Кипарисовая веточка

И вот, солнце наконец скрылось за далекой мутноватой линией горизонта, небо, прежде румяное , медленно погружалось в синеву, а облака туманом легли на каменные мостовые. Когда все приличные люди в городе засыпают , просыпаются те, кто оказался с другой стороны медали, иногда даже целыми районами. На улицах вскипает своя жизнь: тихая, подпольная и чертовски несправедливая. Главная площадь, на которой Сержуа играл днем, опустела еще пару часов назад. Он прекрасно осознавал, что принял роковое решение, но от Алексы ему уже было никуда не деться. Ему было велено дожидаться ночи, и весь вечер музыкант провел в безмолвных раздумьях. Нет, Алекса не пыталась вытащить его из забытья, она терпеливо ждала , когда к нему придет осознание того, что случилось. Что случится в скором времени. Луна этой ночью обоим показалась особенно яркой, будто даже что-то свыше хотела осветить им путь к культу. - Пора выдвигаться. - вдруг тихо сказала Алекса, едва дотронувшись до плеча своего нового товарища. Сержуа опомнился, его выдернули из клокочущих в голове мыслей обратно в холодную реальность, которая собиралась нанести ему удар под дых с минуты на минуту. Музыкант встал , и , отряхнув запылившиеся джинсы, забросив за спину чехол с гитарой, пошел вслед за Алексой. Дорога к культу казалась ему такой знакомой , такой очевидной, но такой хитро укрытой в улее города, что основателя этой западни он уже теперь окрестил гением. -Было больно? - Сержуа прервал тишину, обращаясь к Алексе, шедшей на пару шагов впереди. - О чем ты? - О шраме, который... символика культа. Это ожог? Алекса ненадолго замолкла, не прекращая идти. - Нет, это шрам от пореза. Честно говоря, я не помню, насколько было больно. Я получила его лет девять назад, то время уже стерлость из головы. Ну, зато сегодня сам узнаешь , каково оно. Сказать, что музыкант опешил - не сказать ничего. В первый же день получить нехилую травму, клеймо на руках показалось ему дикостью. Сержуа даже посетила мысль о бегстве, пока у него была возможность. С другой стороны, что ему терять? Тот , кто потерялся в этом городе, уже вряд ли сам выберется из пучины долгов и нищеты. Кто знает, может, Алекса была посланием свыше? -И ты не жалеешь, что примкнула к ним? - У меня изначально не было выбора. Да и как можно жалеть о том, что дает мне шанс на выживание каждый день? Слава Себеку, я вступила в культ еще будучи ребенком. Это великая благодать. Речь Алексы, то , с каким умиротворением она говорила о жутких для обывателя вещах, заставляло Сержуа все сильнее бояться за свою шкуру. В конце концов, вырастила его далеко не улица, тем более не религиозные фанатики. Сержуа всеми силами пытался понять, как у нее не могло быть выбора, но так и пришёл к однозначному ответу. Спрашивать напрямую было страшно. При том музыкант верил ее словам безукоризненно - Алекса вела его так легко , так быстро , словно действительно ходила этой дорогой десять лет. Наконец, за очередным поворотом показалась ветхая , с виду, пристройка из подгнивших деревянных досок, местами укрытая болотного цвета брезентом, внутри Сержуа ничего разглядеть не смог. Вокруг этой странной постройки были рассажены ни то елки, ни то пихты, при том все разной высоты посаженные в случайном порядке. Очевидно, рассадой занимался человек, ничего в садоводстве несмыслящий. Алекса постепенно стала замедлять шаг, пока , наконец, не остановилась рядом с молодым деревцем, с нее ростом и не обернулась на Сержуа. Лицо ее хоть и выражало безмятежность, но в глазах едва читалось что-то то тревожное, напоминающее затихшую бурю. Она потянулась рукой к зелёным веточкам и сорвала две из них, самые красивые и аккуратные. Она подошла к Сержуа почти вплотную и гордо вручила ему только что сорванную веточку, не прерывая зрительного контакта. - Это - кипарисовая веточка. Совсем юная, как и твой путь в нашем культе. С сегодняшнего дня и до конца твоей жизни , ты должен относиться к этим деревьям с глубочайшим уважением. Ты слышишь меня? Сержуа испуганно кивнул. Эти глаза. Зрачки , по прежнему суженные до чёрных точек, пугали его и тревожили воображение. А что, если перед ним воплощение дьявола? - Сейчас мы зайдём в храм,- продолжала она,- и ты будешь повторять каждое мое действие, каждое мое слово. Нам нужно вымолить у Нее разговор, место в культе для тебя. В данную минуту ты может и не понимаешь, насколько