***
— Я не возвращался туда уже целую вечность, знаете ли, — болтает мистер Пегрин? Гарри не может вспомнить. — Но я был уверен, что узнаю ваше лицо из газет! Кажется, я уехал в Америку сразу после вашего четвёртого или пятого курса в Хогвартсе. Ситуация складывалась довольно неприятная. — Да, — говорит Гарри, — воистину неприятная. Толпа по-прежнему давит на него со всех сторон. Поскольку Слизнорт и Мустафа были заняты обходом гостей, а Гермиона — Мерлин знает чем, Гарри изо всех сил старался улизнуть в укромный уголок, но какой-то коротышка узнал его и окликнул с другого конца комнаты, причём так громко, что привлёк внимание всех остальных. Джинни каким-то образом оказалась рядом с ним, и Гарри не может решить, стоит ли её вмешательство того, чтобы она стала свидетелем его конфуза. Мистер Пегрин вздрагивает. — Не могу поверить, что так много ведьм и волшебников остались в Великобритании. Неразумно, в самом деле, подвергать всю свою семью такому риску. Представьте, если бы им не улыбнулась такая удача в лице вас! — Да, мы все могли умереть, — говорит Джинни. Её глаза сужаются на мистера Пегрина, и Гарри хочется, чтобы она просто выплюнула все ругательства, которые вертятся у неё сейчас в голове. — Слава богу, что Гарри просто случайно оказался рядом. — В особенности вы, с вашей большой семьёй! Как, вероятно, была испугана ваша бедная матушка, — пыхтит мистер Пегрин. — И, разумеется, ваш брат Роланд принимал во всём активное участие. — Да, принимал, дорогой старина Роланд. И какой вам показалась Америка? Я сама никогда не была там, — Джинни глушит вино. Это ложь. Два года назад «Гарпии» играли с «Фичбургскими зябликами», но Гарри благодарен ей за то, что она направляет разговор в новое русло. — Прекрасная страна, — восторгается мистер Пегрин. — К сожалению, они сильно пострадали от магловского экономического кризиса, и мне пришлось переехать в Норвегию. Рад отметить, что ситуация там значительно лучше! — Везёт же вам, — бурчит Гарри в бокал. Мистер Пегрин смеётся. — Вот уж действительно везёт! Только там бывает ужасно холодно, так что я перебрался сюда, чтобы на несколько месяцев спастись от снега. Выгодно получилось, не находите? — Невероятно, — вздыхает Джинни. Мистер Пегрин улыбается, но Гарри не думает, что Джинни подразумевала под этим комплимент. — Мистер Поттер, — он наклоняется вперёд, — Гарри. Поведайте мне, ведь мне всегда было интересно, какую подготовку вы проходили? Гарри моргает, уставившись на него. — Подготовку? — Перед глазами проносятся дни, проведённые на обучении на мракоборца, и, как это всегда бывает, в груди всё сжимается. — Для битвы с Сами-Знаете-Кем, — уточняет мистер Пегрин. — Ах, это, — Гарри издаёт нервный смешок. О, если бы они все знали, каким неподготовленным он был. — Ничего особенного, я полагаю. Просто школа. Мистер Пегрин усмехается и хлопает его по спине. — Просто школа! Вы слишком скромны, Гарри. — Нет, — в собственных ушах он звучит жалко. — Побороть его — это дорогого стоит. — Мистер Пегрин прижимает руку к груди. — Особенно с… Что ж, это всегда были только слухи. В ушах звенит. — Какие слухи? — Гарри, — голос Джинни рядом с ним напоминает мягкое предупреждение. — Он действительно был в вашей… — глаза мистера Пегрина устремляются к шраму на лбу. — Ну, знаете? Там? Он выжидающе смотрит, пока желчь поднимается по горлу Гарри. — Я… — Гарри, ты обещал пригласить меня на танец, — Джинни смотрит на него с беспокойством на лице. — О. Да, — тупо отвечает он. Обещал. Он дал ей так много обещаний, но особенно хорошо запомнил то, которое было дано осенью, когда они лежали возле Норы, перед тем как он отправился на обучение к мракоборцам. Фред и Анджелина собирались пожениться весной. Пообещай, что пригласишь меня на танец? Обещаю. Он не пригласил. О, он давал такие обещания в ту ночь. Тогда он планировал быть другим человеком, но не смог, не так ли? Он