Амплерикс. Книга 3. Полет ласточки

Лафре с Мачео, ведя раненую Альвару под руки, добрались до дворца. Шай шел позади них. Вход во дворец, обычно охраняемый двумя стражниками, одиноко пустовал. Покрытые сажей ступени все еще блестели от остатков Парящих вод. Альвара то и дело теряла сознание. Место на ее ноге, где красовалась пущенная Лафре стрела, потемнело, вены вокруг него набухли и походили на напившихся пиявок. Хотя девушкой ангалийка была миниатюрной, по лбам юношей струился пот. Они приподняли ее чуть выше и стали подниматься по длинной лестнице замка. В Престольном уступе они увидели нескольких человек. На Сталии Бальерос было все то же грязное, полуразорванное платье, в котором несколько недель назад она при помощи Шая покинула Белый Мост. Она стояла посреди королевской залы и оглядывала стены, высокий потолок и погоревший лакированный пол, под которым извивались тонкие черные ветви игура. Сталия ловила себя на мысли о том, что помнит каждый угол Престольного уступа так отчетливо, словно и не было тех годов, которые она, законная наследница своей матери, провела в Земле Вдов, а не в этом величественном помещении, где должна была царствовать. Престольный уступ несильно пострадал от пожара. Здесь стоял запах гари, но убранство знаменитой королевской залы все еще поражало своим величием. Даже королевский трон стоял на помосте у главной стены, тронутый спасительной влагой Парящих вод, но не пламенем. На скамейках, сооруженных вдоль стен, сидели трое. Лафре знал только одного из них — Келия, с кем он встретился в Серебряной Слезе много месяцев назад, а недавно видел его и в Гальтинге. Рядом с Келием на скамье сидел секретарий Далонг, а справа от него — Калирия. Плавийцы, которые привели их по приказу Сталии сюда из Морозной рощи, стояли возле этих троих. Лафре показалось, что плавийцы стерегут девочку, Келия и старика, словно те представляют опасность для планеты и для каждого, кто находился сейчас в Престольном уступе. На другой скамье, возле противоположной стены, сидели двое. Он и она. Лафре знал обоих — ее он видел в глубинах белого водоема, а с ее сыном они исходили не один десяток миль по Амплериксу. Никакой охраны возле Оды и Эрви не было, и в том не усматривалось ничего удивительного, ведь именно Ода подняла в воздух Парящие воды и убила пламя, готовое поесть всю столицу до последней ветки. Мать и сын, точно приглашенные на празднество почетные гости, держались на расстоянии от остальных. В центре Престольного уступа, прямо на голом полу, лежало тело той самой девочки, которую Далонг принес на руках в Морозную рощу и предложил Эксилю. Лица девочки не знал никто, кроме Далонга. Послышался шум. Он доносился из коридоров. В Престольный уступ вбежал отряд королевских стражников. Завидев, что плавийцы стерегут Калирию, ее отца и секретария, стражники выхватили мечи и грозно занесли их над плавийцами. «Отойти от Королевы Калирии!» — прокричал один из стражников, но плавийцы проигнорировали эти слова. Стражник взмахнул мечом, но плавиец ловко отразил удар. «Освободить Королеву Калирию!» — рыкнул второй стражник. Сталия смерила его грозным взглядом. «Королева та, кто кормит хищный цветок в Морозной роще своей кровью, — сказал плавиец. — Мы сами видели, что Калирия не смогла сделать этого. Эксиль отверг ее кровь». Стражники переглянулись. «Она накормила цветок», — продолжил плавиец и указал рукой на Сталию. «Папочка, но почему Эксиль выплюнул мою кровь?» — шепнула Калирия своему отцу. Келий не ответил. Он не решился говорить с дочерью пред ликом той, которая накормила хищный цветок у него на глазах. Перед той, что была предательски сослана своей младшей сестрой в Землю Вдов в те годы, когда Келий еще не был знаком с Илпой. Перед той, к кому он и Эльзахир подослали патриция Шая вознести ее на Белый Мост и лишить ее возможности вернуться в Триарби. Келий не смотрел ни на перепуганную дочь, ни на смиренно молчавшего отца. Он смотрел на двери Престольного уступа, где, дальше остальных, переминался с ноги на ногу патриций. «Патриций, патриций… Чего же такого тебе предложила Сталия там, на Белом Мосту, раз ты решился сохранить ей жизнь и, подхватив на руки, вынести ее за пределы проклятого леса?» В погруженном в полумрак Престольном уступе появились три фигуры в ярко-красных мантиях, незаметно для остальных вошедшие через обгоревшие двери уступа. Келий встрепенулся — неужели Эльзахир наконец-то пришел к нему на помощь? В