Корабль и команда. История "Баунти".

Торресов пролив — пролив, отделяющий Австралию от острова Новая Гвинея. Пролив соединяет Тихий и Индийский океаны (соответственно Коралловое и Арафурское моря). Ширина в самой узкой части — около ста пятидесяти километров.   Первый европеец, осуществивший плавание в проливе, был Луис Ваэс де Торрес, испанский мореплаватель, заместитель командующего экспедиции Педро Фернандеса Кироса, который плыл из Перу на юг Тихого океана в 1605 году. После того как корабль Кироса вернулся в Мексику, Торрес продолжил запланированное путешествие в Манилу через Молуккские острова. Он плыл вдоль южного побережья Новой Гвинеи и, возможно, посетил северную оконечность Австралии, однако записей, которые бы указывали на это, не осталось.   В 1769 году шотландский географ Александр Далримпл прочёл отчёт Торреса о плавании и назвал пролив в честь Торреса.   В 1770 году, когда Джеймс Кук присоединил всю восточную Австралию к Британской короне, он проплывал через пролив после плавания вдоль австралийского побережья. В 1879 году острова Торресова пролива будут присоединены к Квинсленду. Таким образом, впоследствии они станут частью британской колонии Квинсленд, хотя многие из них лежат совсем рядом с побережьем Новой Гвинеи.   Торресов пролив связывает Коралловое море на востоке с Арафурским морем на западе. Пролив очень мелкий, а целый лабиринт рифов и островов делает его опасным для навигации.   Коралловые рифы представляют собой известковые геологические структуры, образованные колониальными коралловыми полипами (преимущественно мадрепоровыми кораллами) и некоторыми видами водорослей, умеющими извлекать известь из морской воды («биогермы»). Образуются на мелководье в тропических морях. Общая площадь коралловых рифов в мире превышает двадцать семь миллионов километров квадратных. Pасполагаются они в основном в морях бассейнов Тихого и Индийского океанов.   В Торресовом проливе лежит несколько групп островов, которые совместно называются острова Торресова пролива. Число этих островов — не менее двухсот семидесяти четырёх.   Острова весьма разнообразны по типам экосистем и типу формирования. Несколько ближайших островов к Новой Гвинее имеют пологий рельеф, они сформированы аллювиальными осадочными отложениями, образовавшимися наносами местных рек, текущих к морю. Многие из островов на западе холмисты, образованы, в основном, из гранита, они представляют собой верхушки продолжения Большого барьерного рифа, которые превратились в острова с поднятием уровня моря во время последнего ледникового периода. Центральные острова — это, в основном, коралловые рифы, а на востоке — вулканического происхождения.   Коренное население островов Торресова пролива — меланезийские народы, родственные папуасам из Новой Гвинеи. Основные языки аборигенов — кала-лагав-я и мериам-мир, а также брокан (креольский язык).     К концу ноября Блай собрал необходимое количество деревьев, но «Баунти» не снимался с якоря. Дело в том, что, согласно предписаниям, капитан должен был вернуться домой через Торресов пролив, расположенный между Австралией и Новой Гвинеей. Однако сделать это было невозможно из-за западного ветра, дувшего в этой части океана с января по март. Поэтому Блай решил остаться на Таити до апреля. Конечно, капитану следовало поступить вопреки этому приказу и выбрать другой путь, но Блай не был способен на такое. Задержка у мыса Горн привела в конечном итоге к тому, что «Баунти» пришлось остаться у острова дольше, чем планировалось.   Тем временем появились тревожные признаки, которые указывали на то, что дисциплина на корабле дала трещину. Блаю пришлось отдать приказ выпороть одного из моряков, Александра Смита, после того как были украдены вверенные ему снасти шлюпки. Затем Блай распорядился выпороть моряка Роберта Лэмба за «невнимательность и дерзость», как было объяснено в его судовом журнале. Блай ехидно спросил:   — Где же твой инструмент, Лэмб?   — О каком инструменте идёт речь, сэр?   — О резаке, конечно же! Что ты из меня дурака делаешь, признайся, что ты потерял его!   — Нет, сэр. Я его не терял, я уверен, что вечером он был при мне, я сам видел, он лежал в моей каюте на столе.   — На столе? Так сходи туда и принеси мне его, я хочу видеть инструмент!   — По всей видимости, его украли, сэр. Один из туземцев незаметно пробрался в каюту и стащил резак.   — Где же ты был в это время? Развлекался с кем? Ротозей проклятый!   — Я отыщу резак, но прошу вас забрать свои слова обратно.   — Что ты сказал? Ах... Негодяй! Проклятый мерзавец! Мистер Коул!   — Да, сэр! — отозвался боцман.   — Подготовьте решётку и всыплете этому матросу по шесть ударов «кошкой».   — За что, чёрт побери!? За то, что какие-то воры-туземцы украли один несчастный резак?   — Замолчи, Лэмб!   — Вы не справедливы!   — Мистер Коул, увеличить количество ударов вдвое! Мистер Моррисон, помогите установить стойку у правого борта!   Вообще, Блаю было очень сложно поддерживать строгую дисциплину в таком идиллическом уголке, особенно когда его помощники — лейтенант и уорэнт-офицеры — не желали содействовать ему. Таким образом, власть Блая на корабле начинала ослабевать.   Месяцы летели один за другим, дела на Таити шли своим чередом: хлебные деревья подрастали, команда чинила паруса и оснастку, а всё свободное время проводила в компании островитян. И всё же было очевидно, что из-за долгого пребывания на Таити дисциплина на корабле пошатнулась очень сильно.   Хотя за дерзость были выпороты только два члена команды, мелкие проявления неповиновения становились обычным делом. Блаю следовало напомнить подчинённым об их обязанностях, и такая возможность представилась пятого декабря, когда на бухту Матаваи, защищённую от всех ветров, кроме северо-восточных, обрушился сильнейший шторм.   Северо-восточные ветры, приносившие непогоду, начинали дуть в январе, но в 1788 году это произошло раньше. Блаю удалось сделать всё, чтобы «Баунти» благополучно перенёс шторм, однако капитан понял, что кораблю требуется новая безопасная стоянка.   Когда девятнадцатого декабря на остров обрушилась вторая тропическая буря, Блай всё ещё находился в поисках новой стоянки. «Баунти» снова удалось выстоять, но капитан знал, что в следующий раз кораблю может не повезти. Сначала Блай думал перебраться на соседний остров Муреа, но Теин и другие островитяне принялись отговаривать его: они утверждали, будто тамошние жители — воинственные и злобные. Вместо этого Теин порекомендовал небольшую бухту Тааоне, немного севернее от Матаваи. Это было явной уловкой: деревушка Теина находилась по соседству с Тааоне. Но Блай, осмотрев местность, обнаружил более удачную стоянку — в Тоароа, небольшой бухте близ Матаваи.   Переход на новую стоянку чуть не обернулся катастрофой — входя в бухту, «Баунти» сел на коралловый риф. К счастью, корабль не пострадал, его удалось снять с мели, и на следующее утро парусник успешно стал в Тоароа. Наступило Рождество, и пока команда отмечала праздник, Блай устроил на корабле официальный приём для вождей острова. Причём он не забыл продемонстрировать таитянам пушки, чтобы напомнить им о своём превосходстве. Кстати, эти самые пушки, стояли вдоль кормовых планширей, и о них пойдёт следующий рассказ:   Планшири представляли собой верхние края бортов корабля над главой, или батарейной, палубой. Это упрочняющие вельсы, то есть конструктивные обода, гасящие огромное давление на корпус, возникающее при стрельбе из пушек. Закругленные детали планширя, крепящиеся вокруг бака над транцем, имеют вырезанные щели. Прямые длинные детали и опорные стойки изготавливались из прочной древесины.   Каждая четырёхфунтовая пушка устанавливались на лафет и размещались на верхней палубе. Крепление орудий осуществлялись с помощью брюка и талей. Само орудие состояло из дульной, вертлюжной и казённой части. Пушка опускалась и поднималась на лафет с помощью цапф.   