——————————
Рене У тебя ведь сегодня пересдача?Я
Да
Рене А мы можем на пять секундочек встретиться, когда ты всё сдашь?——————————
«Когда». Не «если», а «когда». Было приятно, что она так в меня верила.——————————
Я
Можем, конечно. Только я не знаю, когда закончу и останусь ли вообще живой после этого
Рене Не волнуйся, я тебя долго задерживать не буду!! Напиши потомЯ
Ок
——————————
Я отложила телефон и зашла в университет. Рядом со мной в коридоре стояли такие же несчастные, как и я. Надеюсь, они были готовы именно к моральному унижению. Лично я – не очень, но у меня на лице это не читалось. Главное всё-таки выглядеть уверенно, особенно перед самим Харрисом. – Ну что, Ру, ты готова к очередному интеллектуальному изнасилованию? – рядом со мной возник Кевин и аккуратно пихнул меня в бок. Я прикрыла глаза и шумно выдохнула. Почувствовала от него запах сигарет и невольно сморщилась. – Да, – холодно ответила я и добавила: – Ты ведь в курсе, что Харрис не любит курильщиков? – Да норма-а-ально всё будет, – саркастически протянул он. – Сейчас жвачку у кого-нибудь стырю, и от меня будет пахнуть арбузиком. – Мог бы не курить хотя бы перед экзаменом, – осуждающе прошептала я. – Как это – не курить перед экзаменом? – с поддельным удивлением переспросил он. – А расслабиться мне как? Коньячку хлебнуть? Я покачала головой и закатила глаза. Дверь в аудиторию открылась, и из неё, как в прошлый раз, вылезла плешивая голова Харриса. В этот раз мы все уже без слов поняли, что заходить можно. Я услышала шёпот Кевина: он просил у каждого проходящего жвачку, но, как на зло, ни у кого её не было. И вот он подошёл ко мне: – Ру, у тебя... – Не будет, – отрезала я. – Ну ладно тогда, – он весело махнул рукой. – Пусть скажет спасибо, что я не бухал вчера, и от меня хотя бы не воняет спиртом за километр. Интересно, как скоро его отчислят? В аудитории чувствовалось ещё большее давление. Такого, наверное, не было даже на самом экзамене. Давление. Сила, с которой Тошнотик сжимает горло каждого студента, делённая на площадь этого самого горла. И в итоге получается невероятно огромная величина. Иначе я не знаю, как объяснить то, что при входе именно в эту сраную аудиторию всем резко становится страшно. В других аудиториях Харрис никогда не сидел. Всё шло как обычно: заполнение бумаг, жеребьёвка (я, кстати, оказалась предпоследней) и... Шёпот Кевина на заднем ряду. – Мистер Диккенс, – прошипел Харрис, – Вы нарушаете идеальную тишину в аудитории. – Простите, мистер Харрис! – радостно протянул он. – Я спрашивал у прекрасной мисс Леманн, какой её любимый раздел философии! Харрис закатил глаза и что-то пробормотал. Я обернулась и увидела в руках Кевина подушечку жвачки. Даже сейчас ему повезло. И вот, когда пришла моя очередь тянуть билет, я затаила дыхание, прежде чем перевернула его. Тринадцатый. Для кого-то несчастливое число, но для меня в этот день оно стало самым счастливым из всех, хоть я и не верила в это. Я постаралась не показывать эмоции и просто прошла на своё место, хотя моя душа ликовала: тема попалась просто замечательная. Я знала её как свои пять пальцев и могла объяснить её даже такому еблану, как Кевин. На двойном клетчатом листе быстро оказался план ответа. Я писала очень быстро, а поток мыслей в моей голове даже не думал прекращаться. Было бы славно, если бы я на экзамене так себя вела, но тот день уже не вернёшь. Студенты шли один за одним, но я не вслушивалась в их ответы. В моей голове была лишь гносеология, о которой я должна была рассказать Харрису. Тогда-то я и почувствовала, что зря гнобила себя на первом экзамене. Я знаю многое, даже философия мне под силу. И сейчас я докажу это Тошнотику и прежде всего самой себе. В какой-то момент аудитория совсем опустела. Помимо меня и Харриса где-то сзади сидел Кевин и барабанил ручкой по столу. В любой другой момент это вывело бы меня из себя, но сейчас