Сладкие поцелуи и горькие пересдачи

С наступлением октября на улице наконец-то начало раньше темнеть. Мне стало гораздо комфортнее жить. В семь часов вечера я шла из художки уже по тёмной улице, освещённой фонарями. В наушниках как всегда играл дэт-метал, людей я встречала всё больше и больше, ведь в такое время все обычно возвращались с работы домой. Да, в автобусе мне придётся несладко. До него оставалось минут сорок. Мой путь в этот раз проходил ещё и через детскую площадку около школы. В такой поздний час на ней никого не было (что даже странно). Кроме одного человека. На качелях рядом с большим деревом сидела Корин. Мы общались с ней почти каждый день весь этот месяц. Иногда у неё даже находилось время для того, чтобы прийти к нам в художку. Я каждый раз очень радовалась её появлению. Мы вместе усаживались подальше от всех и часто начинали рисовать что-то в похожей тематике. Странно было осознавать, что у кого-то мозги работают так же, как у меня. Корин, как оказалось, тоже не сразу открывалась людям, часто находилась наедине с собой и большую часть времени, проведённого в социуме, молчала. Из-за этого я мало что о ней знала, да и она обо мне, но это совсем не мешало нам. Я не давила на неё, не старалась узнать о чём-то, что она оставляет за кадром, ведь понимала, каково ей. Хотя иногда мне казалось, что она даже более закрытая, чем я. Странно, ведь она производит обратное впечатление. Корин сидела в телефоне и долго не замечала меня. – Ты что здесь делаешь? – мягко спросила я, когда подошла ближе. – Оу, привет! – она вздрогнула, но я увидела, как она была рада мне. – Ты что здесь делаешь? Потом она осознала, что сказала, и рассмеялась. – Бо-о-оже, я сегодня какая-то... Голова кругом идёт. Я присела на качели, что находились рядом, показывая свою заинтересованность. – Людей в отеле сегодня дохера было. Я еле-еле успевала с ними совладать и уделить внимание каждому. Благо, моя смена закончилась раньше. Сейчас вот сижу и жду брата из школы. Про брата я знала. Восьмилетний Тейлор Остерманн, ученик третьего класса. Безумно любит рыб, знает всё про них и хочет стать ихтиологом. – Он у меня самостоятельный, ты знаешь. Просто с началом второй смены, говорит, боится один по темноте шастать. – А как он утром в первую смену сам добирался? – Его папа подвозил. У него перед работой как раз было время. Сейчас – нет. Я задумчиво кивнула и поняла, что надо как-то поддержать разговор. – У вас ведь хорошие взаимоотношения? – Конечно! Он солнышко, – улыбнулась Корин. – Наверное, нет такого человека, с которым он бы не поладил. Есть. Я. Мы с братом Корин, конечно, никогда не виделись, но я уверена в том, что я бы ему не понравилась. Дело в том, что я не люблю детей. Вообще. И «не люблю» – это ещё мягко сказано. Лет так до тринадцати они невыносимы. Дальше начинается переходных возраст, и от него хоть вешайся (по себе сужу). Так что, наверное, с людьми до семнадцати-восемнадцати лет я не смогла бы поладить. – Как послушаю его рассказы о школе и о друзьях, сразу тепло на душе становится, – протянула она, а затем саркастически добавила: – Хоть у кого-то есть друзья. Мы рассмеялись. У Корин не было людей, которых она могла бы назвать друзьями, кроме меня. Может, она бы и общалась с кем-то вне работы, если бы у неё было время не только на меня. На ней висит слишком много обязательств, и я поражаюсь, как она ещё не разорвалась. – Так всё-таки... Что ты здесь делаешь? – спросила она. – Шла из художки, но вдруг увидела тебя, – пояснила я. – О, художка, – с грустью протянула она. – Давно я к вам не заглядывала. – Ты работаешь. Это важнее. – Да, но ведь должно быть и что-то для души, – оспорила она. – Ничего, ничего. Мне сказали, что новичкам первые месяца полтора действительно сложно. Потом уже будет полегче. Надеюсь, что это было сказано не просто для того, чтобы меня успокоить. Мы молчали. Я принялась слегка раскачиваться на качелях. Они громко заскрипели. – Я именно поэтому не раскачиваюсь, – с улыбкой пояснила Корин, когда увидела моё скривившееся лицо. – Иначе весь двор бы собрался посмотреть на того, кто нарушает их покой. – Жаль, конечно. Я очень люблю качели. – Я тоже! Всегда раскачиваюсь так, что меня чуть ли не тошнит. Зато весело. Мы улыбнулись друг другу. Она была донельзя права. Мне вдруг захотелось знать больше о том, что заставляет её работать так много. Она редко жаловалась на работу, но в такие моменты мне было интересно узнать о первопричине этого всего. Не хотела давить и лезть в душу, но сегодня, как мне показалось, был довольно подходящий момент. Нет, не для того, чтобы залезть