People Convey Truth in Jokes

Смотря в завораживающие карие глаза напротив, Леонард думает, как раньше не замечал эти ослепительно яркие горящие угольки в их глубине… А ещё он думает о том, что в ближайшем будущем наверняка пожалеет, и не один раз, о своём решении, когда выдыхает и, чуть нервно усмехаясь, произносит: — Чёрт с тобой, я в твоём распоряжении, Спок. Нельзя сказать, что доктор ожидает чего-то конкретного, слишком мало он знает коммандера с интимной стороны (точнее, не знает совсем), но среди вскользь приходящих на ум вариантов встречаются и поцелуи, как человеческие, так и вулканские, и лёгкий петтинг через одежду, и попытки в грязные разговорчики — за этим бы он с отдельным удовольствием понаблюдал, — и всякие подобные лайтовые приёмы на уровне второй базы, которые применяли на нём не раз и не два. Чего он не учитывает в своих идеях, так это того, что перед ним Спок, и его неповторимое, «споковское» видение ситуации. Поэтому, вероятно, Маккой едва и не давится воздухом, когда, под его ошалелым взглядом старпом почти падает на колени перед ним и ловко расправляется с застёжкой на его брюках. — Спок! Погоди секунду, — в приступе неожиданной паники он хватается за плечи коммандера, не стараясь при этом оттолкнуть его от себя. Тёмные глаза устремляют взгляд на него. — Десять минут, Леонард. Вы дали согласие. — Я знаю, Спок, но чёрт подери, нельзя же так просто взять, и… Оказывается, можно. Только когда вокруг его члена смыкаются тёплые пальцы вулканца, доктор вдруг осознаёт, что всё это время у него была практически полноценная эрекция. И списать её на какие-то другие внешние раздражители просто невозможно — он завёлся от слов и действий Спока, вообще без прикосновений. Яма оказывается куда глубже, чем ему думалось. — Приятно видеть, что вы настолько заинтересованы во мне, доктор, — бормочет старпом приглушённо, чем вынуждает Леонарда всё-таки опустить на него взгляд. И лучше бы, думает СМО, он этого не делал, потому что вид того, как Спок, с ярко-выраженной зеленью на щеках, смотрит на его член, точно будет являться ему во снах весь следующий месяц, а то и дольше… А потом коммандер берёт его в рот, и все размышления вылетают из головы Маккоя в долю секунды, уступая место блаженной пустоте, которую сразу заполняют эмоции и ощущения. Конечно, ему и раньше делали минет, неоднократно, и многие из воспоминаний об этом опыте довольно приятны. Но Спок, похоже, принял твёрдое решение за сегодняшний визит разделить жизнь дока на «до» и «после». Он не разменивается на поддразнивания кончиком языка, лёгкие поцелуи и прочую ерунду, что нередко бесила Леонарда — ну невозможно получить полноценное удовольствие, когда тебя пятнадцать минут просто полируют языком, иногда слегка прихватывая головку губами. Спок действует так, что у доктора закрадываются реальные сомнения, а в первый ли раз он держит чужой стояк во рту. Однако погрузиться в эти мысли, да и какие-либо другие просто нереально — вулканец вытворяет что-то невообразимое, он сосёт с истинным упоением, без особых проблем пропуская член в глотку так, что упирается носом в лобок Маккоя, и ещё успевает каким-то чудесным образом дополнять это движениями языка по уздечке, снося крышу окончательно. Леонард, слабо контролируя себя, запускает пальцы обеих рук в волосы старпома — как хотел уже довольно давно, не признаваясь в этом даже себе, — ерошит их, чуть оттягивает, стараясь не причинять дискомфорта, и начинает неосознанно чуть подмахивать бёдрами навстречу волшебному рту вулканца, не встречая никакого сопротивления. Он шипит сквозь плотно стиснутые зубы, всё ещё не позволяя себе стонать в голос, и это чертовски сложно, потому что этот остроухий извращенец словно точно знает, как свести его, Маккоя, с ума. Совершенно мимоходом вспоминая о клятой контактной телепатии и о том, что через неё даже без его стонов Спок в курсе, насколько ему хорошо, как стремительно он приближается к разрядке. Если так пойдёт и дальше, то кончит он просто позорно быстро… Непонятно откуда взявшийся писк режет по ушам не хуже лазерного скальпеля, и Леонард от внезапности стискивает руки в волосах вулканца, вынуждая того застонать и сжать горло вокруг его члена — пол чуть не уходит из-под ног, — а потом Спок вдруг выпускает его изо рта, вытирает губы тыльной стороной ладони и поднимается на ноги с максимально деловитым видом, словно это не он только что едва не довёл бедного доктора одновременно до оргазма и инфаркта. Засовывает руку в карман