***
— Этот галстук тебе совершенно не пойдет. Кадзуха непонятливо хмурится, осматривая себя. — А что не так? — Тебе напомнить, куда мы собрались? А ну выбрось эту дрянь! Кадзуха, досадливо вздохнув, откладывает в сторону аквамариново-синий галстук. И что с ним не так? И со Скарамуччей, и с галстуком. Скар цокает языком и залезает в один из ящиков. Кадзуха не решается спрашивать, почему в кабинете его матери хранятся галстуки. — Вот, — он выуживает тощую змею-галстук примитивного до мозга костей черного цвета. — притворись приличным человеком хотя бы на один вечер, — Каэдехара еле ловит галстук, когда Скарамучча так бесцеремонно кидает его через стол. Несколько секунд проходят в гулком молчании, пока Скар не оборачивается к нему и еще сильнее не начинает злиться. — Архонты, ты еще и галстук завязывать не умеешь? Кадзуха в ответ только давит неуверенную улыбку. Скарамучча зло фыркает и в два шага сокращает между ними расстояние. Берется за концы галстука так, словно хочет придушить, словно пытается переломить шейные позвонки. Аметистовые глаза оказываются летально близко, после такой дозы радиации не живут, только мгновенная смерть. Каэдехара так и застывает, задержав дыхание, словно ему это поможет. — Машина уже ждет нас у входа, — бормочет Скарамучча себе под нос, скрещивая концы галстука. — Я мог бы спокойно поехать один… Но нет же, тебе ведь так нужны приключения! Конечно, давайте путаться у меня под ногами, я же не задавлю, — чужие пальцы ловко орудуют тканью, на мгновение затянув узел настолько сильно, что Кадзуха едва не закашливается. — Готово, — рывком говорит он, отходя на несколько шагов. Шугается, словно чего-то боится. А взгляд мутный-мутный, как небо в пасмурный день. Каэдехара делает несколько рассеянных шагов назад. Вглядывается в дверцы стеклянного стеллажа в углу. Идеальный узел. — Откуда столько мастерства? — спрашивает он, и не надеясь на ответ. — Годы тренировок, — отмахивается Скар, приглаживая челку. — Пошли, иначе мы пойдем до того места пешком. Чужая холодная ладонь впивается в запястье, они идут в сторону выхода. Кадзуха запоздало понимает, что в груди от прикосновений у него обжигающе горячо, как на Солнце.***
— Не раскрывай рот так сильно, залетит муха, и сдохнешь. Каэдехара, если честно, и не сильно против, но только если ему дадут возможность походить тут еще немного. Потому что это почти дворец изнутри. Почти Селестия наяву. Он даже не до конца уверен, жив ли. И надо ли. Зал настолько большой, что в нем могла бы поместиться целая Снежная. Да что там, весь Тейват! В самом центре плакучей ивой свисает хрустальная люстра, едва не касаясь пола сверкающими стеклянными каплями. Кадзуха никогда не видел, чтобы что-то настолько ярко светилось. И самое главное — люди. Их тут невероятное множество, и каждый одет как в последний раз (что иронично, учитывая список Скарамуччи), и у каждого блистает глаз Бога в золотой граненой оправе. Большинство, естественно, от Апоса. Анемо Кадзухи смиренно притихает на поясе. Что вообще за правило, обязывающее носить глаз Бога на видном месте?! Скару это правило, кажется, не писано, но, при входе поймав на себе строгий взгляд охранников, он кидает в ответ острый прищур и говорит только одно имя. Райден Эи. И его пропускают. Вот так просто, без слов, без вопросов. — Ты, если честно, мало походишь на моего телохранителя, — придирчиво замечает Скарамучча, мельком глянув на Кадзуху и подхватив с подноса бокал с шампанским. И весь он как бокал шампанского — грациозный, колючий и в голову ударяет с такой же силой. — А ты мало походишь на наследника компании. Каэдехара складывает локти на перила, смотря вниз, на первый этаж. Там неторопливо расхаживают люди, о чем-то лениво переговариваясь и обмениваясь сдержанными приветствиями. Воротник рубашки невероятно душит, галстук висит на шее удавкой. Кадзуха беспокойно поправляет челку. — Ты слишком нервно стоишь, это раздражает, — внезапно фыркает Скарамучча. — От тебя веет неуверенностью за километр, ты испортишь мне весь план. — Да с чего бы? — угрюмо отзывается Кадзуха. Любой диалог со Скаром вытягивает из него все жизненные силы. Высасывает все соки, зудит комариным укусом. А тот, будто издеваясь, пристраивается рядом, так же сложив руки на перилах. Аметистовый взгляд