Она говорила,
а офицер смотрел на нее особенным взглядом —
всякая девушка мечтает,
что когда-нибудь на нее будут так смотреть.
© Фрэнсис Скотт Фитцджеральд «Великий Гэтсби»
— Ты стала очень поздно возвращаться домой, — заметила Андромеда, опираясь плечом на дверной косяк и баюкая в ладонях чашку кофе. Мама всегда пила кофе, а не чай, и никогда не добавляла сливки или молоко. Она говорила, что пьет только черный кофе, такой, как ее душа. С недавних пор Андромеда чаще жила на площади Гриммо, чем в их с Тедом доме. Тонкс это радовало — она хотела больше времени проводить с матерью, но, с другой стороны, теперь мать получила больше возможностей ее контролировать. — Я работаю, — ответила Дора. — Ты же видела заголовки в «Пророке»? — Представь себе, видела. Даже не знаю, как на это реагировать. Моя дочь участвовала в обезвреживании психа, который выворачивал людей наизнанку. Хорошая новость — она выжила. Плохая — это вряд ли единичный случай, — Меда отпила кофе. — Думаешь, еще появится любитель выворачивать людей наизнанку? — спросила Тонкс. — Кто знает. Не обязательно наизнанку… Но это опасно, а ты лезешь на рожон. Может, через десять лет после войны пора бы прекратить? Или это зависимость? В Аврорате все адреналиновые джанки? — поинтересовалась Андромеда. — Мам, какие джанки? Откуда ты знаешь про джанки? — растерялась Тонкс, проходя в гостиную. — Ханжество что, передается половым путем? — приподняла бровь мать. — В молодости я пробовала каннабис. Всего пару затяжек, но тем не менее. Я все прекрасно знаю. Не переводи тему и не мешай мне побыть воспитателем. Где ты была так долго? — На сеансе, — Тонкс пожала плечами, проходя на кухню и открывая холодильник. — У нас что, нет еды? — Голодная — закажи пиццу, — посоветовала Меда. — Или китайскую еду. Она вполне неплохая, только жутко острая. А, и есть йогурт, — кивнула она на бутылку на нижней полке. Взяв йогурт, Дора выпила сразу половину. Андромеда наблюдала за ней. — И что будет потом? — спросила она. — Что? — Тонкс облизнула губы. — Когда «потом»? — Когда закончатся сеансы, и ты разведешься, — в последнем у матери не было сомнений. — Понятно, что у тебя есть, где жить, и денежный вопрос должен волновать твоего мужа, но кроме того. Ты планируешь… ладно, я спрошу прямо. У тебя есть на примете другой мужчина? Дора покачала головой. Вспомнила Чарли и его признание, вспомнила Джона — а его почему? Потому, что он вел себя мило? И что теперь, влюбляться во всех, кто ведет себя мило? — И что, останешься одна? — продолжала Андромеда. — Я не говорю о семье и детях. Я говорю о… знаешь, когда Тед ушел, мне было во многом паршиво. Не с кем даже поругаться, не говоря уж о… — она пошевелила пальцами. — Разное бывает между супругами времяпровождение. Ты еще очень молода… Что уж там, я тоже запросто нашла бы себе мужчину, если бы не любила твоего отца. Но я его люблю. А ты своему Люпину верность тем более хранить не обязана, и, прости, но я не верю, что у моей дочери нет и не было ни одного поклонника за эти годы. — Чарли в меня влюблен, — сказала Дора, отпив еще йогурт. Андромеда ничуть не удивилась. — Ты только что это поняла? — Он признался на Рождество в Норе. — Не думала, что у тебя все настолько запущено, — ужаснулась Меда. — Не говори мне, что ты ничего не замечала. Или совсем ничего? — Совсем ничего, — улыбнулась Тонкс. — Он хорошо скрывался. — Да он совершенно не скрывался! — Андромеда закатила глаза. — Кого я воспитала? Значит, ты будешь с Чарли? — Нет, — Нимфадора покачала