в душу, а для того, чтобы аккуратно спросить об этом. Спрашивать прямо я не решилась, поэтому зашла издалека: – Ты бы хотела что-нибудь изменить в этой жизни? Корин устремила взгляд куда-то в звёздную даль. Мне даже показалось, что она расстроилась из-за того, что я задала этот вопрос. Возможно, он был слишком внезапным. Всё-таки переход из лёгкой беседы в околофилософскую должен быть не таким резким. В моменте я совсем забыла об этом. – Меньше работать, – она издала сдавленный смешок. – И, возможно, переехать. – Возможно? – Возможно, – подтвердила она. – Я родителей редко вижу, но, когда это всё-таки случается, у нас не возникает конфликтов. Мы любим друг друга, помогаем друг другу. Я чувствую, что не завишу от них в эмоциональном и материальном плане. Так что даже не знаю, хочу ли съехать. Конечно, когда-нибудь это нужно будет сделать, и я спокойно отношусь к этой мысли. Но... На кого тогда брат останется? Она посмотрела на меня, как будто я смогла бы ответить на её вопрос. Затем перевела взгляд на свою руку и стала загибать пальцы: – Мама работает. Папа работает. Я работаю, но не с таким ебанутым графиком, как у родителей. Энн... Работает, – Корин снова рассмеялась, понимая всю абсурдность ситуации. – Но она с нами не живёт. И меня Тейлор видит чаще, чем кого-либо ещё. Если я съеду, то он фактически останется совсем один. – А родители не хотят найти работу с более удобным графиком? Они ведь должны чаще видеть своего сына. – Если бы всё было так просто, Ру... Девушка опустила голову и тяжело вздохнула. Я поняла, что больше откровений сегодня от неё не услышу. Теперь мне стало очень больно за неё. Я не знала всю её историю полностью, но была уверена: ей определённо пришлось слишком рано повзрослеть. Корин всегда была жизнерадостным человеком. Наши разговоры были лёгкими и спокойными. От неё я чаще всего слышала фразу: «Всё будет хорошо». Наверное, она сама до безумия нуждалась в человеке, который будет говорить ей это каждый день. Но верила ли она своим словам сама? – А ты... Не можешь повесить брата на Энн? – аккуратно поинтересовалась я. – С удовольствием бы повесила. У неё и график работы такой, что она успевает всё в этой жизни. Но у неё плохие отношения с родителями. Проживать с ними на одной территории она бы не смогла. Я вздохнула. На месте Корин я бы давным давно психанула, уехала куда подальше и наплевала бы на брата. Да, любви к ближнему мне не привили. Переходный возраст сделал из меня бесчувственную готку, которая способна только на страдания и ненависть ко всему живому. Хорошо, что я практически полностью отошла от этого образа. – Ру, – шёпотом произнесла Корин, – обычно такие вопросы не задают просто так. У тебя всё в порядке? Вообще этот вопрос был задан, чтобы узнать, всё ли в порядке у неё, но теперь я почему-то задумалась. Каждый день у меня проходил так же, как предыдущий: проснулась, отучилась, возможно, зашла в художку, вернулась домой, сделала задания на завтра, легла спать. В какие-то дни я ещё занималась рабочими заказами. Иногда рутина разбавлялась приглашениями Рене куда-то выбраться; на них я почему-то соглашалась редко. Итан тоже мог приехать ко мне. Меня, конечно, раздражало, когда он наведывался без цели, нарушая моё тотальное одиночество, но выгонять его у меня не хватало сил. Кто знает, может, если бы не эти двое и Корин, я бы совсем разучилась общаться с людьми. – Да, у меня всё стабильно, – после короткого обдумывания ответила я. – «Стабильно» не всегда значит «хорошо», – оспорила она. – В моём случае значит, – я пожала плечами. – Моя рутина не меняется уже давно. – По-твоему, это хорошо? Я снова задумалась. – Не знаю. Ну, это лучше, чем каждый день стрессовать. Между слишком большим количеством эмоций и их отсутствием я бы выбрала второе. – Понимаю. В моей ситуации я бы тоже предпочла каждый день проживать одинаково, чем так. Я уже отвыкла от широкого спектра эмоций, который испытывала каждый день с бывшим парнем. Не всегда эти эмоции были позитивными. Теперь я просто наслаждаюсь стабильностью. От новых впечатлений я обычно отхожу очень долго. Вот, например, в прошлом месяце что было? Познакомилась с двумя новыми людьми, набила тату и в тот же день прогулялась с Итаном и Рене. Всё, лимит впечатлений на месяц исчерпан. Было здо́рово, конечно, но я потом ещё недели две откисала и чувствовала усталость от людей. Нет, социальная жизнь – это совсем не плохо. Меня в этом убедил психолог больше полугода назад, да и я сама постепенно убеждалась в этом на своём опыте. Просто слишком много социальной жизни на один месяц – это утомительно. Иногда я