силах ли брата будет оградить от королевского суда Келия, а главное — его единственную дочь? Один из Магов скинул свой капюшон. На вид ему было лет пятьдесят. Может, немногим больше. Короткая густая борода с проседью обнимала его скулы, подбородок и крепкую шею. Следом свое лицо явил второй Маг, медленно опустив красный капюшон на плечи. Он был чуть моложе. Его рыжая борода была длиннее, чем у первого Мага, и золотистые волосы струились волнами. Третий Маг, самый высокий, но и самый худощавый, поднес ладони к капюшону и скинул его. Келий замер. Это не его брат. Третьему Магу, кажется, не было и тридцати годов. Вопрос застыл в груди Келия. Но озвучивать его смысла не было, ибо третьим Магом был не Эльзахир. Это значило лишь одно — брат Келия мертв, и отныне его место было занято чьим-то преемником. Маги подошли к возвышению, на котором тысячи лет стоял королевский трон, и повернулись к нему спиной. Первый, самый старший Маг, приблизился к мертвой девочке, лежащей в центре залы, присел и принялся оглядывать ее. Он провел ладонью по ее серой коже, на которой проступали темные пятна, свидетельствующие о том, что девочка была мертва уже продолжительное время. Но даже пятна не в силах были скрыть характерных черных узоров, которые подобно изуродованным кровеносным сосудам покрывали все тело девочки. Маг вздохнул. Он поднялся и взглянул на Сталию. «Это правда? Вы дали свою кровь Эксилю?» — приятный, бархатный голос Мага обволакивал Престольный уступ. Сталия кивнула. Маг повернулся и посмотрел на Келия. Тот тоже безмолвно кивнул. «Кто эта мертвая девочка?» — последовал вопрос от самого юного Мага, того, кто пришел на Амплерикс на смену Эльзахиру. Келий не ответил. Он посмотрел на своего отца. Далонг не сводил глаз с мертвой девочки. Сталия Бальерос заметила Лафре и Мачео, которые все еще держали под руки истекающую кровью Альвару, пусть силы их и были на исходе. Лицо Альвары было белым, будто с минуты на минуту жизнь покинет ее тело. Позади Мачео и Лафре стоял патриций. Посмотрев на него, Сталия улыбнулась Шаю. Тот отвел взгляд в сторону. «Простите, — молвил Лафре, — по правде говоря, я не очень понимаю, кто здесь Королева. Но был приказ отыскать предательницу и явить ее королевскому суду. Имею честь исполнить тот приказ». Альвара издала жалобный стон, полный боли, и упала на пол. Направляясь в Триарби, она ожидала, что уже к исходу дня будет наблюдать, как народ, набившийся в Престольный уступ, преклонит колено перед новой Королевой. Так и случится, вот только Королевой будет не она. Альвара ожидала, что ее коронацию проведет не один, но сразу трое Магов, которые опустят на ее голову вожделенную корону и засвидетельствуют начало новых порядков на Амплериксе. Но единственным, что сейчас намеревались засвидетельствовать Маги, был печальный конец Альвары Лаплари. Она ожидала встретить свой последний миг на планете не от меча соперника, не от яда мужа, не от пасти Хищника, но от гнета десятков, сотен лет, ставших ей ношей, нести которую на дряхлых плечах уже не под силу, и что смерть найдет ее в перинах мягкой постели. Но постелью ей станет ледяной, жесткий пол Престольного уступа, и не сотни лет спустя, а сейчас. Воздух в Престольном уступе загустел на глазах. Посреди помещения материализовалась фигура в длинной черной мантии, укрывающей Верховного судью до пят. Сердце секретария дрогнуло. Думать об этом сейчас было бесполезно, но мысль все же проскользнула в его голове: «Чьим телом завладел дух Верховного судьи на этот раз? Женщина? Муж? Дитя?» Стояла тишина. Даже Маги, казалось, застыли в ожидании слов второй ступени или ее действий. Фигура судьи приблизилась к скамье, где сидели Келий, его отец и дочь. Покрытая мантией рука судьи сделала резкий взмах, и Калирия вскрикнула — на ее предплечье красовалась длинная узкая царапина, оставленная Верховным судьей. Фигура поднесла руку к капюшону, будто пробуя на вкус каплю крови девочки у себя на пальцах. Фигура склонилась к Калирии, и девочка с ужасом посмотрела в бескрайнюю черноту капюшона. Фигура обернулась и подошла к Сталии. Еще один взмах — и вот уже Верховный судья пробует на вкус кровь той, которая долгие годы жизни в Земле Вдов именовалась Главной. Сталия даже не поморщилась. Остальные, не решаясь дышать, испуганно наблюдали за странной картиной. Рука Верховного судьи приподнялась, с нее свесились вниз полы черной мантии. Верховный судья взял Сталию за руку и повел ее к