ID работы: 12764748

Сладкие поцелуи и горькие пересдачи

Фемслэш
NC-17
Завершён
70
автор
Iravostenzuk бета
Размер:
277 страниц, 31 часть
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
70 Нравится 174 Отзывы 22 В сборник Скачать

8. Тревога

Настройки текста
Прошёл ещё месяц. Часы светового дня всё уменьшались, прямо как и часы моего свободного времени. Рабочих заказов стало больше, в универе нас стали грузить так, что мы еле-еле находили время на сон. Ещё и сессия приближалась. Хотелось улететь на необитаемый остров, выбросить документы и телефон в море и сделать так, чтобы мир забыл о моём существовании. В похожей ситуации находилась и Рене. Итана я вообще весь месяц не видела, потому что у него учёба была явно посерьёзнее моей. Слишком много теории, слишком мало практики. У Корин на работе дела стали идти в гору. То ли она привыкла ко всей этой суете, то ли работать действительно стало легче. Было бы ещё здорово, если бы её родителей перестали нервировать на работе. А я... Я так и не нашла времени, чтобы встретиться с подругами. Я даже со своим отражением в зеркале встретиться не могла, что уж говорить про них. Я как будто жила в каком-то вакууме. Было очень обидно. Ещё обиднее то, что вся эта херня не думает заканчиваться. Может, к концу декабря разгружусь, чёрт его знает. Об этом всём я думала, сидя на паре по философии. Мы уже пять минут ничего не записывали, так что было самое время для размышлений. Где я ещё смогу обдумать свою жизнь во всех подробностях? Всё равно Харрису глубоко похуй на всех. Лишь бы не шумели и делали вид, что слушают. В какой-то момент я отвлеклась от собственных мыслей и вслушалась в речь препода: – Зигмунд Фрейд об этом говорил так: «Муж — почти всегда лишь заменитель любимого мужчины, а не сам этот мужчина». Не знаю, о чём он говорил до этого, но я еле держалась, чтобы не скривиться от этой фразы. Долбоёб, что с него взять. Что Фрейд, что Тошнотик. – Вы с ним согласны? – обратился Харрис к аудитории. Я любила такие вопросы от других преподавателей. Если кто-то выражал несогласие, то у нас начиналась интереснейшая дискуссия. Иногда даже я принимала в ней участие. У Тошнотика всё было наоборот. Однажды мой бывший на такой вопрос ответил «Нет», и, после полной аргументации своего мнения, подкреплённой фактами и живыми примерами, Харрис его обосрал. Больше в нашей группе никто не пытался спорить с ним. Не только тогда, когда он цитировал своего любимого Фрейда, но и в любой другой ситуации. Поэтому сейчас все скучающе протянули «Да», Тошнотик одобрительно кивнул и продолжил что-то рассказывать. – Так вот, – продолжил он, – ещё со времён Ленина... – А Вы Ленина видели? Ну, в мавзолее, – подал голос Кевин с последней парты. Очень невовремя. Кевин был одним из клоунов нашей группы, которому, на удивление, всё сходило с рук. Он мог шуткануть на любой паре в любой момент и остаться безнаказанным. Я часто поражалась его способности выходить сухим из воды. Не факт, что она сработает сегодня: Харрис не любил, когда его перебивают, особенно такими тупыми вопросами. Я посмотрела на его лицо. Нет, не лицо. Искривлённое из-за раздражения старое противное ебало. Таким оно было всегда и выглядело особенно отвратно, когда он злился. Тошнотик шумно выдохнул, но ответил: – Нет. Когда я был в Москве, у мавзолея выстроилась огромная очередь, так что я не смог туда попасть. «Странно. А я думала, что, когда ты был в Москве, Ленин в мавзолее ещё не лежал», – пронеслось у меня в голове. Спустя ещё две минуты рассказов мы снова начали переписывать его конспекты. Я едва ли не уснула. Так продолжалось ещё полчаса. Наконец, когда мы все собрались уходить, Тошнотик выдал то, чего мы ожидали от него меньше всего: – На следующем занятии проведу письменный опрос по всему разделу. У нас это в планировании указано. «Ты совсем ахуел, маразматик ёбаный?» – хотела сказать я, но вместо этого спокойно произнесла: – Насколько я помню, Вы недавно говорили, что мы можем обойтись и без него. Все мои одногруппники одобрительно закивали. Я не придумала это: буквально два занятия назад Тошнотик сказал, что в планировании есть работа, которою мы можем опустить. До сих пор помню чувство облегчения после этой фразы. – Да, но недавно я всё-таки понял, что обойтись без него нельзя. – А может, Вы перенесёте его на среду? – робко произнёс кто-то с заднего ряда. – У нас всего два дня на подго... – Мы и так выбились из плана, – напряжённо протянул Харрис. – Так что придётся писать в пятницу. Блять. Засунь себе этот письменный опрос знаешь, куда? Хорошо всё-таки, что я мастерски умею скрывать эмоции. Моё лицо, наверное, всего лишь стало более мрачным, чем обычно, но в душе у меня творился хаос. Я не знала, что чувствую. Разочарование, злость, ненависть, бессилие – всё смешалось в одну кучу и с невероятной силой давило на грудную клетку. Просто было очень херово, да. Теперь в моём графике появилось ещё одно дело, из-за которого часы моего сна уменьшатся – повторение всего материала о социальной философии. Вернее, зубрёжка. Учила ли я что-то в течение всех этих месяцев? Ну, как сказать... Основы я знала, а остальное так, мимо проходила. Благо, философия была последней парой на сегодня. Когда я вышла из кабинета, сразу стало легче дышать. В глаза вдруг забило солнце, которое в ноябре было редким гостем (и хорошо). Казалось, что людей в этот день стало особенно много и что все они двигались максимально медленно. Хотелось впечатать кого-нибудь в стенку. В первую очередь, наверное, Тошнотика. В голову вдруг ударила мысль, которая давала мне силы жить этот ёбаный день: после пар – то есть, уже сейчас – мы с Корин пойдём в художку! Даже не я одна, а мы вдвоём! Из вуза я буквально вылетала, чтобы почувствовать долгожданную свободу. Жизнь заставила Корин стать довольно пунктуальной, так что ждать мне её не пришлось. – Блять, бежим отсюда, – эта фраза у меня сегодня была вместо приветствия. Моя подруга удивилась, но согласно кивнула и ускорила шаг. Когда мы отошли на приличное расстояние от университета, я позволила нам обеим остановиться. Корин в недоумении рассматривала меня, как будто хотела что-то сказать, но не решалась. Я присела на скамейку и сделала несколько глубоких вдохов, чтобы окончательно избавиться от агрессии. Мне это никогда не помогало, но сегодня, на удивление, такой способ сработал. – Ты, наверное, хочешь, чтобы я рассказала, что случилось? – виновато произнесла я. – Хочу, но не настаиваю, если ты не хочешь. – Да там нет ничего такого, что я бы хотела оставить в тайне. Просто Харрис гандон. Последнюю фразу я буквально выплюнула. Корин с сочувствием закивала. – Ну, – продолжила я, – как всегда, ты знаешь. Он решил всё-таки устроить в пятницу тот письменный опрос по всему разделу, хотя до этого сказал, что он нам нахер не нужен. – Подожди, в эту пятницу? Я кивнула. – Вот же выродок! – выпалила она. – И не говори. Я уже так заебалась. Мне нужно учиться и параллельно зарабатывать деньги. И к экзаменам готовиться. И спать, и есть, и жить, в конце концов. Теперь я легла и бесцеремонно растянулась на всю скамейку. Солнце было похоже на противный яркий комок среди серого неба. Оно всё так же резало глаза, так что я закрыла их. – Я всё ещё надеюсь на то, что это скоро закончится, – подала голос Корин. – Ты всегда на это надеешься, – горько усмехнулась я. – Не проще ли смотреть правде в глаза и понять, что как минимум до конца декабря нас будут ебать во все щели? – Не проще, – оспорила она. – Оптимизм – это двигатель прогресса. Благодаря оптимизму появляются силы жить. Я пожала плечами и потёрла пальцами глаза. Слегка потянулась и почувствовала, как в спине что-то прохрустело. С такими темпами к двадцати пяти годам с меня песок будет сыпаться. Придётся досрочно уходить на пенсию. А было бы неплохо... – Сколько раз мне нужно сказать тебе, что всё будет хорошо, прежде чем ты поверишь? – расслабленно спросила Корин. – Нисколько. Ты ведь знаешь. Она разочарованно покачала головой. – Послушай: ты со всем справишься. Нет, серьёзно. Ты вскользь упоминала, что у тебя тот ещё пиздец в жизни творился на втором курсе, да? Я кивнула. – Ну, вот. Ты смогла пережить то дерьмо, а значит, переживёшь и это. Всё, что не убивает, закаляет, – она немного помолчала, а затем продолжила: – Я знаю это, как никто другой. Обычно именно благодаря этим словам я и успокаивалась. Спрашивала саму себя: «А будет ли это иметь значение через год? Через пять, десять лет?», и ответ всегда был отрицательным. Чудеса рационального мышления. Просто в последнее время я не находила сил даже на такие простые вещи. Пессимистка во мне вытеснила реалистку. – Ты права, – наконец сказала я. – Меня, безусловно, будут ебать во все щели, но... Это ведь когда-нибудь закончится. – Вот! – радостно воскликнула Корин. – Ты мыслишь правильно. А пока что тебе просто надо найти силы на то, чтобы это пережить. Ты не одна. У тебя есть брат, подруга, я. И вообще запомни: то, что тебе сейчас плохо – это не навсегда. А то, что ты солнце – это на всю жизнь! – Оу... Спасибо, – прошептала я и заулыбалась так широко, как никогда. – Да не за что. Полежишь ещё, или мы пойдём? – Не знаю. Время ещё есть? – Ровно пять минут. – Пиздец, – вздохнула. – В гробу отдохну, получается. Я резко встала и вдруг почувствовала, как у меня кружится голова. В глазах потемнело. Пришлось с глухим стоном опереться рукой о скамейку. – Ты совсем старая стала, – отметила Корин, – хотя старше меня всего на полгода. – Что есть, то есть, – пробормотала я. – Пойдём уже. Не будем терять время.

