Но свобода редко приходит в той форме, в которой мы ее себе представляем.
На самом деле многим из нас свобода кажется не только непривычной,
но и отчетливо неприятной. И все потому, что мы привыкли к своим оковам.
Они могут до крови натирать и врезаться в нашу плоть,
но по крайней мере они для нас привычны.
© Мингьюр Ринпоче
Это был прекрасный день, один из немногих прекрасных дней за последнее время — возможно, за последние десять лет. Они обошли, как казалось Тонкс, весь Лондон, накупили кучу вещей, наелись пиццы, гамбургеров и разнообразных сладостей (Сириус шутил, что два метаморфа его разорят: особенность тела позволяла им в том числе расширять и желудок). Костюмы на Хэллоуин тоже выбрали: Тонкс решила нарядиться в сексуальный костюм ведьмы, а Тедди — в пирата с одним глазом и попугаем на плече. Сириус сначала отнекивался и говорил, что в свой костюм всегда может превратиться с помощью анимагии, а потом купил себе роскошные рога, которые могли бы принадлежать самому главному черту. — Я зайду домой ненадолго, — сказала Тонкс, когда Тедди лег спать, а они с Сириусом выпили по бокалу огневиски на кухне. — Убедиться. Потом назад аппарирую. — Может, я с тобой? — предложил Сириус. — Нет, не надо… хотя пошли, — решила Тонкс. — Только Тедди как одного оставим? — Одного? Пф, — Сириус щелкнул пальцах, и перед ними материализовался домовик — не Кикимер, а другой. Он был одет в цветные носки, и Тонкс удивленно округлила глаза — свободный домовой эльф! Таких было немного, хотя Гермиона активно продвигала политику отмены почти рабского служения домовиков волшебникам, и продвигала уже почти десять лет, но получалось у нее все равно со скрипом: если волшебники и соглашались, возникала проблема самих домовых эльфов, привыкших жить в добровольном рабстве и ужасающихся самой мысли, что им дадут одежду и будут платить. Гермиона грустно говорила «не только людям иногда свойственно привыкать к своим оковам», и не сдавалась. Ее работа все-таки приносила плоды. Один носок домовика был в зеленую полоску, а другой — в красную. — Это Фиффи, — представил Сириус. — Фиффи, посидишь с ребенком? Домовик деловито сказал: — Один галлеон. Сириус бросил ему монету, и эльф поймал ее, пробуя на зуб — вдруг золото фальшивое или лепреконское. Убедившись, что галлеон настоящий, и удовлетворенно кивнув, он растворился в воздухе. — Все, теперь Тедди под присмотром, — сообщил Сириус. — Не первый раз так делаю. Можно сказать, я постоянный клиент Фиффи. Тонкс рассмеялась. Блэки платят домовым эльфам… видела бы это Вальбурга. Она не знала своих бабушек по линии матери, но слышала о них достаточно, чтобы составить впечатление, да и портрет красноречиво описывал все (иногда вслух и очень громко). — Что? Это удобно, и домовики берут дешевле нянек, — развел руками Сириус. — И при этом они гораздо компетентнее. Да и магическая защита у них на высшем уровне.***
Они аппарировали к дому Тонкс и Люпина — раньше это был дом только Ремуса. Небольшой, но уютный, доставшийся ему в наследство от бабушки. Тонкс быстро привыкла считать дом своим, и, оказавшись во дворе, с сожалением погладила калитку, будто та была живым существом. Калитка тихо скрипнула, словно жалуясь. — Представляешь, мне жальче расставаться с имуществом, — грустно сказала Нимфадора. — Не мой дом, а будто мой. Столько тут жила, столько здесь было приятных воспоминаний… Я совсем бессердечная, да? Не по мужу скучаю, а по калитке. — Нет, ты не бессердечная, просто калитка не выносила тебе мозг, — сказал Сириус. — И дом не виноват, что у вас с Ремусом так вышло. — О, а он не спит, — заметила Тонкс тускло светящееся окно. — Отлично, план такой: я вхожу первая, ты следом, но ведешь себя тихо, свет не включаем, я пошуршу на кухне и поднимусь к ванной. Судя по свету, Люпин в спальне, а ванная совсем рядом. — Ты как будто планируешь захват, — сказал Сириус. — Не как будто, а планирую, — ответила Нимфадора. — Это привычка. — В Азкабан его не притащи по привычке, — посоветовал Бродяга. Тонкс вошла — магия пропустила ее, узнав знакомую, и с первого шага за порог ее окутало знакомое родное тепло. Она знала здесь каждую деталь, каждую мелочь: на стене висела купленная ею маленькая репродукция «Подсолнухов» Ван Гога, на вешалке висело