даже сама могу предложить человеку встретиться, но это происходит раз в год. Кстати, нужно будет как-нибудь увидеться с Рене, если меня работа и универ не сожрут. – У тебя когда-нибудь бывало такое, что тебя буквально разъедало изнутри одиночество? – внезапно спросила Корин. – Вот ты сидишь у себя дома одна, сидишь. Никого не видишь неделями. А потом понимаешь, что тебе просто ужасно тоскливо. – Бывало, конечно. И, что удивительно, не всегда эти моменты совпадали с плохим состоянием психического здоровья. Я сама поражалась тому, что хочу... Нет, даже не хочу, а буквально жажду кого-нибудь увидеть. Нет, я не хикка, не социофобка и даже не ненавижу людей. Человек – существо социальное, и спорить с этим было бы очень глупо. Просто мне после социальных контактов нужна более долгая «перезарядка», чем другим людям, и это совсем не отклонение. Все мы разные. Главное – не доводить такое состояние до крайности. А то действительно запрусь у себя в квартире и не буду выходить оттуда никогда. Ладно, так я могла сделать только будучи подростком. – У меня тоже. Значит, у нас с тобой ещё не всё потеряно. В отшельники не уйдём, – Корин наконец-то улыбнулась. Меня это порадовало. Жалобы Корин были довольно редкими; например, сегодня я второй раз за все полтора месяца нашего общения слышу от неё такое. Первый раз был при знакомстве: тогда мне открылась лишь малейшая часть её истории. Интересно, что поспособствовало тому, что она так закрывается от людей? Может быть, для кого-то жалобы Корин казались слишком навязчивыми. Я даже иногда думала, что ей в этой жизни слишком часто приходилось слышать что-то вроде: «Хватит жаловаться! Давай поговорим о чём-нибудь другом», и теперь она совсем не хочет обсуждать свои проблемы. – Если тебе нужно будет с кем-то скрасить одиночество, можешь написать мне, и мы увидимся. Не факт, что я буду свободна, но вдруг тебе повезёт. Это вырвалось у меня очень легко. Корин даже удивилась. Всё-таки в выражении дружеской симпатии моя честность мне очень помогает. О более глубоких чувствах я не могу говорить так легко, но любой человек всегда сразу знает, как я к нему отношусь. Я могу лицемерить только с ебанутыми преподами. – Я... С-спасибо. С удовольствием буду писать, – она расплылась в улыбке. Я улыбнулась ей в ответ и заметила, как её лицо еле заметно побагровело. Так я впервые увидела, как краснеют темнокожие. Честно признаться, это меня удивило. – Может, расскажешь что-нибудь хорошее? Что у тебя сегодня происходило? – поинтересовалась Корин. – А то я о себе весь вечер говорю. «Мне было приятно слушать то, как ты говорила о себе весь вечер», – хотела сказать я, но решила, что это смутит мою подругу ещё больше, так что просто принялась рассказывать о событиях прошедшего дня. – Мне преподавательница по немецкому уже сейчас пообещала автомат на экзамене. – Правда? Круто! Меньше париться будешь. – Да. А ещё она сказала, что в моей группе я лучше всех справляюсь с её предметом. – Ты умница! – с нежностью протянула Корин. Я прикрыла глаза от радости. – У тебя так к немецкому душа легла, или это врождённые способности к языкам? – Видимо, и то, и другое. Я знаю достаточно языков, и все мне давались довольно легко. Но вот немецкий... Да, я полюбила его больше, чем другие. – И какие языки ты знаешь помимо него? – Английский, французский, немного испанский, – я сказала это так, будто для меня это было чем-то обыденным. Корин же восхищённо разглядывала меня. – Кру-у-уто! Мои знания ограничиваются на испанском и английском. Иногда они даже помогают мне на работе. – А можно будет с тобой попрактиковать испанский? Мне иногда кажется, что я скоро его забуду. – Да, конечно! Ещё минут десять мы говорили о путешествиях за рубеж. У меня накопилось действительно много историй, которые теперь я могла рассказать ей. Благодаря материальному положению родителей мы с Итаном объездили пол-Европы. Корин бывала лишь в паре стран, и такая возможность открылась ей совсем недавно, но нам было что обсудить. Нас прервала тихая трель школьного звонка. Удивительно, что даже мы услышали её, находясь за пределами школы. – О, у Тейлора уже закончились уроки, – протянула Корин. – Тогда я пойду, – я медленно встала. – Не проводишь нас? – Ну-у-у... Знаешь, – я замялась и завела руку за голову, – я не очень хорошо лажу с детьми, так что не хочу создавать неловких ситуаций. Будет намного лучше, если я пойду своим путём. – Да, хорошо, – Корин улыбнулась и встала. – Тогда поторопись, он у меня быстрый! – Хорошо! – я рассмеялась. – Пока! – Пока-пока! – крикнула мне вслед Корин, пока я бежала на свою остановку.