***
Боги, полный бардак. Она должна была догадаться, что всё обернётся бардаком, с того самого момента, как посмотрелась в зеркало и всё же уговорила себя пойти в обеденный зал. Её ждёт грандиозное приключение, так ведь? Глупо каждый вечер брать ужин на подносе. Лаванда Браун может быть смелой. Она может подружиться с незнакомцами и быть интересной, милой и очаровательной. Когда-то давно она порхала по Хогвартсу, являя собой образ популярности, лёгкости и красоты. Лаванда понимает, как это делается. Она просто должна это сделать. Сначала она послала записку в обеденный зал, чтобы зарезервировать место на ужин в семь часов. Затем достала то самое платье, которое выгодно подчёркивает её грудь, несмотря на заверения матери, что та уже немодно пышная; сделала причёску, как ей нравится, и спустилась в обеденный зал только для того, чтобы увидеть, что Рон Уизли с хмурым лицом уже стоит рядом с метрдотелем. Путаница с бронью. Один и тот же номер, да? За одним и тем же… Да, я понимаю. Конечно. В ушах всё гудит, и, как только Лаванда осознаёт свою ошибку, её разум умоляет отступить, но Рон кладёт руку ей на поясницу, и они пробираются через столики, пока не оказываются у своего. Там уже сидит другая пара — женщина одаривает Лаванду натянутой улыбкой, когда Рон предлагает ей присесть. О, Лаванда не может быть интересной, милой и очаровательной в его присутствии. С ним она становится резкой, едкой и ершистой, сам же Рон присаживается и с обаятельной улыбкой пожимает руку другому мужчине, а его рыжие волосы, такие длинные и мягкие, что ей хочется провести по ним пальцами, сверкают в свете свечей. Она садится за стол, охваченная стыдом, с пылающими щеками. Костюмный пиджак Рона, конечно же, идеально скроен, и это совершенно несправедливо. — Что ж, надеюсь, вы двое наслаждаетесь прекрасным путешествием, — говорит с отчётливым американским акцентом мужчина, пока Рон занимает своё место. — Медовый месяц, я полагаю? Боги. Лицо Лаванды пылает ещё сильнее. — Мы не женаты, — выпаливает она. Взгляд женщины падает на безымянный палец Лаванды без кольца. Мерлин. — Я… — Кузены, — кашляет Рон. — Мы кузены. По линии моей матери. — Ааа, вижу сходство, — говорит мужчина. — Вы немного похожи. — Нет, не похожи, — резко одновременно отвечают Рон и Лаванда. Мужчина озадаченно обменивается взглядом со своей женой, и они замолкают. В белокурых локонах Лаванды, возможно, есть некая рыжеватость, но сама она невысокая, мягкая и приятная, а Рон высокий, широкий и… ну, твёрдый. Они совсем не похожи. Под юбками Лаванда прижимает колени друг к другу. Мужчина прочищает горло. — Итак, — обращается он к Рону, — как вы пришли к решению поехать в Египет? — Я сопровождаю мою дорогую кузину, — отвечает Рон. Лаванда закатывает глаза. — Как любезно с вашей стороны! — мужчина улыбается ей. — Разве вам не повезло? Не каждый парень согласился бы взять кузину в такое путешествие. — Это очень тяжёлое путешествие для незамужней женщины, — фыркает его жена. — Я знаю, что не позволила бы Сьюзен… Лаванда хмыкает. — Повезло? Он в первый же день потерял мой несессер, взял чужой, а теперь принадлежавший моей тёте ко… ну, это неважно, он потерян, и я никогда его больше не увижу, и чувствую себя очень невезучей. Лицо Лаванды просто горит, а мужчина открывает-закрывает рот и вновь обращается к Рону, чтобы продолжить менее напряжённый разговор. К третьему блюду они догадываются, что эта пара — мистер и миссис Оуэн — является частью волшебного контингента на борту, и Рон с мистером Оуэном быстро погружаются в дискуссию о квиддиче, за которой Лаванда не хочет следить. Миссис Оуэн, кажется, тоже недовольна таким раскладом и после некоторого колебания наконец обращается к Лаванде с приторной улыбкой. — Мисс Браун, верно? — спрашивает она. Лаванда не может сказать, не послышался ли ей акцент на слове «мисс». — Да, мэм, — она теребит салфетку на коленях и ломает голову в поисках умного наблюдения, вопроса или чего-нибудь ещё, но рядом с ней начинает громко смеяться Рон. И почему он так хорош в этом? — Откуда вы, мисс Браун? — Котсуолдс, миссис