Будь моим приближённым

Вернувшись с реки Хёнсанган, молодой Ван Минхо тихо пробрался во дворец и, зайдя в свою почивальню, упал на кровать. Он обнял себя за плечи и зажмурился, чтобы выкинуть всякую, как он сам считал, дурь из головы. Но будто невидимая нить его тянула обратно, не давая очистить свой разум. «Ненавижу себя, — думал он. — У самого на уме что-то чужеродное, потревожил малыша Джисона... Неужели он и правда не хочет больше никак взаимодействовать со мной?» Размышляя об этом всём, он не переставал думать о Хане, чей образ являлся правителю перед глазами из раза в раз: та лучезарная улыбка, те крошечные ручки, на протяжении четырёх лет державшиеся за рукав королевского ханбока. «Мы так часто проводили время вместе..., — думал про себя Ван Минхо. — Не могу поверить, что он променял меня на Са Уён. Но он каждый вечер, независимо от ситуации, приходит ко мне! Хоть это порадует меня сегодня в столь трудный день». Дотянувшись до столика, молодой Ван Ли взял книгу со сказками и легендами и принялся выбирать красивую историю на ночь, которая могла одновременно и множество эмоций вызвать, и «пожелать спокойной ночи». На одной из страниц разместилась «Легенда о лисьем шраме» – та, что частенько Минхо слушал от учителя, некогда преподававшего грамоту. «Ему понравится...» * * * Прошло пять минут, десять, двадцать, но Джисона так и не было в почивальне. Ещё десять минут – его всё так же нет. Может, он кушает? Но как вдруг раздалось несколько резвых постукиваний в дверь. — Да, войдите! — выпалил Ван, улыбнувшись, и отложил книгу, но вместо Джисона в помещение зашёл Сынмин, и улыбка тут же сползла. — Минни? Что ты здесь делаешь? — К тебе пришёл. Мне скучно. — Ох, а ты, случаем, не видел Хан Джисона? — с надеждой спросил Минхо. — Он гуляет и смеётся с Са Уён. Боюсь, что он вообще может не вернуться во дворец сегодня. — Вот как, — он сразу же повесил голову и убрал книгу обратно на стол. — Ты хотел почитать ему? — Ким Сынмин сел рядом с королём и обнял его. — Он каждый день приходил ко мне примерно в это время, — говорил Ван Минхо, — мы подолгу болтали о всяком разном, а потом я пересказывал ему сказки, легенды или какие-либо истории. Похоже, что он действительно вырос из всего этого... — Джисону просто интереснее с Уён, — сказал Ким. — Но это некрасиво по отношению к тебе. Ты так заботился о нём эти четыре года, хён, но он этого не ценит. — Я понимаю... Но всё же не могу смириться. После небольшой паузы, которая ощущалась какой-то тяжёлой и печальной, обременяющей мальчиков грузом на душе, Сынмин произнёс: — Я хочу, чтобы ты мне рассказал сказку. Ты не против? Минхо улыбнулся. Прижав к себе двоюродного братца и вновь взяв книгу, он открыл её на нужной странице. — Готов услышать историю о лисе? — О кумихо¹?! — Ага. А ты знаешь, кто такие кумихо? — Это существа, которые как лисы, а ещё они могут превращаться в людей-оборотней! – ответил Сынмин. — Но они злые, убивают мужчин и женщин и съедают их печень. — Не все, встречаются и хорошие кумихо. И как раз о таком я тебе и расскажу, — Минхо заглянул в книгу и, пробежавшись по тексту глазами, снова посмотрел на Кима. — Когда-то давно жил один лис по имени Чхве Чунсон. Был он мудрый, справедливый, самый добрый среди девятихвостых, но девушек некоторых убивал, собственно, как и все кумихо. Когда Чунсон превращался в человека, он был высоким, красивым парнем с золотистыми волосами, в которых изредка мелькали рыжие и белые пряди. Ты слушаешь? — спросил король. — Ну конечно! — ответил Мин. — А почему ты думаешь, что я этого не делаю? — Да просто... Джисон обычно перебивает меня своими частыми вопросами по той или иной истории, я к этому так привык. Но не стоит останавливаться, — сказал молодой Ли, чуть приуныв, и продолжил: — Так вот, однажды Чхве наблюдал за одной девушкой Мин Сочжун, которой было лет пятнадцать, – именно её он выбрал себе в жертвы. И как только она, ничего не подозревая, подошла ближе к тому месту, где скрывался лис, он схватил и поцарапал своим острым когтем щёку бедняжки Сочжун. — А ей не было больно? — вставил Сынмин, который, кажется, понял, почему правитель голову повесил, и действительно: Минхо в ту же секунду ожил. — Конечно же было! Представь – коготь, который размером с ёт², продающийся у нас на улицах. — Ого, длинный... — Ага. А