значим для тебя этот день, но немного позже, ты будешь благодарен судьбе за то, что я привела тебя сюда. Считай, ты спасён. Главное - делай все в точности , как я, понял? - Понял. - тихо отвечал Сержуа. Алекса бросила на него последний встревоженный взгляд и с усилием распахнула деревянную дверь, которая вела в довольно узкое, замкнутое пространство, ужасно темное и сдавливающее музыканта со всех сторон. Единственным источником света в кромешной тьме стала небольшая вощиновая свеча, как луч спасения в непроглядном ужасе. Она стояла рядом с неброским, аккуратным портретом молодой женщины, черты лица которой были так строги, что хотелось заранее покаяться во всех еще несовершенных грехах. Сержуа шел к свече уже уверенно, не надеясь ни на что и не опасаясь. Свеча указывала путь. Алекса тяжело вздохнула и аккуратно села на колени у самой свечи,положила ветвь кипариса рядом и сложила руки замком у груди. Следом на землю, с жутким грохотом рухнул и Сержуа, стараясь максимально точно повторить позу Алексы. Она посмотрела на него так грозно, как могла, даже тихонько шикнула, и затянула певучую, тянущуюся , как мед молитву, которой, казалось, внимал все тёмный зал. - Живительной водой рек наших.. -Живительной водой рек наших. - также, нараспев повторил Сержуа. - Солнечным светом , отблеском надежды.. -Солнечным светом, отблеском надежды. - Да восстань, дочь всемогущего Себека.. - Да восстань, дочь всемогущего Себека! - с каким-то пламенным чувством вскрикнул Сержуа. В его спину впивались сотни тысяч холодных иголочек непонятно откуда взявшегося сквозного воздуха, в ушах нарастал шум. Внезапно, во тьме храма вспыхнули десятки глаз на огромном множестве портретов, блуждая, они гуляли по Сержуа, на куполе храма загорелись огнями кипарисовые венцы, морды крокодилов, причудливые узоры, и все это - от одного его крика. В голову ударила кровь. Казалось , Сержуа чувствует пульс каждой клеточкой тела, его прошивает изнутри. Никогда в жизни он не мог представить, что будет стоять на коленях перед портретом Божества. Оно изучает его, оно впилось в него когтями и пытается выцарапать душу. Даже привычная к молитвам Алекса вздрогнула от вспышек света, но не остановилась. - Яви нам свет истинный.. - Яви нам свет истинный!! - кричал Сержуа, пытаясь заглушить внезапно нахлынувшую волну звона в ушах, стараясь перекричать собственный страх. - И прими в дар веру нашу и эти ветви кипариса. - И прими в дар веру нашу и эти ветви кипариса! - содрогнувшись всем телом, почти задыхаясь, выпалил Сержуа, объятый собственным ужасом. Он до последнего верил, что Бог этих культистов лишь мнимый, незримый, но то, что это нечто так явно проявило себя заставило вскипеть кровь в жилах музыканта. Стоило огням на секунду затухнуть, давая секунду передышку, как перед самым лицом Сержуа явилась Она - воплощение власти, возвышенная дочь Себека. Она явилась и объяла всю душу его пожаром, разрывая изнутри своими глазами - глазами хищника, кроваво-красными, огненными глазами с узкими вытянутыми зрачками. Ее атласное ципао отражало множество лучей света кругом. Все происходящее казалось Сержуа неистовой пляской эмоций, красок и света, которая точным пробитием грудины выкачивала из него все жизненные соки. Она пришла призраком прошлых грехов, тенью будущей милости, и растоптала его на куски. Все на ее фоне сжималось до размера атома. - Сержуа. - промолвила она, и собственное его имя отозвалось волной по всему храму, будто кроша череп на кусочки. - Ты готов отдать душу за спасение? Примкнёшь ли ты к Великому Культу Кипариса?! На последнем издыхании, музыкант почти вполголоса шепчет: - Примкну. -Так скрепим же нашу сделку на крови! - сказала Она с нескрываемым восторгом от происходящего. Сержуа не помнил точно , показалось ли это его больному сознанию или было взаправду, но в тот миг он был уверен, что поднялся в воздух на пару мгновений. Перед глазами его блеснули черные , блестящие когти, разорвав кожу его предплечья, заклеймив его раз и навсегда, оставив на нем отметку культа. От внезапной боли в глазах заиграли чёрные пятна, Сержуа упал. Он больше и не пытался поднять на Неё глаз, утомленный всем, что происходило в данный момент. Последнее, что он запомнил - хищный взгляд дочери Себека, сотни пляшущих теней за ее спиной и руки Алексы, затягивающие болезненно режущий жгут. Шум отступил, краски угасли, и Сержуа отключился.