***

В художке мне как всегда было очень хорошо и спокойно. Я довольно быстро настроилась на позитивный лад. Не знаю, что на это повлияло: приятная компания, кофе с молоком, что всучила мне Энн прямо на входе или долгожданное присутствие подруги. Видимо, эти три фактора сработали вместе. Энн сегодня принесла какую-то книгу и читала её вслух. Название я упустила, а разглядеть за её руками не смогла. После каждой фразы кто-то из девочек останавливал её и высказывался. В итоге за час мы не продвинулись дальше седьмой страницы. Это было очень забавно, но слушать её всё ещё было очень приятно. – «Тебе всего пятнадцать, это твои лучшие годы!» – продолжила Энн. – «Лучшие годы»? – скептически повторила Алекс. – Как вспомню себя в подростковые годы, так плакать хочется. От кринжа. – О-о-о-о, понимаю! – рассмеялась Тина. – Помню, как я в четырнадцать лет красила волосы в розовый и носила кучу браслетов на руках. И ещё у меня была уёбищная чёлка. Вот такая. Тина очертила на своём лбу неровную диагональ. – У меня была такая же! Я считала себя самой модной на свете. Я внезапно решила вклиниться в разговор. Мне явно было что сказать на эту тему. – Скажите спасибо, что вы себя вели адекватно, – протянула я и саркастически выгнула бровь. – Ну-у-у, я бы не сказала, – призналась Энн. – Я по приколу меняла парней как перчатки, и о моих похождениях знала вся школа. – А я помню! – улыбнулась Корин. – Я не успевала запоминать имена твоих парней. Сёстры рассмеялись. – Ру, тебе тоже есть что рассказать? – поинтересовалась Тина. – Ох, да не то слово. Подростковый период сделал из меня долбоёбку, – усмехнулась я. – Я очень сильно закрылась, стала слушать тяжёлую музыку, одеваться как сотрудница похоронного бюро и поливать говном всех. – У-у-у, вот это тебя потрепало, конечно, – протянула она. – Корин, а у тебя что было в школьные годы? Её плечи опустились. Она сжала губы и стала нервно крутить карандаш в руках. Энн в этот момент с горечью смотрела на сестру и тяжело дышала. – Я... Не очень хочу вспоминать этот период, – наконец выдавила она. – Тогда прости! – виновато бросила Тина. – Нет, нет, ничего, – успокоила её Корин. Беседа продолжилась, но уже без неё. Я тоже осталась в стороне и сначала не придавала значения всей этой ситуации. У всех нас есть темы, о которых мы не хотим вспоминать, это естественно. Но прошло минут десять, а Корин всё ещё сидела с задумчивым лицом и неуклюже пыталась что-то нарисовать. Эта не была её привычная задумчивость в моменты, когда она обдумывала детали рисунка. Это было что-то другое. – Корин, – шепнула я и придвинулась ближе, – всё в порядке? Она покачала головой. – Воспоминания о школьных годах. В этот раз они мне покоя не дают. – Может, ты хочешь... Поделиться? – спросила я. – От этого обычно легче становится. Я еле заметно дёрнулась: испугалась, что она воспримет это как-то неправильно. Между нами повисло молчание, а волнение в моей груди стало нарастать. Я уже триста раз пожалела о сказанном. – Хочу, – наконец сказала Корин. – Удивительно, но хочу. В этот момент у меня как будто камень с души упал. Мы, к счастью, сидели в довольно уединённом уголке, так что нас никто не должен был слышать. Особенно учитывая то, что девочки были вовлечены в свою беседу. – Я... Была жертвой буллинга, – робко произнесла Корин. Внутри меня всё похолодело. Я застыла и стала слушать ещё внимательнее. – Знаешь, я... Не была красавицей в школе. Полнота, тёмная кожа, огромные очки и необычная структура волос – всё это было прекрасным поводом для травли. Ну и ещё я одевалась так себе. Родители в то время зарабатывали маловато, так что одежда у меня была самая простая, чаще всего от Энн или других родственников. Ну и... Вот. Меня гнобили всю мою школьную жизнь. Конец истории. Мне стало очень больно за подругу. Вся её речь звучала как исповедь. Я не находила нормальных слов для этой ситуации. Что вообще можно сказать? «Те, кто гнобил тебя, гандоны»? «Мне жаль, что ты это пережила»? Всё это в голове звучало так жалко, что было лучше молчать. – Но сегодня утром я встретила свою бывшую одноклассницу, – с дрожью в голосе сказала Корин. – Она была одной из тех, кто меня гнобил. Я еле-еле