***
Тепло окутывает Чимина подобно вате. Он вяло ворочается, без желания просыпаться, утыкается в тёплое местечко под ухом Юнги. Улыбается. Слышит тёплый родной смех. Чимину давно не было настолько спокойно, как сейчас, ведь его единственное безопасное место — рядом с альфой. Желание провалиться как можно глубже в это тепло захватывает до щекочущего чувства носу, и он чихает. — Будь здоров, маленький, — голос Юнги. Поцелуи Юнги. Присутствие Юнги. — Но тебе надо проснуться. Чимин не хочет. Он удобнее устраивается в нежных объятьях, совершенно нет желания никуда уходить. Малыш тоже рад, он толкается в подставленную ладонь Юнги. Зачем альфа его будит? Им так хорошо вместе. Чимин переворачивается, чувствуя, что тепло ускользает. Он тянет руки, пока не хватает и не притягивает обратно. Пока вновь не ощущает ускользающее тепло. — Проснись, Чимини, — за словами следует поцелуй в висок, — ты же хочешь меня найти? Это важно. Кажется, важным, но Чимин капризно дуется. Он должен лежать, а альфа должен оберегать. Зачем куда-то идти, бежать, спасать? Что-то делать ведь тут, в сосредоточии тепла и объятий его место. Это его место. Его… — Ох… Проснуться получается внезапно, как и потерять ощущение тепла и безопасности. Сон спадает моментально. Чимин всё ещё в пещере — сырой и холодной. Рядом нет никого, кроме малыша, толкающегося в живот — он явно хочет привлечь к себе внимание Чимина, потому что совершенно не останавливается. — Тише, крошка, тише, — Чимин гладит по животу, успокаивая их обоих, — я тут, я рядом, всё хорошо, ты правильно сделал, да, разбудил меня, ты молодчина. Нежные слова, сказанные мягким голосом, успокаивают малыша. Он продолжает пинаться, но как-то вяло и неуверенно, словно по новообретённой привычке. Голубой огонёк рядом тоже взволнованно мигает. Они волновались. Оба. Чимин слабо улыбается и пытается вспомнить почему он уснул и где оказался. После озера… темнота пещеры вела его вперёд, заманивая сладким запахом альфы, а пробирающий до костей холод перетекал в жар. Чимин помнил, как хотел раздеться, но лишь сильнее кутался в меха, уговаривая себя, что это иллюзия, ловушка, испытание. Великая Мать не может пропустить через себя детей, не меняя. Чимин понимает это, но всё равно поддаётся. Кажется… кажется это была колыбельная. То немногое, что в детстве пела мама и после — Юнги. У Чимина всегда были проблемы со сном. — Вот и всё, крошка, — Чимин выдыхает, когда щенок успокаивается, — а теперь нам надо немного перекусить. И сходить в туалет. Чимин чувствует себя некомфортно в этой темноте, не знает есть ли в этой пещере другие альфы или каждому из них присвоено своё испытание. Он достаёт из-за пазухи вяленное мясо и лениво жуёт его почти не чувствуя вкуса. В термосе хранится всё ещё горячий чай. Голос не окольцовывает его подобно желающей укусить змее и Чимин не хочет доводить себя до этого состояния. Теперь он не один. — Я тут, да и альфа тоже скоро будет рядом, — Чимин доедает кусочек мяса и ищет угол посимпатичней. Присмотрев один он поворачивается к мигающему огоньку и грозно говорит: — А ты — не смотри. Просто жди меня. Жди меня. Слова отдаются эхом воспоминания. Может ему стоило дождаться Юнги? Может, он зря себя накрутил? Может, может, может… Тревога поднимается с новой силой, чем дальше Чимин отдаляется от огонька. Остановившись, он быстро делает свои дела и возвращается, вдыхая полной грудью. Чимин и не заметил, что чем дальше он от света — тем труднее дышать. — Веди, — Чимин приказывает огоньку и тот словно только и ждал этих слов, резко направляется куда-то в глубины пещеры, проводя его мимо темноты. Смутные образы-воспоминания окутывают его со всех сторон, хватают за рукава и пытаются перетянуть на себя, но Чимин сопротивляется. Ему сложно отказаться от Юнги, который прижимает к кровати, нависая сверху и жарко целует — это всего лишь иллюзия. Сложно заставить себя дышать, когда с другой стороны подкрадывается воспоминание об их первой течке. Совершенно невозможно идти, когда со спины наваливается