задирал юбки Джинни, и целовал её, и любил, и обещал луну на привязи и все потерянные сокровища мира, и их, навсегда, но не смог дать ей ничего из этого. — Пожалуйста, Гарри, — настаивает она, укладывая руку на его локоть. — Ты обещал. Гарри чувствует холод и липкость во всём теле, но рядом с ним тёплая Джинни, и он позволяет ей утащить себя на танцпол. Оркестр играет весёлую мелодию, Джинни наверняка знает все шаги, но кладёт его дрожащие руки на свою талию. Они стоят там, едва покачиваясь, пока другие гости, не говоря уже обо всём зале, кружатся вокруг. Руки Джинни на его плечах теперь тоже подрагивают, но она не смотрит на него, а Гарри всё ещё не может дышать. — Прости меня, Джин, — задыхается он. — Прости меня. Мне так жаль. — Прекрати, — шипит она. — Ты не сделал ничего плохого. Это у него хватило наглости затронуть такую тему. — Джинни… Она поднимает на Гарри глаза — в них пылает огонь. — Он настоящий ублюдок, ясно? Больше ни слова. Гарри сглатывает и кивает. Он очень, очень сожалеет.***
Когда Гермиона возвращается к витрине с изображением Исиды, стоящей над Осирисом, она радуется тому, что встречает там Мустафу в компании красивой женщины и мужчины, одетых в броские пурпурные, золотые и зелёные мантии, которые практически подметают землю. Вероятно, Мустафа чувствует взгляд Гермионы, потому что почти сразу ловит её глазами, улыбается и машет в приглашающем жесте. — Доктор Разек и мистер Сира, позвольте представить вам мисс Гермиону Грейнджер. Она входит в команду Горация Слизнорта. Мистер Сира широко улыбается. — Гораций — отличный малый. Гермиона думает, что мистер Сира мог бы предпочесть компанию Локонса, но не озвучивает это предположение, вместо этого обещая передать профессору похвалу. — Ну, мисс Грейнджер, как вам наш музей? — спрашивает Мустафа. — Тут чудесно, — говорит она ему. — Хотелось бы, чтобы у меня было больше времени, дабы всё изучить. Больше времени на изучение экспозиции за его спиной, да, но Гермиона также немного сожалеет, что они не выделили целый день, чтобы она смогла побродить среди экспонатов. Мустафа поворачивается к женщине рядом и поднимает бровь. — Ну, это можно устроить. Что скажешь, Сабах? Сможешь уделить немного времени моему другу? Она улыбается Гермионе и склоняет голову, приветствуя её. — Я с удовольствием организую экскурсию для вас, мисс Грейнджер. — Доктор Разек — директор музея, — объясняет Мустафа. — Она очень хорошо разбирается во всей внутренней кухне и всех наших артефактах. — Когда вы отправляетесь в Луксор? — спрашивает доктор Разек. — Боюсь, что в понедельник, — отвечает Гермиона. — У нас совсем мало времени в Каире. Доктор Разек щёлкает языком и поворачивается к Мустафе. — Что скажешь, Валид? Не мог бы ты освободить ей утро понедельника? — Атеф бросил меня, чтобы остаться на объекте, поэтому наше задание на понедельник отменяется, — говорит Мустафа. — Хмф, — фыркает доктор Разек. — Он берёт пример с тебя и сбегает в пустыню, чтобы уклониться от вечеринки. — Вообще-то у меня был вопрос по поводу сцены позади вас, — Гермиона указывает на застеклённый шкаф, и доктор Разек наклоняется, чтобы посмотреть поближе. — А, сцена с оплакивающей Исидой. Её скопировали с весьма впечатляющей гробницы в Саккаре, — объясняет она. — Мне было интересно узнать о самой истории, — говорит Гермиона. — Произошла ли она в каком-то определённом месте? Доктор Разек пожимает плечами. — Это могла быть любая точка вдоль берега Нила, но, скорее всего, она находится в месте захоронения Осириса или рядом с ним. — И? — подсказывает Гермиона. — Где это может быть? — О, ну, конечно, у нас нет никаких конкретных записей об этой гробнице, но ранние верующие должны были… — Мистер Малфой! — радостно кричит мистер Сира. — Вот вы где. Пришли присоединиться к нашей захватывающей дискуссии или спросить совета насчёт карточной игры? Малфой опускает голову в знак приветствия, а, когда