Проходила середина января. На песчаном берегу в окружении своих «подружек» сидели: Черчилль, Маспрэтт, Миллз и Лебог. Позднее к ним присоединился и Хэйверд. Черчилль незатейливо начал:   — Пройдёт это счастливое время и вы, братцы, отправитесь домой, испытывая на себе натиск нашего злобного капитана. Ох, и как я при этом вам не завидую!   — А как же вы!? Что собираетесь делать? — удивлённо спросил Хэйверд, выпучив глаза.   — Всё просто. Я не собираюсь возвращаться в Англию, я останусь здесь и буду жить на других островах.   — Вас повесят за дезертирство! Одумайтесь! Что же вы делаете?   — Если сумеют поймать! — потирая руку об руку, возразил Миллз.   — Ты с нами, Лебог? — тихим басом спросил Маспрэтт.   — Нет... дома жена, детишки ждут.   Заприметив неподалёку проходящего Блая, в сопровождении друга Хитихити, эмоции у Миллза не выдержали и дали себе волю:   — Вот он, всемогущий Блай... Сколько мук нам принесло его командование, будь он проклят.   — Когда уходим? — спросил Черчилль.   Миллз задал попутный вопрос:   — Кто из офицеров сегодня на вахте?   Сдавленным голосом, Хэйверд промямлил:   — Я...   Миллз, повернул голову в сторону гардемарина и с ухмылкой на лице, переспросил:   — Да-а?   — Да.   Переполняющая радость в душах матросов, заставила их немного посмеяться и благодарить судьбу за столь удачную череду событий. После этого Миллз завершил:   — Вот и решено. Сегодня ночью.   В это время, в поселениях островитян, собралось небольшое собрание. Вождь Теин, держал свою дочь за руку, и ждал прибытия Кристиана. Флетчер не заставил себя долго ждать и прибыл в указанный ему срок. Теин произнёс:   — Приветствую вас, Кристиан, подойдите сюда. Ближе.   Кристиан и Теин пожали друг другу руки, присели и беседа началась.   — Желали видеться? — спросил Флетчер.   — Да. Ты любишь мою дочь?   — Люблю.   Вдруг Флетчер вскочил с места, а за ним и все присутствующие. Теин достал из небольшого мешочка медальон на верёвке, и, отдавая его Кристиану, промолвил:   — Возьми его, будешь смотреть, будешь вспоминать мою дочь и счастливое время, проведённое с ней. Ты никогда не забудешь Таити.   Теин подхватил кисти рук Маимитти и Флетчера, и, объединив их, закончил:   — Твоя жена.   Так прошла своеобразная и короткая церемония.   День прошёл спокойно, наступила ночь. На главной палубе стояли Квинтал с Лебогом, обсуждая побег своих товарищей. Квинтал шёпотом спросил:   — Думаешь, и нам стоит бежать?   — Нет, не думаю, этому пареньку и так достанется, бедный Хэйверд...   Так, в ночь с восемнадцатого на девятнадцатое января, матросы Чарльз Черчилль, Уильям Маспрэтт и Джон Миллз дезертировали. Спешно пустив шлюпку на воду, они сели в неё и с предельной бесшумностью, начали налегать на вёсла. Лебог вдогонку им в полголоса крикнул:   — Эй, болваны! Туземцы на тех островах не столь дружелюбны как здешние!   — У нас оружие, и вообще это не ваша забота. Гребём, братцы! — ответил Черчилль.   Через считанные секунды шлюпка с тремя моряками скрылась в ночной мгле.   Вахтенный Хэйверд, подошёл к двум матросам и прошептал:   — Удачи им...   На следующее утро, девятнадцатого января, мичмана Хэйверда застали спящим на посту. Джон Фрайер построил всех членов команды на главной палубе, и с приходом капитана скомандовал:   — Смирно!   Блай в своё время поблагодарил:   — Спасибо, мистер Фрайер.   Толпа моряков очень быстро построилась вдоль палубы. Блай встал перед строем и отрывисто произнёс, взглянув на команду:   — Ночью, трое вахтенных, мистера Хэйверда, дезертировали, за что их ждёт дальнейшая казнь через повешенье. Мистер Хэйверд, во время вашей вахты был так же похищен баркас и восемь мушкетов. Полагаю, вы ничего не видели и не слышали?   Мичман смутился и потупил голову, не зная, что ответить. Блай с нарастающей улыбкой спросил:   — Вы спали? Спали во время вахты?   — Да, сэр. Именно так.   — Превосходно! Обниметесь с орудием. Боцман!   — Сэр!   — На пушку его!   Уильям Коул стоял на своём месте, не решаясь выполнять приказание, он глубоко дышал и нервничал, на что Блай разъярённо вскричал:   — Исполнять!   — Есть, сэр!   На сей раз, Коул подошёл к Хэйверду, и подведя того к пушке, промолвил:   — Сожалею, мистер Хэйверд...   Тот, промолчав, покорно наклонился к орудию, лег на него животом вниз. Боцман взял верёвку, и, связав Хэйверду руки, привязал его к пушке. Подошёл Джеймс Моррисон и протянул боцману плеть. Капитан Блай продолжил:   — Слушайте меня все! Ровно через два месяца мы выходим в море и покидаем остров Таити навсегда. Не пить вам больше грога и не ходить на берег, не гулять и не развлекаться с дикарями! Вы превратились в отребья, жалкие гримасы на ваших лицах убрать приказываю немедленно! Приведите в божеский вид себя... и корабль!   Моряки, без преувеличения, действительно выглядели отвратно. Рубахи были покрыты разводами пятен и грязи, на телах появилось множество татуировок, а на шеях висели своеобразные цепочки, сплетенные из стеблей каких-то растений. Блай скомандовал:   — Мистер Коул, исполнять наказание!   Боцман нанёс около двадцати ударов плетью по ягодицам провинившегося, пока Блай не приказал остановиться. После демонстрационного наказания, капитан вышел на берег, прошёл к построениям туземцев, и, подойдя к одной из хижин, позвал Флетчера:   — Мистер Кристиан!   Кристиан проводил время с Маимитти, и, услышав голос капитана, сразу же отозвался:   — Да, сэр!   — Я желаю поговорить, немедленно. Прямо сейчас.   — Иду, сэр.   Флетчер спешно накинул рубаху со штанами, и, выйдя из хижины, беспечно спросил:   — Что-то случилось, сэр?   — Да. Ночью, воспользовавшись сном вахтенного офицера, трое... Не шуметь! — вскричал Блай, на неподалёку танцующих под барабаны островитян.   Но, не понимая Блая, они продолжали плясать, пока Кристиан не окликнул их по-таитянски. Капитан снял шляпу, провёл рукой по своим волосам и продолжил разговор:   — Трое бежали с корабля. И глядя на вас, я делаю вывод... будь то вы не удивлены?   — Должен вам признаться, я нисколько не удивлён. С таким отношением к экипажу...   — Да я и сам не удивлён, видеть, какой пример им подаёт второй по званию офицер. Взгляните на себя, как вы одеты?!   Флетчер кинул мимолётный взгляд на свою грязную и дурно пахнущую одежду.   — То-то же! Вы ничуть не лучше туземцев.   — Но ведь не хуже!   — Сдаётся мне, что ваш мозг сильно перегрелся, а тело просто перетруждено любовными утехами.   — Я всего лишь повиновался человеческому естеству...   — Нет, вы повиновались животному естеству, я смеюсь всякий раз когда, не сумев смирить плоть, люди говорят о каком-то естестве!   — Их не вправе судить те, кому нечего смирять.   — Мистер Кристиан, вы вернётесь на корабль до сумерек, вам ясно?   — Нет... нет!   — Что вы сказали? Вы произнесли, нет? Вы сказали мне нет!? Ну что ж вы вернётесь на борт тотчас и там останетесь! Никто больше не будет тереться среди этих чёртовых туземцев, ни мои офицеры, ни мои матросы! Вы хорошо меня поняли!?   Кристиан кинул только злобный взгляд в сторону капитана и ничего в ответ сказать, не решился.   — Прекрасно! — закончил Блай и направился в сторону сада.   Блай прошёл по тропе, по краям которой выращивался батат (сладкий картофель) и, войдя, в довольно обширную оранжерею, нашёл там садовника Брауна и обратился к нему:   — Мистер Браун, через несколько недель растения должны быть готовы к отправке, позаботьтесь о том, чтобы деревья были вовремя доставлены на борт корабля.   — Слушаюсь, сэр. Даю слово, при погрузке, ни один росточек не повредится, и растения будут в полном порядке.   — Я полагаюсь на вашу честность и оставляю вас.   Похлопав Брауна по плечу, Блай покинул оранжерею и направился к вождю Теину.   