сохраняла спокойное лицо, пока бронировала ей номер в отеле. Она ничуть не изменилась: выглядит такой же надменной «королевой школы». Под её взглядом я снова почувствовала себя беззащитной маленькой девочкой. А теперь ещё и тут напомнили... В общем, я снова перевариваю своё прошлое. Она шумно выдохнула и запрокинула голову. – Ты, наверное, много раз слышала о том, как нашу столицу нахваливают. Так вот, я здесь коренная, и с уверенностью могу сказать: Сао́вер – это город, где всем похуй друг на друга. На чувства близких, на травлю в школах. Это игнорируется, – с тоской сказала Корин, а затем саркастически добавила: – Зато у нас развита промышленность и туризм. Самое главное. Я, разумеется, оценила то, что она открыла для меня тёмную сторону своей жизнь, но в то же время мне было неловко. Слова всё ещё не шли, а заставлять её ждать было как-то некрасиво. – Я бы никогда не подумала, что ты пережила такое. Ты выглядишь довольно уверенной в себе и свободной. Как будто всю жизнь плевала на правила и была примером для многих. – Я рада, что произвожу такое впечатление, – теперь уже не так напряжённо ответила Корин. – Значит, я всё-таки изменилась и больше не являюсь загнанным ребёнком. – Ты можешь быть кем угодно сейчас, но точно не загнанным ребёнком. Ты прекрасная девушка, которая прошла через огонь и воду, чтобы стать счастливой. – Спасибо, – она наконец улыбнулась. – Хотя я, видимо, всё ещё иду через огонь и воду. Просто теперь это даётся мне намного легче благодаря вере в лучшее. Я кивнула. – Спасибо, что поделилась. Для меня это действительно очень важно. – А тебе спасибо за то, что выслушала. И прости за то, что я так мало говорю о себе. Ты, наверное, хотела бы знать обо мне больше... – Не беспокойся об этом. Я как никто другой понимаю твои чувства. – Знаешь, – задумалась она, – наверное, это глупо – не открываться вообще никому. – Так же глупо, как и открывать душу всем подряд, – парировала я. – Нужно найти золотую середину. – Это так тяжело... Я обычно долго-долго молчу, а потом выливаю вот так всё на людей. В голосе Корин слышалась самоирония. Это меня успокоило. Оставшиеся полчаса мы сидели вместе, изредка слушая беседу остальных, и молчали. Но это молчание сближало больше любого диалога.

***

В автобусе я начала учить философию. Странно, что сегодня там было довольно мало людей. Благодаря этому я смогла выучить часть информации. Дома я поужинала и решила выучить ещё немного, чтобы разгрузить себя в дальнейшем. Настроиться было тяжело. Всё-таки с философией у меня ничего хорошего не ассоциируется. Препод-пидорас, его конспекты со времён Ленина и просто уебанский предмет, который он ведёт. Открыть тетрадь всё-таки пришлось. Итак, социальная философия... «Категории социальной философии: общество, человек, деятельность, общественные отношения, общественный прогресс, глобализм коммуникация». Коммуникация... Общество... Человек... В этот момент, как на зло, я вспомнила разговор с Корин. Мы обе были одиноки в подростковом возрасте. И если она таковой была из-за глупости её окружения, то я, наверное, сама была виновата в своём одиночестве. Жаль, что тогда мы с Корин ещё не были знакомы. Мы бы точно держались вместе, как две брошенки, и нам было бы не так одиноко. Но мы нашли друг друга сейчас. Со своими тараканами в голове, детскими травмами, неспособностью открываться людям и интроверсией мы были невероятно похожи, и из-за этого я... Прикипела к ней. Интересно, чувствует ли она то же самое? И хотя проводить параллели между моим прошлым и прошлым Корин было гораздо интереснее изучения социальной философии, мне пришлось вернуться к конспектам. За два часа я всё-таки смогла выучить и повторить пятьдесят процентов всего материала. Без истерик, без нытья, без размышлений о бесконечном вечном. Даже странно. Концентрация внимания у меня всегда была хорошей, но на философии кто-то как будто выключал мой мозг и превращал меня в маленького ребёнка, который истерит и не хочет учить таблицу умножения, потому что она слишком сложная. Возможно, я бы смогла выучить гораздо больше, если бы не моё дикое желание поспать. На часах было чуть за двенадцать ночи. Здо́рово, сегодня ложусь раньше двух!

