Амплерикс. Книга 3. Полет ласточки

Когда Кларена увидела Шая, который отыскал ее следующим утром на Живой площади, она наградила его улыбкой. Патрицию подумалось, что он впервые видит, как эта вечно суровая девушка улыбается. — Ты прости меня, Шай, — сказала Кларена, потрепав его по плечу. — Думаешь, ты в чем-то провинилась передо мной? Хорошо подумай над ответом, ведь я предпочитаю отшлепать за плохое поведение. — Я не смогла удержать мэрию Аджхарапа. Твоя сестра направила туда военные каравеллы Эрзальской долины. Эрбус был убит в Серебряной Слезе, я осталась без поддержки. И бежала. Я была врагом Альвары. И меня разгромили. — Разгромить врага и выиграть войну — разные вещи. Истории Аджхарапа дано стать переписанной. А что до тебя… Сложно удерживать трон, когда тебе в грудь метят стрелу. Воланна бы подтвердила, да губы мертвецов не могут шевелиться. Это пустое, Кларена. Ты исполнила мой приказ и снарядила войско в Серебряную Слезу. Не всякая опытная правительница на это отважится. — Все же то было лучшее время в моей жизни. Я жила в Байхиби, жила в Гальтинге, сейчас я в Триарби. Но только в Аджхарапе я ощущала себя как дома. Пусть и без сына. — Где Лагей сейчас? — В школе. В столице сейчас работает только одна. Пока без крыши, но со стенами. И с учителем. Та девушка — Лерия. Я говорила с ней. Счастливы те дети, которых ведет такой талантливый учитель. — А ты хотела бы вернуться в Аджхарап? С Лагеем, разумеется. — Всем сердцем. Железа там не добывают, но зато в Гальтинге я весьма преуспела в мариновании земляных груш. Даже искушенному ангалийцу моя стряпня пришлась бы по душе. И я смогу сослужить хорошую службу на кухне при мэрии Аджхарапа. — Если на то у тебя останутся силы после работы в качестве главы города. — Не поняла… — Я предлагаю тебе пост мэра. Согласись, это куда интереснее, чем греметь сковородками и кастрюлями. — Шай, ты не шутишь? — Кларена посмотрела ему прямо в глаза. — Что общего у меня и у солдата Вильдумского отряда? — Не знаю. — Девушка пожала плечами. — Оба стремятся просунуть свои жезлы в промежность. Вот это шутка, Кларена. А то, что я тебе предлагаю — серьезно. Так что скажешь? Готова ли ты вновь щекотать свой нос пыльцой пионов и хризантем? — Да! — воскликнула Кларена и прижала к себе патриция. Дверь школы распахнулась, и оттуда гурьбой высыпали ученики. Кларена взглядом искала сынишку. Лагей бежал наперегонки с полненькой девочкой и смеялся. Кларена помахала ему рукой, и мальчик подбежал к ней. — Как прошли уроки? — Нормально. — Лагей махнул рукой, прижимая к себе тоненькую тетрадь. — Лагей, познакомься. Это Шай Лаплари, патриций Эрзальской долины и будущий супруг нашей Королевы. — Очень приятно! — Мальчик поклонился Шаю. — Меня зовут Лагей. — Наконец-то мы с тобой увиделись, — улыбнулся патриций и взлохматил копну волос на голове Лагея. — Знал бы ты, как отчаянно мы с твоей мамой старались отыскать тебя. Ты же знаешь, что когда-то твоя мама была самой главной в городке под названием Аджхарап? — Да, мама мне рассказывала, когда еще мы жили в Гальтинге с ней и с дядей Келием. Это он привез меня в Эрзальскую долину из Маударо. На каравелле. — Скажи мне, ты хотел бы жить со своей мамой в Аджхарапе? — А что, мы туда уезжаем, да, мам? — спросил мальчик Кларену. — Да, малыш, — ответила девушка. — Это чудесный город, меня с ним многое связывает. Нам с тобой будет замечательно жить там. — И твоя мама снова станет там самой-самой главной, — сказал патриций. — Ну, — замялся Лагей, — мне, конечно, нравится в Триарби. Мне и в Гальтинге тоже нравилось, хотя там была одна плохая тетя. — Плохая тетя в Гальтинге больше не живет, — сказал Шай. — Уверяю, тебе понравится в Аджхарапе. Я сам там жил некоторое время. Только представь — маленький городок, который утопает в цветах. Их там столько, что не пересчитать и за всю жизнь. Воздух там чистый и сладкий. И Арамей омывает город. Много длинных пирсов, и ясеневые лодки на привязи. И высоченные Чистые горы, как будто вырастающие прямо из Арамея. — Мне главное, чтобы с мамой, — сказал Лагей, вмиг став серьезным. — Мне понравилось