Корабль и команда. История "Баунти".

Прошло несколько месяцев с того момента, как «Баунти» проходил свой намеченный путь. Восьмого февраля корабль пересёк экватор, что вызвало бурную радость у всей команды. Но ещё важнее было то, что Блай перешёл к другой, более лёгкой, вахтенной системе, которую использовал Кук.   Есть на свете такая старая, добрая морская традиция при пересечении экватора устраивать праздник. Праздник прошёл и на борту «Баунти». Экватор, как известно – это такая воображаемая, но вполне определенная линия, разделяющая нашу планету на два полушария: северное и южное. Согласно установившимся традициям на морских кораблях, будь то торговое судно или военный крейсер, всем впервые пересекающим экватор по морю, необходимо пройти посвящение. Откровенно говоря, это одно из самых ярких и красочных событий в судовой жизни. Морской бог Нептун является на судно и после непродолжительной беседы с капитаном, тут же на палубе крестит моряков, впервые посетивших его владения.   Сначала разберемся, откуда пришёл такой замечательный ритуал. В эпоху парусного флота, как не трудно догадаться, двигателей внутреннего сгорания в природе не существовало – ветер был движителем всех кораблей. Вот только в некоторых районах на широте экватора с попутным ветром были частые перебои. Мореплаватели тогда еще не знали условий, при которых следовало проходить такие безветренные места, где суда дрейфовали довольно продолжительное время. От бездействия и неопределенности на судах начинался разброд и шатание: моряки медленно и уверенно сходили с ума, параллельно доедая запасы провизии и допивая пресную воду. Многие из них, не выдержав пытку бездельем, а чаще от голода так и не дождавшись попутного ветра, отправлялись на встречу к праотцам. Перспектива сгинуть за тридевять земель от родного дома, естественно, никоим образом не устраивала морских скитальцев, и выход был найден. Суеверные моряки обратили свой взор в сторону владыки моря – Нептуна. Они придумали свой собственный праздник, целью которого было ублажить морского царя и попросить о его благосклонности и снисходительности. Так и появился этот чудесный праздник.   Особенно почетным всегда считалось пересечение экватора в точке начала отсчета широты и долготы – в нулевом градусе, то есть в месте, которое у моряков называется «пупом Земли» или «золотой точкой».   Во времена Блая, при пересечении экватора на палубах торговых судов и военных кораблей появлялся морской владыка Нептун. И так же неукоснительно выполнялся обряд крещения всех, кто переходит экватор впервые. Правда, на разных судах этот праздник дополняется различными деталями в зависимости от морального облика экипажа судна. На пассажирских лайнерах и военных судах, где членов экипажа как звезд на небе, то есть очень много, действующих лиц импровизированного судового театра можно придумать несколько десятков – Нептуна, его супругу Амфитриту, их сына Тритона, ветра, Пассаты, Муссоны, Штиль, Шторм, брадобреи, песенники, черти, русалки и прочие и прочие.   По заданию капитана за три дня до торжественного мероприятия дается команда подготовиться к празднику пересечения экватора. Изготовляются костюмы из подручных судовых средств: из фанеры, например, выпиливается трезубец, из старых судовых карт изготовляется борода для повелителя морей, а из использованной кем-то мочалки отлично получается шикарный пятак для слуги Нептуна – черта. В ход идет все и старые концы, и ненужные флаги.   Опять же, повторюсь, что сценарии праздника могут быть разные. Вот один из примеров. Вначале новичку необходимо было пройти «чистилище», которое наполняется сажей или мазутом. Избежать данной процедуры никак не удастся – у Нептуна есть верные слуги – черти, которые разбегаются по все судну в поисках жертвы и просто так не отпустят никого.   И не важно, что на тебе есть одежда, обмажут мазутом, и пикнуть не успеешь. Когда находят «жертву», то начинается форменная комедия, состоявшая из дискуссии Нептуна с капитаном и командой. Остроумие экипажа и владыки морей, хохот свидетелей церемонии, теплая и дружественная атмосфера оставляет неизгладимые впечатления на всю оставшуюся жизнь. После «чистилища» происходит крещение новичка.   