брюк, и надругательский высокочастотный звук стихает. — Спок… — сбившееся дыхание удаётся восстановить не сразу, — почему ты… — мозг подключается к происходящему, и Маккой начинает посмеиваться на грани истерики, — ты серьёзно завёл сучий таймер на десять минут?.. — Да, доктор, такова была наша договорённость. Итак, каково ваше решение? — Ты. Завёл. Сучий таймер, — зачем-то повторяет доктор себе под нос, прикрыв глаза, и, обуздав полуадекватное хихиканье, устремляет взгляд на коммандера. — То есть если я сейчас скажу тебе уйти, ты возьмёшь и уйдёшь? И просто оставишь меня вот в таком, — он коротко указывает взглядом на свой стоящий раскрасневшийся член, — состоянии одного. — Это будет крайне непросто для меня, Леонард, но если таков ваш выбор, то да, я покину вашу каюту. Я уважаю ваши границы. — А ещё ты по-прежнему нихрена не понимаешь в людях, — чуть натянуто усмехается СМО, — если бы я не хотел, отказал бы тебе сразу, безо всяких там «десяти минут». Хотя я благодарен тебе за «уважение моих границ». Но сейчас можешь забыть и про него, и про «личные границы», пробная версия была слишком хороша, чтобы отказываться от полной, — выдаёт он, не понимая, откуда в его голове в такой момент появилась эта околокомпьютерная бредятина, но не зацикливается на этом. Чуточку изумляясь самому себе, Маккой делает короткий шаг от стены и уверенно кладёт руку на пах коммандера. Даже сквозь ткань форменных брюк его член ощущается горячим, твёрдым и большим. Вдруг док осознаёт, почему так остро чувствует это. — Спок, ты что, не носишь трусы? — Разумеется, ношу. Носить брюки на голое тело, как минимум, физически некомфортно, — без тени смущения отвечает старпом, но от Леонарда не ускользает его ненавязчивая попытка потереться о чужую ладонь. — Однако, ввиду всех обстоятельств и цели моего визита к вам я посчитал… — То есть ты специально снял их перед тем, как идти ко мне в каюту?.. — получив утвердительный кивок, доктор расплывается в слишком блаженной улыбке. Но не может не укусить, — ты был так уверен в том, что я соглашусь на твоё предложение? — Нет, Леонард. Как и в том, что получу однозначный отказ. И пришёл к заключению, что, как говорят на Земле, лучше «сделать и пожалеть, чем не сделать и пожалеть». И знаете, ваша реакция определённо стоила этого дискомфорта. — А ты, похоже, плотно подсел на изучение всяких житейских земных штучек, речевых оборотов и прочего фольклора. Что пробудило в тебе такой интерес? — Я рассчитывал, что эти знания и их уместное применение помогут мне стать ближе к вам. — И как, по твоим ощущениям, работает?.. — эти слова даются доктору максимально тяжело, потому что от осознания, что Спок забивал себе голову, по сути, всякими дико нелогичными и ненужными в космосе мелочами лишь для того, чтобы сблизиться с ним, щемит одновременно в груди и между ног. Его пальцы машинально чуть сжимаются на напряжённой плоти коммандера, и тот шумно втягивает носом воздух. — Вполне, — его голос чуть подрагивает, и эта капля переполняет чашу терпения Маккоя. Обхватывая свободной рукой шею старпома, он подаётся вперёд и соединяет их губы, поражаясь тому, с какой готовностью Спок приоткрывает рот, безмолвно призывая действовать откровенно. И Леонард не находит ни одного аргумента против, проскальзывая языком меж чужих губ. Дразнит горячий, чуть шершавый язык Спока своим, будто выманивая, а, добившись своего, сдавленно стонет в приоткрытый рот, в то же время чувствуя, как длинные пальцы смыкаются на его эрекции. И даже неясно до конца, что из этого более откровенно, — то, что коммандер делал несколько минут назад или то, что делает сейчас рукой, — причудливая вулканская культура и их поцелуи пальцами располагают к подобным размышлениям. Но позадаваться подобными вопросами Маккою не предоставляют и шанса, потому что Спок, распаляясь, вдруг обхватывает губами его язык и делает с ним примерно то же самое, что до этого вытворял с членом доктора. «Проклятье, Спок!» — именно это должно было сорваться с его уст, но вместо слов выходит жалобное мычание, по вполне объективной причине. Коммандер не торопится его отпускать, нескрываемо наслаждаясь реакцией на свои действия и, Леонард в этом почти уверен, бессовестно считывая его эмоции и зная, какой эффект производит. В отместку он, приложив уже нешуточную силу, сжимает ладонью стояк старпома, и Спок, не совладав с самоконтролем, прикусывает ему язык, тут же выпуская, услышав болезненный скулёж. — Прошу прощения, доктор, вы… — А ты