головой. — Он меня любит, но я его не люблю. — Да ты сердцеедка, — теперь Меда восхитилась. — Ремус, Чарли… Одного бросила, второго отшила… Я тобой горжусь. — Скажи, что значит, когда кавалер целует даме пальцы? — спросила Тонкс. — Не ладонь, а пальцы. Самые кончики. — Это интимно, — ответила Андромеда. — Почти интимно. Моя мать говорила, что по поцелую руки в обществе можно понять, что к тебе чувствует тот или иной человек. Не знаю, так ли у магглов, но на раутах чистокровных магов пальцы целовали тем девушкам, которым хотели сказать «вы мне нравитесь». И кто этот твой кавалер? Или это Чарли? — Джон Уинтер, — Тонкс оперлась на стол поясницей. — Наш семейный психолог. — Да ты что? — Андромеда оперлась поясницей о стол рядом с ней. Почти уселась на стол — мать была чуть ниже Доры, если не надевала каблуки. — Психолог? — Ему пятьдесят, он вдовец, он американец, полукровка, закончил Ильверморни, и он то ли флиртует со мной, то ли я нравлюсь ему, как человек, — Тонкс пожала плечами. — Не пойму. Он целует мне пальцы на прощание и говорит, что я чрезвычайно интересная личность, что он получает удовольствие от общения со мной и еще… мы обнимались. — Ну ничего себе, — протянула Андромеда. — Полукровка, американец, вдовец и старше тебя на… кстати, не намного. Но остальной набор — прекрасный, Друэлла была бы в ужасе. Хуже только магглорожденный колдомедик. Значит, это будет он? Йогурт закончился. Тонкс поболтала бутылку, не нашла там ничего, и выбросила ее в мусорную корзину. — Говорю же, я не знаю, нравлюсь ли я ему. — Это бывает делом времени, — заметила Андромеда. — Нет уж, хватит, — криво усмехнулась Нимфадора. — Я уже набегалась за мужчинами. Пусть они за мной бегают. Ни за что больше не буду делать первые шаги. Никаких признаний в любви, никаких попыток понравиться специально, никаких зажиманий в углу, надоело. — Ты зажимала Люпина в углу? — удивилась Андромеда. — Ага, — Тонкс улыбнулась веселее. — Зажимала. Конечно, мы передислоцировались на кровать, ему религия не позволяет делать это стоя… — Религия? Не знала, что он еще и религиозен. — Это шуточное выражение магглов, — пояснила Дора. — На самом деле он просто… не знаю, как сказать. Ханжа, но не только. Он все время подчеркивает свою правильность, хотя потом говорит, что он ненормальный монстр. И не только насчет секса. Книги — с ними то же самое. Он все время выделяет это. Что он читает, понимаешь? Даже раздражает. Как будто все читающие люди такие противные зануды. — Можно читать по-разному, — Андромеда неопределенно повела рукой. — Да все можно делать по-разному. Говорить об этом тоже можно по-разному. Но давай вернемся к моему первому вопросу: что ты будешь делать? — Работать в Аврорате. Растить Тедди. На этом все. Чарли приглашал меня в Румынию — стать драконологом, но я не думаю, что хочу. Поеду туда весной погостить ненадолго, и хватит с меня драконов, — ответила Тонкс, не собираясь рассказывать, какая основная цель ее поездки. Она отправила Чарли совиной почтой фото Теда и его ручку, которой он чаще всего писал рецепты, называя ее своим талисманом, и теперь ждала, когда наступит нужный лунный день, чтобы Аме провела ритуал. По всем подсчетам, это должно было быть как раз в полнолуние. Чарли уже написал ответ, сказав, что Аме с радостью решила взяться за работу, и отдельно просила не пытаться ей за это платить — такого рода магия не приемлет оплаты. — Не хочешь? Почему? — спросила Меда. — Мне нравится быть аврором, я не влюблена в Чарли, и — я нужна Тедди, это