путешествовать. Потому что чем больше путешествуешь, тем больше знаешь. А мне нравится знать. Теперь я просто хочу жить с мамой. — И это правильно, — улыбнулся патриций. — Ты распорядишься, чтобы мы с Лагеем отчалили в Аджхарап незамедлительно? — спросила Шая Кларена. — «Распорядишься», — усмехнулся патриций. — Нет, спешки нет. Погуляйте с Лагеем на нашей со Сталией свадьбе. Будете свидетелями того, как патриций меняет свою фамилию. Такое не каждый день происходит. — С большой радостью, — ответила Кларена. Она протянула руку сыну, и они пошли к Престольному уступу, где им была отведена крошечная, но уютная комната с окном во всю стену. Из школы вышла Лерия и заперла дверь на ключ. Шай помахал ей рукой. Девушка не смогла сдержать улыбки и подошла к другу. — Будущий супруг Королевы, стало быть. — Она с восхищением посмотрела на патриция. — На мое счастье, в брак мне вступать не с десятилетней девочкой. — Когда я с тобой только познакомилась, то почти не сомневалась, что ты достигнешь своей цели. — А вот у меня были сомнения, надо признаться. — Мне жаль насчет вас с Лафре. Я говорила с ним пару дней назад. Он познакомил меня с тем юношей. С Мачео. — Нет нужды сожалеть. Они нашли друг друга. Они хорошая пара. Мне же пара никогда не была нужна, если не считать пары шариков у меня меж ног. Сожалеть я могу только о вас с Эрви. — Я виновата перед Эрви. Знай я наперед, как все обернется, то не бежала бы от него в Саами. — Знали бы мы наперед хоть что-то… Но мы не Маги. Что-то мне подсказывает, что сердце Эрви забудет обиды. — Боюсь, единственное, что забудет сердце Эрви, это его любовь ко мне. — Глупая. Любовь нельзя забыть. Ее можно только убить. Поверь. — Ты убивал ее? — Нет. — Ты все еще любишь его? — Не знаю. Я рад тому, что в этой клятой жизни ему встретился Мачео. А тебе — Эрви. Дай парню время. — Он ясно поведал мне свою позицию. Мужи сражаются не руками и не мечами, но тем, что растет у них между ног. — Без сомнений. Но стоит только этой поросли вновь познать твое лоно, как Эрви выиграет сражение. Если женщина отказывается от одного члена и отдает себя другому, то победа в схватке присуждается именно последнему. Для мужчины это самое главное. — Я не могу насильно заставить Эрви вновь познать мое лоно. — Насильно — нет. Но можешь сделать что-то такое, что заставит его передумать. А там и до победы недалеко. — Ты замечательный, Шай. Может быть, когда-то передумаешь и ты. Всякое одинокое сердце жаждет уз, даже если не осознает этого. — Не раньше, чем когда на Амплериксе не останется ни одного юнца, которого я возжелаю. — Уверена, это случится много раньше, — улыбнулась Лерия. Красные огни разлетелись по всему Амплериксу, возвещая о скорой свадьбе Сталии Бальерос и Шая Лаплари. Ко дню бракосочетания в столицу съехалась вся знать. Кто-то был в Триарби впервые, а те, кто навещали столицу уже много раз, не могли не заметить, что город лишился былого лоска. Стволы игура, пусть и очищенные от копоти, все еще источали слабый, почти неуловимый запах горелой древесины. Вместо легендарного эспира на Живой площади лежала груда необработанного лунного хрусталя, и лучшие мастера Серебряной Слезы день и ночь вытачивали из нее величественное изваяние, чтобы оно стало краше прежнего эспира, расплавленного в огне. Лишь треть торговых палаток открылась ко дню королевской свадьбы для покупателей, но купцы не унывали. Даже малая торговля обеспечивает приток монет, словно ручей, вытекающий из истока, чтобы, спустя мили, стать рекой. И к исходу года рынки на Живой площади почти вернут себе прежние объемы торговли. Фрой Эрес получил послание от Магов. В нем говорилось, что они исполнили просьбу Сталии и согласились вернуть Оде дар бессмертия. Владычица белого водоема восприняла это известие ровно. В закоулках ее души теплилась странная надежда на то, что Маги откажут в желанном бессмертии, позволив ей не стать свидетельницей смерти своего состарившегося сына десятки или сотни лет спустя. Но она не была властна над желаниями Эрви. Он выбрал свой путь. Ода же, прожившая тысячи лет до его рождения, должна прожить еще столько