Оуэн, — отвечает Лаванда. — Ну, я живу в Котсуолдсе. Но родилась в Лондоне. Мы переехали всего несколько лет назад. — Лондон, — миссис Оуэн фыркает, хотя Лаванда не может понять, что такого отвратительного та находит в этом городе. — Как здорово. А чем занимается ваш отец? — Он работает в Министерстве, в Отделе магических преобразований. — Неужели Лаванду не оставят в покое? Она поднимает столовые приборы, чтобы отрезать ещё один кусочек картофеля «Фондан». — Я заметила, что вы не замужем, — продолжает миссис Оуэн, наклонившись. — Уверена, что провести целый сезон в Лондоне ужасно трудно. В городе так многолюдно, не правда ли? — Я… — у Лаванды сводит живот, и она откладывает вилку. — Я наслаждалась всеми своими сезонами. Миссис Оуэн пожимает плечами. — Есть перспективы? Не стоит откладывать, знаете ли. Гораздо лучше выйти замуж в молодости. Вы же не… не синий чулок, правда? — Нет, — ляпает Лаванда. — Это… — она не может решить, что хуже: признаться в том, что её никто не хочет, или же сделать вид, что она презирает институт брака? — Я хочу сказать, что я не согласна с… — Хорошо, — миссис Оуэн удовлетворённо кивает. Лицо Лаванды пылает, и она дотрагивается до шеи пальцами. — В какой части корабля вы остановились? Наконец-то хоть какое-то облегчение. Лаванда знает правильный ответ. Она одаривает миссис Оуэн скромной, вежливой улыбкой. — В первом классе. — Конечно, — смеётся та. — Мы все в первом, не так ли? Нет, мисс Браун, я хотела спросить, в какой части первого класса находятся ваши номера? Лаванда сглатывает. В какой части? Она колеблется, прежде чем ответить: — В передней? Миссис Оуэн цокает языком. — О нет, дорогая. Что овладело вами, что вы сделали бронь на носу? — Что-то неладно с носом? — спрашивает Лаванда. — Не неладно, я полагаю, — миссис Оуэн вздыхает и смотрит на мужа, явно раздражённая тем, что он всё ещё занят Роном. — Жаль, что вам некого было спросить, перед тем как бронировать номер. Правильный друг смог бы помочь. Колено Лаванды ударяет по столу, и она поворачивается к Рону и мистеру Оуэну. Она хороша в беседах. Действительно хороша. Ей нужно только сказать несколько умных вещей здесь и там и не придётся продолжать разговор с миссис Оуэн. — Простите, — начинает она бодро, — что там было насчёт, эм, биты? Рон пренебрежительно отмахивается. — Это квиддич, Лаванда. Тебе нет дела до подобных вещей и ерунды. Она стискивает зубы. — Возможно, есть. — С каких это пор? — ехидничает он. — С таких это! — сбивчиво говорит она. — Ты не разговаривал со мной последние семь лет. Откуда тебе знать, что меня интересует? — Семь лет, — мистер Оуэн кашляет в салфетку. — О боже. Семейные неурядицы? — Моя семья в полном порядке, — пылко отвечает Лаванда. — Лаванда, сейчас не… Громкий хлопок сотрясает комнату — все вздрагивают от неожиданного шума. — Фейерверк, — заявляет Рон, отталкиваясь от стола. — Пойдём посмотрим, кузина. Лаванда пристально смотрит на него. — Я бы предпочла не делать этого. — А я бы предпочёл, чтобы мы пошли, — скрежещет Рон зубами. Он вытаскивает Лаванду из-за стола, и у неё возникает мысль устроить сцену, но, как обычно, именно она будет выглядеть нелепо, поэтому она позволяет Рону вывести себя из обеденного зала на палубу, где над головой разгораются вспышки света, а пары кружатся в танце, и их смеющееся дыхание туманит холодный ночной воздух. Красивый незнакомец подходит к Лаванде с изящным поклоном и подаёт руку. — Не желаете ли потанцевать, мисс? — Только не с вами, — огрызается Рон, и, не теряя ни секунды, они пускаются в фокстрот по палубе; Лаванда не может представить, где Рон Уизли научился так двигаться — крепко поддерживая её за спину и плавно шагая, учитывая, что в школе он стонал и охал по поводу любых танцев. — Что ты делаешь? — шипит она. Челюсти Рона крепко сжимаются. — Танцую. Сегодня вечером тебе не нужно больше разговаривать с незнакомцами. — Ты ведёшь себя по-хамски. — Ты придираешься ко всему, что я делаю. — Что ж, ты… — Лаванда давится своими словами. Игнорируешь меня. Обращаешься со мной как с глупой. Будто мне