Четыре

      Колесо было видно издалека. Гигантский круг, маячащий где-то там, в неизведанных ещё далях, куда ещё только предстоит ступить, сделать тот самый первый шаг.       Аден шёл, спотыкаясь, хватаясь за сердце рукой раз за разом. Где-то в груди рвётся, жжётся осколок камня, тухнет, и каждое затухание нервы ощущают сполна. С несравнимой, невыразимой болью он сжимает в тиски пальцев плечи Тейлора, но идёт вновь и вновь. И Тейлор трёт ладонью о плечо Адену подбадривающе, спотыкается с ним и встаёт тоже — а другою рукой всё же растирает макушку агрессивно и смотрит на чёрную, как безнадёжность, ладонь. Случайными прикосновениями губ украдкой целует в висок он Адена, вытирает кисть о его куртку и вздыхает да вздыхает. Софья оглядывается на Адена вечно, уже и помочь бежит, но брат поднимает ладонь в жесте «стоп». Чёрно-красный ожог с россыпью волдырей, словно какое-то заклинание, заставляет каждый раз девочку застывать и отходить на два шага назад, пока Лиана поглаживает рассеянно её по руке. Их всех как будто охватила общая, волной накрывающая или, как одеяло ночи, скорее — напасть. Будто и вправду сжимало и душило что-то незримое, едва уловимое, дыша прямо в лицо гнилым запахом смерти — и дышать будто невозможно, и едва попытаешься догнать, так всегда оно на вечном горизонте. И видно, и не поймать ни кончиком пальца. Но когда уже, кажется, всё выпито до дна изнутри — как вливают это обратно, обжигая слизистые внутри чем-то кислотным, но это всяко лучше пустоты. Пока корчился Аден иногда, пока Тейлор в беспокойстве тёр и тёр волосы, пока Софья с тоской, просто безучастно смотрела вместе с Лианой, можно было наблюдать, что этот недуг на каждого напал по-разному. Кто-то ощущал истончание сил и изменение облика, а кто-то уже едва переставлял ноги от боли, то настигающей, то отступающей обратно. Минуты превращались в тягучие часы, а лишь половина часа растянулась в вечность. Обычно слово — серебро, но сейчас оно обесценилось до куска ржавого железа, и никто не решался разрушить позолоченную от и до тишину.       Кроме, конечно, людей.       Город стал другим. Не стал он похож на лес или деревню, но и на себя похожим быть перестал. Толпа заполняла улицы медленно. Но если до того река из тел сбивала с ног, стискивала с краёв, толкала в определённую сторону, но позволяла от неё отделиться, убежать, уйти, то теперь она другая. Теперь толпа стала пёстрым смешением цветных кусочков — радостных и воодушевлённых, злых и возмущённых, печальных и болезненных. Калейдоскоп рябил в глазах, шум бил по ушам резко и до остервенелого неприятно. Но мало того — теперь из толпы этой не уйти. Куда ни развернёшься, так в противоположную сторону идут ещё какие-то люди, одновременно по всем маршрутам и никакому. Болтовня смешивается в кашу, из которой ничего не разобрать, кожа хочет отделиться от тела, лишь бы перестать в миллионный раз чувствовать чей-то плащ, чьё-то тело, плечо.       Четвёрка пыталась держаться друг друга, но в конце концов вмиг оказалось, что их разделило это хаотичное море по разным сторонам на таком расстоянии, что уже не видно сквозь толпы нужного лица.       Софья постоянно вертела головой в надежде найти парней и Лиану. Она руками охватила голову, как только могла. Чтобы не чувствовать шум, чтобы не чувствовать чужое касание к волосам, не думать о том, как отреагирует человек на внезапное мокрое пятно на рубашке в совсем не естественном месте. Нужно просто идти вперёд. Совсем как тогда, в лесу… Как бы ни сдавливали ряды деревьев, молчаливые, неподвижные, но окутавшие каждую клеточку неба громадными ветвистыми кронами; как бы громко ни кричала вдалеке сова, волки выли или вдруг бежала большая тень неизвестного зверя — иди по тропинке, просто иди по ней терпеливо, не сворачивая и не уходя. Всего лишь кривые деревья, всего лишь птицы. Скоро это всё кончится, стоит только кончиться тропинке.       