же. Так она успокаивала себя, гоня мысли о том, что рано или поздно ей предстоит познать горечь утраты сына, внуков и правнуков. За несколько дней до королевской свадьбы Лафре удостоился личной аудиенции у Сталии. На том настоял патриций. «Парень отыскал Альвару и сразил ее стрелой, — говорил своей будущей жене Шай. — Неправильно будет, если королевская благодарность, дарованная другим, обойдет стороной его». — Ты волнуешься передо мной? — снисходительно посмотрела на Лафре Королева, восседая на троне в Престольном уступе. — Да, Ваше Величество. Я впервые имею честь говорить с Королевой, смотря ей в глаза. — Не волнуйся. Ты призван в Престольный уступ за заслуженной наградой, а не на суд. Как корона может отблагодарить тебя? — Я пленил Альвару Лаплари не ради награды, Ваше Величество. — Знаю. Тем паче ты имеешь право на благодарность. Я не буду уговаривать. Но не каждому выдается случай просить Королеву исполнить пожелание. Тебе же он выдался. И я готова выслушать и исполнить твою просьбу. — По правде говоря, мне есть о чем просить вас. — Поведай же. Мой интерес раззадорен. — Ваше Величество намеревается вступить в брак и познать счастье иметь законного супруга. Позвольте и мне его познать. — Ты желаешь женитьбы? — Да, Ваше Величество. — На твоем месте я просила бы большего. Но если это все, чего ты желаешь, я с удовольствием провозглашу новый брачный союз Лафре и его избранницы. — Избранника, Ваше Величество, — тихо сказал юноша и отвел взгляд. — Вот как? — Сталия не смогла сдержать удивления. — Теперь понимаю. Как ты можешь знать, много лет я провела в заточении в Земле Вдов. И многое обошло меня стороной. Признаться, я не знаю, есть ли на Амплериксе подобные союзы. — Нет, Ваше Величество, — сказал Фрой Эрес, сидящий по левую руку от нее. — Мы обсуждали многое с вами, секретарий. Многое из того, что на первый взгляд не укладывается в привычки нашей жизни. Вспомнить один только разговор о нивенгах. Я первая ступень. В моей власти принимать такие решения. И до того, как огласить его, хочу спросить вашего мнения, секретарий. — Я был женат однажды. Брак тот не могу назвать удачным, Ваше Величество. Я немолод, но со второй попытки сумел познать истинное счастье иметь любимого человека, жить с ним в законном союзе. Так имею ли я право препятствовать другим в обретении этого счастья, которым так дорожу сам? Нет, Ваше Величество. — И с этим я не могла бы спорить, — сказала Сталия и, обратив взгляд на Лафре, продолжила: — Твое пожелание будет исполнено, мальчик. Будь счастлив со своим избранником. Позволяю вам заключить союз. И, если вы сочетаетесь браком в тот же день, что и мы с патрицием, я сочту это за честь. Что скажешь? — Да славится ваша великая фамилия! — воскликнул Лафре. Он перевел взгляд с Королевы на Шая, что сидел справа от ее трона. Губы патриция дрогнули в улыбке, но он ничего не сказал. Когда Лафре покинул Престольный уступ, чтобы скорее добежать до дома и поделиться новостями с Мачео, случилось нечто, что задержало его. Возле центрального фонтана на Живой площади юноша увидел Гальера Аберуса. Как отчаянно Лафре молил черные небеса, чтобы те не допустили этой встречи! Сейчас у него было благословение самой Королевы, а значит, мнения его отца никто не спросит. К тому же Лафре и Гальера не объединяла теперь даже общая фамилия — только общая кровь. Гальер смотрел на сына, и в его взгляде не было ничего из того, что обычно отражается в глазах отца при виде родного сына. — Лафре? — Отец, — сухо бросил ему юноша. — Я еще могу именовать тебя своим отцом? — Чего ты не можешь, так это язвить мне. Сыном же мне ты останешься, несмотря ни на что. — Ни на что именно? — Не заставляй меня произносить это вслух. Я видел патриция в столице. Он станет Королеве мужем, но вы продолжите свое срамное дело. Срамное вдвойне, ибо если раньше ты пачкал постель ангалийца, то теперь будешь делать это с мужем Ее Величества. Будешь плевать на священность союза мужа и жены. — В тебе столько желчи, отец, что мне тебя жалко. — Я не нуждаюсь в твоем сожалении. Я нуждаюсь в сыне и наследнике, которым мог бы гордиться, а