три плаща Ремуса и ее собственный красный плащ (когда Тонкс его купила, Люпин шутил, что она «Красная Шапочка»), на полке чинно стояли несколько слонов, купленных также Тонкс — слоны, по индийским поверьям, приносили удачу и были милыми. Столько всего здесь принадлежало ей… даже деревянные с вырезанным узором солонки и перечницы на кухне. И все до единого шампуни в ванной, и пена, и занавески в душе, и коврик с Микки Маусом… Забрать это все отсюда — можно, а куда? Покупать отдельный дом, специально для вещей? Она поднялась по лестнице наверх, предварительно пошумев на кухне, специально напевая что-то из репертуара Rammstein (Люпин знал, что она поет эти песни, когда злится), открыла дверь ванной… — Что и требовалось доказать, — сказала Тонкс. Люпин стоял у раковины с бритвой в руках в самой характерной позе. Позади Доры показался Сириус. — Ого, — сказал он. — Какие страсти. Люпин смущенно покраснел, но бритвы от руки не убрал. Наверное, он думал, что бритву будут отнимать — ее полагалось отнимать, и даже пощечину он, возможно, хотел получить, ибо это было признаком чужого за него беспокойства. Но Нимфадора только скрестила руки на груди. — Давай, — сказала она. — Вперед. Если это твой сознательный выбор, кто я такая, чтобы тебя останавливать? — Ремус, — Сириус встал перед Тонкс. — Серьезно? Я думал, ты знаешь цену жизни. — Моя жизнь без Доры не имеет смысла, — вздохнул Люпин. — Простите, я не хотел, чтобы вы опять стали свидетелями этой позорной сцены, когда я даже умереть — и то не смог… — А говорят, что у волков острый слух, — сказала Тонкс. — Я думала, что кто угодно может услышать, как я пою. И мои шаги в полной тишине. Здесь нет звукоизоляции, знаешь ли. — Я не… — Ремус сжал губы. — Я не могу думать ни о чем, кроме того, что ты уходишь. Как и тогда, когда думал только о том, что мог причинить тебе вред. Я ничего вокруг не слышу и не вижу… Ты правильно делаешь, что уходишь от такого чудовища, как я, но мне так трудно тебя отпускать, что я хочу просто умереть… Нимфадора закатила глаза. Опять и снова. Чудовище, умереть… сколько можно? — А что, если вам попробовать сходить к семейному психологу? — вдруг предложил Сириус. — Он поговорит с вами, поможет решить проблемы миром, и, кто знает, вдруг вы решите не разводиться? — Хорошая идея! — обрадовался Люпин. — Дора, дорогая, давай попробуем? Может, Сириус прав? — Определись, или ты поощряешь мой уход, или останавливаешь меня, — посоветовала Тонкс. Не дожидаясь его ответа, она вытащила Сириуса в коридор, схватив за руку, и прошипела ему на ухо: — В смысле психолог? В смысле не разводиться? Что ты придумал? — А вдруг вы правда помиритесь? — спросил Сириус. — Тебе жалко дом, и Тедди говорит, что будет скучать, и если у тебя не совсем погасли чувства к Ремусу, то… или совсем погасли? Тогда никакие психологи не помогут. Тонкс задумалась. Она любила Люпина, очень сильно любила — раньше, когда они только познакомились. До тех пор, пока в миллиардный раз не повторила «ты не чудовище». Если бы он не твердил это так часто, она бы его не разлюбила — в остальном Ремус вполне ее устраивал даже с его отсутствием чуткости и эмпатии. У всех есть свои недостатки, просто смотря в каком количестве. Опять-таки, Тедди будет скучать, и к дому Тонкс привыкла. — Хорошо, запиши нас к какому-то психологу, — сказала она Сириусу. — На завтра после четырех. Раз это была твоя идея. — Не вопрос, — кивнул Сириус. — Запишу к самому элитному и опытному. И сеанс оплачу. Круто быть наследником огромного состояния, всегда мечтал его промотать, — признался он. Люпин тихо вышел из ванной. Как Тонкс и думала, ни о каком самоубийстве даже речи не шло — только желание привлечь внимание. Как и в первый раз. А она злилась, ругалась, плакала, допустила стихийную вспышку магии, что было не самым полезным опытом для организма… и толку от того, что нервы тратила? — Семейного психиатра бы лучше, — проворчала она. — Таких пока нет, — ответил Сириус, смерив Люпина красноречивым взглядом. — Но есть обычные. — Не бойтесь, — сказал Ремус. — Я этого не повторю. Пока у меня есть шанс вернуть Дору, я не стану делать глупости, и мне жаль, что вам пришлось это увидеть… — Ага, — кивнула Тонкс. — Жаль. Конечно. Мы это уже слышали. Идем, Сириус.