Кипарисовая веточка

Голова Сержуа болела так сильно, словно вот-вот собиралась расколоться надвое. Бессильный, он даже не хотел открывать глаз - ему казалось, что сквозь закрытые веки на него бьет яркий луч солнца, прожигая изнутри. Борясь с мерзким чувством, Сержуа пытается уткнуться носом в подушку , спрятать лицо от навязчивого света, но не обнаруживает под головой ничего, кроме какой-то стопки бумаг. Казалось бы , ситуация, обычная для его бродячей жизни, но почему он тогда лежит в кровати, укрытый одеялом? Сержуа моментально подскакивает, садится и пытается понять, что происходит вокруг. Мысли в голове смешались в липкую кашу из шума, обрывков воспоминаний и абсолютной пустоты, пробелов в памяти. Он пытается оглядеться , но его моментально прошибает волной режущей боли в рёбрах. Музыкант снова падает на кровать и смотрит в полоток, выложенный в несколько рядов деревянными досками. В памяти начинают проявляться события вчерашнего дня, яркими пятнами мелькая перед глазами. Вспомнив и внешний вид лица культа, и то, как он оказался в воздухе, и , самое главное, как его кровь брызнула на пол, на лицо, он на миг ужасается и резко поднимает руки на уровень глаз, чтобы проверить, а не отчекрыжили ли их ему за грехи прошлой жизни? Но нет, обе руки были на месте, при том правая была аж до локтя замотана в бинт, местами успевший покрыться красными вкрапинками. Взгляд Сержуа заострился на повязке. Он сам замотал руку и забыл? Был ли это вождь культа или Алекса? Точно, Алекса. Сержуа находит в себе силы и поворачивает голову вбок, разглядывая комнату. И пол, и весь остальной потолок - все было выложено темными лакированными досками, которые отсвечивали единственный источник света в помещении - расставленные в рядочек на тумбе вощиновые свечки, которые разносили по комнате приятный аромат мёда. Смесь этого запаха с какими-то благовониями, отдаленно напоминающими цвет ромашки , успокаивала его воспалённое сознание. Одеяло, которым он был укрыт всю ночь, оказалось вовсе не одеялом, а темно-зеленым твидовым пончо, с узорами, вышитыми на этнический манер. Прямо напротив кровати Сержуа , в метрах двух, стояла еще одна идентичная кровать, на которой он разглядел уже знакомую фигуру Алексы. Она сидела на пледе с целой кучей пришитых вручную заплаток, скрестив ноги, и вышивала что-то с задумчивым, напряжённым видом. И растянутая кофта, и странные брюки , и крошечные зрачки - все в ней было таким же, как в момент первой встречи. Единственным, что можно было отнести к переменам в ее облике, стали распущенные волосы, которые казались особенно красными в огне свеч, будто они загорелись. Стоило Алексе почувствовать на себе пристальный взгляд Сержуа, который смотрел на нее , едва приоткрыв глаза, как вышивка моментально перестала ее интересовать. Она абсолютно спокойно встала с кровати, медленно опустилась на колени и потянулась руками к половицам под кроватью, которые тяжело, со скрипом, но поддавались ей. Как только очередная деревяшка выскользнула из своей нишы, до Сержуа донесся шелест какой-то пластиковой упаковки. Алекса , все также молча, вернула доски на место и бросила шуршащий пакетик в сторону Сержуа, так , что он прилетел аккурат на его постель. Музыкант, пусть и скорчившись от боли, снова приподнялся, сел ровно и взял в руки подозрительный презент. На вид - пачка жевательного мармелада, упаковка которого была местами помята, а уголки словно кем-то надкусаны. Сержуа обратил свой сонный, недоумевающий взгляд на Алексу, которая пристально изучала его, ждала хоть какой-нибудь ответной реакции. - Извини, у меня больше ничего нет. - тихо , полушёпотом сказала она, опустив взгляд в пол. -Спасибо. - сказал Сержуа, уже распечатывая цветастый пакетик с кислыми квадратиками. Угощение действительно