не в жалкой подделке. — В твоей воле зачать себе нового. Сын у тебя уже есть. Наследника нет, ведь я не ношу более твою фамилию. — Проклясть бы тебя… — Помнится мне, ты это уже сделал. Там, в Гальтинге. И у тебя не тот возраст, чтобы страдать провалами в памяти. — Не смей дерзить мне, щенок! Проклят не ты. Проклят я. Я! Проклят на осознание того, что мое семя не смогло породить ничего, кроме недомужа. — Стало быть, в том тебе надо винить свое семя, а не меня. — Подонок… Гореть бы тебе в Огненном море вместе со своим патрицием, да не услышит меня Королева! — Ты старый и глупый, Гальер. Твоя душа отравлена ядом собственных предрассудков. Жизнь так прекрасна. А ты этого не понимаешь. — Жизнь прекрасна? Тупица. Когда, через годы, ты осознаешь, что род твой предательски закончен и что на планете нет никого, в ком продолжила бы течь твоя кровь… Ты вспомнишь об этом разговоре. — Через годы я не вспомню ни разговора, ни, надеюсь, тебя, Гальер. На какой-то миг Лафре захотелось сказать отцу, что они с Шаем больше не вместе. Увидеть, как Гальер не сможет сдержать радости от этих слов. И, когда огонек надежды поселится в душе отца, Лафре больно загасит его, рассказав о благословении от Королевы. Но Лафре не молвил ни слова. Он заботился не о душе Гальера, а о своей. Пусть старик и дальше гниет, пожираемый ненавистью, нетерпимостью и осознанием того, что есть в этой жизни вещи, которые идут вразрез с его философией. Вещи, неподконтрольные ему. Пока Лафре спешно шел домой, он то и дело поднимал глаза на черный небосвод, моля не видеть отца больше никогда и надеясь, что небеса его услышат хотя бы в этот раз. И не зная, что и в этот день небеса были глухи к его мольбам. На королевскую свадьбу съехалось столько народу, что вместить их не могли ни Престольный уступ, ни Живая площадь. День бракосочетания означал, что Королева вскоре подарит Амплериксу свою наследницу. Значит, планета получит очередной шанс продолжить свою жизнь. Еще не так давно на Амплериксе только и судачили, что о больной Калирии, и гнали от себя страшные мысли о том, что андамит не найдут, а душа юной Королевы отойдет в Хранилище, не оставив после себя пищи для вечно голодного Эксиля. Сейчас же на троне восседала та, которая была бы способна зачать дитя в первую же брачную ночь. И прославить предвосхищение этого светлого дня приехали все — от Аладайских озер до Сентры, от Серебряной Слезы до Кередая. Гальтинг, Ангур, Саами, Фатхамия, Каскапар и многие другие города, городишки и деревни прислали гостей, прошеных и нет. Не явился на свадьбу лишь представитель от Аджхарапа. В цветочном городе все еще правил преданный Альваре слуга. Время его в мэрии Аджхарапа, впрочем, отмеряло последние дни. Фрой Эрес, ужаснувшись от количества прибывших гостей, распорядился разместить алтарь и праздничные столы на самом краю столицы, где в ветвях игура раскинулась широкая поляна, после которой начинался Разлом, а следом виднелось Медистое плато, упирающееся в горизонт. Прибывшие на торжество гости выстроились в очередь к алтарю — его ко дню свадьбы выточили из молодых стволов игура столичные плотники. То была изящная арка на четырех резных столбах, по которым вились нежные лианы плюща и клематиса, обволакивая алтарь фиолетовыми цветками. Два кресла, обитые ярко-красной парчой, стояли под цветастой крышей алтаря — для будущих мужа и жены. Волосы Сталии были забраны в густой хвост, в который вплели нити с крошечными каплями из плавленого лунного хрусталя в накладках из тонкого серебра. И корона на ее голове смотрелась на такой прическе как нельзя более выигрышно. На Сталии было длинное, в пол, платье тусклого зеленого оттенка с тонкой меховой оторочкой по краям декольте, приоткрывавшего ее небольшую, но упругую грудь. Плечи и руки Королевы были открыты, шею украшало ожерелье из черного жемчуга, а на запястье правой руки красовался крупный браслет из темного рубина, подчеркивающий стройность рук невесты. Шай предпочел более строгий в своей уместной простоте образ: черные узкие брюки и легкая белая рубашка, застегнутая на все, кроме верхней, пуговицы из