главное, — ответила Тонкс. — Не хочу быть матерью-кукушкой. Он вырастет и обвинит меня за то, что я его бросила, разрушила семью и улетела к драконам. — Только поэтому? — Ну… да. Андромеда подняла руку и согнутым пальцем постучала дочь по лбу — не больно, а ласково. — Тедди уже скоро одиннадцать. Этим летом он поедет учиться в Хогвартс, и мать ему будет нужна только во время каникул. Как она могла забыть? Она же не безразличная, как некоторые, просто в голове все перемешалось, и почему-то Тедди казался ребенком, а он, меж тем, становился подростком. Он поступит в Хогвартс, у него появятся свои проблемы, свои друзья, свои девушки… А Нимфадоре будет достаточно прилетать к нему на каникулы. Писать письма можно из любого уголка земного шара. — Пойду закажу пиццу, — сказала Тонкс. — Мне с оливками! — крикнула ей вслед Андромеда.***
Домашнее задание на этот раз было сложнее. Тонкс посмотрела на карточку и тяжело вздохнула — и ведь не списать нигде. Не получится такое списать ниоткуда, кроме как из своей головы. «Что я ценю в своем партнере?» Первый вопрос, пять пунктов. Что она ценит в Ремусе? «1. Он… Что — он? Не проявляет к ней никакого интереса? Изматывает ее морально? Занимается психологическим насилием и церебральным сексом — с ее мозгом? «…уравновешенный», — написала Тонкс, что было первым пунктом из прошлого списка. Она действительно ценила то, что истерики Люпина, по крайней мере, были тихими, без криков и разбитой посуды. «2. Он… Тонкс погрызла ручку. Ужасно сложно. Ужасно-ужасно сложно. Она не хотела сохранять этот брак и искать оправдания Ремусу. Она устала, она приняла окончательное решение еще до того, как озвучила его Люпину. Пытаться ради Тедди? Тедди уедет в Хогвартс. Какая ему разница, вместе ли будут жить его родители, пока он учится? Никто не запретит ему видеться с отцом. Окончив Хогвартс, Тедди может жениться, в любом случае пойдет работать и будет совершеннолетним человеком. Нет. Все. Хватит.***
Никогда еще Тонкс не ждала полнолуния с таким нетерпением. Обычно она хотела, чтобы это случилось как можно позже, проклинала луну, ненавидела серебряный холодный диск, каждый месяц стоящий на пороге ее дома, но теперь наматывала круги по площади Гриммо, то и дело выглядывая в окно и ожидая бледного пламени в небе. По позвоночнику побежали иголки — луна взошла! Где-то в Румынии Нацуно Аме из префектуры Хиросима приступила к ритуалу, и его результат будет известен после самого темного часа перед рассветом. Чарли пришлет письмо моментально — поэтому Нимфадора открыла все окна. В каждое заглядывала луна, но Тонкс была готова благословлять ее свет. — Moon is shining, do you understand me? — напела себе под нос Нимфадора. — Надеюсь, это не следствие твоей тоски по мужу, — сказала Андромеда. — Иначе я усомнюсь в здравии твоего рассудка. Что за шабаш, Нимфадора? — она осмотрела гостиную с открытыми нараспашку окнами и Тонкс, танцевавшую посреди комнаты в одной ночной рубашке, с распущенными волосами и босиком. Присутствие Андромеды скорее помогало, чем мешало; Аме передала, что поисковый ритуал будет провести гораздо легче и его результаты будут точнее, если они задействуют Нимфадору, как человека, в ком течет кровь того, кого ищут. В Андромеде не было крови Теда, но эмоциональная привязка тоже была важна. Гостиная на площади Гриммо стала магической зоной, местом силы, откуда японская ведьма брала добавочную энергетику. Но что, если ритуал даст не тот результат? Что, если Тонкс придется сказать матери: отец мертв, и это