оказалось довольно вкусным, хоть ему никогда особенно и не нравилось сладкое. Краем глаза, все ещё с опаской оглядываясь, он замечает за подушкой Алексы странное движение, которое сама девочка, почему-то, игнорировала, словно ничего и не происходило. -Алекса, слазь оттуда, у тебя что-то за подушкой бегает! - довольно громко выкрикнул Сержуа, и снова на него шикнули, пресекая любые резкие звуки. - Раз : не вздумай так громко вопить! У Нее везде глаза и уши, только попробуй привлечь сюда лишнее внимание!! Два: не что-то, а кто-то. - и Алекса бережно вытащила из-за подушки маленького, чахленького, но при этом, на удивление, кудрявого белого крысенка с красными глазками-бусинками на выкате - такой же страшный, как жизнь Сержуа. - Фу, какая гадость! - тихо, но все ещё не скрывая возмущения выпалил он, после чего девочка состроила жутко оскорблённый вид и сунула крыса за пазуху. -Попрошу так о Кефире не отзываться! Он еще маленький просто, а Она его на опыты пустить собиралась! - обиженно пробубнила Алекса, застилая кровать и убирая все некрасиво лежащие вещи на своей половине комнаты. "Действительно, какая же Она у вас деспотичная, лабораторные опыты проводит на крысах!" - мысленно съехидничал Сержуа, но озвучивать этого не стал. -Собирайся , у нас есть дела. - небрежно бросила ему Алекса , вручив ему в руки еще и темно-зеленую рубашку из плотной , грубой на ощупь ткани. - Я подожду за дверью. - Дверь с протяжным , мерзким скрипом захлопнулась за ней, оставляя Сержуа наедине с собой и сквозным холодом. . . . Музыкант отворил дверь своей маленькой "темницы" и не поверил глазам. Перед ним открылось странное зрелище: весь коридор, буквально все кругом было одним большим коридором , выложенным старыми, местами укрытыми мхом камнями. Сердце Сержуа, казалось, замерло на пару секунд. Он ощутил себя так, словно его заперли в средневековой тюрьме. - Где мы..? - обескураженно прошептал он, медленно поворачиваясь к заждавшейся его Алексе. Она, зевнув, лениво ответила: - В катакомбах, Сержуа, в катакомбах. Помнишь молитвенный зал? - музыкант кивнул - Вот, мы сейчас прямо под ним. Тут несколько сотен километр вырыто, за день не обойти. - Прямо под землей?! - Ну конечно под землёй, где бы еще быть катакомбам? Единственный минус этого жилья - с кислородом бывают беды, когда забиваются фильтры вентиляционной шахты. А так - вполне неплохое место для посвящения себя молитвам. Наша комната - всего лишь одна из десятков точно таких же. Считай, тебе даже повезло, у нас с тобой самые приличные условия. - сказала девочка, и , с моментально проснувшейся в ней бодростью, позвав за собой Сержуа одним взмахом руки, пошла вдоль по коридору . В горле Сержуа образовался ком, он шел, затаив дыхание и рассматривая деревянные резные двери, периодически распахивавшиеся. Из комнат выходили молодые юноши и девушки, все в темно-зеленых рубахах или платьях, с прилизанными волосами и строгими, но сострадающими взглядами. Сержуа даже ощутил с ними какое-то единство - сейчас он не отличался от них вообще ничем - разве что бинтом на руке, но ведь это временно! Совсем скоро он станет их частью, крошечной шестерёнкой в огромном подпольном механизме, которому суждено рано или поздно прийти к благодати. -Почему все одеты по единой форме, а ты - как придется? - вдруг спросил он у Алексы, которая приветливо улыбалась всем, встречавшимся им на пути. -По выслуге лет. Отслужи культу также безукоризненно и долго, как я , и тоже получишь свои преимущества. Кварцевые лампочки, светила этого коридора, которые, казалось , ничуть по древности не уступали небесным, на пару секунд заморгали, а после после снова загорелись ровным желтоватым светом. - Вот как? То есть , здесь нет равенства перед Божеством? Грешить можно, если все