трону. Сердце Сталии колотилось, когда она сделала несколько медленных, величественных шагов и, взойдя на помост, уселась на трон. — Мы, — по Престольному уступу разнеслось многоголосье Верховного судьи, — мы уже видели тебя. Там, в Земле Вдов. — Да, — молвила Сталия в ответ. — Вы пришли туда и вызволили из Земли Вдов девушку. Залина ее имя. — Яблоне суждено было заплодоносить, — многоголосье лилось из-под капюшона фигуры ровным ручьем. — Она понесла в день, когда два деквида явились в Землю Вдов в поисках андамита. Впервые в животе вдовы поселилось дитя, но не пустота. — Но вы не вызволили меня, — сказала Сталия. — Мы не вызволили, — согласился Верховный судья. — Но почему? Вам не было ведомо, кто я? — Это неважно. Зачем ты оставила юнца в Земле Вдов? — Апельгио? — Да, — молвила фигура Верховного судьи. — Когда Апельгио волею небес вернулся в Землю Вдов, гонимый людоедами из Хито, я поведала ему свою историю. К тому моменту я вспомнила себя, свое имя, свое королевское происхождение. И юноша присягнул мне, узнав мою фамилию. Я убедила его призвать вас снова. По моей просьбе он принялся опустошать Хранилище в Сентре. Кто, если не Верховный судья, мог бы вмешаться в пошатнувшееся равновесие? Перед кем, если не перед второй ступенью, Апельгио мог бы пасть на колени и молить освободить из Земли Вдов меня, истинную наследницу своей матери? Но задумке той не дано было свершиться. — Дано, — молвила фигура. — Ибо равновесие пошатнулось. И мы явились в Сентру. Мы принесли туда Халлокати. Мы сделали свое дело. Мы не позволили планете наполниться Хищниками. Но мы не стали слушать Апельгио, ибо мы не признаем никакого зла, даже того, что вершится во благо. Мы унесли юношу в Аиль-Саттай и предали его диетрам. — И вновь не вызволили меня! — воскликнула Сталия, но тут же осеклась. — Мы не служим ни одной из ступеней. Даже первой из них. Равновесие — вот наш господин. Сейчас баланс восстановлен. На троне Амплерикса истинная Королева. Молвив это, фигура отпорхнула от трона, перенеслась через все пространство Престольного уступа и остановилась поодаль от Мачео, Лафре и патриция. Невидимый взгляд Верховного судьи был прикован к лежащей на полу королевской залы Альваре. Кровь вытекала из раны в ее почерневшей ноге. Она была в забытьи. Бредя, она стонала. Вскоре звуки перестали вырываться из ее засохших губ. Альвара замерла и перестала шевелиться. Спустя мгновение бестелесная дымка оторвалась от ее тела и быстро исчезла, растворившись в воздухе. «Да не обратиться ей Хищником», — промолвил кто-то почти неслышно. «Суд свершился над предательницей, — сказала фигура. — Настало время для суда над остальными. И мы готовы внимать». Эти слова Келий ощутил внутри себя, прямо в груди. Один из плавийцев, стоявших возле скамьи, грубо схватил отца Калирии за руку, поднял со скамьи и швырнул в центр залы. Келий упал прямо возле девочки, чье тело так и лежало посреди Престольного уступа, как добыча хищного зверя. «Прости нас», — шепнул Келий, глядя на труп. Он поднялся. Калирия испуганно смотрела на отца в ожидании того, о чем он поведает. Смотрел на сына и Далонг. Он ничего не ожидал, ведь он знал все то, что собирается сказать сын. Келий взглянул на Сталию. Руки Королевы величественно лежали на лакированных подлокотниках трона. Без сомнений, даже в оборванном платье она смотрелась, как истинная первая ступень. Келий помолчал немного и приступил к рассказу. Исповедь Келия Я был рожден на Аладайских озерах. Далонг мне отец. Долгие годы эта тайна надежно охранялась нами. В нее была посвящена лишь вторая жена отца, Клида, да не стать ей Хищником. Там, еще на Аладайских озерах, родители подарили мне младшего брата. Эльзахир звали его. Брат мой пропал бесследно. Эта ли утрата или печальная наследственность… Но моя мать лишилась рассудка. И отец принял решение бежать из Аладайских озер, бежать от своего прошлого и своего настоящего. Поселившись со мной в столице, вступив в брак с Клидой, папа стал преданно служить короне, взбираясь по лестнице титулов и званий куда проворнее, чем по ступеням, ведущим в Престольный уступ. В Триарби я познакомился с девушкой. Саира ее имя, да простят нас она и ее отец. Она была дочерью начальника королевского причала. Тот неистово жаждал возможностей, что открылись бы ему, вступи его дочь в брак с кем-то, близким к власти. Для всех в столице я был юношей на попечении Далонга. А ведь к тому моменту мой отец уже был старшим