знаешь, что случилось с Сочжун в итоге? — Что? — Она сбежала из лап коварного кумихо, — ответил юный Ван. — И побежала к реке Хёнсанган для того, чтобы смыть с себя все изъяны, какими обладал Чхве Чунсон, ведь она считала, что вода, сбегающая со скал водопадом в реку, способна излечить от всего. И у неё получилось сделать это, но девушка понимала, что шрам останется на всю жизнь. — А что произошло после этого с Чхве? — А он убежал из провинции, в которой жила красавица Мин. Долго думал девятихвостый, как же удалось ей сбежать от него, какую ошибку он допустил, но вскоре понял, что её спасла вера в чудеса и необыкновенная внешность. Сынмин немного подумал, а затем сказал: — Бред какой-то. — Согласен, — подтвердил Ли Минхо, — но такова легенда, и девушку спасло именно это. Кстати, Чунсон вернулся туда, где произошло нападение, двадцать лет спустя. Он прогуливался в образе человека среди цветущих кустарников, умывался речной кристально чистой водой, а ещё закупал у местных торговцев разные сладости. Именно там он встретил девушку со шрамом на щеке, которую непременно узнал. — Мин Сочжун?! — Именно, братец! Она, по-видимому, тоже узнала лиса и попыталась защитить себя от него, но только добрые намерения были в тот момент у кумихо. — И что потом? — А потом они начали чаще общаться, узнали друг друга лучше, и Мин Сочжун уже не боялась Чхве Чунсона. В один солнечный день лис привёл девушку к той самой реке Хёнсанган и, сказав ей множество приятностей, ласкавших душу, поцеловал её. Энергия их любви передалась воде, которая и по сей день несёт её в себе. — Так вот почему река Хёнсанган обладает такими свойствами! Спасибо, хён, ты так красиво рассказываешь! — Не за что, — сказал правитель и улыбнулся. — Беги в свою почивальню, Сынмин. Доброй тебе ночи! — И тебе, хён! Произнеся это и спрыгнув с кровати, Сынмин вышел за порог комнаты Ли Минхо и направился в свою. Время было уже позднее, и по дороге он размышлял над легендой, которую рассказал ему хён, и мечтательно вздыхал, вспоминая Мин Сочжун и Чхве Чунсона, как вдруг его окликнули. — Сынмин-и, ты почему до сих пор не спишь? Ким обернулся и увидел Джисона. Тот подошёл к нему и осмотрел. — С тобой всё хорошо? — Да, абсолютно. Почему ты не пришёл к Минхо-хёну? Он так ждал тебя, а ты променял его на Уён. Если бы не я, попросивший рассказать легенду, он так и сидел грустный. — Пойми, Минни, я не мог, — начал Хан, но мальчик прервал его. — Не мог? Значит, гулять с подругой ты можешь, а провести время с тем человеком, который заботился о тебе на протяжении четырёх лет, который уже словно член семьи, ты не можешь? — Ты об этом ничего не знаешь. Порой хороший друг или подруга лучше семьи, и так бывает. Нужно просто смириться с моим взрослением – вот, чего я жду от Минхо-хёна. — И это так ты говоришь о нём... Не дослушав Джисона до конца, Сынмин побежал обратно к королю, чтобы передать всё то, что услышал собственными ушами. На глаза накатывались слёзы, из-за них коридоры дворца помутнели, но мальчик смог найти нужную дверь и ворвался в неё. — Минхо! — он подбежал к брату и крепко обнял ее, плача в плечо. — Хэй, Сынмин-а, что случилось? — спросил правитель. — Ты же только что был таким счастливым, в чём дело? — Джисон... Он сказал, что ему друзья дороже семьи, а семьёй он считает нас! — Стой... Он правда так сказал? — Да! Я сам слышал! — Я поговорю с ним, Минни, не плачь. Если хочешь, можешь лечь сегодня со мной. — Правда? — Если тебя это успокоит, то да. — Спасибо, хён! * * * Идя между колоннами и подавляя горе, которое тяжёлым камнем легло на душу, молодой правитель Силлы направлялся прямиком в почивальню Хан Джисона. Он хотел услышать правду не только из уст Сынмина. Проникнув в комнату без стука, он бросил взгляд на друга. — Это правда? — Что именно? — Всё то, что ты сказал Сынмину. — Минхо, — начал Джисон, — я взрослею, и меняются интересы. Ты должен меня понять, ты ведь так мудр. — Знаешь... Хотя ты мне очень дорог, но я не побоюсь сказать – ты поступил так гадко, как ещё никто не делал. И даже если я очень дорожу тобой, то не значит, что просто так прощу тебя за эти слова. — Вот и иди! Без тебя справлюсь. Тяжеловатый хлопок. Щелчок. Дверь оказалась закрыта, а тот, кто сделал с ней это, шёл к своей почивальне, сдерживая слёзы лишь из принципа: «Ван не плачет».