Неожиданный поворот судьбы

      Ирис уже давно ушла из дома бывшей сестры, следом за ней, куда-то запропастился и Эду, а Элена всё никак не могла успокоиться от пережитого ей только что шока.       — Мерзавка! Хамка! — ожесточённо кричала ей вслед Ласерда старшая, абсолютно разнервничавшись и чисто интуитивно держась рукой за живот, как будто её ребёнок — это было самое дорогое сокровище в мире, нет, не из-за самого будущего малыша, а из-за того, что благодаря нему существовала возможность спасти Камилу.       В какой-то момент Элена громче всего вскрикнула и резко дёрнулась. Всё внутри в один миг пронзило острой болью. Слегка согнувшись больше от испуга, чем от неприятного ощущения, женщина с трудом уселась на диван.       Жмурясь и изображая страдальческие гримасы на лице, Элена продолжила задыхаться от гнева, хотя он, постепенно начинал уступать место накатывающей тревоге.       — Ненавижу, ненавижу, ненавижу… Если я из-за неё потеряю ребёнка, я убью эту дрянь! Убью!       Изреча сии слова, Ласерда ещё сильнее сжалась от острого колющего ощущения внутри, пуще зажмурившись. От чего, уже бесконечно перепуганная Зилда кинулась к ней на помощь.       — Не надо так, донна Элена, не нервничайте. Вам может стать хуже… Хотите воды… — как всегда заботливая служанка бегала, суетилась и мельтешила перед своей хозяйкой, то говоря ей вразумительные слова, то поднося глубокую ёмкость с жидкостью, то пытаясь утешительно-приободрительно коснуться рукой плеча.       — Не хочу никакой воды! — громко выкрикнула Ласерда, одним резким движением разбив стакан об пол.       — Позвони Клаудии, немедленно… Я ни в коем случае не должна потерять этого ребёнка…       После подобной выходки хозяйки, Зилда выполнила приказ неукоснительно. Она одновременно боялась и того, что Элена от такого волнения может потерять ребёнка, и гнева своей нанимательницы. Если женщине так будет лучше, что ж, она вызовет врача немедленно. Так решила для себя девушка, стремительно кидаясь к телефону. В то время, как, пытавшаяся немного прийти в себя, Ласерда, до приезда врача, уже набирала на мобильном трясущимися руками номер Педру, чтобы нажаловаться на Ирис.       Двоюродный брат обеих поругавшихся сестёр молча сидел в гостиной «снятого» домика у Алмы и, наслаждаясь деревенской музыкой, которую исполняли где-то недалеко рабочие, медленно попивал вино. Ирис куда-то запропастилась, Сокорро и вовсе боялась показываться ему на глаза, когда подруги не было дома, а значит, это было его время для тишины и покоя. Увы, оно продлилось не так долго, и Педру даже тяжело вздохнув, отставив кружку с трубочкой, когда Ласерда младшая вошла в гостиную. Как правило, после своего появление рядом с ним, наглая и дерзкая девчонка начинала приставать к мужчине, и Педру уже было морально подготовился к тому, чтобы отбивать от её атак, но этого не понадобилось.       Пренебрежительно взглянув на него, так, как будто и вовсе не взглянув или не заметив, Ласерда гордо прошествовала в свою комнату, с таким видом, словно Педру для неё был пустым местом. И от этого, признаться честно, у мужчины даже что-то кольнуло где-то глубоко в душе. Нет, естественно не раскаяние или слишком поздно проснувшиеся чувства, а, скорее, задетое самолюбие. Или что-то вроде того. От чего теперь уже сам Педру, резко захотел пойти на контакт первым.       — Ирис… Иди сюда… Мне надо с тобой поговорить… — мужчина резко рванулся вслед за уходящей девушкой, на что ответом ему была лишь с грохотом плотно захлопнувшаяся перед лицом дверь.       Явно ошарашенный таким поступком, Педру уже было занёс указательный палец, чтобы начать читать поучительную тираду на повышенных тонах, как тут, зазвонил его телефон.       — Да… Элена? Да, что ты говоришь!..       И, несмотря на то, как ни был силён гнев Педру после подобного известия, врываться в комнату Ирис и Сокорро посреди ночи он не стал. Просто, поддавшись логике, решил задать в край обнаглевшей девчонке перцу с утра. Его терпение лопнуло, всё, после того, что Ирис натворила на этот раз, она не могла продолжать больше жить с ним под одной крышей. И мужчина твёрдо решил выставить её вон из дома, как только наступит день. Выгонять дочь своего дяди ночью на улицу даже для него показалось слишком, к тому же, не хотелось поднимать лишний шум, на который сбегутся поглазеть все поющие и веселящиеся в округе работники.       