помощником секретария. Когда Илпа, сестра той, кто сейчас сидит перед вами на троне, взошла на престол, она сделала папу своим секретарием. И отец Саиры стал ожесточенно настаивать на браке. Не могу сказать, что я питал к Саире сильные любовные чувства. Но она была мне глубоко симпатична. Мы сочетались браком. Илпа Бальерос тоже не желала хранить в одиночестве свое женское сердце, столь охочее до любви и ласки. Во дворце трудился на погрузке провианта один юноша. Кобито его звали. Много позже, когда я расторг брак с Саирой и взял в жены Илпу, она никогда не рассказывала мне о том, чем же ее так привлек простак Кобито. А я не расспрашивал. Едва ли мне была интересна история любви моей супруги и простолюдина. Едва ли я желал слышать, сколь искусно Кобито услащал Илпу ночами. Люди во дворце говорили всякое, когда видели, как Кобито, стараясь остаться незамеченным, покидал опочивальню Илпы под покровом ночи. На правах нового секретария мой отец настойчиво просил Илпу прекратить те постыдные ночные свидания с Кобито, ибо не пристало Королеве иметь сношений с простым грузчиком. В мужья Королеве Далонг предложил меня. В моем браке с Саирой отец никогда не видел большой пользы. Паче того — нас с Саирой не связывало общее дитя. Отец Саиры не был согласен на расторжение брака. Но Далонг убедил его прекратить наш с Саирой союз. В обмен на это отец даровал моему тестю пост в королевском совете. И тесть сдался. Он столь горел желанием стать частью совета, что даже бремя в животе Саиры не остановило его. Да, именно так. К тому дню, как брак наш прекратился, Саира уже носила под сердцем моего ребенка. Вступая в новый брак с Илпой Бальерос, я знал, что и в ней уже теплится новая жизнь, пусть и не от моего семени. И я был готов растить ее дочь, как свою собственную. Готов был любить ее, быть для нее отцом. Кобито же так и не узнал, что сама Королева носит его дитя. Мы с отцом не позволили ему постичь эту тайну. И не потому, что наследница Илпы была бы рождена не от меня, законного супруга, вовсе нет. Все было прозаичнее. Прозаичнее и страшнее. Однажды Клида, умаявшись от работы, в ночи пошла в банную комнату на нижнем этаже дворца. Ничто не может так успокоить тело и душу, как горячая ванна с пряными маслами, с твердой солью, настолько дорогой, что позволить себе ее лечебные свойства могли лишь самые состоятельные торговцы. Служителям же дворца не нужно было тратиться на приправы для ванны. В тот поздний час в банной комнате никого не было. Во всяком случае, так показалось моей мачехе. Клида скинула с себя одежду и пошла к самой большой чаше с горячей, ароматной водой. Обнаженная, она перепугалась, когда увидела, что за стеной, рядом с соседней чашей, стоит тот самый Кобито. В руках у него фляга и тряпка. Он, озираясь по сторонам, пропитывает ткань и обтирает свое тело — плечи, грудь, живот, ноги. Плещет из фляги на спину, по которой струятся черные узорные паутинки, клеймо нивенга, и неохотно растворяются на глазах под действием сока диетры. Клида, стараясь не издать ни звука, подобрала с пола свою одежду и покинула бани. Она побежала к моему отцу и поведала ему об увиденном. Той же ночью, по приказу Далонга, в Кай-Ур отправился посланник, и уже наутро в Триарби прибыли двое солдат Вильдумского отряда с калеными жезлами наперевес. Кобито отловили на погрузке, потащили в ближайшую каморку и разорвали на нем одежду. Нивенгу, кто старается сойти за деквида, нужно часто обтираться соком диетр, скрывая черный рисунок на коже. Грудь его была чистой, но спина, то место, которое сложно обтереть без посторонней помощи, выдало нивенга. Несчастного Кобито прижгли прямо в каморке. Засунули тряпку ему в рот и лишили его мужского естества. Следующую свою ночь он провел уже в Низине. Я не знаю, как долго он жил среди нас, в столице: был ли он вызволен из Низины отцом с матерью, выбрался ли сам уже в юношестве, а может, и вовсе родился в Триарби, зачатый нивенгом от деквидки. Не знаю, жив ли он, оскопленный, сегодня. Мы с отцом ничего не сказали Илпе. Мне неведомо, знала ли она об истинном происхождении своего бывшего любовника. Хочу верить, что любовь не настолько вскружила ей голову, чтобы первая ступень раздвинула ноги перед последней. Так или иначе, нам с отцом оставалось только ждать. Дитя, зачатое от нивенга, может родиться и чистым. Только случай решает. После развода Саира не желала знать меня. Я предлагал ей монеты, хорошую опочивальню в