полированного изумруда, оттенявшего его нефритовые глаза. Серебристые волосы патриция волнами рассыпались по плечам. Гости один за другим преклоняли колено перед молодыми, оставляя в стороне свои подношения — редкие вина и кушанья, золотые безделушки, шкатулки, наполненные драгоценными самородками, породистых кошек, причудливых птиц. Кто-то подарил караван верблюдов о трех горбах — таких не было даже у упокоившегося в Аиль-Саттае Итуса Сирой. Оставляя свои дары и рассыпаясь в пожелании долгой счастливой жизни, знать занимала свои места на стульях, расставленных длинными рядами на поляне перед алтарем, точно перед сценой, на которой вот-вот начнется долгожданная премьера. На первом ряду в числе других сидели Ода и Эрви, рядом с ними — Лафре и Мачео, которым с трудом удавалось совладать с волнением, ведь сегодня узами брака предстоит сочетаться не только Сталии и Шаю. Владычица белого водоема покинула свое место и, дождавшись, пока очередной гость закончит говорить с Королевой, подошла к Сталии и поклонилась ей. Королева улыбнулась и наградила Оду ответным, королевским реверансом. — Благодарю за то, что свидетельствуете мое вступление в брак, мой дорогой друг, — сказала ей Королева. — Это честь для меня, госпожа. — Да будет дружба между нашими домами жить веками, леди Ода. Мой секретарий уже поведал вам о том, что Маги исполнили вашу просьбу? — Да, Ваше Величество, и я глубоко признательна за это. Вижу, остальные гости наводнили столицу подарками в знак признательности. Я же, стало быть, пришла на праздник с пустыми руками. — Свой подарок вы успели вручить не только мне, но и всем жителям Триарби, леди. — То было не праздничное подношение, но мой долг. — В таком случае вашим подношением в день свадьбы я сочту Парящие воды, что вы смогли столь быстро восстановить у западных берегов столицы. Древний символ Триарби, спасший столицу от смертоносного огня. — Я бы предпочла одарить вас с патрицием еще чем-то. Вот только при себе не имею ни редких камней, ни даже морской живности к королевскому столу. — Вы можете сделать мне еще один подарок, если вам угодно, леди Ода. — Все, что пожелаете, Ваше Величество. — Пройдет время, и мое тело найдет свое последнее пристанище в одном из стволов игура, а душа присоединится к Хранилищу. Вы же теперь вновь бессмертны. Прошу вас, не отводите своего вечного взгляда от моих дочерей и внучек. Придите к ним на помощь в черный час, как когда-то явились на помощь столице. О большем подарке я не смела бы и просить. — Даю вам слово, моя госпожа. Таинство вступления в брак свершал один из Магов — с рыжей бородой и золотистыми волосами. Когда он подошел к алтарю, гул и смех на поляне быстро стихли, и все устремили свои взгляды на Мага, Королеву и ее будущего супруга. Маг обвел глазами просторы столицы и, чуть помедлив, молвил: «Сегодня Амплерикс славит становление новой семьи. Мы чествуем ту, что спасла планету, освободившись от плена далекой Земли Вдов и припав к Эксилю в роковую минуту, едва не перечеркнувшую нашу многовековую историю. Более десяти лет Калирия, сама того не ведая, бесправно занимала трон Амплерикса. Сейчас же на троне законная наследница своей матери и истинная первая ступень по крови. Она стоит ныне перед нами в роскошном свадебном одеянии во многом благодаря тому, кто миг спустя возьмет ее в жены. Тому, кто не поддался на уговоры предателей, не оставил Сталию Бальерос на Белом Мосту, бросив ее на растерзание голоду. Да славится их брак, да подарит их союз новую Королеву, да продолжит он историю Амплерикса, оберегая всех и каждого, кто рождается и умирает под покровом черного неба. Мне дарована честь засвидетельствовать законный союз мужа и жены. Теперь славьте Сталию и Шая Бальеросов, ибо отныне и навек они провозглашаются супругами». Закончив произносить эти слова, Маг взял руки Королевы и патриция и соединил их друг с другом, знаменуя заключение брачного союза. Гости встали со своих мест, и столица потонула в рукоплескании, слышать которое могли даже солдаты Кай-Ура. Сталия и Шай переглянулись и улыбнулись друг другу. Их лица сблизились, и новоявленные