куда темпераментнее, чем я думал, — с ухмылочкой сообщает Маккой, не обращая никакого внимания на металлический привкус во рту, это не имеет значения. Уж с прокушенным языком регенератор справится. Он толкает Спока в плечи, вынуждая отступить назад, а затем, обходя его, без лишних комментариев направляется к постели, придерживая одной рукой расстегнутые брюки. Вулканцу никакие пояснения и не требуются. Он молча следует за доктором, в общей тишине каюты отчётливо слышно его нетипично тяжёлое дыхание, и Маккой буквально ощущает спиной его обжигающий взгляд. Дойдя до кровати, он и сообразить не успевает, как его опрокидывают на покрывало лицом вниз, попутно умудряясь содрать с него лонгслив. Кажется, слышится треск ткани, но его это не волнует, одной типовой тряпкой больше, одной меньше, какая разница? Куда больше его волнует то, как Спок властно, но осторожно, наваливается сверху, оглаживает руками его голые бока и утыкается носом в затылок, шумно втягивая носом воздух… Да, вечно рациональный и рассудительный коммандер, так бесивший порой своей показной холодностью, на самом деле нюхает его волосы и, судя по издаваемым на грани слышимости звукам, вполне себе по-человечески тащится от этого. — Сколько ещё сюрпризов ты мне собираешься преподнести, а, Спок? — СМО как-то не отдаёт себе отчёта в том, что задаёт этот вопрос вслух, до тех пор, пока его ухо не опаляет горячее дыхание. — Столько, сколько потребуется, чтобы вы изменили своему убеждению об отношениях только с работой и алкоголем, Леонард. Маккой честно готов взвыть только от этих слов, а уж когда вулканец проводит языком по его позвоночнику от основания шеи почти до поясницы — спина всегда была одной из его главных эрогенных зон, — не отказывает себе в этих бесславных звуках. Размашистые движения языком по лопаткам чередуются с до одури ласковыми поцелуями в плечи, заставляя прогибаться так, что болезненно ноющий от возбуждения член упирается в покрывало, а задница прижимается к паху коммандера, давая оценить размеры его детородного органа. Да, Маккой уже видел его прежде — регулярные обязательные медосмотры неотъемлемая часть его службы в должности старшего медицинского офицера, — и примерно представлял себе (какого хрена он вообще себе это представлял?..), какого размера он может быть в состоянии эрекции, если даже без оного выглядит весьма… внушительно. Но воображать и иметь шанс видеть и чувствовать - абсолютно несопоставимые вещи. С одной стороны, с большой неохотой, с другой же, не меньшим желанием, Леонард пользуется тем, что Спок всерьёз увлёкся его спиной, довольно легко выскальзывая из-под сильного тела, без особых усилий меняет их местами, укладывая растерявшегося старпома на лопатки, и седлает его ноги в районе колен. — Доктор? — неожиданно севшим голосом зовёт Спок, очевидно, ожидая объяснений, и Маккой готов их предоставить, не без удовольствия. — Хочу увидеть твой член, — откровение действует на вулканца куда сильнее, чем Боунс рассчитывал. Зелень буквально затопляет его скулы и шею, а из горла выходит рваный выдох. И он намерен закрепить этот результат, поэтому кладёт широкую ладонь на ширинку старпома и, глядя ему в глаза, лукаво интересуется, — можно? — Да, да, Леонард, du mokuhlek tor fan-vel du aitlun… — Маккою хочется спросить, понял ли Спок, что только что перешёл на вулканский, и что значит сказанная им фраза, но предпочитает оставить эти обсуждения на потом, спешно расстёгивая его брюки и стаскивая их немного вниз, насколько позволяет их положение. Ему приходится громко сглотнуть вдруг наполнившую рот слюну, когда его взору предстаёт напряжённый, увитый венами член, влажный от смазки, выделяемой железами по всей его поверхности (спасибо вулканской анатомии), толстый и горячий. — Проклятье, он и правда большой, — скрыть восхищение в голосе не удаётся, как и лёгкую нотку нервозности. Можно только гадать, заметил ли последнее Спок, внимательно наблюдающий за его действиями из-под чуть прикрытых век. А вот Леонард вдруг вспоминает, что, вообще-то, приличные люди к тому, что они собираются тут делать, готовятся загодя. Его даже не удивляет, как легко он принимает факт того, что буквально сгорает от нетерпения отдаться Споку. Но невовремя проснувшийся доктор безапелляционно намекает, что отвлечься всё же придётся. Коммандер тут же распахивает глаза, стоит Маккою слезть с его ног. В его взгляде недоумение и нечто, отдалённо напоминающее страх. Похоже на то, что он совершенно отпустил свой контроль