на своем лице. Блондин осторожно гладит след. — Я послал Джисона за голубикой и шоколадом. Он осторожно садится рядом с Йеджи и берет ее за руку. Девушка же кладет голову на его плечо. — Ты не можешь быть виновата за чувства других людей, — тихо говорит блондин. — Тогда это очень несправедливо. Хёнджин молчит. Понимает и молчит. Видит запястья Йеджи, которые по первому правилу самой девушки должны всегда быть чем-то прикрыты, и понимает наверно всю суть вселенной. Но очень боится этой сути. Он чувствует, что Йеджи больно. Он видит и чувствует эту девушку. Они ведь один механизм. — У меня нет даже кофты, — говорит он виновато, — Джисон ведь еще не видел, да? Йеджи кивает. — Все хорошо, я доверяю ему, — говорит она и закрывает глаза. Через пару минут Джисон прибегает с шоколадками и быстро извиняется за то, что на голубику денег не хватило. Хёнджин улыбается и забирает шоколадки. Джисон смотрит на Йеджи, а потом глядит на ее руки. Проходит буквально пара мгновений. Джисон снова глядит в глаза девушки. Та лишь неловко улыбается. Парень придвигается к ней и обнимает. Крепко, как обнимают только в важных ситуациях. И все хорошо, потому что они рядом, они всегда помогают друг другу. Но ведь у каждого свой метод.***
Хёнджин открыл глаза. Голова раскалывалась, тело жутко болело. Он посмотрел по сторонам и заметил лишь одного Феликса. Тот сидел на стуле и залипал в свой телефон. — Привет, — грустно поздоровался он, увидев, что блондин очнулся, — ты в медпункте, Лиса уже едет к нам. — Что за чертовщина произошла? Феликс пододвинулся чуть ближе. — Вы подрались, ты отключился, скорую вызывать не стали. — Ясно. Блондин вдруг замялся, а потом решившись, начал говорить. — Слушай, что с тобой происходит? Хёнджин не понял этого вопроса. Он защитил Йеджи, он успел, что еще нужно? А потом вдруг понял. Перед ним ведь не Йеджи. Перед ним Феликс. — Ты со мной не разговаривал несколько дней, — сказал тот и поник. И Хёнджин начал вспоминать, что за последние несколько недель, они с Феликсом виделись буквально пару раз. И ему стало тошно. От самого себя. Или от обстановки вокруг. Ему стало стыдно, но показывать этот стыд он не намерен. — Я думаю нам надо взять паузу, — наконец сказал Хёнджин. Феликс замер. Хёнджин начинает думать, что это вообще не то время, не то место. Что мысли в его голове все еще слишком сбивчивые. И это все правда. Но он всегда слушал то, что говорит ему его нутро. И сейчас оно говорит ему именно это. — Что? Нет, ты не так все понял, все хорошо, все было хорошо, — начал поспешно оправдываться блондин, фальшиво улыбаясь, — просто, когда ты приходил, все было так хорошо, а потом ты игнорировал меня. Наступила тишина. Феликс еще раз попытался скрыть свою боль через улыбку. Но Хёнджин понимал, что он делал. — Чем лучше мне становится, тем хуже я начинаю себя чувствовать, — наконец признался он. — Ты же понимаешь, что это какой то бред? — ответил Феликс, хмурясь от такого перевода темы. — Ты не понимаешь, — прошептал Хёнджин сам понимая, что просто отмахивается от проблемы. — Не пичкай меня этим «ты не понимаешь», ты объясни по человечески, ты же не такой… Внутри Хёнджин плачет. Рыдает и рвется. Внутри Хёнджин заперт в стеклянном кубе из которого сам никогда и ни за что не выберется. Он рвется наружу, он пытается. Но все попытки стать лучше и поправиться всегда приводили к поражению. Поэтому он сбегает. Он просто не может вытерпеть своего поражения. — Не какой? Не больной? А что если вот я настоящий, вот такой больной, вот такой с кучей проблем, вот такой я, — у Хёнджина не было сил на этот разговор, но он был зол. В первую очередь на самого себя. Он говорил именно то, чего не хотел. В этом и заключалась его сущность. — Дай мне помочь тебе, — Феликс коснулся руки Хвана. — Прекрати Феликс, просто прекрати, не тебе менять меня, не тебе… — Что? Делать тебя лучше? Хёнджин замолчал. Он вспомнил, как однажды сказал, что Феликс делает его лучше, сказал, чтобы он не переставал делать его лучше. Но сейчас он просто хочет уйти. Сейчас его мысли уже не его. Сейчас все это уже не то. — Ты ничерта не знаешь обо мне, — резко сказал Хёнджин и закрыл глаза. Феликс отшатнулся, но