супруги легонько соприкоснулись губами. Королева подняла руку, и аплодисменты быстро стихли. Сталия решила, что должна говорить. «Я имела неосторожность не устроить своей пышной коронации, за что мой муж не раз упрекал меня. Многое я должна была сказать вам, друзья мои, в тот день. Поэтому говорю сейчас, в эту светлую и радостную для меня минуту. Я даю вам клятву быть мудрой правительницей. Понимаю, что в том клянется каждая новая Королева. Я же намерена придерживаться своей клятвы. По заслугам я буду воздавать и за верность, и за предательство. Награждать достойных и карать клятвопреступников, не руководствуясь личными мотивами, ибо Королева служит народу, а не своей сиюминутной прихоти. Я обещаю пересмотреть несправедливые устои и провозгласить новые законы, призванные сделать нашу жизнь чуть проще и счастливее. Мы все ходим под куполом черных небес, не зная дня нашей кончины, а потому те отрезки, ничтожные по меркам истории, должны быть наполнены любовью, взаимным уважением, готовностью прийти на помощь тому, кто в этом нуждается, и правом получить награду за честность и соблюдение законов. Живите, любите и будьте счастливы». Присутствующие вновь погрузили столицу в аплодисменты. «Слава Королеве!» — звучало по всему городу. Обождав немного, Сталия вновь подняла руку, призывая к тишине. «Но не только я одна счастлива сегодня вступить в брак. Любовь. Эта материя загадочна и удивительна, и изучить ее не под силу даже Магам. Она может быть тонкой и хрупкой, как пластина лунного хрусталя, а может обратить горы в пыль и сокрушить города. Истинная любовь не знает ни преград, ни условностей, она не терпит возражений и предрассудков. Кто-то может с этим не согласиться, но только до тех пор, пока и его сердце не попадет в плен настоящей, сильной, всепоглощающей любви. На правах первой ступени, что обещала служить счастью нашего народа, я хочу провозгласить еще один брачный союз». С этими словами Сталия, подобрав полы платья, величественно спустилась с алтаря к рядам с гостями и подошла к Лафре и Мачео. Молодые люди приподнялись со своих мест и ответили Королеве глубоким поклоном. Сталия улыбалась им, и от этой улыбки волнение юношей постепенно угасло. Эрви, сидящий рядом с Лафре, встал и обнял сначала его, а затем Мачео. «Вы готовы?» — спросила Королева. «Не бывать этому!» Королева вздрогнула и обернулась на голос, увидев перед собой незнакомца. В руках Гальер держал лук с вставленной в напряженную тетиву стрелой. Наконечник смотрел прямо на Лафре. «И пусть после этого меня распнут столичные стражники, но за миг до кончины я хотя бы буду осознавать, что этот поганец не посрамил доброе имя династии Аберусов». С этими словами Гальер разжал пальцы, удерживающие стрелу в тетиве, и Лафре услышал ее резкий свист. Стреле не понадобилось бы много времени, чтобы впиться Лафре меж ребер. И в этот миг время словно остановило свой быстротечный, непреодолимый ход, или же так показалось Лафре. Он вспомнил свою маму, которую Гальер любил больше всего в жизни, пусть порой и поколачивал ее за непослушание. Он вспомнил, как бежал от отца, стукнув в Кай-Уре Кальпа булыжником по голове, чтобы спуститься в Низину и потеряться от Гальера. В его памяти стояла ночь, проведенная в Гальтинге — та, самая первая, когда они соединились с Шаем в тесной пыльной каморке и когда сердце Лафре навеки, как ему тогда казалось, стало принадлежать патрицию. Думал он и о Мачео, с кем жизнь свела его там же, в Гальтинге, годы спустя — о любимом Мачео, который сейчас стоит в сантиметрах от него с искаженным от ужаса лицом, но словно находится в параллельных, неведомых мирах. И о жрицах смерти, которых он увидел когда-то в Фатхамии. Он вспомнил, как помог одной из дряхлых сестер вытащить ногу из рассохшихся половиц, и как вторая сестра дала ему свою благодарность, о чем Лафре почти забыл и думать. Но сейчас, в этот самый момент, когда пущенная отцом стрела летит прямо в сердце Лафре, юноша отчетливо вспомнил слова жрицы смерти: «Будет день, когда смерть протянет к тебе свою руку. Она тебя почти коснется. И у тебя будет выбор — отдаться в