королевском дворце, толкового травника, кто облегчил бы рождение моего ребенка. Но она отказывалась. Сломить ее норов не помогали даже уговоры моего бывшего тестя, который уже служил в королевском совете. За неделю до разрешения от бремени у Саиры открылась кровь, но даже тогда строптивая девочка не желала принимать никакой помощи от того, кто позволил своему ребенку родиться вне законного брака. Но и я не желал слышать больше ее отпора. Мы погрузили Саиру на носилки и отнесли ее к нам во дворец. Королевский лекарь унял кровотечение и распорядился, чтобы роженица не покидала своей опочивальни. В ту ночь лекарь разрывался на две комнаты, находившиеся друг напротив друга. Илпа рожала в страшных муках. Ее дочь шла ножками, и кровь лилась из моей жены реками. Саира разрешилась быстрее. Лекарь принял у нее мою дочь. С Илпой же оставался Далонг. И я. Из-за двери опочивальни, где рожала Саира, донесся пронзительный крик моей дочери. Но я не в силах был пойти туда, ведь взор мой был прикован к девочке, вышедшей в эту минуту из лона Илпы. Ее малышка не плакала. Я помню ее взгляд, полный любопытства. И черные узоры, обнимавшие все ее крошечное тело. Дверь опочивальни отворилась, на пороге показался лекарь с моей дочерью на руках. Она тоже не плакала. Она была синей, а глаза ее были закрыты. Я выхватил дочь из рук лекаря и вытолкал его из комнаты, приказав идти к Саире. Моя дочь не дышала. Я положил ее на постель Илпы. «Что с моим ребенком?» — в забытьи шептала, истекая кровью, Илпа, не знавшая, что на ее кровати лежат две девочки. Осторожно положив девочку Илпы в приготовленную колыбель, отец вернулся к моей дочери и принялся массировать грудь Калирии. Наконец она открыла глаза и закричала. Кричала и дочь Илпы, взмахивая в колыбельке ручками и ножками, покрытыми черными узорами. Я в последний раз посмотрел на Илпу, на ее навсегда закрытые глаза и на тень ее души, отошедшей от тела. — Нивенг, — сказал Далонг, сев на край кровати и поглядывая на колыбель. — Новая Королева. Она нивенг, побери меня диетра… — Оботри ее соком! — крикнул я отцу. — Вздор. Тайны не бессмертны. И это вскроется. И чем позже, тем хуже. Народ никогда не признает на троне ту, чье место в Низине. Ту, чья кожа покрыта этой омерзительной черной сеткой. — Отец! — Готов ли ты всю жизнь растить чужую дочь нивенга? Я не знал, что ответить. До той минуты, пока я не прижал к своей груди собственную девочку, я готов был ответить на вопрос отца утвердительно. Но сейчас, вдыхая чудесный запах Калирии, я понимал, что не буду растить чужого ребенка. Тем более, отпрыска шестой ступени. — Иди! — крикнул мне Далонг. — Но куда? — Иди к лекарю. Отдай ему свою девочку. Скажи, что это дочь Илпы. Пусть он отнесет ее в Престольный уступ и накормит козьим молоком. Илпа мертва, а место новой Королевы — в Престольном уступе. — Ты не в своем уме, папа, — бормотал я, боясь осознания того, что отец прав. — Напротив. Еще ни разу в жизни я не мыслил столь ясно. Отнеси свою дочь лекарю. Живи, Келий! Расти ее, но не чужое дитя, наследие нивенга. Твоя дочь будет Королевой. — Но ее кровь… Моя и Саиры, но… Но не королевская, папа! Ведь Эксиль… — Иди! У нас есть дитя, в чьих жилах течет кровь Бальеросов. И Эксилю не придется голодать, видят черные небеса. И я повиновался. Я отыскал лекаря. «Королева», — восхищенно молвил он, принимая из моих рук Калирию и не ведая, что истинная Королева лежит в колыбели, рядом со своей мертвой матерью. Далонг сослал Саиру в Землю Вдов. Там, невольно обретя проклятое бессмертие, мама Калирии, должно быть, живет до сих пор, если это слово можно применить к незавидному существованию вдов. Дочь Илпы я никогда больше не видел. До сегодняшнего дня. Видеть ее мне не позволял отец, пусть девочка и жила во дворце. Это слово, впрочем, тоже нельзя применить к несчастному ребенку. Далонг соорудил для нее каморку в стене своей опочивальни. Ночами он позволял ей выходить из каморки, купал ее, даже играл с ней. А потом вновь запирал в этом каменном мешке, ставшем ей домом вместо Престольного уступа, где восседала моя девочка, моя Калирия. Дочь Илпы и нивенга не знала о своем королевском происхождении. Она не знала даже своего имени, ибо его не было у девочки. Она росла и жила в том крошечном мирке, который создал для нее Далонг, и в том мире не было ни королев, ни смертей, ни матерей — ничего, о чем ведомо любому другому разумному существу на планете. Девочка не знала счета