Крещение состоит из намыливания головы «жертвы» с помощью большой мочалки или малярной кисти, бритья громадным тесаком, любезно предоставленным для такого дела судовым поваром. А затем бросания в бочку с морской экваториальной водой. Эта бочка называется «купель», куда новичка погружали непременно до макушки, чтобы тот «испил соленой водицы» дабы ощутить всю серьезность мероприятия. Избежать крещения было невозможно. Прыткие черти всегда отыскивали спрятавшихся и под общий смех насильно крестили тех водой экватора.   После того как новичок стойко перенес все экзекуции, он получает печать Нептуна на пятую точку и удостоверение о прохождении ритуала, где указывается широта, долгота, время, месяц, число, год, национальность, название судна и имя которым нарекли новоиспеченного «рыцаря моря». Подпись Нептуна скреплялась судовой печатью или иной, специально приготовленной для данного случая.   После этого морской царь поздравляет экипаж с благополучным переходом в южные владения его царства, разрешает судну следовать далее, пообещав на всем маршруте ниспослать судну попутного ветра, и затем удалялся, и церемония подходила к финалу. После посвящения, когда отгремят аплодисменты актерам, и новички с довольными лицами будут ждать продолжения банкета, обычно устраиваются маленькие судовые радости.     Ничего примечательного на судне не происходило, все беспрекословно выполняли свои обязанности и слушались высших чинов. Проходила очередная спокойная ночь. Питер Хейвуд, который должен был сегодня нести свою вахту, вышел на главную палубу, и, подойдя к мичману Томасу Хэйверду, сообщил, что его смена окончена, и он может быть свободен. Тот с легкой улыбкой на лице покинул свой пост и отправился в каюту спать. Питер прошёл вдоль борта и осмотрел окружающую обстановку. Сегодняшний его напарник по вахте, был старшина-рулевой Джон Нортон, который согласно проложенному курсу вёл корабль по волнам. Когда юноша, наконец, осмелился подойти к нему, тот в свою очередь спросил:   — Что с вами, мистер Хейв? Неужто качка беспокоит?   — Меня больше печалит расставание с Англией.   — А-а-а... Тоскуете по Родине?   — Боюсь больше её не увидеть.   — Не говорите так, сэр, — резко прервал Нортон — это к несчастью!   — Простите, я не знал.   После недолгого молчания, Нортон продолжил:   — Вы так молоды, а уже на флоте, сколько вам лет, если не секрет?   — Мне пятнадцать, ещё недавно был в школе.   — А я вот в школе не был, читать и писать не умею.   — А я вести корабль, — с улыбкой признался Питер.   — Любой дурак может вести корабль, но не всякий знает куда. Вы ведь впервые в море?   — Да, это так.   — Простите за излишнюю любопытность, но с какой целью вы заступили в команду на «Баунти»?   — Я получил довольно хорошее образование, интересуюсь поэзией и литературой. Так же немного знаю таитянский язык. С этой-то целью я и еду на Таити, чтобы там постараться составить подробный словарь и грамматику для этого языка и распространить его в науке и не только. По секрету скажу, что на «Баунти» я попал благодаря протекции отца жены нашего славного капитана.   — Довольно любопытно.   — Может быть... А вы, сэр, как долго плаваете в этих морях?   — Я с мистером Блаем, принимал участие во всех трёх экспедициях капитана Кука по Тихому океану, и довольно хорошо знаю морское дело.   — Ясно... Что-то наш музыкант приуныл, что это с ним? Вон видите, у бака стоит, что-то рассматривает и корчится.   — А вы бы, будучи слепым разве радовались бы жизни. Из всех нас ему здесь всех тяжелей, бедолага... мне его жаль.   — Я думал, он уже смирился со своей слепотой. Пойду, спрошу, что он хочет сделать.   После этого разговора с Нортоном, Питер поднялся на бак и там, подойдя к Бирну, спросил:   — Что это с вами? Я могу помочь?   — Кто это? Чего вы хотите?   — Я Хейвуд, один из офицеров.   Бирн отшатнулся, и, запнувшись о свёрнутый в несколько колец канат, упал на палубу. Питер незамедлительно подбежал к нему, подхватил за подмышки и поставил на ноги. Бирн отёр руки о рубашку и сказал:   — Спасибо, вы добрый человек.   — Не стоит... Но всё ли с вами хорошо?   — Нет, не совсем. Болит живот, наверное, съел что-то не то.   — Ничего я сейчас вас отведу к судовому врачу.   Со спины послышался голос Блая:   — Мистер Хейвуд, собираетесь покинуть свой пост?   — Нет. То есть да, но...   — Никаких но! А вы, Бирн, что здесь делаете в столь позднее время?   — Я почувствовал боль в животе и решил выйти на палубу подышать свежим воздухом. Подумал, что пройдёт, но нет, всё не прекращается.   — Раз так, вы мистер Хейвуд, отправляйтесь обратно на своё дежурство, а я отведу нашего скрипача к врачу.   — Есть, сэр.   Хейвуд ушёл. Капитан подошёл к Бирну, и взяв того за плечо, повёл аккуратно вниз по лестнице. Тот произнёс:   — Спасибо, сэр.   А Блай опрометчиво в ответ:   — Ух, не поздоровится же нашему коку, если я узнаю, что вас отравили, Бирн. Держитесь, сейчас врача нашего разбудим, выясним всё.   Хейвуд в это время рассказал Нортону, что там у них произошло, а затем продолжил выполнять свои обязанности вахтенного. Расскажем немного о нём:   Питер Хейвуд родился в Дугласе на острове Мэн шестого июня 1772 года в аристократической семье. Учился в школе Нантвича (графство Чешир) под присмотром преподобного мистера Хантера. Затем на короткое время перешел в Ст. Биз. На флоте – с четырнадцати лет (с 1786 года). Попал на «Баунти» в пятнадцатилетнем возрасте по рекомендации тестя Блая, доктора Ричарда Бетама, близкого друга семейства Хейвудов. Двадцать седьмого августа 1787 года Хейвуд был назначен младшим гардемарином «Баунти».   Описание Блая: «... пятнадцать лет, пять футов семь дюймов ростом, бледный цвет лица, русые волосы, пропорционально сложен... ».   Хейвуда, в отличие от Хэйверда и Холлета, на судне уважали. Он зарекомендует себя тихим и образованным гардемарином. На Таити, во время сбора саженцев, он действительно составит словарь таитянского языка, который впоследствии будет высоко оценён миссионерами.   На следующее утро, десятого марта, матросы, как и обычно, собрались на верхней палубе. Подошёл скрипач Майкл Бирн, чувствовал он себя превосходно, взобравшись на корабельный кепстон, он, проведя смычком по струнам, начал играть весьма задорную и живую композицию. По приказанию капитана Блая, в качестве утренней зарядки, матросы начали, волей не волей, но плясать и двигаться.   Между тем, стоит пояснить, что же является кепстоном на корабле. Кепстон — это большой деревянный барабан над палубой, над которым возвышается схваченный стальными лентами дромген, а далеко под палубу уходит центральный шпиндель. Вставив в гнёзда по ободу дромгена длинные рычаги (вымбовки), матросы, выбирая канат кепстоном как ручной лебёдкой, поднимали на борт тяжёлые грузы или в шторм тянули фока-шкот к корме. И находившаяся перед кепстоном межпалубная лестница, и расположенная позади него решетчатая крышка люка мешали крутить лебёдку. Шагающим вокруг ворота и налегающим на вымбовки матросам приходилось эти преграды обходить. Стопорная система из откидывающихся палов и подпорок помогала регулировать натяжение каната и не давала кепстону вращаться назад. Нередко моряки, взявшись за него, по традиции запевали старинные ритмичные матросские песни, чтобы лучше координировать свои усилия.   Но если же кепстон не справлялся со своей работой, то использовался брашпиль. Брашпиль — это лебёдка для поднятия якоря, а также грузов, слишком тяжёлых для небольшой лебёдки кепстона. Брашпиль состоит из горизонтального барабана (вала) между двумя деревянными стойками с выемками (битенгами), в которых вращается цапфа барабана. Обратному же ходу барабана при натяжении каната препятствует стопор брашпиля — третья стойка.   Всё продолжалось довольно хорошо и спокойно до тех пор, пока Джон Фрайер, следивший за выполнением утренней зарядки, громко не подметил:   — Колени выше, Квинтал! Поактивней двигайся!   — Скачу, как могу, сэр. Я ведь вам не балерина!   — Не пререкаться мне тут!   Черчилль в полголоса огрызнулся:   — Мы моряки вообще-то, а не плясуны.   