ее холодные объятия и сгинуть или же позвать меня и дать себе еще немного времени на этой дрянной планете. Тогда ты просто скажешь: «Сеола». Просто скажи. И смерть отступит». Лафре точно очнулся ото сна. «Сеола!» — проорал он что есть силы. Стрела словно услышала его. Она изменила курс и угодила прямо в сердце первому, кто попался ей на пути. Удар стрелы был таким сильным, что наследник Оды отлетел в сторону и упал между стульев гостей, которые от испуга вскочили с мест и бросились в разные стороны, расталкивая остальных. Гальер уже лежал на вечерней зеленой траве. Двое плавийцев сбили его с ног и прижали к земле, заломив ему руки. Лежал на траве и Эрви. Он пытался приподнять голову, чтобы понять, чудится ему или же в его груди и вправду торчит стрела, оборвавшая его короткий путь на Амплериксе. Ода, распахнув глаза, издала нечеловеческий рев. Она припала к телу сына. Ее руки тряслись. Непослушные пальцы беспомощно касались то оперения стрелы, то бледного лица Эрви, на глазах у толпы терявшего розовый, задорный румянец. Откуда-то с дальних рядов вскочила девушка и, не чувствуя ног, кинулась к первому ряду. То была Лерия. Увидев лежащего на траве Эрви, Лерия подбежала к нему, не обращая внимания на обезумевшую мать своего любимого. На белоснежной рубашке Эрви расплывалось алое пятно крови, и ее было так много, что совсем скоро рубашка на груди промокла. Сочные зеленые травинки нежно обнимали тело Эрви. Ода в слезах касалась лица Эрви и не могла осознать, что она, способная совладать со временем и со своей смертью, перед смертью сына совершенно бессильна. Стражники обступили Королеву, охраняя ее от опасности, которая уже миновала. На траве образовались капли росы и стали обволакивать тело Эрви нежным водяным коконом. «Смотрите! — крикнул кто-то. — Посмотрите наверх! На небо». Лерия и Ода подняли кверху головы. Ода, объятая горем, не понимала, что такого видят на черном небосводе остальные. Но Лерия, мудрая учительница, знавшая чуть больше остальных, поняла все быстро. Вечерние небесные сферы, сочащиеся огнем, выстроились в ряд и образовали собой длинную светящуюся цепочку. «День Джиданна», — шепнула Лерия. Роса вокруг тела Эрви вспыхнула розовым свечением, поднялся вихрь. Из росы на глазах у изумленных зевак возникла прозрачная бестелесная фигура. «Жизнь за жизнь», — прозвучал голос. Лерия смотрела на древнего духа жизни и смерти. «Молви «да», и я свершу свое дело», — продолжил свое звучание голос Джиданна. Лерия ласково коснулась белого лица Эрви. «Во имя любви к тебе, мой родной», — сказала она. Лерия поднялась во весь рост, окинула взглядом остальных и приоткрыла рот, чтобы ответить на вопрос древнего духа жизни и смерти. Но словам не суждено было сорваться с ее иссохших от волнения губ. Ода заслонила рот девушки своей ладонью и посмотрела на нее: «Обещай быть ему верной женой, не озираясь на законы и глупые предрассудки». Лерия испуганно кивнула ей. «Тогда молчи». И Лерия промолчала. Ода осторожно отвела свою ладонь от губ девушки. Владычица белого водоема наклонилась к сыну и поцеловала его в мертвенно-бледную щеку. «Будь счастлив с ней, мальчик мой. А я счастлива сделать это. Хоть что-то сделать наконец для тебя». Ода поднялась на ноги, бросила взгляд на водяную фигуру Джиданна и уверенно сказала: «Да». Она тут же упала на траву, и от ее худого, изящного тела оторвалась почти невидимая глазу дымка и растворилась в ветре. Эрви распахнул глаза и закричал от боли. *** Брак между Лафре и Мачео был все же заключен, но уже спустя неделю после тех роковых событий, омрачивших светлый день королевской свадьбы, ибо дальнейшее празднование было прервано. Тело Оды уложили на настил из мягкой густой травы. Всем было позволено возложить к ней цветок и отдать честь той, которая тысячелетиями мудро и самоотверженно правила Эр-Нераем, питая влагой целую планету. Даже мертвая, она была необычайно красива. Эрви не проронил ни единой слезинки. Меньше всего великая владычица белого водоема хотела бы, чтобы над ней лили слезы, это было хорошо известно ее сыну. К гробу с телом Оды подошла и Лерия. Она боялась