пятнадцать. Словно я нелепая. — Ты потерял мою сумку! Рон стонет. — Почему ты так расстроена из-за этой чёртовой сумки? — Не смей ругаться на меня! — Не отчитывай меня как… как… — Я думала, тебе такое нравится, — бросается Лаванда в ответ. — Я всегда была добра к тебе, а ты ненавидел меня за это. Неужели такая версия меня тебе не по душе? И это ведь была правда, да? Гермиона и Джинни всегда недооценивали Рона и относились к нему так, будто он не может отличить верх от низа, а Лаванда всегда знала, что он замечательный и умный, но он растоптал её, потому что его никогда не волновало её хорошее отношение. Глаза Рона расширяются. — Я не испытывал к тебе ненависти, Лаванда. — Ты нашёл забавный способ показать это, — её голос дрожит, и она опускает глаза. — Мне было пятнадцать, — настаивает Рон, притягивая её ближе и ведя их вокруг другой пары. — Я был идиотом. Лаванда прикусывает щёку. — Что ж, мне тоже было пятнадцать, но я не была идиоткой, а ты так и не извинился. Рон выглядит так, будто хочет отступить, но делает медленный вдох и какое-то мгновение смотрит на воду. — Полагаю, что действительно никогда не извинялся. — Нет, — она сглатывает, но в горле пересыхает. — Не извинялся. — Прости меня, — бормочет Рон. Большим пальцем он ласкает плавный изгиб спины Лаванды, и ей хочется умереть оттого, насколько приятно это ощущение. — Я ужасно себя вёл с тобой, а ты этого не заслуживала. Есть ещё миллион слов, которые она хотела бы из него вытянуть. Детали. Она хочет, чтобы он сожалел, действительно сожалел — о каждой мелочи. Не для того, чтобы помучить его, но чтобы быть уверенной, что он поступал несправедливо. Что Лаванда не вела себя нелепо, а если и вела, то это было не настолько постыдно, как Рон выставлял. Ей было всего пятнадцать, и это совершенно нормально — быть немного глупой в пятнадцать лет. Он ни капли не был справедливым, и она этого не заслуживала. Он был груб, но что более важно — неправ. Однако Лаванда не может произнести ничего из этого, поэтому просто кивает и моргает в ответ, её глаза печёт. — Спасибо, что сказал это.***
Веки Лаванды резко распахиваются в тёмной комнате, и она понимает, что не одна. Она чувствует, что сердце колотится где-то в горле, и уверена, что её сейчас либо стошнит, либо она заплачет, и ей нужно закричать, но голос куда-то пропал. Шевелись. Не шевелись. Дверь за вторгшимся не захлопывается, но Лаванда слышит, как он медленно ступает по ковру. Пожалуйста, только не в мою сторону. Её шкаф открывается. Странно. Лаванда так и не смогла выбрать между сапфировыми и изумрудными серьгами к ужину, и обе пары по-прежнему лежат на туалетном столике рядом с её маленькой сумочкой, но слышен лишь тихий шорох одежды, как будто кто-то перебирает её платья. Лаванда осматривает тумбочку. Там стоит наполовину полный стакан воды. Хрусталь имеет определённую прочность, но вода может затруднить бросок. Две книги в кожаных переплётах. Они могли бы нанести болезненный удар, если бы Лаванда использовала обе руки, но она предпочтёт атаковать с расстояния. Часы. Должно сработать. Она рискует бросить взгляд на шкаф. Человек стоит к ней спиной, и она не может разглядеть его внешность, но он выпрямляется и держит в руках сумку. Чёрный несессер. Лаванда садится, хватает часы и с решительным рыком бросает их в фигуру. Раздаётся смачный удар по голове, низкий возглас «уф», и человек поворачивается к ней лицом. О боже. — Вор! — кричит она, вскакивая с постели. Он — она почти уверена, что это он, — бросается к двери, но Лаванда ближе, и она хватается за чёрный несессер. — Здесь вор! Злоумышленник толкает её за руки, но она наступает ему на ногу и снова дёргает за сумку. Он крепко обхватывает пальцами её запястье, и она хнычет от резкой боли. Он скалит зубы, в ярости наклоняясь к её лицу. — Отвали, ты, маленькая… — Это не твоё! — настаивает Лаванда, втаптывая пятку в его ногу. О, если бы только на ней всё ещё были сапожки на каблуках. — Помогите! Рон врывается в дверь. — Что, во имя Мерлина… Его появление на секунду шокирует злоумышленника, и тот ослабляет хватку настолько, что