***
Киллуа, поднимаясь по бетонным и некрашенным вопреки традициям ступенькам подъезда, поспешно положил в рот последний кусочек булочки с вишней, которая не выходила из головы все шесть голодных уроков. Серьёзно,на голодный желудок так плохо заниматься.. Он, конечно, мог ходить в столовую.. Но если честно, было несколько аспектов, мешающих такому раскладу. Во-первых, совершенно нечего покупать. Одни шоколадные конфеты и соломка с солью. Хорошо хоть с солью — другая вообще невкусная, по его субъективному мнению. И не только его. Кто вообще её любит? А шоколадками не наешься, хотя в качестве слабого антидепрессанта пойдут. Если же выдавался редкий случай, когда там появлялись пирожки, всё сразу скупали. Буквально отпрашивались «выйти» за пять минут до конца урока, чтобы занять очередь за пирожками. Через несколько мгновений их как ветром сдувало. Толпы в буфете делали всё: чуть-ли не топтали бедных пятиклассников, расталкивали друг-друга, от чего некоторые заваливались во все стороны. А Киллуа, естественно, не мог себе позволить такой наглости и уже даже не пытался ухватить там хоть что-то. Перспектива быть раздавленным в порошок двухметровыми десятиклассниками, просящими у каждого прохожего по десять рублей, ему не нравилась. К тому же — булочки не продавали. Приходилось терпеть. Как говорится, привыкай ко всему, что тебя не убьёт. Ладно, отойдём от столь детального описания продажи пирожков и другой еды в школьном буфете. Золдик остановился на промежуточном участке между этажами, мысленно проклиная несуществование лифта в их пятиэтажке. По закону подлости, его семья жила именно на пятом этаже. Весь подъезд был серым. До переезда Киллуа жил в доме, где подъезды были разукрашены во все цвета радуги. Окрашенные в несочетающиеся между собой оттенки ступеньки, тоненькие и слегка кривоватые перила, рисунки бабочек и цветочков на стенах, куча огромных шкафов на каждом этаже(кажется,соседям не хватало места в доме). Выглядело как детский сад, но хотя бы не тяготело своей мрачностью. В улучшении условий нынешнего же места обитания жильцы как будто были ничуть не заинтересованы. Всюду пыльно и темно. Безжизненно и тускло. Свет в подъезде есть, но по ночам его почти не включают. Экономия? Или чувство ценности и любви к тяжелой и неуютной энергетике среды своего обитания? Хотя второе, наверное, могло быть только у юноши или девушки, родившихся и живущих в двадцать первом веке, но тоскующих по культуре эпохи просвещения, будто их насильно вытащили прямиком оттуда в загнивающее будущее. Возле окон валялись мертвые мухи и какие-то ещё насекомые. Пауки по углам безнаказанно плели паутины. Из почтовых ящиков торчали бумажки неизвестного происхождения, и, судя по всему, не особо-то и нужные получателям. Перилла были ровными как.. Очень ровными, но пыльными, подобно остальным подъездным объектам. На стенах не было и странных и нецензурных надписей, что отлично подчёркивало мëртвость и современность этого места. Там не жили подростки-вандалы нулевых, черкающие где попало, уже не сидели по подъездам, раскуривая дешёвые сигареты, не пили всё такие же дешëвые энергетики и не играли в бутылочку. В этом доме не царила атмосфера детства Киллуа, когда крутые подростки были именно такими. Соседские дети не дружили между собой, а практически были незнакомы. Родился бы он чуть раньше.. Несмотря на всё вышеперечисленное, дом был относительно новым и хорошим(новее и лучше предыдущего), в неплохом районе и на спокойной улице. Вечерами никто не собирался у подъездов, не кричал и публично не распивал алкогольные напитки, не играл в азартные игры, не орал матом и не занимался чем-то запрещённым. И все соседи были порядочными людьми. Местность была до жути спокойной. Эта неинтересность убивала, хотя по-хорошему надо радоваться. Но дом никогда по-настоящему не был домом. Киллуа стоял, облокотившись на пыльную стенку, совсем не волнуясь о чистоте своей одежды. Очищая в телефоне весь компромат на самого себя, ему становилось всё грустнее, что телефон тоже не был его собственностью, несмотря на то, что был слишком значимой частью его жизни. И нельзя сказать, что эта значимость не разочаровывала. В любой момент этот злосчастный плод прогресса человечества мог оказаться в руках родителей, открывая не самые известные им стороны жизни старшего сына. Сожаление о самом себе висело в воздухе, как будто в самом деле давя на ватную голову. Напоследок зайдя в месенджер, Киллуа увидел три сообщения от Гона, которого сегодня, по неизвестным доселе причинам, не было в школе. Гон Привеееет Извини что сегодня не пришел Я проспал и мама разрешила в школу не идти!!10:23
Золдик улыбнулся краешком губ, ( и во имя «стиля общения» и величайшей лени почти не расставляя запятые) напечатал:Ааа, ладно А я удивился что тебя нет Уже думал ты заболел
14:47