заговорить с Эрви, ведь он ясно дал ей понять, что никаких бесед между ними он больше не позволит. Но первым заговорил именно он, пусть и не сводил взгляда с матери: — Она очень красивая, правда? — шепнул он. — Истинно. Величайшая женщина из тех, что жили на Амплериксе. — Жили. Пока не осознал этого. Менее всего прошедшее время подходит маме. Вечно юной, вечно сильной, вечно прекрасной. — И вечно мудрой. Только та, в чьем сердце живет настоящая материнская любовь, согласится обменять желанное, совсем недавно обретенное бессмертие на жизнь своего сына. Тебе хоть немного легче от этой мысли? — Если честно, от этой мысли мне еще тяжелее. Я никогда не думал, что мама способна на это. — Именно. Мама. — Впервые за тысячи лет стены Марьяни больше не увидят ее лица, вода не услышит ее приказов. — Теперь Марьяни предстоит исполнять приказы сына великой Оды. Уверена, ты станешь талантливым правителем, Эрви. — Лафре рассказал мне обо всем. — О чем? — Не надо скромничать. Ты едва не ответила Джиданну. Едва не лишилась своей жизни в обмен на мою. Почему, Лерия? — Я не думала об этом в тот миг. Просто… Я так люблю тебя, что не могла позволить твоей юной жизни оборваться. — Но готова была позволить оборваться своей? — Я живу на Амплериксе много веков, Эрви. Я сама не так давно узнала об этом, но… — Но что? Говори. Я не понимаю тебя. — Сотни лет назад моим телом завладел дух Верховного судьи. Сейчас я простая деквидка, хвала черным небесам. Но до этого… Именно поэтому я не могла позволить себе стать твоей супругой, любовь моя. Только поэтому я решилась разорвать наш с тобой союз, разжечь в тебе ненависть ко мне и вступить в брак с тем, кто страстно желал брака со мной. — Ты? — Эрви был потрясен услышанным. — Ты? Ты была Верховным судьей, Лерия? — Скорее, временным сосудом для его вечного духа. Почему-то мое тело приглянулось Верховному судье. Почему — не ответит никто. Без счету раз Верховный судья, должно быть, призывал меня. Поэтому я теряла себя и обнаруживала далеко от дома. — Но почему ты не сказала мне? — Мне были неведомы ответы. Истина открылась мне лишь несколько недель назад здесь, в Триарби. Это случилось в тот день, когда Верховный судья покарал Мага Эльзахира за его предательство. Теперь же я свободна. Свободна, смертна и оттого невероятно счастлива. — Но я думал… Я был уверен, что… Что это измена. — Ты ошибался, Эрви. Я пыталась тебе объяснить. Всегда любила одного тебя. Как ты можешь видеть, ты вовсе не проиграл. И то, что растет у тебя между ног, тоже. Эрви улыбнулся ей и провел пальцами по ее щеке. Лерия ощутила тепло прикосновения своего любимого и прижала его ладонь к своему лицу. — Ее Величество согласилась дать мне каравеллу, чтобы я отправился в Марьяни с мамой. Правительница Эр-Нерая должна найти свое упокоение в родных краях, на доньях белого водоема. — Я читала про ваши обряды. Леди Ода упокоится в Коралловом поле, как и все остальные Мастера воды? — Да, — ответил Эрви. — Так заведено у нас. Я сам хочу вырыть ей могилу в Коралловом поле. Летим со мной в Марьяни? — Ты это всерьез, Эрви? — Дыхание перехватило в груди Лерии. — Ты прости мне те обидные слова, что я сказал тебе тогда. Мужчины вспыхивают от злобы, как промасленный факел, но быстро гаснут. Уверен, у женщин совсем иначе. Я люблю тебя, Лерия. И хочу, чтобы ты стала моей. Теперь уже навсегда. — Но Эрви… — Ты не хочешь этого? — Хочу! Всей душой. Но позволено ли мне будет жить в Марьяни? — Ты слышала Королеву в день ее свадьбы. Она пообещала пересмотреть несправедливые устои и провозгласить новые законы, чтобы сделать нашу жизнь чуть проще и счастливее. Так она сказала, я помню. Моя жизнь станет куда проще и счастливее, если рядом со мной будешь ты. Как-то раз ты уже бывала в моем городе. И видела, что он прекрасно годится для жизни и тем, кто дышит воздухом Эрзальской долины, и тем, кто пропускает в легкие воду Эр-Нерая. Тебя что-то держит на поверхности? — Только память, с которой мне не терпится распрощаться, — сказала Лерия и внимательно посмотрела в глаза Эрви. — И я пойду за тобой даже на дно Огненного моря, любимый мой.