Хроники Четвертой эпохи

Перегрин Тук никогда не задумывался о том, что однажды он может стать по-настоящему "взрослым" семейным хоббитом. Обзаведется женой и, возможно, детьми. Он привык думать о себе, как о самом младшем, и, смотря на Мерри, упорно считал, что ему еще "рано". А уж на Сэма, решившего, видимо, побить рекорд Шира по количеству детей в семье (они у него с Розочкой появлялись с завидной регулярностью, старшей, Элли, было всего пять, а они уже готовились к рождению четвертого), смотрел как на аномалию. Перегрин Тук никогда не задумывался об этом, пока... Пока не поехал в Гондор. Он, как и Мерри, очень ждал этой поездки, скучая по старым знакомым и с любопытством предвкушая увидеть его освобожденным от тьмы, процветающим при правлении Короля. И хоббит не был разочарован, такой красоты, как в Эмин Арнене, он не видел уже очень давно. Да и Эовин с Фарамиром оказали им очень радушный прием, оставив все дела, чтобы провести с гостями как можно больше времени. И все же, на Пиппина все чаще и чаще накатывала тоска, причину которой он долго не мог определить. Поначалу он считал, что скучает по Ширу, и удивлялся собственной сентиментальности. Однако истинную причину он осознал только тогда, когда Мерри мимоходом спросил у него: - А как там Диамонда? Легко согласилась тебя отпустить? Пиппин вспомнил их встречу, когда он рассказал ей о своих планах. Она восприняла все на удивление спокойно, хотя он и собирался оставить ее на несколько месяцев. У нее вообще очень легкий характер, у его Диамонды. Наверное, только такая и может его терпеть, веселая, не воспринимающая все слишком серьезно, громко хохочущая над всеми его шутками. Но когда Перегрин услышал случайно заданный вопрос своего друга, он задумался, а не забыл ли он из-за этой видимой легкости о настоящих чувствах. Он попытался вспомнить лицо Диамонды, но оно как будто все расплывалось, он легко представлял ее в целом, ощущения и эмоции, которые вызывало ее присутствие, мог вспомнить ее, но не мог во всех подробностях вспомнить ее лица. Такое поведение собственной памяти напугало хоббита, и он начал по очереди перебирать в голове своих знакомых. Спустя какое-то время он пришел к странному выводу: ему проще было представить себе тех, кто был ему менее близок - хоббитов, которых он знал по имени, но с которыми почти никогда не общался, леди Галадриэль, которую он видел всего несколько раз в своей жизни, даже лицо Сарумана ему виделось гораздо яснее, чем лицо, скажем, Мерри. С ним вообще происходили какие-то странные вещи - пока Пиппин смотрел на друга, он видел, что вот же он, Мерри, такой родной и знакомый, но стоило закрыть глаза, и его лицо напрочь отказывало разбиваться на отдельные составляющие: какой, вот, у него, скажем, цвет глаз? Пиппин прекрасно знал ответ на этот вопрос, но именно ЗНАЛ, а вот представить все равно не мог. Еще не успев до конца закончить свою мысль, он вышел в сад и стал собирать цветы. Для Диамонды. Понимая, что это глупо, ведь до их возвращения оставалось еще несколько недель, они же засохнут... И все равно собирал, ощущая в груди странное щемящее чувство. Все эти воспоминания прокручивались у него в голове, пока он, в первый раз после поездки, шел к дому Диамонды, аккуратно, чтобы не раскрошить, сжимая в руке высушенную веточку лаванды, от которой все равно разносился характерный терпковатый запах. Постучав в дверь, он начал ждать. В голове у него царил нервный хаос: "А вдруг ее нет дома? А вдруг меня тут уже не ждут? А вдруг она просто про меня забы..." - Привет, Пип. Да ты, похоже, еще больше вырос. Мне скоро придется на пони ездить, чтобы до тебя дотягиваться, - с улыбкой сказала открывшая дверь хоббитанка. - У меня к тебе подарок, - ответил он, неловко протягивая хрупкую лаванду. - И просьба. - Только приехал, а уже просьба. Наглый ты, Пип, - она продолжала улыбаться. - Ну, выкладывай. - Это очень важная просьба, Ди. Ты только не слишком сильно смейся... Фарамир уже третью неделю безвылазно пребывал в Эмин Арнене. По случаю рождения первого сына, король Элессар временно освободил его от всех обязанностей, чтобы он мог побыть с семьей. Первые несколько дней прошли как в радужном тумане, принц Итилиэна все не мог насмотреться на крохотные ручки, не менее крохотные ножки, на умильное личико, выглядывающее из-под одеяла. Вот только Эовин, принявшая решение отказаться от няньки и сама спавшая в комнате малыша Эльборона, была какой-то непонятно нервной и раздражительной, а под глазами у нее залегли темные мешки. Когда муж попытался разузнать у нее, что же с ней происходит, Белая Леди только устало пожала плечами и ответила: - Все, теперь твоя очередь. Ты спишь с ребенком. Если надо будет его покормить - позовешь меня. Остаток дня наместник Гондора проходил в радостном возбуждении, крайне довольный тем, что ему доверили такую ответственность. Наступила ночь, и Фарамир лежал в постели, внимательно прислушиваясь к дыханию посапывающего рядом сына. Время от времени промежуток между вдохами казался мужчине слишком длинным, и он вскакивал с постели, подбегая к кроватке как раз к тому моменту, как ребенок начинал и дальше преспокойнейше сопеть. Спустя полтора часа таких упражнений ему все же удалось задремать. Проснулся он от надрывного рева, раздававшегося из кроватки. Подхватив ребенка на руки, он помчался в спальню к Эовин. Когда дверь в спальню Леди Итилиэна распахнулась, она только немного оторвала голову от подушки, пробормотала что-то вроде "Кормила полчаса назад" и провалилась обратно в сон. Фарамир вернулся в детскую, а Эльборон у него на руках тем временем продолжал заливаться. Мысленно перебирая в голове все возможные причины такого поведения, Фарамир ритмично встряхивал сына, приговаривая: - Ну что же ты плачешь? Что тебе нужно? Сын отвечал ему громким ревом. Собравшись с духом, наместник уложил младенца на кровать и аккуратно, слегка брезгливо, развернул пеленки. К его огромному облегчению, те оказались чистыми. Вот только проблемы ночного плача это не решало. Фарамир, как смог, завернул пеленку обратно, и снова взял сына на руки, покачивая его. Нервно прохаживаясь по комнате, он тряс его все сильнее и сильнее, как вдруг весь шум резко затих. Не до конца веря в это, во внезапно повисшей тишине, мужчина всмотрелся в лицо ребенка и увидел, что тот сладко причмокнул и заснул так же внезапно, как и начал плакать. Передвигаясь как можно более плавно и бесшумно, Фарамир уложил ребенка обратно в кроватку и вернулся в постель. Полежав полминуты с открытыми глазами, глядя в потолок, через какое-то время он все же закрыл их и заснул. Он еще не знал, что до следующей побудки ему оставалось не больше часа... На исходе третьей недели принц Итилиэна добился личной аудиенции у короля и попросился отправить его на границу. Хоть на пару дней...