тепло любимых объятий. Чимин слаб. Он чувствует, как слёзы собираются в уголках глаз и плавно стекают вниз. Сопротивляясь, удерживая себя на границе сна и яви, Чимин добирается до проёма. Ему не кажется это выходом, а лишь очередным переходом — он прав. Перед ним дорога. Не узкая, не широкая, омега или альфа совершено легко пройдёт, но внизу совершенно не видно дна. — Ладно, детка, как хорошо, что мы не боимся высоты, да? — Чимин облизывает пересохшие губы и смотрит на огонёк. Словно в издёвку тот отлетает от тропы и мельтешит рядом. — Радуешься, что можешь летать? Радуйся пока можешь. Огонёк, Чимин надумывает он знает, но издевательски пританцовывает, уводя его вперёд, неизменно освещая путь.***
Чимин не понимает, сколько прошло времени: несколько дней или же несколько часов? В темноте всё теряет свой смысл, но с каждым шагом вперёд становится проще дышать. Иллюзии приедаются, повторяясь, и Чимин просто их игнорирует. Он развевает то самое чувство нереальности, подделки, которое вкладывает в него пещера, и это не сравнится с настоящим присутствием Юнги. Синий огонёк останавливается, и Чимин удивлённо смотрит перед собой: резная дверь с выгравированным огромным волком в центре. Его лапы уверенно стоят на земле, а морда, склонённая набок, лукаво смотрит прямо в глаза. Чимин подносит ладонь, касаясь углублений и ойкает, когда оцарапывает подушечки пальцев. Но именно кровь пускает его внутрь. Огонёк стремительно скользит внутрь и поджигает все факелы, освещая большое круглое пространство с небольшим возвышением в центре. Чимин идёт именно туда. Он не чувствует страха, лишь усталость и невыносимое желание уснуть. Оказавшись на месте, сонливость охватывает его до того сильно, что он падает, в панике опасаясь за малыша, но мягкие руки его подхватывают и осторожно опускают. — Давно у меня не было омег, — нежный женский голос с рычащими нотками звучит около уха, — да еще и беременных. Ты воистину редкий волчонок, Пак Чимин. Чимин недовольно сопит, мычит, но сил для ответа не находит и только устало пытается рассмотреть свою собеседницу. Она подобна тени: окутывает, обнимает, гладит по волосам и нежно мурлычет, напевая колыбельную. Успокоенный, Чимин закрывает глаза, проваливаясь в дрёму. Он в лесу. Под лапами хрустит снег, а в небе сияет полная луна. Чимин непонимающе осматривается, чувствуя сразу… много. Запахи, звуки, совершенно другой угол обзора и щенок в животе кажется меньше, невесомей. Лапы, четыре, а не две, не слушаются, а хвост, стоит им вильнуть, заставляет тело качнуться вбок. Напуганный, Чимин хочет проснуться, хочет вернуться к своему человеческому облику, но его утешающе поглаживают между ушек. — Тише-тише, крошка-волк, — тот же голос, полный нежности, поддерживает его, подхватывая зубами за холку и помогая найти устойчивое место, — это мои грёзы, тут я покажу тебе как быть волком, чтобы потом, когда ты обернёшься в своём мире, не испугался. Иди за мной, лапка за лапкой, след в след. Чимин пытается. Он неуверенно двигает передней лапкой, чувствуя, что задняя тянется следом. Сделав несколько пробных шагов, и понимая принцип, Чимин двигается немного увереннее, от радости чувствуя, как виляет хвост. — Да, он выдаст все твои эмоции, волчонок, — Великая Мать посмеивается, не злобно, Чимин слышит только веселье, — давай я покажу тебе как читать следы, как выслеживать зайцев, как избегать медведей. Тебе многому надо обучиться, омега-волк. — Разве, — Чимин удивлённо понимает, что может говорить, — разве это не то что должен делать альфа? — Разве ты не имеешь клыков? Не имеешь когтей? Разве в тебе нет силы и ловкости? — Волчица обходит его по кругу. Она сильнее, мощнее, властнее. — В тебе есть всё это, волчонок, и пусть ты можешь приносить альфе щенков, слабее ты не становишься. Твои клыки будут рвать до кости, твои когти будут ранить до крови, а твоей силы хватит оттолкнуть врага. — Да, но… — Чимин неуверенно переминается с лапки на лапку, чувствуя страх. Мать учила, что альфа защищает омегу, отец учил, что