Но и этого хватило, чтобы Джон Фрайер принял жёсткие меры:   — Мистер Кристиан, мистер Янг, вставьте кляп Квинталу и привяжите его к грот-мачте, пусть на солнышке погреется и поразмыслит над своими словами.   Бирн перестал играть и команда, следовательно, прекратила пляску. Матросы переглянулись между собой и наблюдали за происходящим с любопытством. Кому-то смотреть на чужой спор или разногласия, доставляет удовольствие, именно этот сорт людей тогда отображался утром на палубе. Громко и выразительно Квинтал запротестовал:   — Не я это сказал! Это не я! Вы ослышались!   — Не усугубляй своей вины, Квинтал! — брякнул Янг и уже положил руку тому на плечо, чтобы выполнить данный ему приказ.   Черчилль, однако, неохотно промолвил:   — Это не он, сэр, это я сказал.   — Смелей, мистер Кристиан! Выполняйте же приказание! — настаивал, ухмыляющийся Фрайер.   Кристиан недоумённо взглянул на штурмана, возмутился, и ответил:   — Вы не того наказываете, сэр, Черчилль сказал, это он обронил реплику, значит Квинтал тут не причём.   Тогда Джон Фрайер бросил цепкий взгляд на капитана. Тот в свою очередь, плавно кивнул головой в знак поддержки. Штурман с дерзкой улыбкой на лице закончил:   — Причём, не причём... Кляп обоим!   — Господи боже... — прошептал Черчилль, закатывая глаза к верху.   На этот раз Кристиан обернулся в сторону Блая. Они посмотрели друг другу в глаза, тогда они, казалось бы, заглянули, друг другу в душу. Но лучшего ответа Флетчер так и не услышал, Блай вновь плавно кивнул головой, и подтвердил словами:   — Исполняйте, мистер Кристиан.   Кристиан хотел было и дальше вразумлять штурмана с капитаном, и доказывать им, что они не правы, но решил, что это гиблое дело и просто повинуясь, ответил:   — Хорошо, сэр.   Квинтал после этих слов, приставил ладонь к бровям и пробормотал:   — Смешно...   Флетчер Кристиан и Эдвард Янг принялись за работу. Квинталу с Черчиллем заткнули кляпами рты, и, привязав их к основанию мачты, оставили греться на жгучем солнышке. С недовольством в глазах смотрели они по сторонам, а команда по сигнальному хлопку капитана продолжила утреннюю зарядку.   Позже Блай напишет об этом случае в судовом журнале: «Во время долгого плавания матросами овладевает меланхолия и агрессия. Я склонен думать, что от этого спасают регулярные утренние упражнения. Каждый день я на двадцать минут собираю команду и занимаю её танцами. Сегодня, десятого марта, сия необычная форма упражнений, вызвала недовольство у некоторых матросов... »   К полудню, капитан Блай, опёршись на поручни борта, всматривался в голубое небо с облаками и следил за пролетающей стайкой морских чаек. Расскажем об этих птицах:   Такие чайки обитают на побережьях северной части Атлантического океана и в Центральной Европе.   Морская чайка может достигать длины семьдесят пять сантиметров и является самым крупным видом чаек. Она весит до двух килограмм, а размах её крыльев составляет около ста семидесяти сантиметров. Её оперение окрашено в белый цвет за исключением верхней стороны крыльев, которая имеет чёрную окраску. Мощный жёлтый клюв на кончике с нижней стороны красного цвета. Окраска лапок бледно-розовая. У птенцов оперение бурое и становится белым, как у взрослых, лишь по истечении четырёх лет. В полёте морская чайка может достигать скорости до 110 км/ч. У неё нет естественных врагов.   К добыче морской чайки относится, прежде всего, рыба. Помимо неё, чайка питается насекомыми, рачками, мелкими птицами и их яйцами, млекопитающими и отходами. Взрослая морская чайка изо дня в день нуждается в четырёхсот граммах еды. Продолжительность жизни составляет до двадцати трёх лет.   К этому времени Флетчер, закончив свои дела, вышел на верхнюю палубу, подошёл к капитану и завёл с ним беседу:   — Сэр, вам не кажется, что с них уже довольно?   — Они оба виновны.   — В чём же?   — В неповиновении, конечно.   — Неужели это всё нельзя было как-то сгладить и обратить в нелепую шутку?   — Королевский флот не комедийный театр, мистер Кристиан, а в неповиновении смешного мало, по моему, мы уже говорили на эту тему. Однако разрешаю их освободить, при условии, что они осознали всю серьёзность своего проступка.   — Да, сэр.   