***

Вечер следующего дня я также потратила на философию. Правда, вместе с этим пришлось ещё и поработать, так что легла я почти в два тридцать. Как следствие, я не выспалась. Совсем. Голова раскалывалась, глаза болели, даже таблетки не особо помогли. Ещё и философия была первой парой. Было бы здо́рово, если бы у нас случился пожар, и мы все сгорели бы к хуям собачьим. Хуже уже не будет, я уверена. В аудитории я пыталась одновременном повторять материал и не умирать. Ни то, ни другое не получалось. Я точно знала, что выучила абсолютно всё, но не могла напрячь мозги, чтобы проговорить основные понятия про себя. Ещё и одногруппники шумели. Я всё ещё хотела, чтобы наш универ сгорел. Среди шума в аудитории и звона в ушах я смогла расслышать, что меня кто-то зовёт. Это был Кевин. Я напряглась. Он обращался ко мне очень редко. Ко мне вообще мало кто обращался из одногруппников. – Что? – полная невозмутимости, я обернулась. – Ру, дорогая, – он подошёл ко мне, – ты ведь учила? Я знаю, что учила. Мы с моим прекрасным товарищем можем рассчитывать на твою помощь? Он нагло приобнял меня одной рукой за плечи и сжал их. Его карие глаза были полны самоуверенности и даже некой насмешки. Я достигла точки кипения. Во-первых, из-за его полнейшей уверенности в том, что я могу дать ему списать. Во-вторых, из-за тактильного контакта, слишком близкого и фамильярного. Ну а в-третьих, из-за стандартного поведения этого долбоёба. Это ведь так просто – два дня бухать с друзьями, а потом прийти в универ и списать у человека, которых пахает днями и ночами, да? Ситуация становилась прекраснее благодаря моей головной боли, которая и так пробуждала во мне желание кого-нибудь убить. – Да иди ты нахуй! – я скинула его руку и дёрнулась. – В данный момент вы можете рассчитывать только на то, что я дам вам по ебалу. – Всё, всё, понял, – Кевин поднял руки, признавая поражение, и медленно, не поворачиваясь ко мне спиной, отошёл. Меня до скрипа зубов раздражают такие, как он. Они нихуя не делают по жизни, но почему-то им достаётся всё. Им могут поставить зачёт за красивые глаза, даже если весь семестр на парах они появлялись два раза. Такие, как я, могут ебашить днями и ночами, а потом ничего за это не получить. Оказаться отправленными на пересдачу из-за того, что подышали слишком громко. Зависть – это плохо, но я завидую их удачливости самой чёрной завистью. – Ну всё, нам жопа! – выпалил его сосед и улёгся на парту. – Не переживай, мы победим! Я фартовый, – сказал Кевин и закинул ноги на стол. «Ты бы ещё закурил здесь», – чуть не вырвалось у меня. Правда, как только Тошнотик зашёл в аудиторию, этот еблан испуганно поменял позу на нормальную, да так быстро, что чуть не упал со стула. Боялся, что по шапке даст, конечно. Мы все боялись. Харрис поздоровался и сразу начал раздавать задания. Решил не терять времени и сразу перейти к самому хуёвому. Нам же лучше, наверное. Может, он даст больше времени на написание. Списать у него нереально. Не знаю, почему так. Он слепой, глухой, но наблюдает за всеми, как сова; иногда кажется, что у него голова может поворачиваться на все триста шестьдесят градусов, чтобы следить за всеми студентами. За малейший шорох он готов уебать. Ходит всё время между рядами и чуть ли не в душу смотрит. Надеюсь, когда-нибудь у него что-нибудь заклинит в ноге, и он наконец-то, блять, усядется. Пока я вчитывалась в первый вопрос, мои размышления прервал какой-то резкий громкий звук. Я не сразу сообразила, что это было. Пожарная тревога. Я ведь не всерьёз хотела, чтобы универ сгорел! – Так, все организованно выходим! – проблеял Харрис, открывая входную дверь. – Вещи оставляем здесь! Я выхватила из шоппера ключи и подошла ко входу. Будет жаль, конечно, если мои вещи сгорят, но хер с ними. Главное, что банковская карта и телефон были в карманах джинс. На глаза попадались радостные лица одногруппников. Я не совсем разделяла их радость. С одной стороны, потом этот ебучий тест придётся переписывать в другой день, а так мы бы уже сегодня с этим покончили. Но с другой, пара будет длиться меньше. Это ведь очень хорошо! Всей группой мы вышли в коридор. Иногда я забывала, что в нашем университете учится так много людей. Сейчас я смогла оценить масштабы трагедии: в коридоре нас было как сельдей в