я была слишком сконцентрирована на проговаривании материала в голове. Наконец преподаватель подозвал меня к себе. Мой «звёздный час» настал. Во время ответа мой голос звучал ровно, не слишком быстро, как у профессиональной дикторши на радио. Я как будто читала всё с учебника, ведь мне специально пришлось заучивать всё практически наизусть: Тошнотик это очень любит. Малейшее отступление от темы или – не дай боже – добавление своего мнения – и ты труп. Он не говорил ни слова, не перебивал меня, лишь каким-то надменным взглядом оглядывал меня с ног до головы. Захотелось дёрнуться, но я делала вид, что меня это не волнует. Через время я замолкла и стала ждать его вердикта. Было чувство, что я сказала даже слишком много всего. В такие моменты другие преподаватели просто говорили: «Достаточно; я вижу, что ты знаешь» и отпускали меня с миром, но не Харрис. Ему было так интересно слушать или с ним дома мало говорят? Он лениво поднялся и с какой-то странной интонацией отчаявшегося человека спросил: – Какие Вы знаете основные проблемы эпистемологии? – Проблема метода и проблема истины, – спокойно ответила я, мысленно настраиваясь на долгий допрос. – Что такое относительность истины? – Это теория о том, что абсолютная истина труднодостижима или недостижима вовсе. Короткое молчание. Он смотрел в окно и, не поворачиваясь ко мне, снова спросил: – Кто является автором теории неомарксизма? Я слегка сдвинула брови. Этот вопрос никак не относился к гносеологии. Он решил спросить что-то из предыдущих тем. Вот же уёбище! – Георг Лукач, – без сомнений выпалила я. – Либеральной теории? – Людвиг фон Мизес. – Теории менеджериального общества? – Хосе Ортега-и-Гассет. Я отвечала мгновенно, даже не тратила время на раздумья. Странно, что всё это я ещё помнила. Харрис остановился и замолчал. Раздражённо выдохнул, зажмурился и опустился на свой стул. Постучал ручкой по столу. – Вы всё-всё знаете? – спросил он. – Я не могу знать всего, если опираться на теорию относительности истины, – парировала я. – Лишь то, что Вы требуете, я стараюсь помнить. Ответ прозвучал идеально. Я удивилась собственным словам и из-за переполняющего чувства невероятной гордости посмотрела на Харриса как на букашку. Надеюсь, тех слов было достаточно, чтобы он наконец решил отпустить меня. – Этого не было видно на самом экзамене, – предъявил он. Сволочь. И как его заткнуть? – Но это видно сейчас, ведь так? – мягко оспорила я. – Не важно, кем ты был, важно, кем ты стал. – Но ещё важнее – то, кем ты станешь, – холодно сказал Тошнотик. – Если Вы подорвали моё доверие однажды, на том экзамене, то впредь я буду тщательнее за Вами наблюдать. И спрос с Вас будет больше. Правильно я делаю, мисс Адамс? Он сделал акцент на моей фамилии, явно указывая на родственную связь с его любимым Итаном. Я еле заметно скривилась, хотя сама хотела блевануть прямо там. – Правильно, – процедила я и незаметно впилась пальцами в ляжку. Хотелось бы, чтобы на месте моей ляжки оказалось ебало Харриса. Он что-то нарисовал в зачётке, закрыл её и отдал мне. Вернее, чуть ли не кинул. – Идите, – он указал рукой на дверь. – И больше, пожалуйста, не позорьте своего брата. Я закусила губу, кивнула и вышла. Больше Харриса и философии я ненавидела сравнения. Я понимала, что это всё бред, но на душе всё равно было так противно, что хотелось немедленно помыться. В первую очередь изнутри. Открыв зачётку, я увидела там оценку, которую он сам обычно называл «хорошо». Не «отлично», не «превосходно», а «хорошо». И это после того, как я рассказала ему чуть ли не весь университетский курс философии во всех подробностях и не услышала от него ни одной придирки (кроме того, что он припомнил мне пересдачу). Я показала средний палец массивной скрипучей двери, прошептала «Иди нахуй» и поспешила к окну. Нужно было проветриться. Я открыла окно нараспашку и была готова наполовину высунуться