Флетчер с чувством героя-освободителя в душе, принялся немедленно за дело. Он подошёл к двум связанным несчастным матросам, и не глядя тем в лицо, стал освобождать их. Сначала, вынув кляп у Черчилля, он пояснил:   — Приказ капитана.   Затем вытащил кляп у Квинтала, и, развязав все узлы на верёвках, отпустил матросов. Они же только метнули общим презренным взглядом в сторону Джона Фрайера и быстрым шагом направились к лестнице. Штурман, будучи, находясь спиной к Черчиллю и Квинталу, словно почувствовал, что в его сторону неважно смотрят, и, развернувшись, увидел, как двое освобождённых уходят вниз под палубу.   Фрайер подошёл к Кристиану и не громко прошипел:   — Отпустили их, мистер Кристиан?   — Да, мистер Фрайер. С них довольно.   — Это вы так думаете или капитан?   — Капитан, конечно же, его приказ.   — Капитан значит сказал...   — Позвольте спросить, отчего так злы на тех двоих?   — Я вам расскажу... Как-то на вахте, со мной дежурили те двое. В ту ночь я был усталый... не знаю почему, чувствовалась какая-то слабость, меня клонило ко сну, а вот мои напарники, напротив, были бодры и крепки. Я держался, как мог, вот уже большая часть дежурства прошла, но сил больше не было терпеть, и тогда я попросил Квинтала оказать мне услугу... Я сказал ему, чтобы он перед завершением вахты, сходил ко мне в каюту и разбудил меня. Тогда бы я успел бы подняться наверх ещё до прихода мистера Блая. Но...   — Он не зашёл к вам.   — Да, именно. Капитан Блай вскоре всё узнал, мне тогда здорово влетело, но хоть не на глазах у команды... этого почти никто не видел. Теперь и вы знаете.   — Хм... Интересная история.   — Не вижу в ней ничего интересного, мистер Кристиан.   — Ну ладно... Теперь я хотя бы понимаю ваши свершённые действия. Понять бы ещё действия нашего капитана.   — А что в его действиях вы видите странного?   — Да так, ничего, кроме постоянных оскорблений в адрес экипажа, временами проходящих наказаний и сурового порядка на корабле.   — Ну, мистер Кристиан, вы должны понимать, что нельзя разбрасываться такими словами прямо здесь, на главной палубе, да вдобавок ещё и в присутствии свидетелей.   — Я не боюсь экипажа, я каждый божий день слышу от них нарекания в сторону мистера Блая, это уже стало привычным.   — И всё же, придержите язык. Мы находимся на службе и не должны шептаться за спиной капитана.   — Хорошо, в этом я с вами соглашусь.   И вдруг тут донёсся оклик капитана Блая:   — Помощник штурмана!   — Да, сэр! — отозвался Кристиан.   — Играйте раздачу выпивки!   Кристиан отошёл от Фрайера, и, достав из кармана трубочку, свистнул в неё и воскликнул:   — Раздача выпивки! Подвахтенные, собраться на верхней палубе для раздачи грога!   Матросы вышли, чтобы получить свою долю грога.     Не пройдя и недели, случилось новое недоразумение. Солнце закатывалось за горизонт, постепенно начинало темнеть, корабль шёл на полных парусах. Бирн играл на скрипке, а матросы вольно и резво плясали под ритм музыки. Блай, заложив руки за спиной, проходил вдоль палубы, как вдруг неподалёку послышался чей-то громкий смех, да к тому же и не один. Он обернулся и с улыбкой на лице подошёл к двум офицерам. Это были Флетчер Кристиан и Эдвард Янг. Блай сказал:   — Позвольте и мне разделить ваше веселье, господа.   Кристиан в ответ:   — Да тут сущая мелочь. Просто дурацкая шутка, сэр...   — Может, просветите меня?   — Всё дело в вашей походке, сэр. Она напомнила мне о моём друге, Джордже Хопкинсе, и... — вылетело у Янга, насмешливым тоном.   — Продолжайте.   — Сэр...   — И в чём же наше сходство, интересно знать?   — У вас обоих очень необычная походка, сэр.   — Правда!? И в чём же заключается её необычность?   — Что ж, его ударила лошадь, сэр, не стану уточнять куда именно, но после этого он стал очень забавно ходить. Простите, если это вас обидело, но мы не хотели никак оскорбить вашу честь.   — Ха-ха-ха... Понятно, действительно есть над чем посмеяться, но только не по отношению к капитану. Что ж, лезьте-ка по вантам, мистер Янг, и отправляйтесь на грот-мачту, оставайтесь там пока я не разрешу вам спуститься.   — На самый верх, сэр!?   — На самый верх.   