он выпрямляется, на его губах играет холодная улыбка. — Боюсь, что ни то ни другое. Я пришёл узнать у мисс Грейнджер, не окажет ли она мне честь потанцевать со мной. Гермиона застывает от потрясения, уверенная, что все вокруг это замечают. Это шутка, должно быть шуткой, но Малфой переводит взгляд на неё, и, когда он поворачивается к ней, она чувствует каждую крупицу его намерения. В его выражении лица есть что-то, чему она не совсем доверяет. Серые глаза скользят вниз, туда, где её пульс бьётся о тёплую кожу шеи, и, хотя это невозможно, Гермиона убеждена, что он видит это биение. На миг они оказываются лишь вдвоём, и она не может решить, должна ли смотреть на его протянутую руку, или в его глаза, или на тот маленький завиток, который иногда появляется за его ухом, пока мистер Сира не восклицает: — Как замечательно, мистер Малфой! — И вдруг Гермиона чувствует на себе внимание тысяч глаз, а в её животе свербит ужас. Я должна отказаться. — Это действительно было бы для вас честью, — совершенно спокойно говорит Мустафа. Его тон заставляет Малфоя напрячься, а Гермиона начинает чуть ли не ещё больше ценить Мустафу за мгновенное выражение недоверия. В конце концов, не стоит доверять незнакомцам. — Разумеется, министр, — отвечает Малфой. — Уверяю вас, что отношусь к мисс Грейнджер с большим уважением. Вы позволите, мисс? — Да. Самодовольство расплывается по его лицу, и Гермиона уже хочет забрать своё согласие, но рука Малфоя, широкая и прохладная, обхватывает её кисть. Он обдаёт её свежим, пряным ароматом одеколона и легонько касается поясницы, увлекая на танцпол. — Что вы делаете? — шипит она, когда Малфой поворачивает её лицом к себе. — Танцую фокстрот. Хорошо ли у меня получается? Хорошо, и он знает это, потому что сам отвечает на собственный вопрос, перемещая их в крутом вращении, которым прижимает её спину к своей руке. До этого момента Гермиона никогда не обращала внимания на низкий вырез своего платья, но Малфой остаётся образцовым британским джентльменом, и его рука не скользит ни вверх, ни вниз. Она закатывает глаза, вместо того чтобы дать ему ответ, но это, похоже, не мешает Малфою продолжить. — Я знаю, вы вряд ли склонны верить чему-либо, что я говорю, но я пришёл сюда, чтобы обсудить с вами кое-что. — Вы не присоединитесь к нашей команде, — резко отвечает Гермиона. — Я знаю, что вам с Блейзом не терпится сбежать от Локонса, но мы всё равно не заинтересованы в том, чтобы взять вас с собой ради вашей маленькой дурацкой авантюры. — Если бы я хотел присоединиться, то спросил бы Слизнорта, а не вас. Я уже усвоил этот урок, — его голос звучит жёстко. — Вообще-то я хотел бы обсудить Локонса. Гермиона хмурится. Локонс, возможно, не последняя тема, которую она хотела бы обсудить, но он определённо занимает место где-то внизу списка. — А что с ним? — Вам и вашей весёлой компании следует тщательнее избегать его, — говорит Малфой. — Он знает, где вы остановитесь в Луксоре, и планирует следовать за вами. — Что? — Гермиона застывает на месте, но Малфой подталкивает её, и они продолжают кружиться по танцполу. — Да. — Нет. — Уверен, это очень неприятно для вас, но да, — Малфой ловко перемещает её мимо другой пары. — Я бы предложил вам отложить путешествие на день. Пусть он барахтается там сам по себе, а вы прибудете следом, как можно незаметнее. Мы с Блейзом сможем увести его в каком-нибудь направлении, пока ваш лагерь обустраивается. Гермиона укоризненно смотрит на него. Именно это она бы и сама предложила для разрешения ситуации, но… — Зачем вы говорите мне это? Малфой пожимает плечами и смотрит куда-то поверх её руки. — Если ваша группа найдёт книгу, вы передадите её Мустафе и Министерству. Она останется в Египте, верно? — Конечно. Таков был наш план с самого начала. — План Локонса — привезти книгу в Англию и заработать состояние на продаже её секретов, и я бы предпочёл, чтобы он