из него, лишь бы надышаться свежим воздухом, которого мне так не хватало. Он приятно обжигал лёгкие, а морозные порывы ветра так же сильно обжигали щёки. По телу бегали мурашки. Наверное, именно в этот день я почувствовала себя той самой младшей сестрой, чей старший брат закончил школу с золотой медалью так давно, что в то время ещё царь Горох с грибами не воевал, и теперь её сравнивают с ним на каждом шагу. Вот только в нашей паре я была старше, а успеваемость у нас была одинаковая. Но обида никуда не уходила. Не на Итана, конечно, а на этого старого пидораса, который дрючит весь универ по своему ахуеть какому важному предмету. Все цензурные слова в такие моменты уходили из моего лексикона. – Ну чего ты, не прыгай! – крикнули мне. – Неужели хочешь свести счёты с жизнью только из-за этого душного? Разумеется, голос принадлежал Кевину. Я его из тысячи узнаю. Такой противненький, громкий, аж слух режет. – Нет, – на выдохе ответила я и закрыла окно, – из-за тебя прыгнуть хочу. – Ой, ну а я-то что? – лукаво ответил он. – Я, вообще-то, беру пример с тебя: взял и сдал экзамен! Кевин гордо показал мне зачётку, в которой был нацарапан минимальный балл для сдачи экзамена. Удивительно, что он даже до него смог дотянуть. – Мы ж с тобой похожи, Ру! – выпалил он. – Я блондин, ты тоже... – Так ты крашенный, – с саркастической улыбкой заметила я. Хотелось добавить «Петух», но я сдержалась. – Да не важно! – он махнул рукой. – Всё равно похожи. Оба на программистов учимся, оба Тошнотика не любим, даже рост у нас одинаковый! – Угу, сходство стопроцентное, – пробормотала я. – И какой вывод? – А такой: неудивительно, что я экзамен сдал! Мне передался твой гениальный ум, – он стукнул пальцем мне по лбу. – Может, нас разлучили при рождении... Я усмехнулась и остановилась, наблюдая за тем, как он спускается по лестнице. – Хорошо, что разлучили, – добавила я уже полушёпотом. – В таком случае я бы всю жизнь тебя терпела, а сейчас только третий год приходится. В этот момент мне показалось, что оценка вообще ничего не значила. Я сдала экзамен, меня всё ещё не отчислили, стипендию выплачивали стабильно. И чёрт с ним, с тем Тошнотиком. Осадок, конечно, оставался, но мне стоит лишь заняться чем-то, что восстановит мои силы, и всё будет хорошо. Раньше в роли такой деятельности выступали походы в художку. Сейчас мне было тяжеловато туда ходить. Вернее, я не могла как следует разгрузиться. Нетрудно догадаться, что это было из-за Корин. Я не могла проводить с ней время без мыслей о своих чувствах и, разумеется, без сомнений. И да, я каждый день занималась самообманом. Самой себе говорила, что могу продолжать с ней общаться несмотря на чувства, ведь в этом нет ничего сложного. Любой бы справился. Раз другие после этого выжили, то в чём смысл моих страданий? Отдалиться, чтобы остыть, не объясняя причины или придумав её, я не могла. Все эти паузы в отношениях или в дружбе – херня, я в них не верила. Большинство парочек или друзей после таких пауз чаще всего расстаются. Смысл в них тогда? Либо вы решаете свои проблемы и продолжаете общаться, либо расходитесь и не ебёте друг другу мозги пустыми обещаниями. Соответственно, выход был один. Но я о нём не думала. Не хотела думать. Такой же бред – о том, что я прекрасно справляюсь – я говорила и Рене с Итаном. Никто не узнает, что творится у меня в душе. Хотя правильнее сказать, что именно от меня лично никто не узнает. Итан ведь сразу засечёт что-то неладное как психолог, а Рене – как эмпат. И ещё они слишком хорошо меня знают. Но был у меня ещё один способ отвлечься и разгрузиться, который я начала практиковать совсем недавно, – звонок брату. Потом ещё и Рене об этом узнала и предложила иногда созваниваться по Дискорду, раз уж встречаемся мы редко. Звонки я не любила, а с этими двумя болтать мне почему-то понравилось. Недолго, минут по десять, но нравилось. На