бочке. Может, из-за такого потока людей мы не успеем выйти и всё-таки сгорим? Было бы жаль, я ведь так и не научилась нормально играть на гитаре за всю жизнь. Да и было бы прискорбно умирать вместе с головной болью. Впереди меня шёл Кевин со своим другом. – Я ж тебе сказал: я фартовый! – сказал Кевин и похлопал его по плечу. Нет, дорогой мой, фартовой сегодня оказалась я. Правильно мне говорили: «Бойся своих желаний». Мы довольно быстро смогли спуститься на первый этаж, так же быстро накинуть куртки под недовольные крики преподов и выбежать во двор. На улице ситуация была не лучше. Люди всё прибывали и прибывали. Благодаря приятной прохладе мне становилось намного лучше физически. Я никогда не была мерзлячкой, а потому даже в ноябре носила кожанку с лёгкой водолазкой. Не заболевала – и хорошо. В моменты, когда у нас был настоящий пожар (ну, как настоящий: просто котлеты в столовой горели), времени на его тушение требовалось достаточно мало. Учебные пожарные тревоги тоже завершались быстро. Сегодня мы минут пятнадцать стояли на улице. Я, конечно, была рада находиться именно здесь, а не на философии, но меня немного напрягала вся эта ситуация. Ректора нигде не было видно. Половина преподов тоже куда-то ушла. Студентам запретили перемещаться по двору, чтобы никто не потерялся. Спокойствие сменилось раздражением. Я устала стоять и ждать чуда. Неведение – самое худшее, что мог придумать человек. Наконец на горизонте появился ректор. Я зацепилась за него взглядом как за единственный шанс на спасение. – Молодые люди! – крикнул мистер Кларк. – Послушайте меня внимательно, пожалуйста! Все потихоньку стали успокаиваться и в конце концов замолчали, чтобы послушать его. – Только не паникуйте, хорошо? На электронный адрес нашего университета поступило сообщение о том, что его заминировали. Сейчас мы разбираемся, кто это мог быть и угрожает ли нам всем опасность. Удивительно, но толпа осталась спокойной. Я тоже. Мне было как-то всё равно. Скорее всего, кто-то просто решил поприкалываться. Какой-нибудь клоун вроде Кевина. Но самое главное, что мы наконец получили хоть какую-то информацию о происходящем. – Студенты сейчас могут вернуться домой. Занятий не будет, пока мы будем с этим разбираться. Вы сможете забрать свои личные вещи позже. Мы обязательно оповестим вас, когда это можно будет сделать. Спасибо за внимание. Толпа облегчённо выдохнула и снова загудела. «Занятий не будет»... Как же это прекрасно звучит! Это то, что я мечтала услышать весь месяц. Я даже не буду напрягать себя учёбой или работой; раз у меня появилась свободная часть дня, я должна потратить её на долгожданный отдых, ведь учиться и работать я могу и ночью. Чуть поодаль я увидела высокого блондина в очках, а рядом с ним – низкую девушку с фиолетовыми дредами. Слишком родные образы. Наконец-то мы встретились. Даже смешно, что сделать это мы смогли только при таких обстоятельствах. Я отошла подальше, в место, где людей было не так много, и стала приближаться к ним. Первой меня заметила Рене. Она приподняла брови, широко улыбнулась и побежала мне навстречу. – Приве-е-е-е-ет! – радостно протянула она и кинулась обнимать меня. – Э-э-э-э, стой! – растерянно ответила я, сбитая с толку чрезмерным вниманием. – Да, мы давно не виделись, но это не значит, что я согласна на такие извращения! Рене всё-таки удалось меня приобнять, но затем она быстро отстранилась. Мы обе рассмеялись. – О-о-о-о, а вот и победительница конкурса «Самое кислое ебало года»! – как всегда нараспев сказал Итан. Я даже успела соскучиться по этой интонации, хотя в обычные дни она меня бесила. – Я уж думала, ты там помер давно, – ответила я. – А гроб мы купить не успели. – Сейчас мы все можем умереть. Вот не успеем отойти, как уник взорвётся и снесёт ударной волной весь район, – загадочно произнёс брат и указал на здание университета рукой. – Вообще да, нам бы выйти отсюда, – предложила Рене, – а то людей слишком много. Задавят и не заметишь. Мы отошли на соседнюю улицу, попутно разглядывая бригады, которые приехали к нам. Полиция, пожарные, ещё какие-то люди в форме. Рене тронула Итана за плечо и указала на бригаду 911. – Смотри, коллеги твои, – сказала она. Он усмехнулся. – Ну да, – его оценивающий взгляд прошёлся по членам всей бригады. – Что-то