уже доказано, а не вероятность пятьдесят на пятьдесят? Она не сможет не сказать. — Просто учусь любить луну, — на ходу сочинила Нимфадора. — Она такая красивая, и она не заслужила, чтобы я ненавидела ее все эти годы. — Вот как, — Меда хотела уйти, но Тонкс ее остановила — интуиция кричала, что так нужно. Аме говорила, чтобы в эту ночь Дора подчинялась малейшему звоночку интуиции. — Подожди, мам, ты можешь посидеть со мной? Не понимая, зачем, Андромеда все же позволила Доре усадить себя на диван. — Расскажи мне о папе, — попросила Тонкс. — О том, как вы познакомились, о том, как вы встречались, о том, как вы полюбили друг друга — обо всем. Даже если ты рассказывала, расскажи еще. Давай, мам, пожалуйста! — Э-эм, — по глазам Меды читалось, что она готова идти за успокоительным зельем, и сомневается в здравости рассудка дочери, но что-то в лице Нимфадоры убедило ее, и она начала рассказывать. — Мы учились вместе с первого курса, но я сначала даже имени его не знала. Не считала нужным знать. Я приехала в Хогвартс типичной чистокровной леди, стремилась во всем подражать Беллатрикс, и точно так же отворачивала носик от магглорожденных, воспринимая их максимум прислугой. Первый урок Травологии был совместным с Хаффлпаффом. Мы пересаживали женьшень. Я не могла сделать это, мне было противно, я не хотела пачкать руки, мне казалось, что если я дотронусь до земли, на меня тут же бросится куча микробов и разных гадких тварей; почему-то я представляла микробов червяками, — усмехнулась Андромеда. — Но я не могла отказаться выполнять задание, и кое-как тронула землю. Думала, в обморок упаду, настолько было противно… и вдруг меня отстранили, и, пока профессор Спраут не видела, мой росток пересадил светловолосый мальчик с Хаффлпаффа. Я не удосужилась узнать его имя и даже не поблагодарила, еле кивнула — я считала, что так должно было быть. Я знала, что он магглорожденный, слышала его разговор до начала урока. Он говорил, что его родители «обрадовались и удивились магии». Все следующие уроки Травологии на моем первом курсе были с Хаффлпаффом, и всегда он помогал мне. Иногда из-за этого не успевал справиться со своим заданием и Спраут снимала с него баллы, а я молчала — тоже думала, что так и надо. Потом, на втором курсе… ты будешь смеяться, но ничего не изменилось. Только его имя я уже знала: Эдвард Тонкс. Тед Тонкс. Он делал всю Травологию за меня, причем мы не разговаривали — он брал и делал, и все. А на третьем курсе Травология для Слизерина была не только с Хаффлпаффом, но и с Гриффиндором, а я совершенно не хотела, чтобы эти заносчивые якобы храбрецы видели мой страх, так что передо мной встал выбор меньшего или большего позора. Я выбрала меньший, и попросила Теда помочь мне с Травологией. У него очень легко получалось, само собой… Он сразу понял, что моя проблема в страхе перед землей, и помогал мне с ним справиться. Сказал, что я не должна стыдиться, что каждый может бояться, что иногда люди боятся таких, казалось бы, обычных вещей, явлений и животных, как, например, бабочки, или цифры, или даже других людей — мужчин, детей, стариков, бородачей… Тед учил меня любить землю. Мы уходили в теплицы Травологии во внеурочное время, и тогда — мы начали разговаривать. К концу третьего курса мы подружились, и я преодолела свой страх. Вплоть до шестого курса мы дружили, хотя я, конечно, старалась, чтобы эта дружба осталась в тайне от Беллатрикс, Нарциссы и моих подруг. Я стеснялась Теда. Наверняка это ранило его, и я не понимаю, почему он