ходу я набрала его и начала слушать гудки в трубке. Он ответил быстро и с ходу спросил: – Сдала? – Да, сдала, – устало ответила я и услышала облегчённый вздох. – Знаешь, что он напоследок мне сказал? – Удиви. – «Вы моё доверие один раз подорвали, так что теперь я буду регулярно Вас ебать», – я повысила голос так, чтобы он был похож на блеяние Харриса. – «Идите и больше не позорьте своего брата». – Еба-а-а-ать! – протянул Итан и нервно рассмеялся. – Угу. Приключения начинаются, – устало сказала я. – Ты как вообще после этого? – Странно. Не знаю, – я махнула рукой. – Но явно не так хорошо, как хотелось бы. – Сходи в худож... А, точно, – прошипел брат. – Да пойду сейчас всё равно. Что я драматизирую? – грубо отрезала я. – Мне ж не ебаться с ней, а просто рядом сидеть. – Всё равно это стресс для тебя, поскольку ты влюблена. Я закатила глаза и вздохнула. – Только не надо опять свои байки психологические травить, мозгоправ. – Ты мне ещё за них спасибо скажешь! – Они мне явно не помогут отдохнуть. На том конце провода послышалось молчание, а затем что-то вроде «Пу-пу-пу-у-у». Брат явно что-то обдумывал. – А давай как в старые добрые сегодня соберёмся и фильмец какой-нибудь глянем. Я сразу улыбнулась. Этого мне, наверное, не хватало больше всего в моём графике. – Давай, – радостно ответила я. – Во сколько? – Часов в семь пойдёт? – Угу. У меня? – Можно и у тебя, – согласился Итан. – На месте решим, что будем смотреть? – Да, думаю. Только поесть чего-нибудь купи. – Обязательно! Мы поболтали ещё минуты две о чём-то бессмысленном. Теперь, неспеша шагая по улице, я то и дело смеялась. Даже губы заболели от постоянных улыбок. Повесив трубку, я поняла, что кое-что вылетело из моей головы. Рене. Встретиться. Не написала. Хорошо, что на тот момент я ещё не ушла слишком далеко: всего лишь круги нарезала во дворе университета. Я чуть не выронила телефон, но всё-таки смогла быстро ей написать, как вдруг увидела, что она как раз выходит. – Рене! – крикнула я. Она повернулась, помахала мне рукой и поспешила в мою сторону. В её руках был какой-то огромный свёрток, размером, наверное, с неё саму. – Сдала? – сразу спросила она. – Да куда я денусь, – протянула я. – Ты сдала? – Конечно! Было намного проще, чем в первый раз. Я кивнула и решила поинтересоваться, что она несёт с собой. – Что это у тебя? – мягко спросила я и указала на нечто, завёрнутое в два пакета с разных сторон. – Это? – Рене приподняла его. – Харриса только что убила. Думаю теперь, где тело лучше спрятать. – Ты моя героиня! – выпалила я. – После того, что он мне сегодня сказал, его тело можно просто скинуть с моста. Я, увидев вопрос в глазах Рене, вкратце рассказала о пересдаче и о том, как меня недооценили. – Знаешь, – протянула она, – лучше бы там реально было его тело... Ты хоть близко к сердцу это всё не приняла? – Ну, расстроилась сначала, конечно, разозлилась. А сейчас нормально. – Точно-точно? Я фыркнула. – Буду я ещё страдать из-за таких, как он. – Правильно! – Рене улыбнулась и задумчиво добавила: – И всё-таки тебе обязательно нужно видеть содержимое. Она убрала первый пакет. Из него выпрыгнул серый акулий хвост. Второй освободил акулью голову такого же цвета. Да, в свёртке вместо тела Харриса лежала огромная плюшевая акула. – Это тебе. В честь прошедшего дня рождения, – Рене протянула мне акулу. Я удивлённо открыла рот. Дотронулась до её мягких плавников, почесала плюшевое пузо. Мне никогда не дарили ничего подобного, разве что в раннем детстве. Я не знала, насколько это круто – иметь возможность обнимать что-то большое и мягкое во сне, когда ты одинока. А сейчас, видимо, узнаю. – Ты... Охренеть! – медленно проговорила я. Готова поклясться, что мои глаза в этот момент горели. – Но... Не стоило. – Стоило! – парировала Рене. – Твоя реакция оправдывает каждую копейку, которую я заплатила за эту акулу! Я неожиданно для себя