А если она потерялась во тьме?              Аден пытался пройти к Тейлору. Боль всё так же шла резкими пульсациями, к которым совершенно невозможно привыкнуть. Отлегло — и тотчас резануло, как сразу, сотней ножей. Руки отчаянно ищут знакомое тепло, знакомое тело, глаза всё непрестанно разыскивают знакомые черты в бесконечном количестве незнакомых. Губы сами собою непроизвольно шепчут «Тейлор, Тейлор!», как будто будь их воля, закричали бы они из сил, чтобы только подозвать, чтобы только найти, прижаться, унять дрожь и боль отчаянным поцелуем. Удушье, удушье пусть не погубит раньше, чем Аден успеет обнять, заглянуть в глубокие светлые глаза, найти утешение в них. Пропало с внимания уже колесо, исчезли все проблемы, кроме того светловолосого парня с ироничной ухмылкой. Много похожих, а такой — только один, и потерялся.              Тот самый «такой» к цели шёл довольно стремительно. Его подгоняла тоска, овладевшая им целиком — тоска по тем карим глазам, тем самым красным локонам, которые, чуть что, сразу же пахли едко и горько. Но притяжение можно унять, горечь и тяжесть внутри можно перерубить, на корню перерезать. Можно жить дальше с этим.       А вот жить дальше с исчезающей силой, с неведомым чем-то, что выжимало белую природную краску из волос, окрашивая невольно своей чернотою в непроглядно-тёмный цвет чистого угля, жить было гораздо труднее. Лишь корни волосков, но краска до этого толком не могла лечь и смывалась просто дождём. И через эти локоны выжималось могущество, по капле, иногда возвращаясь и снова исчезая. Ветер лихо отсюда ушёл, как только люди превратили простор в тесноту — и Тейлор будто ему на смену пришёл, с такой скоростью он передвигался, но ходил всё ещё на бег не переходя. Цель уже близко.       Для Лианы тоже, однако, хотя и дальше, чем от парня. Её светло-серые очи устремились вперёд, и тело подалось всё к единственной той точке, к которой нужно приблизиться. Казалось, даже если сейчас её будут убивать жестоко или милосердно, напротив, даже если с неба вот-вот посыплется снег или пепел, как от пожара, даже если грянет гром и молнии будут нарочно целиться на пятки Лиане — она не заметит этого. Продолжит идти, продолжит перебирать ноги, то одну, то другую. Пока не остановится уже у колеса, оглянется и…       — А где? — уже спросила было она куда-то в пустоту, воздух, как увидела рядом Тейлора, который за руку подтягивал к себе Адена. И Софью, испуганную, закрывшую голову. Целая очередь из людей выстроилась в огромный ряд перед колесом. Люди отдавали какую-то бумажку и садились в кабинку. Болтали о чём-то. Смеялись даже. Словом, совершенно не смотрели на четверых подростков, стоящих чуть в стороне и наблюдающих с явной озадаченностью. Трудно что-то понять даже из того, что сам скажешь, если вдруг надумаешь выразить вслух какую-то мысль — а уж чужую и пытаться понять совершенно не стоит.       — Слишком много людей, — Тейлор хмыкнул, мол, «я же говорил», смотря косо на Адена. Тот и не слушал будто, сосредоточившись на усилии не упасть в обморок. Софья покачала головой и вздохнула:       — У нас нет той бумажки, которую нужно дать. Думается мне, без неё не попадёшь.       Лиана обняла девочку:       — Ох… Жаль… Очень-очень жаль… Уйдём отсюда?       Аден вдруг поднял голову и запротестовал:       — Уйдё-ём?! Да я тут чуть на месте не откинулся, пока шёл! Никуда мы не уйдём!       Девушка в извинениях подняла примирительно руки:       — Простите, пожалуйста! — и скромно отвела взгляд. Тейлор закатил глаза:       — Обжёгся сам – решил и всех вокруг подпалить тоже? Чтобы жизнь мёдом не казалась?       Аден нахмурился и стыдливо спрятал голову под капюшон.       