времени, не понимала, что означают черные узоры на ее коже, и не задавалась вопросом, почему у Далонга — у единственного человека, который был ей знаком — кожа другая. Она не знала, зачем Далонг иногда надевает ей на голову темную накидку и тайно спускается с ней в Морозную рощу. Калирия же росла Королевой. Еженедельно мы с ней преодолевали путь от Престольного уступа до Морозной рощи, садились в повозку, и водчий вез нас по тонкому слою инея к Эксилю. Я не мог не водить Калирию туда, ибо любая Королева хорошо осведомлена о своем бремени. Моя малышка не знала, что после того, как мы с ней покинем Морозную рощу, туда тайком спустится Далонг с девочкой из каморки. Никакой повозки им предоставлено не будет, и весь путь придется преодолевать на ногах. На слабых ногах девочки, не привыкших к ходьбе, и на слабых старых ногах секретария, напротив, сделавших за долгую жизнь слишком много шагов. Они доберутся до Эксиля. Далонг, как всегда, увидит перед хищным цветком лужицу крови моей дочери, выплюнутую Эксилем и впитавшуюся в иней. Отец присыплет окропленный кровью иней свежим снегом, подведет к цветку дочь Илпы и позволит Эксилю вонзить клыки в ее шею, чтобы получить порцию настоящей королевской крови. Каждый день мы с отцом ждали, что сейчас перед нами возникнет фигура Верховного судьи и расправится с нами за все то, что произошло в ту страшную ночь. Но Верховный судья следит за балансом. Плебры все так же запускают в небо огненные сферы, насыщая планету теплом и светом. Все так же мы дышим свежим воздухом Эрзальской долины и пьем воду Эр-Нерая. Хранилище полнится соком хищных роз. А защитный слой Амплерикса питается кровавой пыльцой Эксиля, которому нет дела до того, как зовут его кормилицу. Равновесие не нарушено. Когда настанет время, Калирия родит дитя. Родит его и пленница Далонга прямо там, в каморке, куда Далонг приведет какого-нибудь одурманенного травами деквида. И тогда мы с отцом повторим подмену, и Калирия будет растить новую, уже истинную Королеву, считая ее своей дочерью. Некоторое время назад Калирия стала хворать. Ни лекари, ни Маги не в силах были понять, чем вызван тот недуг и как совладать с ним. Травы не помогали. Не было толку и от лучших целительных капель из Эрзальской долины. Но одному Магу все же дано было постичь ту загадку. Эльзахир, мой брат, явился ко мне одной ночью, открыв мне тайны. Тайну того, что он жив и что много лет назад из Аладайских озер его похитил Маг и сделал своим учеником. Тайну того, что засохшая яблоня вскоре заплодоносит, а ласточка решит вернуться в родное гнездо, чтобы свергнуть с престола мою дочь. А главное — тайну болезни моей малышки. О, та хворь завладела Калирией из-за бесконечного и напрасного кормления Эксиля, из-за его клыков, которым надлежало вонзаться лишь в кожу истинной Королевы, а не в шею моей девочки. Эльзахир поведал мне об андамите и предположил, где можно отыскать серый камень, чтобы излечить им Калирию. Именно брату принадлежала идея объявить по всему Амплериксу поиски андамита. Корона видела, как отчаянно патриций Эрзальской долины жаждет единения с династией Бальеросов. Наша с Эльзахиром задумка сработала лучшим образом — Шай Лаплари вызвался на поиски серого камня добровольцем. И я, втайне излечив свою девочку, должен был передать патрицию серый камень в обмен на обещание вознести Сталию к Белому Мосту и оставить ее там умирать, не позволив ей, ласточке из преданий, вернуться в родное гнездо. Королева излечена, героически отыскавший андамит патриций носит статус ее мужа, а Сталия не вернет себе престол. Так мы желали. Так Амплерикс, сменив кожу, как змея, продолжил бы жить ровной жизнью, схоронив страшные тайны десятилетней давности. Но семейство Лаплари подвело нас: и падкая до власти Альвара, обрушившая на Триарби пламя, из-за чего сегодня погибла дочь Илпы, и ее братец, который на Белом Мосту в последний момент променял нашу договоренность на сделку со Сталией. Воистину, ангалийцы лучше других знают толк в сделках. *** «Прости меня, моя родная девочка», — сказал Келий, завершив свое покаяние. Калирия сидела на скамье бледная, как неограненный кусок лунного хрусталя. Она, еще маленькая девочка, всю жизнь росшая с осознанием своего королевского происхождения, силилась осмыслить все то, о чем поведал сейчас ее отец пред ликами истинной Королевы, Верховного судьи и Магов. Келий не сводил взгляда с дочери. Она, такая милая, невинная девочка, ставшая