над эмоциями, и Боунсу это чертовски нравится. Тем не менее, он торопится уверить коммандера, что не собирается идти на попятную. — Подожди меня пять минут, идёт? — Что-то не так? — Всё так, Спок, просто подожди… — не дожидаясь других вопросов, которые могут последовать, Леонард почти что подскакивает на ноги и стремительно направляется в ванную комнату. Уже там, оставшись в одиночестве и заблокировав дверь, он судорожно выдыхает, будто всё время до этого не дышал вовсе. И мысленно хвалит сам себя за то, что у него в ванной имеется аптечка первой помощи. Правда, что в этой самой «аптечке первой помощи», хранящейся тут, делают презервативы, смазка и свечи для анального секса, остаётся загадкой, которую не под силу разгадать даже самому Маккою, с учётом того, что он никогда не приводил никого в свою каюту, чтобы заняться сексом. Слишком личное место, предназначенное исключительно для него и его одиночества. Вернее, этим всем его каюта БЫЛА до того, как Спок опустился перед ним на колени. Память услужливо подкидывает пару картинок, как этого момента, так и того, что док видел перед собой буквально пару минут назад, подстёгивая действовать быстрее. Свечами для этих целей прежде пользоваться ему не доводилось, так как у него не возникало прежде даже мысли о том, чтобы побыть снизу. Острое, плохо поддающееся контролю желание оказаться под коммандером, что захлестнуло его сегодня, и, не сбавляя оборотов, утягивает его всё глубже, приводя к заключению, что до этого то были просто не его люди, если можно так выразиться. И хотя в данный момент Маккой всё ещё не понимает до конца, откуда в нём взялось такое бешеное влечение к Споку — или же просто не готов пока признаться в этом даже себе, — он загоняет в самый дальний угол разума все попытки проанализировать его, избавляется от оставшейся на нём одежды, сосредотачивая всё внимание на околомедицинских манипуляциях. Что ж, двадцать третий век стоит поблагодарить хотя бы за то, что в нём есть способ легко и быстро избавиться от всех неприятных физиологических… нюансов, что могут в перспективе подпортить удовольствие от секса. Ну и за то, что в состав этих свечей входит лёгкий анестетик, призванный на приличное время купировать нежелательные болевые ощущения, не превращая при этом задницу в кусок дерева, лишённый нервных окончаний. Закончив с подготовкой и захватив с собой лубрикант и презервативы, Леонард, набрав побольше воздуха в грудь, как перед погружением на большую глубину, открывает дверь и выходит из ванной. На короткий миг в груди сверхновой вспыхивает тревога, что Спок мог истолковать его поведение через призму своего мировосприятия и просто уйти… Но нет, старпом по-прежнему полулежит на его постели, однако, кое-что всё-таки изменилось. И, осознав, что именно, Боунс застывает, не успевая сделать и шага в его сторону — Спок совершенно голый. У доктора разве что колени не подгибаются, потому что раздетый возбуждённый вулканец в его постели это слишком сюрреалистично и сногсшибательно, чтобы остаться равнодушным. И, если бы у него до этого ещё остались какие бы то ни было сомнения в правильности своего выбора, то под натиском такого «аргумента», и от них не осталось бы и следа. — Знаешь, а я ведь хотел сам тебя раздеть, — заявляет Маккой с притворной досадой и, наконец оттаяв, преодолевает разделяющее его и Спока расстояние. — Могу сказать вам то же самое, Леонард, — коммандер поразительно точно копирует его интонацию. Он принимает сидячее положение, опуская ноги на пол, и скользит взглядом по телу Маккоя снизу вверх, — но данная упущенная возможность меня нисколько не огорчает, — горячие ладони сжимают подтянутую задницу, — ваше обнажённое тело — поистине изумительное зрелище. — Не знал, что ты умеешь в утончённые комплименты, — доктор жмурится, ощущая, как кончик чужого языка скользит по его животу, от пупка вниз. Невольно сжимает губы, когда изящные пальцы разводят его ягодицы и прикасаются к чуть расслабленному после гигиенических процедур сфинктеру. — Как я и думал, — выдыхает старпом, и по его тону не ясно, доволен ли он тем, что Маккой, пусть спонтанно, но позаботился о подготовке, или не особо. Последовавший за этим вопрос расставляет всё по своим местам, — Леонард, как часто вы выступаете принимающей стороной в сексуальных контактах? СМО на пару секунд теряет дар речи. И дело не только в том, что ни один из его прошлых партнёров о таком не спрашивал. То ли ему мерещится, то ли в голосе Спока