Лаванда отшатывается назад, прижимая к груди несессер. Она врезается поясницей в барную тележку, и вокруг разбивается стекло. Но у неё получилось. — Он у меня! — торжествующе восклицает она. Вор делает шаг к Лаванде, но Рон встаёт между ними и — боги — сильно ударяет того в лицо. Вор громко ругается и уклоняется от второго замаха, а затем наносит мощный удар коленом Рону в живот, от которого тот сгибается пополам. Лаванда ловит взгляд вора через плечо Рона и задерживает дыхание, когда его глаза опускаются на сумку в её руках. В комнате повисает тишина. Лаванда ещё крепче стискивает несессер и сужает глаза. Не сегодня. Рон делает глубокий вдох, будто рассеивая наложенные на всех троих чары, и вор бросается вон из комнаты. Дверь за ним захлопывается. — Рон, — Лаванда позволяет несессеру упасть на пол рядом с ней. — Рон, ты в порядке? — Я в порядке. — Хотя это явно не так, потому что он хрипит и, выпрямляясь, потирает рёбра. — Кто это был? — О, уверена, что понятия не имею. — За исключением разбросанных осколков стекла и оторванной от несессера ручки, комната находится в приличном состоянии. Лаванда осматривает свои конечности, и все они целы, хотя запястье как-то неприятно побаливает. — Ты… — Рон подходит к ней. — Не шевелись… — Я в полном порядке, уверяю… Ай! — она поднимает руку, кровь сочится вокруг застрявшего в ладони осколка стекла. — Я же сказал тебе не шевелиться! — огрызается Рон, доставая палочку из кальсон. — У тебя была палочка? — Лаванда морщится, когда он берет её за руку и осматривает порез. Она хотела бы отодвинуться, но его большая, тёплая и сухая рука обхватывает её собственную, и в близости Рона ощущается какой-то странный комфорт, который так и манит прислониться к нему, особенно когда Лаванда замечает, что кровь с угрожающей скоростью несётся по её венам. — Почему ты ударил его, если у тебя была палочка? — Я был зол, — рычит он. По взмаху древка всё ещё помеченное кровью стёклышко опускается на пол. Рон обхватывает Лаванду за талию, чтобы помочь ей подняться с пола, а она, дабы удержаться на ногах, прижимает руку к его груди. Та оголена. Лаванда, конечно, никогда не прикасалась к голой груди мужчины, и, хотя она много читала, чтобы понять суть ощущений, никто не упоминал, как сильно ей захочется провести рукой по мускулам. Довольно непростительное упущение, на самом деле. — О, — она отпрыгивает, к счастью, не прямо на стекло. — Прости меня. Рон смотрит вниз, как будто сам лишь только что заметил своё неодетое состояние. Он сглатывает в наступившей тишине, и Лаванда отводит глаза, внезапно осознавая, что она тоже не надела халат, прежде чем вступить в схватку с вором. Её щеки горят. — Я должна… Рон направляется к двери и распахивает ту, чтобы проверить коридор, а затем снова поворачивается к Лаванде с диким, яростным выражением лица. — О чём ты думала, Лаванда? Она недоумённо моргает в ответ. — Прошу прощения? — Ты должна была позволить ему взять сумку! — рычит Рон. — Она не стоит… — Ты серьёзно ругаешь меня прямо сейчас? — в изумлении спрашивает Лаванда — Это не его несессер! — Но и не твой! Она складывает руки на груди, чтобы придать себе возмущённый вид, но также чтобы немного прикрыть почти обнажённый бюст. — Я не стану извиняться перед тобой за то, что уважительно отношусь к частной собственности. Не твой. Напомни мне никогда не просить тебя присматривать за моими вещами, если ты так легкомысленно относишься к чужому имуществу! Рон смотрит абсолютно сердитым взглядом. — Отдай мне несессер. — Нет. Он всё равно проталкивается мимо Лаванды и поднимает сумку с места, куда её уронили. — Что вообще лежит в этой чёртовой штуке? Лаванда судорожно вдыхает, пока Рон переворачивает несессер и вытряхивает его содержимое. Ворох женского нижнего белья падает на пол. — Никогда не встречала никого настолько неуважительного… Серия гулких стуков прерывает её. Они пристально смотрят на три очень крупных рубина, выпавших из нижнего белья. Рон ругается, но в данный момент Лаванда решает не комментировать его манеры. — Что ж, — говорит она. — Это многое объясняет.