заложницей их с Далонгом преступления далеких лет, смотрела на него. Родная, его дочь, его кровь, пусть и не королевская. Он хотел запомнить ее лицо, ибо не знал, какая участь ждет его в следующие минуты. Келий ожидал, что Калирия сейчас разрыдается, подбежит к нему, обнимет, будет сыпать вопросами или даже проклятьями, всецело заслуженными. Но она была удивительно спокойна. И первый же вопрос, соскользнувший с ее уст, поразил всех — возможно, даже Верховного судью: — То есть моя мама жива? — Да, — молвил Келий. — Она сейчас заточена в Земле Вдов. — Я хочу к ней, папа. Отведи меня в Землю Вдов. — Калирия, не нужно! — воскликнул Келий. — Ты не знаешь Саиру, а она не знает тебя. Раз ступившая на ту проклятую территорию — иссохнет как женщина, будет обречена на пустоту. Она оставит там свой дар умереть. И дар подарить свету свое дитя. И ты его там оставишь, если твои ноги коснутся Земли Вдов хоть на миг. — Мне нет нужды хранить тот дар, папа. Я не Королева. А значит, никому нет дела до моего наследия. Келий не мог поверить в то, о чем говорит сейчас его дочь. Калирия должна биться в слезах, осознавая, что она не более чем простая деквидка, чье тело годами напрасно, ради красивой лжи, давали хищному цветку в Морозной роще. Она должна рыдать и кричать, понимая, что не вправе более носить фамилию «Бальерос». Но Калирия держалась спокойно. На миг Келию показалось, что его дочь рада была услышать страшную тайну своего истинного происхождения. Она утратила королевский титул, но обрела мать. Не это ли важнее для милой, непорочной девочки десяти лет? — Не обрекай себя на проклятье, родная моя, — взмолился Келий. — Ты продолжишь жить. Придет день, и ты встретишь достойного мужа и понесешь от него. Ты состаришься и получишь счастье видеть, как взрослеют твои дети, как они дарят тебе внуков. Поверь, не одна Королева до тебя грезила жизнью простой деквидки, в которой нет места Эксилю, ступеням и заботе о Хранилище. Не забирай у себя эту жизнь. — Она не забирает, — молвил самый старший из Магов. — Засохшая яблоня заплодоносила, пусть и пала жертвой огня вместе с мужем и своим ребенком, а ласточка вернулась в родное гнездо и восседает сейчас на троне. Стало быть, давнее проклятье Верховного судьи снято. Вдовы вновь смертны и способны давать жизни своим детям. Ничто больше не держит тех женщин в густых лесах вдовьей земли. Фигура Верховного судьи безмолвствовала. Наконец из-под капюшона вырвалось: «Мы выслушали. Но здесь нет места нашему суду. И мы оставляем приговоры на усмотрение Королевы». Сталия никак не отреагировала на эти слова. Фигура растворилась в воздухе без остатка. Калирия посмотрела на Сталию и встала со скамьи. Она приблизилась к истинной дочери Илпы Бальерос, что так и лежала, мертвая, на полу Престольного уступа. Калирия присела перед телом и посмотрела на лицо мертвой девочки. Затем она наклонилась и поцеловала девочку в серый лобик: «Прости нас всех». Даже Маги были заворожены нежностью и искренностью этого жеста. Калирия поднялась на ноги, подошла к трону и встала перед Сталией на колени. Далонг глядел на внучку. Как и Келий, он не мог ожидать той покорности, той легкости, с которой Калирия восприняла свое развенчание. Или то было освобождение? Взгляд Сталии был ровным. Едва ли, услышав рассказ Келия, она могла питать злобу к невинной девочке, которую лишили материнской любви в день ее появления на свет. — Встань, — сказала Сталия, и девочка повиновалась. — Ты признаешь меня своей Королевой? Единственной живой, в чьих жилах еще течет кровь Бальеросов? — Да, Ваше Величество, — ответила Калирия, впервые за свою жизнь произнося эту фразу. — Что ты имеешь сказать мне? — Позвольте мне покинуть столицу и отправиться в Землю Вдов, моя госпожа. Я хочу отыскать свою маму. — У тебя есть мое позволение. Я распоряжаюсь выделить тебе одну из королевских каравелл с капитаном и плавийцем на борту, ибо территория Восточного Амплерикса таит опасность. Мне ли не знать. И возьми с собой монет, тебе нужно учиться пользоваться ими самостоятельно. И пищу. Столько, сколько нужно. — Покорнейше благодарю вас, Ваше Величество, — поклонилась Калирия. — Что-то еще? — спросила Сталия. — Если только позволите. Разрешите моему папе лететь со мной в Землю Вдов. Мне выпала возможность жить со своей семьей. Я пала с первой ступени до пятой. Я утратила королевские привилегии. Без сожаления, видят черные небеса. И не хотела бы утратить последний шанс