рассмеялась и отодвинула акулу, чтобы рассмотреть её. В длину она достигала где-то одного метра; может, чуть больше. Даже её зубы были невероятно мягкими; наверное, их сделали из фетра. Я была готова трогать её постоянно. – Спасибо, – максимально искренне сказала я, не переставая улыбаться. – Как ты её назовёшь? Или его, – спросила Рене. – А... Надо дать имя? – в недоумении уточнила я. – Не знаю, я всем своим плюшевым друзьям даю имена. Это прикольно. Я ещё раз посмотрела в глубокие акульи глаза, прикидывая, какое имя может подойти ей. Нет, ему. Это точно он. – Эдгар, – заключила я. – Первое, что пришло на ум. Как Эдгар Аллан По. Рене встала рядом и оглядела его. – Слушай, ну вылитый Эдгар! – Это так глупо выглядит, – с улыбкой отметила я. – Я только что дала имя плюшевой акуле. Бред. – Ещё скажи, что это не по-научному. Мы обе рассмеялись. Я резко перевела тему. – Ты куда сейчас? – Домой. А ты? – В художку, – не задумываясь, сказала я, а потом поняла, что делать этого не стоило. Рене задумчиво сдвинула брови. – Там Корин. – Ну да, – уклончиво ответила я, как будто не понимала, к чему она клонит. – Ты невзаимно влюблена в неё. – Да, – я склонила голову и продолжила более раздражённо: – И что дальше? – И ты продолжишь делать вид, что всё в порядке? – раздосадованно спросила Рене. – В смысле «делать вид»? Всё и так в порядке! Моя подруга что-то гневно прошептала и плюхнулась на скамейку. – Ты и правда такая дубовая или просто притворяешься? Я села рядом. – Ну почему сразу дубовая? Нормально всё. – Твоя интонация говорит об обратном. – А ты ищешь скрытый смысл там, где его нет. Это точно было сказано зря. Рене накрыла лицо руками и опёрлась локтями о колени. Затем быстро выпрямилась и посмотрела на меня. – Послушай, я понимаю, каково это: общаться с человеком, в которого ты невзаимно влюблена. Я проходила через это много раз, и это всегда было невыносимым. Я просто не понимаю, как можно на это спокойно реагировать. Я отвела взгляд. – Всё нормально будет, – прошептала я. – Правда. – Я могу позвонить тебе вечером, чтобы убедиться в этом? – Можешь. В любое время до семи. Потом Итан ко мне приедет. – Окей. Мы помолчали, не глядя друг на друга. Рене внезапно накрыла мою руку своей. – Я волнуюсь. – Я... Знаю, – мой голос дрогнул. – Не думай, что это проходит мимо меня. Просто мне тяжело выражать свои чувства словами. А так я очень ценю это. Честно. Это была одна из немногих правдивых фраз за весь наш разговор. И я была рада, что сказала её.***
Я дошла до художки и открыла дверь с мыслью о том, что больше всего на свете не хочу сейчас увидеть за ней Корин. Или хочу. Или не хочу? Блять, сколько можно метаться? Неужели так сложно определиться? Либо я давлю свои чувства, либо заканчиваю этот геморрой. Но что всё-таки страшнее: делать себе больно с помощью контактов с ней или без их помощи? Слишком много вопросов. Слишком мало ответов. Вместо их поиска я просто разложила вещи на привычном месте и сразу принялась за работу. Отвлекусь хотя бы на пять минут, пока со мной другие девушки. Они как раз обратили внимание на Эдгара. Прошло минут десять, а Корин всё не приходила. – Энн, где Корин? – спросила я, когда наконец смогла увидеть старшую Остерманн. – На права сдаёт. Не придёт сегодня, – бросила она и побежала в свой кабинет. Я не знала, радоваться мне или огорчаться. Конечно, я была рада тому, что смогу хоть немного побыть без неё, но изменит ли что-то этот небольшой отрезок времени? Да и я действительно привязалась к ней. Как к подруге и как к... Кому-то большему. Чёрт, как же противно осознавать, что из всех людей на Земле я отдала своё сердце гетеро-девушке. Доброй, оптимистичной, заботливой и невероятно красивой гетеро-девушке. И до сих пор делала вид, что не страдаю от этого. Может, когда-нибудь нужно будет с этим покончить? Когда-нибудь, но... Не сейчас? Почётное место Корин занял Эдгар.