потерпел в этом неудачу. Книга должна остаться здесь. Как бескорыстно. Эта версия Малфоя, великодушно делящегося секретами в ущерб себе ради всеобщего блага, стирает тщательно прорисованные Гермионой линии с портрета его личности. Она ощетинивается. — Вы должны счесть меня глупой, мистер Малфой, если полагаете, что я поверю, будто вы здесь не в поисках наживы. — Она до сих пор помнит штраф, который Министерство наложило на Малфоев за военные преступления. Недоумение отражается на его лице. — Простите? — Ваша собственная жадность привела Локонса сюда, — продолжает Гермиона. — Какие бы тяжёлые времена ни выпали на вашу долю, они — следствие ваших собственных преступлений и последующей бесхозяйственности, так что не смейте думать, что вы слишком благородны, чтобы позволить… Малфой откидывает голову и прерывает её громким смехом. — Мисс Грейнджер, вы обвиняете меня в том, что я работаю? — Охота за сокровищами — не то же самое, что работа. — Я здесь не для того, чтобы что-то красть, — уверяет её Малфой. — Мне не нужны их богатства. — Я была на слушании, — настаивает Гермиона. — Я знаю… — Давайте не будем говорить о таких неприятных вещах, — его глаза вспыхивают предупреждением. Она всё равно продолжает: — Слушание привело вас к тяжёлым финансовым последствиям, Малфой. Он издаёт хриплый смешок. — К тяжёлым? Тяжёлые — это очень относительно. Состояние Малфоев способно вынести многие тяготы. — Но… — Тот приговор не был наказанием. Он был посмешищем, — огрызается он. Хватка на талии Гермионы становится крепче, Малфой с усмешкой смотрит на неё. — Он едва ли уменьшил моё ежемесячное довольствие. Вы даже не представляете, насколько глубоки наши сундуки. Визенгамот верит в карательное правосудие, но не имеет представления, как его осуществлять. Какой цифрой вы бы обложили меня, мисс Грейнджер? Или, возможно, вы бы предпочли срок в Азкабане? Гермиона разражается грубым смехом, из-за которого женщина, стоящая позади, награждает её неприятным взглядом. Она не знает, зарыдать ей или закричать. Что они могут отнять у Малфоя, чтобы смягчить боль от того, что её родители, которые больше не похожи на её родителей, лежат в постели в Лондоне, угасая, пока его жизнь продолжается? От её кошмаров, внезапных вспышек гнева Гарри, молчания Рона на протяжении нескольких месяцев — ничего, ничего. — Никакое количество галлеонов или лет не сможет вернуть то, что у меня отняли, — выплёвывает она. Малфой кажется до горечи довольным её ответом. Он кивает. — Я рад, что вы видите это так же, как и я. Гнев, который, как она думала, ей удалось унять, снова начинает бурлить в жилах. Несправедливость ощущается так же свежо, как и тогда, когда она слушала, как Визенгамот зачитывал приговор. И это всё? Судя по напряжённому лицу, Малфой тоже это знает, но это не приносит ей утешения. Гермиона хочет урвать побольше, но, как он и предположил, она ничего не может с него стребовать, потому что, даже со всеми своими хранилищами, поместьями и статусом, Малфой не в силах вернуть ей семью. Песня переходит в другую — тихую, более плавную мелодию. Гермиона делает шаг назад, но Малфой сжимает челюсти и дёргает её за талию. — Мы ещё не закончили, мисс Грейнджер. — Неужели? — Хмурое выражение его лица только усиливает её жгучее желание бросить ему вызов. — Что скажет ваша невеста, узнав, что вы отправились в праздное странствие по миру, чтобы потанцевать с другими женщинами? Выверенная выдержка Малфоя ослабевает, и на лице появляется гнев, но его ответ звучит спокойно и собранно: — Её мало волнует, что я делаю. — Вы, наверное, хотите сказать, что вас мало волнует, что она думает. Он не теряет самообладания при следующем повороте в их танце, но в том, как Малфой кружит её, почти отрывая от пола, чувствуется некая угроза жестокости. — Я ей не хозяин, и она мне не хозяйка. — Очень любезно с её стороны не обращать внимания на фотографии вас и