Янг повиновался, и не спеша, начал лезть по вантам на марсовую площадку, где простоит всю ночь, изнывая от усталости и в большей степени от недосыпа. Блай тем временем продолжил:   — Не повторяйте эту ошибку, мистер Кристиан, вы должны понимать, что я не объект для насмешек.   — Разумеется, нет, сэр.   — Пройдя вокруг мыса Горн, мы сэкономим пять месяцев плавания, — сменил тему Блай.   — Нас ждёт небольшое приключение? — сдерживая смех, проговорил Кристиан.   — Вы сегодня на удивление весёлый! И что вас теперь забавляет?   — Я подумал, сэр, что наше плавание за провиантом может войти в историю флота, если нам удастся до глухой зимы обойти мыс Горн.   — А почему бы и нет, у адмирала Джорджа Энсона это получилось, чем мы хуже?   — Да, только и корабль у него был посерьёзнее нашей посудины. В любом случае кроме него это не удалось никому, да и он сам потерял у мыса Горн почти половину команды.   — Верно... Сообщите об этом матросам и увидите, что они станут лучше работать. Не забывайте, что страх — наше главное оружие. Спокойной ночи, сэр.   И с этими словами Блай собирался уже уходить, но Кристиан его остановил:   — Когда прикажете вернуть, мистера Янга, сэр?   — Когда утром я выйду из своей каюты, хочу посмотреть на его походку, бедный малый!   — Но утром, он навряд ли вообще сможет ходить, сэр.   — Возможно... — ответил Блай и ушёл прочь.   — Спокойной ночи, сэр! — крикнул ему вдогонку Кристиан.   Затем, подняв голову вверх, он с печалью посмотрел на своего дружка Янга и крикнул:   — Держись там, весельчак!   После, Кристиан опустил голову, и, проходя мимо рулевого Нортона, услышал, что к нему обращаются:   — Прошу прощения, сэр, мы действительно идём к мысу Горн?   — Да, уже очевидно.   — Да спасёт нас господь! Я был тогда на судне адмирала Энсона, сэр.   — Правда? Ну и как? Наверное, было интересно?   — Интересно, сэр!? Это было похоже... похоже на спуск по крутому водопаду. То, что там дует, и ветром назвать было сложно. Воздух словно железный, бьёт в тебя наотмашь с запада, никогда, не меняясь, ни днем, ни ночью, он постоянный. А волны поднимаются до самой грот-мачты. Мы повсюду закрепили штормовые леера, и всё равно десять человек в момент смыло за борт мощной ледяной волной. Холод... три человека замёрзли на реях, насквозь, сэр. Потом, чтобы их снять, пришлось отрубить пальцы, примёрзшие к вантам. Вот, что такое мыс Горн, сэр, просто восхитительное приключение, не правда ли?   Флетчер, что-то промямлил себе под нос, находясь в непонимании, и затем, предупредив команду об опасности, ждущей их впереди, продолжил нести свою вечернюю вахту.   Британский адмирал Джордж Энсон, о котором упоминал Ульям Блай, действительно был одним из первых, кому удалось пересечь штормовой мыс Горн. Расскажем о нём подробнее:   Джордж Энсон поступил на флот в феврале 1712 года в пятнадцатилетнем возрасте, уже в 1716 году в свои девятнадцать лет, он получил звание лейтенанта, а через два года получил звание пост-капитана. В 1737 году он получил под своё командование 60-пушечный корабль «Центурион». В 1740 году, перед началом Войны за австрийское наследство он был послан в Южную Америку командующим эскадрой для атаки на испанцев в конфликте известном как Война за ухо Дженкинса.   Богатства испанской Америки не давали покоя англичанам, многочисленные галеоны с золотом и серебром, следовавшие в Испанию, возбуждали умы всей Европы. В конечном итоге было решено отправить экспедицию в Испанскую Америку для захвата галеонов и городов. Было предложено множество планов экспедиции, по одному из которых нужно было захватить столицу Перу город Лима, богатейшее в то время поселение, а также по возможности поднять индейские восстания против испанской короны в колониях, также одним из планов был захват Манилы. Планов было громадье, но сформированная под командованием Энсона, для этих целей эскадра особой силой не отличалась, в её составе находилось лишь шесть кораблей.   