долго сегодня ехали. Вот как меня нет, так сразу такие неорганизованные становятся! – Если бы ты работал в 911, я бы тебе свою жизнь не доверила, – пробормотала я. – Сказал человек, который полтора года назад доверил мне своё психическое здоровье, – парировал Итан, – хотя я ещё даже первокурсником не был! – Ой, иди нахер! – отмахнулась я. Мы остановились на противоположной стороне улицы. – Мы с Итаном собирались у меня посидеть, – сказала Рене. – Зайдёшь? – Почему бы и нет? – я пожала плечами. – Вот это да, тебя даже уговаривать не пришлось! – всплеснул руками Итан, на что я закатила глаза. – Не могу я всю жизнь отшельничать, пойми уже. – Ура-ура! – Рене подпрыгнула на месте и схватила нас за руки. – Тогда побежали, тут недалеко! Двадцать минут – и мы уже у меня! По пути я рассказала про письменный опрос Тошнотика, Рене и Итан рассказывали про свои новости из универа. Она не обманула: через двадцать минут мы уже были у неё дома. Её квартира была до безумия светлой благодаря нежным бежевым стенам. Солнечные лучи, что пробивались сквозь окна, делали её ещё светлее. Это была тесная однушка с эдаким творческим беспорядком в единственной комнате, который не выглядел так уж плохо. В одном углу этой комнаты находилась большая двуспальная кровать, в другом, напротив окна, – маленький письменный стол. На нём находилось много всякой всячины: проигрыватель для виниловых пластинок, цветочные горшки с небольшими ростками, фотографии, пробковая доска с кучей пометок, огромные листы бумаги с какими-то чертежами. – Вы простите, я тут срач немного развела, – крикнула Рене с кухни. – Да всё в порядке, – сказала я себе под нос. – Я бы и не сказала, что тут сильно грязно. – Уютно, правда? – внезапно спросил Итан. – Да. Сразу видно, что здесь живёт Рене. Он согласно кивнул. – Может, вы чаю хотите? – Рене выглянула из кухни. – Мне как обычно, – выпалил Итан. – Я не пью чай. Может, есть кофе? Рене покачала головой, но предложила альтернативу: – Могу заварить какао. Я кивнула, а она снова скрылась за стенкой. – Ты вообще видела её кухню? – брат легонько ударил меня по руке, чтобы привлечь внимание. – Не успела разглядеть. – Она ахуенная! Пойдём! Не дождавшись моего согласия, Итан взял меня за руку и потянул на себя, вынуждая следовать за ним. Кухня и вправду выглядела прекрасно. Небольшие серые шкафчики были расположены у одной стены, холодильник такого же цвета стоял рядом. Напротив находилась барная стойка, а над ней в маленьких кашпо находились цветы, больше похожие на виноградную лозу. Казалось, что они скоро достанут до пола. – Да, уютно, – подтвердила я. – Барная стойка! – Итан с восхищением указал на неё. – Прикинь! – Ты как будто из леса вышел, – Рене покачала головой, а затем обратилась ко мне: – Он у меня дома, наверное, четвёртый раз, но всегда так удивляется барной стойке. – Дай мальчику насладиться чем-то необычным в его жизни, – оспорила я. – Не забывай, что он младше нас, взрослых тёток, а маленькие дети склонны бурно реагировать на что-то, что противоречит их представлениям о мире. – Да, таким старым женщинам, как вы, уже не свойственно испытывать широкий спектр эмоций, – сказал брат. Ладно, 1:1. Какао для нас вскоре было готово, как и ссанина под названием «молочный улун», предназначенная Итану. Мы втроём уселись за барную стойку. – Как думаете, – поинтересовалась Рене, – нас реально заминировали? – Думаю, нет, – ответила я. – Скорее всего, кто-то неудачно пошутил. Клоун какой-то. – Меня больше интересует, когда мы сможем забрать наши вещи, – признался Итан. – У меня с собой вообще ничего нет. – У меня в шоппере целая жизнь! – воскликнула Рене. – Я не готова терять его так быстро. – Да ладно вам, – я махнула рукой. – Думаю, к началу второй смены нам уже позволят вернуться за вещами. – К началу второй смены? Блять! – прошипел брат и хлопнул себя по лбу. – Слишком поздно! Я в недоумении уставилась на него. Он выпалил это слишком резко, так что я не успела сообразить. Итан заметил это и поспешил объясниться: – Сериал. Помнишь, я рассказывал? Я медленно кивнула. – Ну и вот. Новая серия должна была выйти в девять утра, и я бы посмотрел её прямо сейчас дома, если бы не забыл в унике все свои вещи. Придётся ждать бог знает сколько, возвращаться домой и пытаться осилить все дела