ровный, тяжелый и все такой же мутный. — Видишь вон того мужика? — он резко тыкает пальцем куда-то на первый этаж, и Каэдехара даже на секунду выпадает от такой прямолинейности. Из-за чего это еще их раскусят? Кадзуха следит за чужой рукой и действительно натыкается на солидного вида мужчину. Квадратный Гео глаз Бога пристроился у него на поясе, темный смокинг подчеркивает статную фигуру, а из-под каштановых волос змеей тянется светлый хвост. — Выглядит богато. Скарамучча фыркает. — Внешность обманчива, — назидательно говорит он, и в этот момент к мужчине подскакивает девчушка с парой неприлично длинных каштановых хвостов. Она широко улыбается и торжественно протягивает мужчине бокал с шампанским. — Это его дочь? — Это его начальница, — усмехнувшись, говорит Скар. Поймав на себе недоуменный взгляд, он только больше растекается в улыбке. Ему как будто доставляют удовольствие издевательства над Каэдехарой. — Да они все в Ли Юэ какие-то поехавшие, — фыркает он, снова смотря на пару. — Эта девчонка уже всему Тейвату уши прожужжала про свое похоронное бюро. Словно так и хочет, чтобы все сдохли. — И поэтому ее позвали? — Ты попробуй ее не позови, — Скарамучча снова замолкает, сканируя взглядом людей на первом этаже. А потом снова тыкает пальцем, но на сей раз в двух прилично одетых дам. — Вон еще одна. Нин Гуан. Богачка до мозга костей. Одна из немногих на моей памяти, кто держит при себе телохранителя-женщину, — спутница Нин Гуан выглядит действительно надежно. Возможно, ее взяли телохранителем только от одной ее улыбки. Блестит во все тридцать два, словно оружием. И глаз ее, бордово-карий, как карамель, искрится, как шампанское в руке Нин Гуан. А повязка на глазу будто пиратская, будто только-только сошла с корабля. — Говорю же, все они в Ли Юэ ненормальные. Скарамучче, видимо, осточертело созерцание гостей первого этажа, поэтому он поворачивается к перилам спиной, откинув на них локти. — И кто из них в твоем списке? — спрашивает Кадзуха, разворачиваясь. В груди отчего-то складывается штиль. Анемо затихает, тускнеет на поясе. — Сейчас в опасности вообще все присутствующие, — голос Скара становится несколько ниже, в аметистах искрится что-то густое и мрачное, как кровь, зудящая на языке от удара в лицу. — Но в список я вносил лишь инадзумцев. Например, эти. Скар снова устремляет свой палец куда-то в толпу, и на сей раз Кадзуха узнает две фигуры сразу. — Клан Камисато? — Они самые, — Скарамучча утвердительно кивает. — На сей раз притащили на встречу наследников, вместо того, чтобы явиться самим. — И кто из них в списке? — Теперь все. Каэдехара, если честно, никак не может понять, откуда Скар, будучи аутсайдером от мира богатых магов, знает про этих самых магов почти все. — И что будем делать? — спрашивает Кадзуха, легко всплеснув руками. Он уже понял, что резкие движения привлекают много внимания. — Подходить к каждому и уведомлять об опасности? — Изначально я планировал воспользоваться электронными письмами. Но, раз уж мы здесь, почти все нужные мне люди, — Камисато, Наганохара, Мико, — находятся как на ладони, грех этим не воспользоваться. — Но на это ведь уйдет весь вечер! — А ты куда-то торопишься? — Скар отталкивается от перил и кидает на Каэдехару взгляд из-за плеча. Легкая усмешка — и кончики ушей уже предательски пылают. И сердце срывается куда-то вниз. Сгорает в верхних слоях атмосферы. Скарамучча легкой походкой уже движется в сторону семейства Камисато, когда перед ним из ниоткуда возникает преграда. Громоздким забором. Лиюэйской, мать его, стеной. — Что, даже со мной не поздороваешься? Парень останавливается аккурат перед Скаром и заливисто смеется. Сердце у Кадзухи отчего-то уползает в пятки. — Чайлд? — звучит уж больно растеряно, рассеяно, как сахар в чае, как туман на рассвете. Как дым после взрыва. — Ты что тут забыл? — возмущенным шепотом восклицает Скарамучча, пытаясь отодвинуть парня в сторону, но тот только растекается в кривой ухмылке и кладет руку Скару на голову. Только сейчас Каэдехара рассеяно замечает, насколько Скарамучча на фоне этого парня выглядит низким. — Ска-а-а-ар, ну кто тебя учил манерам? — почти раздосадовано вздыхает Чайлд. — Диалог обычно начинают со слова «привет». — Что. Ты. Тут. Забыл. Тарталья? — чеканит Скарамучча, силой