Как только наступил рассвет, и первые лучи солнца засияли за горизонтом «Ароса», Педру уже вскочил с кровати и поджидал Ирис в гостиной. Ещё немного, и он навсегда избавиться от этой наглой заносчивой девчонки, а потом, может быть, потом он снова будет счастлив с Эленой и их дочерью, или теперь уже стоило говорить детьми? На счастье мужчины, Ирис не заставила себя долго ждать. Как и любой другой житель деревни, она проснулась достаточно рано и вышла из своей комнаты сначала за стаканом воды, а затем, может быть и за предстоящим завтраком.       Как и вчера вечером, Ирис безразлично прошла мимо Педру, абсолютно делая вид, что его не замечает. Только Ласерда знала, каких огромных трудов ей это стоило. Сердце девушки рвалось на части, но что-то внутри сломалось, и как бы сильно ни кричали в груди пылающие чувства, она больше не могла вот так искренне и беззаботно вешаться на этого мужчину.       Ласерда лишь молча прошла на кухню и, взяв стакан, налила в него воды, с грустью отпивая жидкость.       Уже во второй раз поражённый её наглостью и дерзостью Педру просто вскипел, сорвавшись с места.       — Мне надо с тобой поговорить… Ирис! Ты меня слышишь? — в край обозлённый мужчина резко рванул девушку за руку, разворачивая к себе лицом, так, что та даже выронила стакан на пол.       Пролетев несколько метров, склянка со звоном разбилась, рассыпаясь на мелкие осколки, а Ирис, с трудом, но гордо держащая удар, дерзко отозвалась:       — Ты что, с ума сошёл?       Недовольно взвизгнула она, пытаясь вырвать свою руку из болезненного захвата Педру.       — Это ты с ума сошла! Что ты вчера натворила у Элены? Она чуть не потеряла ребёнка! — грозно тряхнув Ирис, мужчина с отвращением выпустил её запястье из своих пальцев.       Полученная на мгновение свобода дала девушке шанс ловко увернуться и отойти от Педру на пару шагов, занимая место напротив и смотря ему прямо в глаза.       — Ничего я там не сделала. Просто высказала всё, что я думаю. Сказала правду. Или говорить правду теперь преступление? — не сдавалась Ирис.       — Ты знаешь, что Камила в больнице, борется за жизнь. Элена решила родить этого ребёнка, чтобы спасти Камилу. Пошла на такую жертву, а из-за тебя, она чуть не лишилась его… Да что ж ты творишь? Ты просто чудовище! Не хочу тебя больше видеть! Собирай свои вещи и убирайся отсюда! Убирайся сейчас же!       Педру настолько разозлился, что окончательно сорвался на крик, его руки тряслись от гнева, и по всему виду мужчины было заметно, что его эмоции в данный момент зашкаливали.       Ещё один удар, нет не физический, моральный удар судьбы, который сделал Ирис крайне больно, вот только на этот раз она его ожидала. Ещё вчера что-то надломилось в душе девушки, и почему-то сегодня, когда всё окончательно рушилось на её глазах: и прошлое, и будущее, и столько лет мечтаний, — уже не было настолько больно. Да, было жестоко, мерзко, неприятно, по отчего-то слишком уж ожидаемо, оттого не столь обжигающе.       Слова Педру, его поступки, его безапелляционные решения причиняли неистовое страдание, но вся та пытка, которую переживала сейчас Ирис как-то невольно заглушалась пустотой в душе. Было больно, обидно, противно и, одновременно, невыносимо одиноко. Но, девушка была готова. Как бы тяжело ни было ей сейчас, но она выдержит, больше не сломится под гнётом того, кто её предал, семьи, которая отвернулась от неё, Ласерда была готова к этому, и она собиралась выстоять, пойти до конца.       — Это я не хочу тебя больше видеть! — громко выкрикнула Ирис в ответ, даже на секунду зажмурившись и сжав руки в кулаки, — А выгнать меня отсюда ты не имеешь права! Это не твой дом! Это дом Эду…       Почему-то второпях выпалив в качестве огрызания именно эту фразу, Ласерда с молнией кинулась прочь, на улицу, так почти и не дав Педру что-то возразить.       — Значит, я позвоню Эду и попрошу его тебя отсюда выставить! — бросил ей вдогонку мужчина, на что, мгновенно получил отпор.       — Давай, звони… Посмотрим, что у тебя получится.       После жалобного звонка Педру, Эду не заставил себя ждать. Один из двоих владельцев конезавода, а, соответственно и дома на его территории, уже спустя час был там и внимательно слушал все яростные доводы двоюродного брата Элены в пользу того, что Ирис следовало выгнать вон.       — Ты представляешь, и в добавок ко всему, что она уже натворила, она явилась вчера к Элене и довела её до полного отчаяния… Элена едва ребёнка не потеряла, который должен спасти Камилу. Я не могу больше терпеть эту девицу после такого. У неё же нет ничего хорошего. Ей абсолютно никого не жалко… Я боюсь даже представить, что она ещё натворит, если дошла до такого. Эду, мы должны выгнать её отсюда немедленно. То, что сделала Ирис вчера у Элены, стало последней каплей, край… Дальше уже просто нельзя было зайти…       Фернандос слушал Педру внимательно, пытаясь вникать в суть сказанного, вплоть до того момента, как управляющий заговорил о происшествии дома у Элены. Слова об этом почему-то заставили парня вздрогнуть и недоверчиво покоситься на управляющего конезаводом, как будто, впервые взглянув на того иными глазами.       — Я был там… — спокойно, даже в какой-то момент непоколебимо произнёс Эду, — Ничего такого особенного Ирис не натворила. Я сам всё видел. Тем более, мелкая семейная ссора — не повод выгонять её из дома, — почему-то вступился за девушку Фернандос, — Я не стану выгонять Ирис из-за такой мелочи. Но, если ты настаиваешь, я сам с ней поговорю о произошедшем. Если это всё, что ты хотел мне сказать, я пойду.       От подобной решимости у Педру даже не осталось чего возразить. Он не со всем был согласен, но Эду, как и Элене, и донне Алме, управляющий ещё доверял. К тому же, и прав оспаривать решение прямого владельца дома он не имел.       Не став терять лишнего времени, Фернандос тут же направился на поиски Ирис. Нужно было разобраться в ситуации, и покончить со сложившимся конфликтом раз и на всегда. На удивление Эду, он нашёл девушку в конюшне, причём, на контрасте вчерашней жестокой сцены у Элены, Ласерда так ласково разговаривала со своим конём, легко поглаживая Дикаря по длинной морде, что это немного сбило с толку, заставив парня на мгновение замереть и не сразу заговорить с девушкой.       — Ирис, я уже всё знаю, Педру мне рассказал, и я пришёл…       Эду так и не успел договорить до конца потому, что она в одночасье подняла и бросила на него такой жалобный пронзительный взгляд, что продолжать дальше не было и смысла.       — Знаю, выгнать меня. Меня все обижают и выгоняют отовсюду. А всё потому, что у меня нет родителей. Значит, меня можно шпынять, предавать, — полностью поглощённая своими эмоциями, которые раздирали её изнутри, Ласерда говорила в сердцах, так отчаянно и неумолкаемо, как только могла, ни на секунду не давая вставить хоть слово, между её репликами, — Я дружила с Синтией — она переспала с Педру. Я любила Элену — она переспала с Педру. Я любила Педру — он переспал со всеми вообще, с кем только мог. Меня предают все, кого я когда-то любила, и кому доверяла. Просто так, без причины. И у меня не осталось совершенно никого, кто честно и искренне, бескорыстно любил бы меня. Разве что только Дикарь, — в этот миг девушка особенно нежно прильнула к своей лошади и чуть сильнее погладила коня по длинной тёмной морде, чувствуя, как глазам предательски подступают слёзы, — Он единственное живое существо, которое у меня осталось. Но он тяжело болен. И я так сожалею, что ничем не могу ему помочь.       Говоря все эти слова Ирис не пыталась давить на чувства Эду, чтобы как-то изменить его предполагаемое решение. Ей было так тяжело и больно, что просто хотелось выговориться, высказать хоть кому-то всё то, что накипело на душе, поделиться. Это была слишком большая ноша для молодой восемнадцатилетней девушки, и ей, как никогда в жизни, сейчас лишь требовалась, чтобы её выслушали. Ирис говорила, говорила, говорила, ничего не прося взамен, эмоции, чувства и боль просто рвались из её души наружу…       И даже если она не хотела вызывать к себе сочувствие, слова девушки искренне растрогали парня. В один момент он ощутил к ней и жалость, и сострадание, в один момент он взглянул на всегда весёлую деревенскую девчонку, всегда дерзкую соперницу Камилы, которая доставала её, другими глазами.       Не потребовалось лишних слов, чтобы Ласерда поняла, только сейчас поняла, что собирался сказать ей Эду до того, и, вместо уже не нужных объяснений, Фернандос произнёс лишь одну, но достаточно сильную и самую важную сейчас фразу:       — Я найду для Дикаря ветеринара. Лучшего ветеринара. Я обещаю.