не убрал руку с плеча блондина. — Я хочу узнать. — Поверь мне, не хочешь. Ты пытаешься спасти меня, а мне это нахер не надо. У обоих было чувство дежавю. Будто их постоянно стопорил один и тот же конфликст. Феликс хочет, Хёнджин попросту боится. Но в этот же момент Феликсу пришло уведомление на телефон. Он посмотрел в него, потом на Хёнджина. Понял, что сейчас они не смогут нормально об этом поговорить. — Ты мог бы просто извинится, — наконец прошептал Феликс. Он встал со стула и вышел из помещения. Хёнджин перевернулся на бок, и наверное этого делать не стоило, потому что тело заболело в сто раз сильнее. Но ему уже было плевать, и он заснул самым беспокойным сном.***
Хёнджин не смел брать сигареты. Не смел вставлять их в рот и поджигать. Зато его отец курил, и был очень злым. И парень прекрасно помнил этот запах, когда отец подходил к нему и говорил что-то, что по его мнение должно было замотивировать мальчика. Джисон прошел в курилку чуть дальше обычного. Хёнджин был настолько помятым, что даже не заметил этого. Хан достал сигареты и уже хотел было затянуться, но вдруг услышал голос друга. — Дай мне тоже одну, — сказал Хёнджин и вытянул руку к парню. Джисон замер с сигаретой в миллиметре от губ. Он нахмурился, положил сигарету обратно в коробочку, а зажигалку в карман. — Идем, — хмуро сказал он. Перень даже не стал ждать ответа Хёнджина. Он знал, что друг пойдёт за ним. Они зашли в консерваторию и Хан посадил блондина на первую попавшуюся скамейку. — Что происходит? — коротко спросил Джисон и упорно глядел в глаза друга. Хёнджин прятал взгляд, то ли в своей толстовке, то ли в толстовке парня напротив. В ребрах шум. В пальцах тоже. Кисти распродаются на атомы только потому, что Феликс их не касается. Или потому что он не ел уже несколько дней. И холодно по этой же причине. В голове слишком много мыслей, а хотелось бы, чтобы был лишь один человек. — Я наговорил много плохих вещей, как отец однажды матери. Джисона кольнуло. Кольнуло то, как Хёнджин сказал это предложение. На одном дыхание, с полным признанием своей ошибки. С полным осознанием, как сильно он лажал в последнее время. — Прошло уже две недели, может ты просто уже извинишься? — спросил Джисон. — Я не справляюсь, и не думаю, что вообще когда-то справлялся. Джисон молчал. И каждая клеточка его организма рушилась после взгляда на эти худые ноги и волосы в заколках. В заколках Феликса. Хёнджин пытался есть, но сейчас, когда они с Феликсом поссорились, такое чувство, будто блондину стало совсем наплевать. Он пил слишком много воды и лишь иногда принимал батончик от Джисона. И теперь, дело было не во внешности. Хотя, Хёнджин начал догадываться, что дело никогда не было во внешности. Теперь дело в еде. Точнее проблема. Проблема того, что булка не может протолкнуться сквозь глотку, а батончик просто напросто застревает в горле. — Ты ел? Пойдем поедим, — Джисон встал, разминая шею и смотря на Хвана. — Утро еще. — Хёнджин, — строго прикрикнул Хан. Блондин аж вздрагивает. Джисон кричит только когда ему весело. А сейчас никакого веселья нет. Тот знает, что у Хёнджина проблемы. Он понимает, что никогда бы не попросил сигареты у Джисона, если бы все было хорошо. Но ничерта не было хорошо. — Я не могу, — прошептал Хёнджин, даже не попытавшись встать. — Твой мозг говорит, что ты не можешь. А я говорю, что можешь, поэтому поднимай свою задницу и идем в кафе. — А пары? — Ты все равно на них не ходишь. Хёнджин улыбается. Очень криво, очень неправильно, и уж очень трудно ему дается эта улыбка. А пирог в мозгу отпечатывается злейшим врагом. Будто вот причина всех бед. Вот перед Хёнджином стоит кусок пирога с творогом. Стоит огромной проблемой. Он пытается глядеть на Джисона, но тот сидит в телефоне. Блондин с одной стороны благодарен, а с другой стороны ему страшно. Не может он. Он думает, что если бы Феликс сказал, что может, то он явно бы смог. А что именно смог, это уже другая проблема. С Феликсом, как будто все возможно. Но даже так не легче. Даже так будет сложно. И Хёнджин решает закрыться. Хёнджин решает отбиться от общества. Хёнджин решает потерять все, что у него есть. В любом случает будет сложно, так ведь?