сквозит… разочарование? Обида? Ревность?.. «Да нет, бред какой-то», — не замечая, фыркает Маккой себе под нос. Но, как бы то ни было, такие подозрения его задевают. — Между прочим, я могу и оскорбиться, Спок. Мне казалось, что я как-то не произвожу впечатление штатной давалки, чтобы задавать мне такие вопросы, — вопреки нескрываемо недовольному тону, он не отстраняется и не предпринимает попыток сбросить руки вулканца со своего тела. — Вы производите впечатление человека, который предпочитает быть активной стороной во время соития. Я неоднократно слышал, как в отношении вас применялся термин «альфа-самец». И тем не менее, вы не высказали ни единого возражения против того, чтобы быть в принимающей позиции со мной, и даже уделили время на то, чтобы подготовить себя к проникновению, вследствие чего можно сделать вывод… — … что ты — ревнивый говнюк, Спок, ну, и что твоя эйдетическая память переоценена, — Маккой, отбросив принесённые с собой вещи куда-то в сторону подушки, немного отстраняется, чтобы обхватить лицо коммандера руками и заставить поднять на него глаза, — потому что ты, видать, забыл, что я доктор, и уж о минимальной подготовке к анальному сексу в курсе. Я тоже мог бы у тебя, не без оснований, поинтересоваться, сколько членов прошло через твой болтливый рот, что ты наработал такие впечатляющие навыки минета… — Я никогда не вступал в интимные отношения с мужчинами, Леонард, — поясняет вулканец, чем застаёт Боунса врасплох, — в некотором смысле, мне приятно, что вы так высоко оценили мой навык орального секса, но до сегодняшнего вечера я был знаком с ним исключительно по видео… определённой направленности. А ваше впечатление, напротив, доказывает, что моя память весьма точна, поскольку… — Ты смотрел порно, чтобы научиться делать минет?.. — По большей части, обучающие видео, порно слишком искусственно, чтобы полагаться на него как на достоверный источник информации, который помог бы «не ударить в грязь лицом» перед вами. — Господи, Спок, — Маккой задушено хихикает и обнимает коммандера за шею, чуть подогнув колени, так, что тот прижимается щекой к его животу, — я… я даже не знаю, что на это сказать, правда… — Просто ответьте на мой вопрос, Леонард, и ответьте честно. — Хорошо, — соглашается доктор, отбросив все остроты, и опускается на колени, оказываясь примерно на одном уровне со старпомом, смотря ему в глаза, — раз для тебя так важно это знать, буду откровенным: снизу я не был ни разу. Не испытывал желания подставляться кому-либо. — Но готовы «подставиться» мне, — Маккой видит, как тяжело даются Споку эти слова, видит, какой эффект на него произвело это маленькое-большое признание, по горящим кончикам ушей и потемневшим глазам, — почему? «Если бы я сам знал…», — думает он, но вслух произносит совсем другое, что тоже, по сути, является правдой. — Потому что в отношении тебя у меня это желание есть, Спок. И потому что я доверяю тебе. Этого оказывается вполне достаточно, и старпом сам подаётся вперёд, вовлекая Леонарда во влажный голодный поцелуй, зарываясь пальцами в его волосы. И то ли дело в этом его «вулканском вуду», то ли в восприятии самого Маккоя, но ему, кажется, впервые так дьявольски мощно срывает башню только от поцелуев. Он слегка запоздало понимает, что едва ли не рычит в губы Спока, потому что ему становится нестерпимо мало. А затем отклоняется от его лица и обхватывает рукой его член, склоняясь к нему. — Сразу скажу, что я, в отличие от тебя, порно-самообразованием не занимался, и опыт у меня не особо обширный, так что небо в алмазах не обещаю, и… — подняв глаза на коммандера, Боунс замолкает, так и не закончив свою оправдательную речь. Во взгляде Спока не хватает только бегущей строки со словами «я с радостью приму всё, что ты готов мне дать». И это весьма воодушевляет на действия, поэтому доктор, постаравшись унять дрожь в плечах — от волнения и предвкушения, — вновь возвращает внимание требующей его плоти и мягко погружает крупную головку в рот, тут же ловя обострённым слухом резкий шумный вдох. Он не ставит экспериментов над собственной физиологией, вполне трезво оценивая свои навыки фелляции и пока ограничивается тем, что дразнит член Спока языком, тщательно вылизывает, время от времени обхватывает губами и посасывает, как можно сильнее сдавливая губы. Это почти невыносимо, он прекрасно это знает, и результат этих заигрываний не заставляет себя долго ждать. Вулканец, в первый раз за вечер, действует грубо, за волосы оттаскивая Леонарда от своего