Солнце катилось медленно-медленно к зениту, вальяжно. Облака по небу ползли тоже не слишком быстро, устало текли в смеси газов. И только люди как будто не кончались, но и не прибавлялись. Сменяли одни других, третьих, и так длилось часами. Не пекли лучи нещадно прохожих ласково грели, пытались разморить, но четвёрка стонала так, будто стояли в точности под экваторским солнцем и обнимали обогреватель. Но правдой, конечно, это могло быть разве что для Тейлора отчасти, который прижимал к себе парня уже обеими руками. А Аден широко улыбался во все тридцать два, морщась иногда от резких болевых приступов. Софья невольно тесно жалась к Лиане, в беспокойстве оглядывалась. Ну а девушка пристально смотрела на колесо задумчиво, очень задумчиво.       Едва Тейлор хотел что-то сказать, как Лиана пошла от них к колесу ещё ближе. Софья попыталась создать капельку, но та грустно падала на землю, едва девочка отпускала руку. Она порывалась идти, но останавливалась всякий раз и возвращалась к парням.       Время шло неспешно. Спокойно считало каждую минуту, раскладывая на секунды и собирая в часы. И люди так же неспешно рассеивались. Сначала уменьшились какие-то очереди, потом очень неторопливо, просто массы людей куда-то уходили в другое место. Так пёстрая толпа теряла пёстрость. От скуки Софья создавала незаметные капельки прямо в воздухе, а Аден их кипятил. Но всё же девочка то и дело поглядывала на колесо, вздыхала и отводила взор.       В этом прошёл день. Незаметно и темнеть вдруг стало и окончательно уходили последние практически люди, некоторые из которых просили отсюда уйти и выпроваживали. Троица не ослушалась и оказалась за теперь уже пустыми воротами, где стояла Лиана и на всё смотрела скучающе. Аден грустно вздохнул:       — Похоже, действительно ушли…       — Так жаль… — Лиана виновато обняла себя за плечи. — Простите, что вам пришлось прождать, а в итоге невольно пришлось быть…       — Честными? Ха! Я придумал. Пошли, Ади, только не кисни! — Тейлор посмеялся и потянул за руку парня, приглашая остальных движением головы. Легко довольно оказалось спрятаться за кустами.       — Смотрите и учитесь! — Тейлор цыкнул остальным и вышел к человеку у ворот, скрестив руки за спиной и улыбнувшись. Приветствовал его недовольный, невыспавшийся вид:       — Здравствуйте. Извините, но сюда нельзя.       — Здра-авствуйте, — Тейлор вдруг потерел волосы рукой из сил и тряхнул, как бы невзначай. А затем и второй, пристально всматриваясь в чужие глаза. Видно было, как веки тяжелеют у незнакомца и ему стоит невероятных усилий не уснуть. Но невероятные усилия и подвиги явно не были его сильной стороной, и вот уже незнакомец опёрся спиной о прутья ворот, глаза его закрыты и тело погружено в сладостный сон. Не нужно было лишней команды, чтобы Аден, Софья и Лиана вышли из-за кустов и поспешили к уже открывшему ворота Тейлору. Затем все четверо побежали к большому кругу, что есть мочи. Аден задорно, едва сдерживая смех, Софья с радостью, но неяркой, сжимая руку Лиане, которая едва поспевала, спотыкаясь. Секунды бега лишь, но как от этого простора наполнялись лёгкие, как дышалось этим первым ласкающим ветерком! Дуло до дрожи сильно, но даже снег с метелью казались лучшей наградой за терпение днём. И освещают звёзды, да какие-то фонари путь, в основном скрывая многие детали, но именно такая абсолютная неяркость дурманит разум после часов стояния в среди людского хаотического народа.       Парни начали взбираться вверх по кабинкам, помогая девушке с девочкой. Периодически всех приходилось похватывать Адену или Тейлору на пути полёта прямиком вниз. Сердце Софьи стучало бешено, как и Лианы, но вот они наверху. Радостный вопль Адена оглушает пространство. Слышны какие-то противные визгливые звуки, повторяющиеся вновь и вновь. Люди бегут к ним. Белый свет слепит глаза, чужие руки явно намереваются схватить всю четвёрку. Медлить нельзя!       Прыгает Тейлор. Аден за ним. Потом и Софья отталкивается от пола кабинки на самом зените и прыгает. Ну и Лиана последней.