не отвернулся от меня… но он не отвернулся. На шестом курсе он пригласил меня на Святочный бал, представляешь? Меня! Андромеду Блэк! Я отказалась. Тогда Тед повторил приглашение, и я снова отказалась. Тогда он перекувырнулся назад, и сказал, что будет стоять вниз головой, пока я не пойму, что могу согласиться — заметь, не до тех пор, пока я не скажу «да». Это не звучало, как шантаж. Это… это меня тронуло, но я развернулась и ушла. Думала, ему надоест, но нет, не надоело. Торчал недалеко от слизеринской гостиной битых три часа. Вниз головой. Все время. Я испугалась, что у него руки ослабнут и он сломает шею, и что его увидят мои друзья и сестры… И я согласилась. Тогда мне уже хотелось бунтовать против матери, тетки и Беллы. Я надела самое красивое платье и танцевала с Тедом — я, леди Блэк, у всех на виду танцевала с магглорожденным. После бала мы впервые поцеловались — уже не публично. Спрятались за колонной. Нас увидела Нарцисса, она все мозги мне выела чайной ложечкой: так нельзя, меня осудят, бла-бла-бла… Мне было плевать. Тед потрясающе целовался. На седьмом курсе о нас узнала Беллатрикс… мне она ничего не сделала. Даже ничего не сказала. Но она подговорила парней из сборной Слизерина по квиддичу избить Теда так, чтобы он больше не пытался ухлестывать за чистокровной. Они сломали ему два ребра, разбили нос, синяков-ссадин — не пересчитать. Он попал в Больничное Крыло, и тогда я поняла, что его люблю. Я испугалась за него, представила, что бы случилось, если бы его не стало, и… я впервые призналась ему в любви. Он говорил мне об этом раньше, часто, много — а я не могла. Мы сбежали вместе, поженились, были так счастливы… Глаза Андромеды горели звездами. Тонкс видела перед собой ее — девочку-первокурсницу с гордой осанкой, которая отводит глаза от мальчика, работающего с ее растениями, девушку-шестикурсницу, танцующую на балу, молодую жену и мать, учащуюся жить среди обстановки незнакомого ей мира — она не должна была стать вдовой. Она любила своего мужа, и ее муж был прекрасным человеком. — Я до сих пор не смирилась. Ты была права, я не верила, что он умер. И не верю. Я держу осанку, хотя каждый день хочу рыдать, не вставая с постели, пока он не придет. Я скучаю по нему, я так скучаю, и как бы я хотела, чтобы он вернулся, — произнесла Андромеда. Раздавшийся шум крыльев был словно знаковым — ответ на просьбу и безмолвные молитвы. В окне появилась огромная птица — не филин, а ворон. Таких больших воронов Нимфадора еще не видела. — Что за чертовщина? — ахнула Андромеда. Дора вскочила с места и подбежала к птице — на лапке у той было послание. Никогда у Тонкс так сильно не тряслись руки. Мать шокированно смотрела то на нее, то на ворона. Письмо было не от Чарли — от Аме; незнакомый каллиграфический почерк струился по бумаге, как дивный узор.«Здравствуйте, Нимфадора!
Ритуал, как вы поняли, я провела. Это было несложно для меня в плане магических усилий, но сама церемония сложная, рассчитанная на связь с духами и шаманизм, то, чему, насколько я знаю, не учат в Хогвартсе. Духи не могут врать. Живые врут, мертвые — никогда.
С превеликой радостью сообщаю вам, что ваш отец жив. Я нашла его. Он в Румынии. Чтобы доказать вам, что я не вру — «талисман удачи»; вот слово-подсказка, данное мне духами. Оно должно быть связано с вашим отцом.
Была счастлива помочь и буду счастлива встретиться.
Нацуно Аме»
— Да что такое? — Андромеда схватила Дору за плечи. Та повернулась к матери, широко улыбаясь. — Папа жив. Папа действительно… жив.