паха. Маккой, не ожидавший подобного, коротко вскрикивает от боли, но высказать своё недовольство ему времени не предоставляют, сразу же опрокидывая на постель. В глазах Спока теперь самый настоящий огонь, вперемешку с явно плохо контролируемой похотью. И Маккоя на пару секунд накрывает серьёзное опасение, что он недооценил то, насколько старпом поддался эмоциям, и через часок-другой его будет ждать унизительное посещение лазарета с просьбой к М’Бенге в режиме строгой секретности подлечить его в… определённых местах. Однако страх рассеивается ровно в тот момент, когда Спок, вопреки своим предыдущим действиям, медленно и осторожно накрывает его своим телом и мягко целует под линией челюсти, словно извиняясь за несдержанность. Маккой устраивает руки на его плечах, чуть массирует напряжённые мышцы. Коммандер тем временем наощупь находит смазку, и после этого поднимается, садясь на пятки между разведённых бёдер доктора. — Позволите мне самому вас подготовить, Леонард? — нарушает он тишину и выжидательно смотрит на Маккоя. Тому остаётся лишь кивнуть в ответ, чуть прикусив кончик языка, потому что вопросы из разряда «а на эту тему ты обучающие видео тоже смотрел?» так и норовят сорваться с губ. Но они довольно стремительно вылетают из головы, стоит Споку, получив карт-бланш, подхватить его под ягодицы и приподнять, разводя его ноги максимально широко. Его колени упираются доку в спину, и Маккой чувствует себя просто унизительно открытым. Хотя не сказать, что ему это не по душе… А Спок, помимо тех действий, которые совершает с его телом, ещё и находит это положение и ситуацию самыми подходящими, чтобы озвучить свои мысли — как будто поставил себе целью, чтобы доктор в буквальном смысле воспламенился прямо в его руках. — Очаровательно, — это остопиздевшее Маккою слово ни-ко-гда не звучало до такой степени похабно. А теперь он, похоже, будет обречён каждый раз, слыша его, краснеть от воспоминаний о том, как лежал в постели кверху задницей, а Спок бесстыдно пялился на его дырку, поглаживая своими ласковыми не в меру чувствительными пальцами, и планомерно доводил его до полуобморочного состояния комментариями, — к сожалению, моё терпение на исходе, но позднее, я надеюсь, вы позволите мне вылизать вас, как вы того заслуживаете, Леонард. Чего СМО не ждал от этой ночи, так это необходимости в срочном порядке пережимать себе член у основания, чтобы не кончить, вообще не прикасаясь к себе. Просто от того, что этот остроухий адепт логики и здравомыслия, как выясняется, умеет генерировать восхитительно грязные фразочки, что, вкупе с типичной для него прямолинейностью, на выходе дают взрывоопасный коктейль, разливающийся по венам вместо крови. Маккой, не отдавая себе в этом отчёта, нетерпеливо елозит по кровати, жалобно всхлипывая, как-то забывая, что он, между прочим, взрослый опытный мужик, а не озабоченный подросток перед голоплакатом из Playboy, но что он может поделать? Спок, наперекор всему, что о нём знал до этого Боунс (да и не только он), оказывается горячим, как чёртова звезда Вольфа — Райе, и от его жара нереально не воспламениться следом, наплевав на весь окружающий мир. Издаваемые им звуки звучат как сигнал к действию для старпома, и он, ловко управившись одной рукой со смазкой, неторопливо погружает в трепещущее тело сразу два пальца. Леонард не испытывает ни капли дискомфорта, но уже не уверен, что причина кроется в анестетике, потому что все остальные ощущения обострены до предела. На миг в нём вдруг просыпается доктор, который активно рвётся проинструктировать вулканца о том, что надо найти простату, но так же мгновенно засыпает обратно, потому что, ну конечно, Спок всё прекрасно знает сам. Спок очень дотошно подготовился. Разряд от первого же нажима словно прошивает всё тело насквозь, и Леонард, не предвидевший такого острого блаженства, издаёт вскрик. И, осознав это, тянется ладонью к лицу, чтобы зажать себе рот. Только этого не хватало… Но не успевает совершить задуманное, старпом перехватывает его за запястье, вынуждая отвести руку в сторону. — Не сдерживайся, Леонард, — в первый раз он обращается к доктору на «ты», — у кают «Энтерпрайз» превосходная звукоизоляция, стеснение абсолютно излишне. Я хочу слышать, как ты кричишь от удовольствия. — Самоуверенный остроухий засранец… — выдыхает в ответ Маккой, принимая и по этому пункту своё безоговорочное поражение. Охотно принимая, если точнее. Как, наверное, и всё, что вулканец собирается с ним сделать. Ему