Плюс в составе эскадры находилось два судна снабжения «Anna» и «Industry». В конечном итоге, в результате различных бедствий от эскадры остался один лишь транспорт «HMS Centurion». Два корабля эскадры, «HMS Severn» и «HMS Pearl», в результате шторма при прохождении мыса Горн были вынуждены повернуть обратно в Англию. В результате того же шторма, у берегов Чили разбился корабль «HMS Wager». Прежде чем адмирал Энсон достиг островов Хуана-Фернандеса, в его эскадре оставалось лишь три корабля, а число команды из-за различных болезней и бедствий уменьшилось с девятисот шестидесяти одного до трёхсот тридцати пяти человек.   В результате всех злоключений никакой речи не могло быть о захвате Лимы либо других крупных городов, хотя отсутствие каких-либо значительных испанских сил на тихоокеанском побережье сподвигло Энсона на нападение на маленький портовый город Пайта в Перу (13 — 15 ноября 1741 года), у побережья было также захвачено несколько судов с небольшой добычей. Постоянная убыль команды из-за смерти от цинги вынудила Энсона собрать всю команду на «Центурионе», оставив остальные корабли. Энсон ничего не знал о судьбе кораблей «HMS Severn» и «HMS Pearl», поэтому выжидал их в одном из мест возможного сбора для объединения сил и возможного нападения на Панаму.   Но ни с кем, не встретившись, Энсон решил идти в Макао с заходом для отдыха на остров Тиниан. В Макао он продал китайцам часть добычи, но имел также некоторые сложности в отношениях с китайцами и вынужден был снова выйти в море. Энсон также опасался вступать в бой с испанцами, поскольку политическая ситуация возможно изменилась, и Великобритания уже не в состоянии войны с Испанией. Энсон решил отправиться к берегам Филиппин для перехвата торговых судов, курсировавших между Филиппинами и Мексикой. На счастье Энсона ему встретилось легковооружённое испанское торговое судно «Nuestra Senora de Covadonga», которое после первого залпа «Центуриона» сдалось англичанам, на судне была обнаружена судовая книга, из которой было ясно, что война продолжается. Также на судне было обнаружено один миллион триста тринадцать тысяч восемьсот сорок три испанских пиастров, что стало самой большой добычей за всё плавание. Новое появление Энсона в Китае было вновь встречено с тревогой европейскими торговцами и властями, опасавшихся, что порт будет использоваться для военных действий, а также разрывом торговых отношений с Манилой.   Седьмого декабря 1743 года Энсон, продав призовой корабль за очень низкую цену в шесть тысяч долларов, отплыл в Великобританию, слухи о его богатой добычи уже дошли до Европы, и он опасался за безопасность своего путешествия. Одиннадцатого марта 1744 года «Центурион» миновал Мыс Доброй Надежды и пополнил команду в Кейптауне, пятнадцатого июня того же года достиг Ла-Манша, где благодаря туману миновал французскую эскадру и достиг Англии.   Из тысячи девятисот человек, отплывших из Англии, в живых обратно прибыло, совершив кругосветное плавание, только сто восемьдесят восемь человек, всего оставшихся в живых вместе с командами, вернувшихся ранее «HMS Severn» и «HMS Pearl», пятьсот человек.   Адмирал Энсон стал знаменитостью по его возвращению и был приглашен на аудиенцию к королю, а добыча, доставленная им, была выставлена на обзор публики на улицах Лондона. Споры о выплате призовых закончились разбирательством в суде, основной спор касался вознаграждения офицеров, перешедших на флагман с кораблей «Gloucester» и «Tryal», поскольку Энсон официально не зачислил их в команду. Офицеры же справедливо полагали, что без их помощи «Centurion» никогда бы не добился таких успехов, и хоть поначалу суд принял их сторону, впоследствии им всё же была выплачена намного меньшая сумма в пятьсот фунтов стерлингов против шести тысяч фунтов стерлингов, заплаченных остальным офицерам. Адмирал Энсон получил 3/8 от общей суммы добычи, которая по некоторым оценкам достигала суммы в девяносто одну тысячу фунтов стерлингов. Зарплата же за всё почти четырёхлетнее плавание составила всего семьсот девятнадцать фунтов стерлингов. Простые матросы получили вознаграждение в триста фунтов, что составляло их заработок примерно за двадцать лет.   