С подобными ситуациями, такими как дезертирство, сталкивался ещё капитан Кук, и Блай, следуя примеру своего наставника, решил срочно принять следующие меры: капитан Блай проявил невероятную инициативу и вскоре собрал всех местных вождей. Он пригрозил им суровой расправой, если дезертиры не будут найдены в кротчайшие сроки. Вожди, конечно же, пообещали помочь и через два дня сообщили Блаю, что баркас был брошен в бухте Матаваи, а трое беглецов спрятались на соседнем острове.   На следующий же день, двадцать второго января, капитан Блай, возглавил экспедицию за поимкой беглецов. Уильям Коул, офицеры Джон Фрайер и Эдвард Янг снабдили шлюпку и вместе с капитаном отправились к соседнему островку, под названием Тетиароа. Добравшись до противоположного берега, они увидели в воде у камней плавающие заточенные копья и обломки веток. У камней так же лежали четыре карабина и сломанная на две части палка. Пришвартовав рядом шлюпку, четверо моряков сошли на берег и Фрайер спросил:   — Где же они?   Блай в ответ сказал:   — Пока не знаю, но мы найдём их. За мной.   Четвёрка отправилась по протоптанной тропе в джунгли, пройдя около тридцати метров, они обнаружили дезертиров. Первого отряд Блая увидел, лежащего под шалашом Маспрэтта, он истекал кровью и громко кашлял. Его товарищи, Черчилль и Миллз, сидели неподалёку у почти потухшего костра. Блай подошёл прямо к ним и грозно воскликнул:   — Глупцы!   Увидев Блая, Черчилль судорожно затряс руками и кинулся хватать обломок заточенной палки, но нога капитана обрушилась на неё первой и тут же откинула в огонь. Блай воскликнул:   — Не усугубляй своего положения, Черчилль!   Уильям Коул с Джоном Фрайером наставили мушкеты на Миллза с Маспрэттом и ждали дальнейших указаний. Янг держал на мушке Черчилля, чтобы в случае чего, предотвратить неожиданное нападение на капитана.   — Встать! — пригрозился Янг.   Двое матросов поднялись со своих мест, подняв руки, а вот их товарищ Маспрэтт, был слишком слаб для этого.   — Вставай, Маспрэтт! Поднимайся! — рявкнул Фрайер.   Миллз проговорил:   — Он не может, сэр. Мы попали в переделку с туземцами и чуть не погибли.   — Вы хоть знаете, как карается дезертирство? — спросил Блай.   — Мы бы сами вернулись! — возразил Черчилль.   — Ты неразумное существо, Черчилль. Я решу, как вас наказать, когда окрепните, а сейчас подымайте своего товарища и мы возвращаемся на баркас. Мистер Коул, по прибытию на корабль, вызовите для этих беглецов врача.   — Слушаюсь, сэр.   Когда дезертирам оказали первую помощь, Кристиан и другие офицеры сидели с ними в просторной каюте на нижней палубе и ждали прихода капитана. Когда тот вошёл, офицеры поднялись со своих мест, а Блай возмущённо спросил:   — А что здесь делают эти дезертиры? И почему они не в кандалах!?   — Им только что наложили повязки, сэр. Что касается их дезертирства, я морской офицер, а не судья. — По-моему, вы не тот и не другой. Заприте их в грузовом трюме и выпускайте только на вахту.   — Но вы не дали нам объясниться, сэр! Разве у нас нет такого права!? — громко прокричал Маспрэтт.   — О, да-а! Вы всё расскажете во время трибунала на Ямайке. Сможете говорить до самого своего повешенья, будьте в этом уверены!   — Вы приказали в грузовой трюм, сэр? — уточнил Янг.   — Да, и в кандалы их.   Янг повиновался и вместе с офицерами Холлетом и Фрайером, заключив дезертиров в кандалы, отвёл тех в карцер. Кристиан же подошёл к Блаю и грозно с ненавистью в глазах предупредил:   — После шести недель в этом вонючем и грязном помещении, некого будет и вешать.   — Интересно, почему уоррэнт-офицер так сильно переживает за простых матросов?   — Потому что этого не делает капитан корабля.   — Я заметил вашу дерзость, мистер Кристиан. Убеждаю вас, она будет отмечена в судовом журнале. Желаете дополнить запись?   — Да, всего лишь одним наблюдением, с которым я в любом случае поделюсь с лордами адмиралтейства. За все годы своей службы я не встречал офицера, который налагал бы на матросов наказание с таким наслаждением. Видит Бог, не хотел я этого говорить, но меня от вас тошнит!   — Так идите в свою каюту и пусть вас там вырвет. Впервые вижу морского офицера, который гордится своим слабым желудком!   С этого момента отношения между капитаном и его помощником испортились ещё больше, как сказали бы в современном обществе: не сошлись характерами.   Грузовой трюм, куда посадили троих дезертиров, действительно был отвратным и мерзким помещением. Первое, на что обращаешь внимание в этом помещении — это запах, состоящий из смеси запаха немытого человеческого тела и морской соли. Но если на палубе запах хоть немного выветривался, то в этом трюме от него не было никакого спасения.   Каждый уголок трюма и всего корабля был приспособлен для морского похода. Необходимый запас пеньковых канатов, парусины и продовольствия, а также груз в трюме был надёжно закреплён, так как смещение груза во время плавания могло сместить центр тяжести и судно могло перевернуться в открытом море.   В пространство между трюмом и днищем судна обычно насыпался балласт — крупный щебень или камни. Это делало корабль более устойчивым. Просачивающаяся в трюм вода издавала ужасное зловоние, так как она быстро загнивала, и в ней быстро размножались различные микроорганизмы. Чтобы откачать воду из трюма, на кораблях устанавливались специальные насосы (помпы). Во время шторма эти насосы работали постоянно, так как иначе бы волны быстро бы заполнили трюм водой. Работа на трюмном насосе была не самым приятным занятием на корабле. Чаще всего откачивать воду, Блай отправлял за различные мелкие нарушения, а моряков, обслуживающих трюмный насос, называли трюмными крысами. Если добавить к ужасному зловонию бесчисленных крыс и блох, то вся эта картина становится ещё более несносней.   Поникнув головой, трое моряков сидели в кандалах и были озабочены только тем, что возможно больше не смогут увидеть своих женщин с Таити никогда. После долгого молчания один из них, Уильям Маспрэтт, наконец, промолвил:   — У меня забыли забрать нож.   — Разве ножи режут металл? — спросил Черчилль.   — Металл может, и нет, но зато он сможет перерезать горло. Я не хочу жить, зная, что меня повесят.   Миллз отрывисто произнёс:   — Нет... не торопись....   — А чего ждать? Нам всё равно конец.   — Возможно, ты прав, но пока, что я не хочу резать себе горло. Рановато. Надежда ещё не умерла.   — Да? Думаешь с облака спуститься ангел-хранитель и скажет: «Капитан Блай, отпустите этих славных парней и будьте благоразумны». Так ты это себе представляешь? — смеясь, спросил Черчилль.   — Что-то в этом роде, ведь на борту есть и другие люди, которые терпеть не могут, мистера Блая.   — Ты хватаешься за любую мелочь, и кто же сбросит его в море? Команда? — подметил Маспрэтт.   — Я имел в виду не команду.   — А кого же тогда? — вырвалось у Черчилля.   — Кристиана. Рано или поздно Блай исчерпает его терпение и тогда всё изменится. Я знаю, о чём он думает, я вижу это в его глазах и я сделаю всё, чтобы поддержать в нём эту мысль.   Черчилль шёпотом сказал:   — Если так, тогда я с тобой.   — И я с вами, — прошептал Маспрэтт.   — Хорошо братцы, когда наш час настанет, мы будем готовы действовать, нужно лишь немного потерпеть и выдержать все данные нам испытания.   Между тем, капитан Блай, находясь у себя в каюте, писал: «Сегодня, 22 января, были пойманы дезертиры: Чарльз Черчилль, Уильям Маспрэтт и Джон Миллз. Дисциплина на корабле по-прежнему не устойчива, многие офицеры, такие как Джон Холлет, Томас Хэйверд и в частности Флетчер Кристиан совершенно не желают содействовать мне. Я не ожидал, что Таити окажет такое плохое воздействие на моих подчинённых, и так же хочу подметить сегодняшнее неквалифицированное и дерзкое поведение своего помощника, мистера Кристиана... ».