удаётся, впрочем, довольно долго контролировать издаваемые звуки, несмотря на то, что Спок очень старается довести его до исступления, сначала двумя пальцами, а чуть позже и тремя, терзая комок нервов внутри него настойчивыми прикосновениями. Контроль над телом даётся значительно хуже — да, Леонарда больше не подкидывает на кровати от каждой белой вспышки перед глазами, — теперь его просто трясёт беспрестанно, будто к нему и вправду подключили электроды и выжимают все двести двадцать вольт. При этом его посещает нехило пугающее, и в то же время волнующее осознание: ему мало. Пальцев Спока определённо недостаточно. О чём он и сообщает коммандеру, словно не своим голосом, всегда глубоким и низким, сейчас больше смахивающим на какое-то жалобное мяуканье, прерываемое стонами. — Вы уверены, что хотите, чтобы я это сделал? — перестав двигать пальцами, спрашивает Спок. И будь у Маккоя чуть больше сил, он бы обязательно сказал, что это самый тупой вопрос, который только можно было задать. — А по мне не заметно, да? — всё-таки язвит доктор на последних жилах. И, будучи атеистом, молится, чтобы других вопросов не последовало. Но, увы… — Хотите, чтобы я использовал през… — Просто трахни меня уже! — что ж, в некотором смысле старпом добился своего — Маккой кричит. — И прекрати мне «вы»кать, когда твои пальцы у меня в заднице. Чудовищно медленно, будто в отместку за его выпад, Спок убирает пальцы, потом, не добавляя темпа, чуть меняет положение их тел, прижимаясь пахом к ягодицам доктора, потирается о него своим стояком. И, лишь поймав ненавидящий взгляд Леонарда из-под прикрытых век, сдаётся, проникая в него одним плавным толчком. И наконец-то в каюте звучат не только стоны Маккоя. Спок, кажется, неожиданно даже для себя самого, не справляется с накрывшими его ощущениями. И хотя старпом стонет преступно тихо, этого звука, в комбинации с непривычным, ни с чем не сравнимым чувством наполненности и тем, как головка его члена давит на простату, хватает, чтобы доктора выгнуло на постели в такую дугу, от которой ещё неделю будет болеть спина. Все его нервные окончания на несколько секунд словно вовсе теряют чувствительность, чтобы потом одномоментно зашвырнуть его на какую-то небывалую высоту. Возможно, Маккой даже перешёл на крик, сказать трудно. А вот возбуждение после вполне полноценного, по его меркам, оргазма, никуда не делось — у него по-прежнему стоит, а суть произошедшего доходит, только когда Леонард встречается взглядом со сверкающими глазами Спока. О, да, у него наверняка так и зудит выдать это своё «очаровательно». Но он, подумать только, воздерживается от каких-либо слов, делая в точности то, что потребовал от него доктор пару минут назад, подхватывая под бёдра и буквально втрахивая в кровать, размашисто и глубоко. Леонард испытывает огромное желание поцеловать его, именно в эти мгновения, когда Спок полностью поглощён эмоциями, когда он нетерпелив и почти сходит с ума от собственного возбуждения. Но это оказывается задачей непосильной, губы вулканца постоянно заняты — любой частью тела СМО, до которой тот дотягивается. Уши, челюсть, соски, плечи, в последние он пару раз впивается зубами, а ещё без зазрения совести оставляет пару засосов на шее, то ли растеряв даже остатки своей хвалёной выдержки, то ли специально и обдуманно. С расчётом на то, чтобы это увидели другие члены экипажа. Маккою остаётся довольствоваться лишь вулканскими поцелуями, их он оставляет на сильной широкой спине коммандера, на предплечьях и в районе копчика. Каждое из этих прикосновений провоцирует в разуме острую вспышку восторга и наслаждения, совершенно точно ему не принадлежащих. А это может значить лишь одно: Спок ослабил ментальные щиты и вовсю пользует свою контактную телепатию, стремясь соединиться с доктором ещё и на этом уровне. И впервые за всё время, что он знает об этой особенности вулканцев, Леонард не испытывает отторжения. Напротив, Маккой пробует транслировать собственные мысли и эмоции в ответ. Будучи не в состоянии выразить всё это вербально — издаваемые им звуки мало напоминают человеческую речь. «Мне очень хорошо с тобой», «ты сводишь меня с ума», «только не останавливайся», и подобное этому. И, судя по тому, что толчки Спока становятся всё более хаотичными, а стоны громче, это реально работает. Испытав краткий приступ самодовольства, Леонард, дыша через раз, тянется рукой вниз, к изголодавшемуся по ласкам члену, и очень изумляется, когда его перехватывают. — Нет, — коммандер как никогда