После прибытия в Великобританию Энсон стал членом Британского парламента (1744—1747). В 1747 году британская эскадра под командованием адмирала Энсона победила французов в битве у мыса Финистерре, захватив четыре линейных, два фрегата и семь торговых судов. Впоследствии Энсон стал очень популярной политической фигурой, и был повышен до вице-адмирала и получил звание пэра как барон Энсон-Собертон. С 1751 по 1756 и с 1757 год до своей смерти в 1762 году был Первым Лордом Адмиралтейства.   В честь адмирала Энсона впоследствии в британском флоте было названо девять кораблей. В Северной Каролине в честь адмирала Энсона был назван округ Энсон, также в его честь был назван и городок Энсонсборо в Южной Каролине.     На следующий день, ранним утром, капитан Блай вышел из своей каюты с большой улыбкой на лице. Кристиан, видя, что его друг Янг не в состоянии самостоятельно слезть вниз на палубу, вызвал матросов Смита и Милворда, чтобы те помогли ему спустить своего товарища с мачты. Двое матросов ловко взобрались по реям, затем с максимальной осторожностью сняли Янга с марса и медленно спустили того на палубу. Эдвард Янг, пошатываясь, облокотился на ближайший поручень, и еле держась на ногах, промямлил:   — Доброе утро, Кристиан.   — И тебе доброе утро Янг, хорошо спал?   — Мои руки, я не могу ими пошевелить, я весь окоченел.   — Тише!   — Я их совсем не чувствую, Флетчер. Совсем... ты понимаешь? Совсем!   — Веди себя с достоинством, не забывай, что ты на службе.   — Да конечно, прости. Но ведь...   Подхватывая своего товарища за спину, Кристиан произнёс:   — Идём.   — Едва ли мне это удастся, Флетчер.   — Не стесняйся, вполне возможно, что до конца этого плавания мы все станем ходить как твой друг Хопкинс, — захохотал Флетчер и увёл Янга в каюту.   Теперь, расскажем о нём:   Эдвард Янг родился на острове Сент Киттс в Вест-Индии (ныне – государство Сент Киттс и Невис в зоне Карибского бассейна) в 1766 году. Его отец был англичанином, мать – креолкой. Возможно, Янг был племянником сэра Джорджа Янга, влиятельного английского вельможи. По некоторым данным, несколько лет он прожил в городке Пил на острове Мэн. Очевидно, что Янг записался на «Баунти» благодаря ходатайству членов его семьи, которые, судя по всему, были знакомы с семейством Блая.   Описание Блая: «... двадцать два года, пять футов восемь дюймов ростом. Смуглый цвет лица, довольно плохой вид. Темно-коричневые волосы – крепкое телосложение – отсутствует несколько передних зубов, а оставшиеся зубы все гнилые. Маленькая родинка на левой стороне горла, и на правой руке впоследствии будет вытатуировано сердце, пронзённое стрелой, с надписью «E. Y. » внизу и датой «1788».   Блай только однажды упоминал о Янге в судовом журнале во время плавания, когда тот неудачно подшутил над ним, и затем поплатился за это. Больше подобных случаев не повторялось. На судне Янг дружил с Кристианом и в будущем будет, пользовался успехом у таитян, особенно у женщин.     В один из дней, команда мойщиков, драила палубу, дул сильный и холодный ветер. После завершения своей работы, матрос Уильям Маккой, пронёс ведро с грязной водой к борту и вылил её в море. Заметив это, Блай подошёл к нему и сделал грубое замечание:   — Куда льёшь, болван!? Кто же льёт помои против ветра!?   — Сэр...   — Поймай ветер, дубина! Сперва поймай ветер, а потом лей!   — Простите, сэр...   — Пошёл вон отсюда!   Униженный перед всей командой, Маккой удалился в каюту.   Таких подобных случаев было много. Блай пытался тщательно следить за действиями каждого моряка и в случае не правильно выполненной работы, в лучшем случае обругивал и поучал того перед всей командой, а в худшем, угощал своим излюбленным блюдом — наказанием. И подавал его под свою любимую музыку — крик боли и вопли мучений. Месяцы будут сменять друг друга, команда «Баунти» продолжит идти по трём океанам под один и тот же аккомпанемент, а капитан Блай будет становиться всё угрюмее и угрюмее.   Подводя итог всех выше описанных событий, можно судить о том, что капитан Блай конечно был суров к команде, но и не прощал слабостей себе. Чрезвычайно подозрительный, Блай не понимал подчинённых и часто, быть может сам того не желая, оскорблял их. С самого начала плавания капитан оказался в полном одиночестве.