вырываясь из чужой хватки. Но внутри у Каэдехары становится как-то неспокойно. Отчего чужой голос так странно идет рябью? — Ладно, видимо, в другой раз, — Тарталья поднимает руки в капитулирующем жесте, а затем начинает уже несколько тише. — Мы не могли оставить тебя одного, понимаешь? Мы ведь волнуемся, — Чайлд почти мурлычет, на что Скарамучча нервно отшатывается и принимается осматриваться по сторонам. Да что с ним такое? — Не вижу нужды, — Скар скрещивает руки на груди, отводя взгляд. Когда аметисты неосторожно натыкаются на Кадзуху, тот только больше хмурится, поджав губы. — По-моему, все нормально. Кадзуха растеряно округляет глаза. — Скарамучча, что… — А, кстати, — Тарталья перебивает его настолько громко, что Каэдехара едва не откусывает себе язык. Парень отодвигает Скара в сторону, теперь смотря в упор на Кадзуху. — Что это за очаровательный спутник? Не уж то телохранитель? — последнее слово звучит как-то уж больно насмешливо. И внутри становится скорее больно, чем смешно. Каэдехара теряется в бесконечных синих-синих омутах чужих глаз. — Не познакомишь нас? — от чужой улыбки, сильно напоминающей оскал, по спине бегут мурашки. — Отстань от него, — цедит Скарамучча, резко вставая между ним и Кадзухой. — Я не собираюсь вести с тобой светские беседы. — Очень жаль, — Тарталья вздыхает, но от его наигранности внутри все трещит, как поленья костра, как балки в пожаре. Металл скукоживается, плавится в лужу, змеей ползет по полу. — Я ведь хотел тебя предупредить. — Предупредить о чем? — Скар настороженно хмурится. — О том, что ты слишком сильно медлишь. Когда дробь предупредительных выстрелов прорезает воздух, в груди что-то гулко обрывается. Все вокруг будто замирает. Лица гостей искажаются в паническом, животном, первородном ужасе, застывают, как на снимке. Растекаются в страхе проявочной жидкостью. И Кадзуха с нарастающей тревогой отмечает, что лицо Скара становится точно таким же. Аметисты беспокойно бегают из стороны в сторону, мажут по людям, пытаются зацепиться за источник звука. А потом цепко задерживаются на Тарталье. — Какого черта? — цедит он, стачивает об эти слова все зубы, превращает их в крошево. Чайлд кидает ему в ответ ослепительную улыбку. Ослепляющую ядерным взрывом. — Часики тикают, Скар, — говорит он как бы невзначай. — Считай это предупреждением. — Ах ты… Но едва ли Скарамучча успевает договорить, Тарталья исчезает в мельтешащей толпе, прощально махнув рукой. Выстрелы, кажется, пролетают прямо над головой. Скар приглушенно рычит, а потом стреляет в Кадзуху взглядом, словно кидает нож в мишень. — Уходим, — говорит он ровно, до смерти ровно, как полоска кардиограммы, ровно, как кладбищенская тишина. Когда чужая рука цепко смыкается на его запястье, в легких что-то взрывается, набухает, а потом лопается, как воздушный шар. Выстрелы повторяются с новой силой уже где-то на первом этаже. Крики усиливаются, становятся громче и истеричнее, почти перерастают в плач. Сердце болезненно сжимается, затихнув. — Что происходит? — напряженно спрашивает он. Скарамучча его словно игнорирует, продираясь сквозь людей, не скупясь кого-то толкнуть. — Скарамучча, что… — Не сейчас, — отрезает он. Отрубает ножом, топором, лезвием гильотины. А потом выстрелы оказываются уже где-то совсем близко, почти за спиной, почти в голову, почти навылет. У Кадзухи подкашиваются ноги, он едва не врезается в кого-то из гостей. Анемо трепещет у него в груди, едва не проливаясь наружу. Но чужая рука рывком утягивает его куда-то за поворот. Щелчок замка, хлопок двери, сбитое дыхание. Тишина, сцепленные руки, водоворот служебной лестницы. Каэдехара делает протяжный выдох и краем глаза косится на Скарамуччу. И становится до дрожи страшно. Лицо его сложное, как загадка подводной глубины, космоса. Как Бермудский треугольник, как войд Волопаса. В аметистах бурлит темнота, кипит, искрится спичкой в бензиновом пятне. Кадзуха смотрит, как завороженный, с придыханием ждет чего-то и боится знать, когда рванет. — Выйдем через черный ход, — говорит он сбивчиво, отрывками, урезками, лоскутами. Снова сжимает холодные пальцы вокруг запястья Каэдехары и стремглав летит вниз по лестнице. Кадзуха заторможенно плетется за ним и борется с пожаром, который пылает в груди вместе с пресловутым Анемо.