быть с мамой и отцом. — Нет, — ответила Королева. — Ваше Величество, если бы вы… — Нет! — Сталия повысила голос. — Но я позволю тебе обняться с отцом. На прощание. Услышав эти слова, Калирия заплакала. Рыдал Келий. Слезы стояли и в глазах Далонга. Девочка подошла к папе и обняла его, прижавшись лицом к его животу. Он опустился перед ней на колени. Утерев слезы, Келий провел пальцами по лицу дочери, запоминая каждую его черточку. Он поцеловал Калирию в щеку, и его губы ощутили прохладу молодой кожи. Далонг вскочил со скамьи, но плавиец грубо усадил старца обратно. Девочка посмотрела на секретария и шепнула: «Я люблю тебя, дедушка». Далонг заслонил лицо ладонями и затрясся в безмолвном плаче. К девочке подошел плавиец. «Идем, я полечу с тобой в Землю Вдов. Десять лет я служил тебе как первой ступени. Ты была снисходительна ко всем нам. И я отплачу тебе за милость. Мы отыщем твою маму — в Земле Вдов ли, в любом ли другом месте планеты. С тобой моя клятва». Калирия шмыгнула носом и улыбнулась плавийцу. Она хотела скорее покинуть это место, где она годами сидела, проводя аудиенции в компании с дедом. Исчезнуть отсюда, найти в себе силы не смотреть на папу, будто прощаясь с ним навек. Стоящий у дверей Престольного уступа Шай отошел в сторону, освобождая проход, и машинально, по привычке, поклонился девочке. Уже на выходе из залы Калирия обернулась и спросила Сталию: — Ваше Величество, я еще увижу своего папу? — Если он окажется в Песочных рукавах, я не буду противиться той встрече, — эти слова сидящей на троне Королевы приласкали слух Калирии, и девочка покинула Престольный уступ. Когда силуэт дочери скрылся в коридорах, Келий посмотрел на Сталию: — Спасибо за эту милость. — Мне не нужны твои благодарности. А извинения я бы рассмотрела. — Не я подмешал тебе «Чистое пробуждение» и обрек на жизнь в Земле Вдов. Та, кто это сделала, уже давно мертва. — Но ты просил патриция вознести меня на Белый Мост и обречь на смерть от жажды и голода. И лишь неведомое мне ранее королевское умение вести переговоры помогло переубедить Шая. — Ты права. Извини. Меня гнал страх за дочь, не больше. Видение, о котором поведал мне мой брат Эльзахир, говорило, что Калирия падет от твоей руки. Поверь. — С охотой, пусть это ничего не меняет. Любой счет подлежит оплате. Свою я намерена получить сполна. — Меня пугает сырая клетка в Песочных рукавах, не буду лукавить. Но я готов платить, коль скоро плата та заслуженна и справедлива. — Клетка, — улыбнулась Сталия. — То было успокоение для твоей дочери, ибо она единственная, на кого я не вправе держать зла. Ты думаешь, я хочу взять твою свободу? Но вы с Далонгом не намеревались забрать свободу у меня, когда подослали ко мне патриция. Вам нужна была моя жизнь. Стало быть, и плата должна быть равноценной. Патриций, вы сами слышали слова Верховного судьи. Приговоры оставлены на усмотрение Королевы. Мой приговор — смерть. Прошу вас продемонстрировать свою готовность служить Королеве и привести мой приговор в исполнение. Далонг с непониманием посмотрел на Сталию, но взор ее был устремлен к дверям Престольного уступа. Поймав взгляд Королевы, Шай Лаплари отрицательно покачал головой, но Сталия настойчиво кивнула ему. Патриций нехотя поклонился ей, переступил через тело своей сестры, подошел к плавийцу и протянул ему руку. Плавиец вынул из ножен меч и вручил его патрицию. Уверенно схватив оружие за рукоять, Шай быстрым шагом достиг Келия и Далонга. Патриций занес руку с мечом над головой Далонга, но за миг до того, как он собрался обрушить оружие, Шай услышал голос Королевы: «Нет. Сначала Келий. Пусть Далонг познает горечь утраты родного сына». Далонг в испуге открыл рот, но слова не успели вырваться оттуда — голова его сына соскользнула с плеч и с глухим стуком покатилась по лакированному полу Престольного уступа. Шай встряхнул мечом, и несколько капель крови Келия сорвались с лезвия и рассыпались по полу. Патриций вновь вознес меч. Последнее, что успел молвить Далонг к моменту, как утратил и свою голову, было: «Будь ты проклята». Патриций посмотрел на Сталию. Лицо ее было ровным и умиротворенным. — Для той, которая с детства не желала становиться Королевой, ты слишком властна и мстительна, — сказал Шай. — Власть и месть, — повторила Сталия. — Если бы ты, предназначенный престолу, вместо этого прожил бы в Земле Вдов хотя бы половину моего срока, то тоже захотел бы и власти, и мести. — А я и не утверждаю обратного.