сразу вместе с новой серией. – Мы можем посмотреть твой сериал сейчас, – предложила я. – Правда? – брат радостно приподнял брови и выпрямился. – Ну, лично я не против. Рене? – я повернулась в сторону подруги. – Я тоже! – закивала она. – Пойдём ко мне в комнату. – Спасибо, вы меня спасаете! – с широкой улыбкой прошептал Итан. Видимо, сериал был действительно очень важен моему брату. Во всяком случае, он не стал бы смотреть какое-то говно. Ему всегда нужны были серьёзные произведения искусства, над которыми можно поразмыслить. Иногда эти «серьёзные произведения искусства» были слишком серьёзными для меня и даже для родителей. Итан в нашей семье был главным интеллектуалом. Мы с братом забрались на кровать Рене. Она уселась между нами, поставила ноутбук к себе на колени, быстро нашла сериал и включила только что вышедшую серию. – О чём сериал хоть? – поинтересовалась я, когда увидела на экране название «Равнина смерти». – Главному герою – вот этому кудрявому парню, – брат указал на одного из героев на экране, – врач сказал, что ему осталось жить шесть месяцев. Он пережил их. Затем врач сказал, что ему осталось жить год. Этот год главный герой тоже спокойно пережил и потом стал думать, что врач устанавливает время его жизни, а не просто делает прогнозы смерти. Я задумчиво кивнула. Идея звучала очень интересно, поэтому я приготовилась увидеть что-то действительно стоящее. Первые минуты показались мне... Нормальными. Не слишком интригующими, но и не слишком скучными. Приятный визуал, неглупые герои. Среднестатистический хороший сериал. Итан иногда пояснял какие-либо моменты, которые не понимала ни я, ни Рене. Картина становилась яснее. – Она фрилансерка, – сказал брат, указывая на одну из героинь. – Превратила своё хобби в постоянный источник дохода. – Крутая, – протянула Рене. – Ещё и на тебя похожа, Ру. Внешне эта девушка была моей полной противоположностью: носила тёмное каре и светлую одежду, имела карие глаза и была низкого роста. Но вот характером мы действительно были похожи. Она была молчаливой, безразличной ко всем, предпочитала одиночество компании людей, да ещё и рисовала. – Действительно. – Кстати, – Рене нажала на паузу, – ты не думала монетизировать своё хобби, как она? Я решительно, но спокойно ответила: – Нет. Не хочу, чтобы любимое дело превратилось в рутину. Работа есть работа. Рене пожала плечами. И она, и Итан превратили свои хобби в источник дохода. Она фотографировала людей, он учил их играть на гитаре. Не знаю, как у них хватало терпения на это. Я иногда хотела отказаться от подработки графическим дизайнером, потому что меня дико бесили проблемные клиенты. Сорок минут серии пролетели действительно незаметно. И, что удивительно, мне понравилось. Я втянулась в сюжет и не осталась равнодушной к этой истории. Такое редко бывает. – Бля-я-я-я, ещё неделю ждать продолжения! – Итан схватился за голову. – Сколько? Пиздец! – выпалила я. – Что, заинтересовало, да? – брат подмигнул мне. – Да! Он хмыкнул, как будто сказал: «Я знал, что ты так отреагируешь». – Сразу видно двух интеллектуалов, – Рене развела руками. – Мне тоже понравилось, но сериал для меня мрачноватый. Мы ещё десять минут обсуждали сюжет. Рене была самой спокойной из нас, в то время как мы с братом бурно обсуждали буквально каждое мгновение из серии. Наверное, именно в такие моменты я лучше всего чувствую единение с людьми. Мой телефон завибрировал. На экране показалось короткое, но предельно ясное сообщение от старосты: «Можно забрать вещи» – Можем идти в уник за вещами, – сказала я. – Уже разрешили? – с надеждой в голосе уточнил брат, на что я кивнула. Рене радостно захлопала в ладоши и метнулась в прихожую. – Мне понравилось проводить время с вами двумя, – невзначай бросила она, надевая обувь. – Мне тоже! – с теплотой заметил Итан. – И... Мне тоже, – робко произнесла я. – Я бы с удовольствием подольше с вами посидела, если бы была свободна сегодня. Ребята с грустью закивали. – Нормально всё будет, – выдохнул Итан. – Переживём сессию, а там полегче будет. Удивительно, но я была с ним согласна. В последнее время меня так часто убеждали в том, что дальше будет лучше, что я поверила. Наконец-то поверила в мысль, которую раньше развивала сама.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.