лаконичен. Сам он не торопится прикасаться к чужой плоти, и Маккой уже хочет спросить вслух «почему?». Но слова застревают в глотке, образуя на выходе задушенный хрип, потому что Спок, наглядно демонстрируя, что вулканцы, помимо прочих своих преимуществ, обладают ещё и аномальной гибкостью, нагибается под невообразимым углом и обхватывает член доктора губами, не прекращая размашистых толчков. Теперь Леонард несомненно срывается на крик, но ему просто божественно насрать, даже если звукоизоляция в каютах не такая уж и идеальная. Он чувствует стекающую по вискам из уголков глаз влагу, и никак не может это контролировать. Чувствуя, как знакомо тяжелеет внизу живота, он честно пытается предупредить Спока, что вот-вот кончит, пробуя чуть оттолкнуть от себя дрожащей рукой. Коммандер если и понимает его сигнал, то просто игнорирует его, умудряясь в этой позиции пропустить член Боунса ещё глубже, до самого горла, сжимая. И мир взрывается перед глазами снопом ослепляюще ярких искр. Раскалённой вспышке экстаза в теле вторит не менее сильная — в разуме, и док, балансируя на грани сознания, понимает, что Спок кончил почти одновременно с ним. Потом в голове будто кто-то выключает свет. — Леонард, — звучит негромко и нежно, — ты в порядке? С трудом открывая глаза, Маккой обнаруживает себя всё так же в собственной кровати, только теперь он лежит, укрытый одеялом, по ощущениям чистый, в теле блаженная лёгкость, в голове не менее блаженная пустота. А Спок полусидит рядом, смотря на него обеспокоенно. — Я что, отключился? — полушутя, интересуется доктор, но взгляд старпома ни капли не меняется, и он понимает, что попал в точку. — Проклятье, стыд какой. Надолго? — На восемь минут и двадцать секунд, — рапортует вулканец, и его взор смягчается, — полагаю, стыдиться в данной ситуации излишне, Леонард. И я вынужден повторить свой вопрос… — Да, я в порядке, — не дожидаясь, отвечает Маккой, — пока, во всяком случае. Просто… произошла перегрузка, — лучших слов для описания произошедшего у него не находится. — Я был слишком груб с тобой? — Надеюсь, ты шутишь, — доктор аккуратно принимает полусидячее положение, дабы оказаться ближе к лицу Спока, — на смене я почти наверняка тебя возненавижу, конечно, но сейчас мне пиздецки хорошо. А ты и правда полон сюрпризов, Спок. Такого со мной ещё не выделывали… — Спасибо, Леонард, — вдруг произносит коммандер, поворачиваясь корпусом к Маккою и смотря ему в глаза. — За что?.. — За то, что позволил мне стать первым, кто взял тебя, — доктор чувствует, как у него начинают гореть кончики ушей. Чёртов вулканец со своей чёртовой откровенностью. — Я испытал безмерное удовольствие от совершения коитуса с тобой. Интимность момента выветривается, стоит старпому дойти до последней фразы. Маккой усмехается, не акцентируя внимание на то, как это простейшее действие отдаётся ноющей болью в мышцах пресса. Спок вопросительно поднимает бровь, ожидая пояснений. — Спок, совет на будущее: никогда больше не используй словосочетание «совершить коитус». Менее сексуальный оборот придумать сложно. — Тебе ближе более… земная терминология? — Боунс кивает, ещё не зная, на что подписывается. — Предпочтёшь, чтобы я использовал термин «чпокаться»? Честно, Маккой не имеет ни малейшего представления, откуда в нем ещё берутся силы смеяться после случившегося между ними, но ржёт он во весь свой охрипший голос, морщась от боли. — Господи, Спок… — в уголках глаз опять проступают слезы, но уже по иной причине, — умоляю, скажи это ещё раз. — Я бы с нескрываемым удовлетворением чпокнул вас снова, доктор. Маккой всерьез задаётся вопросом, можно ли умереть от приступа истерического смеха. И приходит к выводу, что в его текущем состоянии это вполне себе вариант. А посему принуждает себя успокоиться, перевести дыхание и, в качестве вишенки на торте, навалиться на Спока, спрятав лицо в изгибе его шеи. — Прости, но мне нравятся обнимашки после секса, — признаётся он, надеясь, что это не разрушит его имидж доктора-мизантропа. — Кто бы мог подумать, — наигранно задумчиво тянет старпом, но не отталкивает. Наоборот, обнимает обеими руками, притискивая к себе ещё крепче. Уже засыпая в тёплых надёжных объятьях, Леонард задумывается о двух вещах. Во-первых, о том, изменятся ли каким-то образом их взаимоотношения в остальных сферах взаимодействия, и как в принципе стоит себя теперь вести. А во-вторых, думает о том, что уже чертовски давно ему не было так хорошо в чьих-то руках. И это его совсем не пугает.