омеге нечего делать в лесу. Старейшины не обучают омег стрелять из лука, не готовят к охотам, они дают им лишь власть у очага, право быть подле альфы. — Если твоего щенка украдут? Если на твой дом нападут, когда ты будешь один, омега, что ты будешь делать? — Волчица начинает злиться. Её мощный хвост бьёт из стороны в сторону, а лапой она собирает снег, добирая аж до промёрзлой земли, оставляя три длинных царапины от когтей. — Ты будешь скулить и прятаться или ты будешь биться на смерть за себя, за свою кровь и семью? Чимин молчит. Он привык быть крошечным и слабым, но что-то в словах Великой Матери его задевает. Он не даст тронуть своего щенка, не даст чужому альфе над собой власти. — Отвечай, омега, — Волчица не наступает, но она давит своим запахом, — отвечай или же я заберу твоего волка. — Я буду биться, — Чимин говорит это, понимая, что не прогибается, не врёт, а действительно в ситуации где нет выбора — он будет бороться. Как сейчас. Он мог просто ждать дома, положиться на совет, на альф, но вместо этого — пошёл тропой. — Я не отступлю. Чимин чувствует непривычную для него волну агрессии, которая поднимает холку. Когти заворачиваются, протыкая снег, доставая до земли, а пасть открывается в оскале, показывая клыки. Что-то внутри переворачивается. Что-то, что меняет Чимина, меняет его взгляд на себя, на вещи, на щенка. Он думает о Юнги и в ответ чувствует лишь растекающееся тепло. Его любовь к Юнги никуда не девается, наоборот, становясь сильнее. — Правильно, маленький волк, — Волчица довольно кивает, — а теперь я обучу тебя охоте.***
Грёзы мало чем отличаются от яви, но, когда Чимин приходит в себя лёжа на мехах, он понимает — что-то поменялось. Малыш внутри вяло толкается, но ощущается это… странно. Чимин не может понять почему. Мир не перевернулся, у него на макушке не выросли уши, но воздух вокруг становится словно чище, а мысли яснее. На каменной плите, где он уснул, никого нет. Голубой огонёк потух, но вверху пещеры есть дыра, через которую бьёт солнечный свет. Чимин неловко поднимается, не чувствуя в теле и капли усталости, только гул энергии. Ноги пружинят, а ладошки сжимаются, желая вновь ощутить себя лапками. Не хватает хвоста, не хватает возможности видеть вокруг себя. Чимину не нравится быть человеком. Он ловит себя на этой мысли и неуютно ёжится. — И как мне выбраться? — Чимин спрашивает неуверенно у пространства вокруг и ответ приходит с тихим скрипом открывшейся двери. Не та, через которую он вошёл — эта простая, припрятанная в темноте пещеры, едва заметная. Чимин идёт к ней, решая, как ему быть. Он мог бы вернуться с тропы домой, но… Юнги? Волк внутри непривычно реагирует, порыкивая. Чимин удивлённо подносит ладонь к горлу, понимая, что сам же и издаёт этот звук. Вместо мягкого мурчания он теперь будет рычать? Покачивая головой, Чимин выходит наружу и жмурится от яркого света. Солнце бьёт с безоблачного неба, ослепляя, освещая верхушки деревьев. Осмотревшись, он понимает, что находится по другую сторону горы. — Ну что, малыш, будем искать папочку? — Чимин поглаживает живот, понимая, что совершенно не знает, как превращаться в волка. Это ближе к таинству, потому что Юнги никогда не теряет одежды, он просто обращается, а после возвращает себе свой облик. Но как? В грёзах Чимин очнулся сразу волком, тут же — человеком. Где та грань, которая поведёт его по пути оборотня? Чимин нерешительно спускается, стараясь контролировать равновесие. Камни на скалах скользкие, если упасть, то можно и умереть. Перепрыгивать на четырёх лапках было бы удобней. Чимин чувствует отклик. Он замирает, старательно думая о себе-волке: лоснящаяся рыжая шёрстка, белые лапки и такое же пятнышко на груди. Образ себя-волка приходит неосознанно и очень ярко. Пискнув, Чимин осоловело моргает, когда приземляется на твердую землю уже на четырёх лапках. Малыш внутри недовольно переворачивается, но Чимин только весело фырчит. Отряхнувшись, он переступает с лапки на лапку, вспоминая как двигаться и юрко спрыгивает вниз. Его ждёт Юнги.