ваших спутниц в газетах. Малфой поджимает губы, прежде чем ответить: — Мисс Грейнджер, я с радостью расскажу вам о себе всё, что вы захотите узнать, но я не буду посвящать вас в чувства Астории без её разрешения. Гермиона смеётся ему в лицо. — Преданный, но не верный. Как интересно. — У вас наивное представление о браке, мисс Грейнджер. — А вы — циник. — Это не вам предстоит сочетаться браком, — огрызается он. Гермиона стискивает зубы. Она краснеет и отворачивает голову. Ей хочется прокричать, что ей не нужно выходить замуж, но в этом протесте чувствуется стыд, независимо от того, насколько он правдив. Это очень хорошая идея, дорогая, но тебе никто не поверит, — сказала как-то тётушка Мюриэль. Без кольца на пальце никто не способен разглядеть успешную молодую женщину, никто не думает, как сильно она может любить свою карьеру. Нет, они шепчутся, что она строптива, или, что ещё хуже, жалеют её за то, что какие-то личные недостатки отпугивают потенциальных мужей. Бедняжка. Повезло, что она может положиться на свой ум. Так что нет, Гермиона не может закричать или наступить ему на ногу. — Нет, не мне, хотя и ваше положение не вызывает зависти. Малфой колеблется. — Я прошу прощения, если неуместно выразился. — Я уж точно не жду от вас извинений. Ничего хорошего это не принесёт. Гермиона знает, что, возможно, она не слишком щедра в своём милосердии, но Малфой заслуживает его меньше всех. — Как пожелаете. Она меняет тему разговора: — Что вы делаете в Египте, мистер Малфой? По вашему собственному признанию, вас не волнует успех в поисках книги и вы не стремитесь к богатствам, превосходящим воображение. — Я сказал, что меня не волнует успех Локонса. Его старания не связаны с моими. — Неужели? — Похоже, вы полны решимости разгадать какую-то связанную со мной тайну. Разве трудно поверить, что я здесь ради приключений? Вы настолько убеждены, что я сложный человек? — Вы не похожи на честного человека. Это же то, чем славятся слизеринцы, не так ли? Хитростью и обманом? Малфой обнажает зубы в опасной улыбке. — Мне не нужно быть лжецом, чтобы обманывать, — говорит он ей. — Вам лишь нужно внимательно следить за тем, что я говорю. — Как бесчестно. — Уверяю вас, мисс Грейнджер, я ценю правду даже больше, чем преданность и верность. Я бы не стал вам лгать. — Не стали бы? Язвительная, насмешливая гримаса исчезает с его лица, и он смотрит на Гермиону какое-то время, перед тем как ответить: — Нет. Не стал бы. В голосе Малфоя чувствуется искренность, которую Гермиона желает раскрыть, но выражение его лица серьёзное, а глаза ясны намерением. Из-за этого она хочет отмахнуться от него, отойти на шаг, ответить каким-нибудь колким комментарием, но не может придумать, что сказать. — Очень хорошо. — Пустые слова. Хотя какое это имеет значение? Ей не нужна от него правда. Гермиона, определённо, не ждёт её, и у неё самой нет никаких сомнений в том, что она может ему солгать. Она ничем ему не обязана. Только через мгновение Гермиона понимает, что Малфой отвёл их к краю танцплощадки недалеко от дверей на террасу. Свежий ветерок обдувает её кожу, и она вздрагивает от лёгкой прохлады. — Вы уже дважды упомянули моё слушание, — говорит он. — Есть кое-что ещё, что вы должны знать о том дне. — Что именно? Малфой наклоняется, его губы почти касаются её уха. — Я солгал. Я солгал почти обо всём. Гермиона не может дышать. Может, из-за того, как его ровное дыхание колышет её высвободившиеся локоны, или того, как его большой палец проводит по кусочку оголённой кожи над задней частью платья, или того, в чём он только что признался. Его взгляд задерживается на ней и на мгновение опускается к её приоткрытым губам. — Это была необдуманная ошибка. Вот почему я больше не лгу, — шепчет Малфой. Он отступает, отпуская её руку. — Что вы… Но он уже скрылся в толпе, а Гермиона остаётся покинутой на периферии танцпола. Я солгал почти обо всём.