прежние грехи ты вымолил да культу помог. Алекса остановилась, повернулась к Сержуа лицом и схватила его за плечи, смотря прямо в глаза, чуть ли не испепеляя его этим напуганным взглядом. - Замолчи, немедленно! Мы обсудим это позже, даже не смей в коридоре о таких вещах заикаться! Твои дерзкие идеи тебя сгубят. - эти слова Алекса выпалила с каким-то животным ужасом в голосе, такая ошеломлённая, словно за это Сержуа могла грозить моментальная казнь. Сам же музыкант испугался ответной реакции, а не того факта, что нехило нагрешил, сетуя на Ее волю и милость к давним участникам культа. Все-таки, многие идеи, укоренившиеся в сознании Алексы, он считал безумными, сводившими ее с ума. Однако, это место , похоже, действительно могло себе позволить содержание стольких людей, что не могло не радовать его бродяжечье сердце, потому, ему ли жаловаться? Желая хоть немного развеять обстановку, сменить тему, он задает новый вопрос: - А куда они толпой идут? На завтрак? Алекса стукнула себя ладонью по лицу, посмотрев на Сержуа, как на последнего идиота. - На утреннюю молитву, болван! -А мы тогда куда идем? - Мы тоже идем на молитву, только они - в храмовую комнату наверху, а мы - напрямую к дочери Себека. Словосочетание "Дочь Себека" все еще резало музыканту слух, но уважение к этой персоне было в нем слишком сильным, чтобы подвергать это высказывание сомнениям. Длинный каменный коридор, как и все на свете, подошёл к своему концу лишь спустя 10 минут ходьбы. Всего за этот путь Сержуа насчитал около 60 культистов и даже увидел в глазах некоторых зависть. Неужели то место , куда они идут, такое невероятное? Свернув за угол, Алекса на ощупь находит на стене местами заржавевший рычаг, дергает его, и сверху в низ к ним начинает постепенно, дребезжа, жалуясь, спускаться небольшая платформочка, как раз рассчитанная на двоих. Стоило двоице на неё встать, а Алексе- снова дернуть рычажок, ка платформа опять , еще медленнее, начинает свое движение вверх. - Где твой заморыш? - с ехидной улыбкой интересуется Сержуа, немного щурясь и глядя на Алексу. - А Себек его знает, где он. Возможно, в ходах между стенами, возможно - добрался в нужное нам место даже раньше нас самих.. Эти катакомбы он уже изучил лучше меня. Платформа замирает, и Сержуа видит совсем другой, роскошный коридорчик - весь в золотистых вензелях , портретах , написанных маслом, с изысканной отделкой люстры со свечами под потолком. Ему даже немного страшно шагать на этот пол - будто он недостоин быть так близко к чему-то по настоящему прекрасному. -Ну, не стой, а то мы опоздаем. Мне будет просто ужасно стыдно за тебя. - снова вытаскивая Сержуа из полета в облаках говорит Алекса. И он проследовал за ней, вплоть до самой главной двери этих катакомб - Верховного Зала - так его называла в разговоре сама девчонка. Алекса выстукивает какой-то рваный, совершенно не ровный ритм, и отворяет дверь, жмурясь от яркого белого света. Для Сержуа эта новая вспышка стала глотком свежего воздуха, он воодушевлён, он хочет видеть - что скрывается за таинственным облаком слепящего света, за этой полупрозрачной пеленой. Алекса подталкивает его к порожку и настойчиво требует, чтобы он вошел в комнату. Музыкант подчиняется, но по прежнему не видит ничего, кроме необъятной пустоты. Отчего-то он ощутил невероятную свободу , легкость, воспаленная кожа под повязкой перестала саднить, все вчерашние слезы окончательно высохли, а в душе наступил штиль. Он готов был увидеть Божество в любой его форме, каким бы оно ни было и чего бы не потребовало. Веточка Кипариса всегда была недостающим пазлом в картине его жизни. Алекса тихо шепчет : - Cave, quaeso, ut.. Словно и не надеясь, что ее кто-нибудь поймет, боязенно пятится назад и дрожащими руками захлопывает деревянную дверь.