Наконец закончив переписку и сокрытие следов своей личности, Килл сунул телефон в рюкзак, медленно отстранился от стены и ступил на последний лестничный участок, ведущий непосредственно на его этаж. Через пару секунд правая рука показалась из кармана куртки, палец устремился к дверному звонку. Дзинь-дзинь. Тишина. Дзинь-дзинь Звук переворотов ключа в замочной скважине. Неизлучающее ничего лицо матери. —Привет. —равнодушно протянула женщина. Услышав ответное приветствие, она размеренными шагами отправилась обратно к себе в комнату. Пройдя в квартиру, Киллуа остановился, тяжело вздохнул и сбросил рюкзак с плеч. Парень посмотрел в зеркальную дверцу шкафа-купе, стоящего в прихожей. Оттуда на него взглянула собственная копия. Однако она была чужой — Золдик сейчас не чувствовал себя этой оболочкой. Его душа внешне должна выглядеть по-другому. В такие моменты ощущать контроль над своим телом чересчур необычно и нереально. Но если нарочно не думать о таких вещах — всё нормально, и тело вполне своё. Не без усилий сняв ботинки(пришлось расшнуровывать до конца), он без какого-либо энтузиазма направился мыть руки, отказался от еды, а затем и отошёл в свою комнату. Как и каждый день, он не стал сразу переодеваться, а лишь минут двадцать валялся на кровати и втыкал в потолок, сонно подтягиваясь и зевая, как будто только после пробуждения. И не скажешь, что день начался уже шесть долгих и изнурительных часов назад. Ну оно и понятно — уроки прошли как будто во сне. Глаза ужасно слипались, приходилось прикладывать усилия для того, чтобы держать их в открытом состоянии. Таким образом удавалось создать впечатление своего морального пребывания на уроке. В животе все ещё урчало, но это чувство лучше оставить при себе — суп, которым так маняще пахло на кухне, сейчас будет совсем некстати. Кое-как сумев перебороть нежелание двигаться, он всё же переоделся в домашнюю одежду. Интересно, хоть кто-то из его школы мог подумать, что ТотСамыйКиллуаИзДевятого дома носит узкую салатовую футболочку с красной и уже слегка стеревшейся после многочисленных стирок надписью «SPORT», купленную лет пять назад на местном рынке. «Дома можно и не наряжаться, носи что есть, я деньги не печатаю» — так сказала мама. И в принципе, Киллуа не сильно был этим недоволен. С трудом преодолевая вселенский уровень лени, парень повесил школьную форму на вешалку. Не то чтобы даже повесил — закинул абы как. А зачем напрягаться? Всё равно гладить надо будет. А вообще, он не понимал, зачем гладить даже непомятую одежду раз за разом. Людям ведь всё равно, идеально ли сегодня выглажены твои джинсы. Но такие мысли Киллуа не озвучивал, ибо боялся показаться неряшливым. Повесив одежду в шкаф, он упал обратно на кровать. И почти провалившись в крепкий сон, пришлось заметить, что в комнате довольно холодно. В таких условиях было не очень комфортно. Поэтому Золдику оставалось лишь встать и воткнуть в розетку шнур обогревателя, угадывая, какой же режим поставить, чтобы и не замёрзнуть, и не зажариться. Единичка — слишком мало, двойка — слишком много. После десяти секунд неплодотворных раздумий он всё же остановился на единичке, после чего направился за теплой толстовкой. Таким образом Килл решил совместить два способа согреться. И вновь, почти заснув, Киллуа нехотя открыл глаза. Сегодня среда. На четверг надо делать домашнее задание. Если он проспит хотя бы час, уроки делать будет неохота. В последнее время ему стало просто невозможно заставлять себя что-либо делать. К примеру, строя наполеоновские планы на выходные. Ожидаемо, но по итогу он просиживал всë свободное время в телефоне. Казалось бы — ничего страшного, все люди отдыхают по-разному, выходные ведь нужны не для того, чтобы нагружать себя. Но это не был отдых. Вообще ничего не было отдыхом — даже летних каникул хватало лишь на неделю, затем накипевшая за годы усталость возвращалась в полной мере. И с каждым разом была всё больше. Оно и понятно — появляются новые поводы для переживаний, затрат драгоценных сил и не менее драгоценного времени, а старые ещё не отработаны. Прокрутив в голове единственный возможный исход своего обеденного сна, Киллуа всё же решил не засыпать. Вместо этого он достал из кармана телефон. За листанием социальных сетей время летело и быстро, и невероятно медленно и нудно. Это утомляло, но других занятий просто не существовало. Не дело это —прошло целых два часа, «которые можно было потратить на что-то полезное». Этих слов никто никогда ему не говорил, со исключитением незнакомых людей в интернете. Киллуа сам так считал. Из прихожей как обычно, как и каждый предыдущий, как и каждый будущий день, послышался крик матери. —Киллуа! Выключай телефон и садись делать уроки! Мы поехали забирать Каллуто. Ответа не последовало. Через пару мгновений входная дверь негромко хлопнула. Золдик лишь лениво помассировал лицо руками, чувствуя опустошение. Но всё же решил проигнорировать её приказ, продолжив сидеть в телефоне. Так прошёл ещё час. Одиннадцатилетний Каллуто занимался футболом, ни дня не пропускал и каждый раз ездил в другой конец города, до куда дорога занимает сорок минут. Обратно тоже сорок. Они, наверное, ещё и в магазин заедут. Вернутся не скоро. Уже шесть.. Пора садиться за домашнее задание, иначе бессоная ночь обеспечена. Но это просто невозможно.. Почему нельзя наплевать на всё и спать? Почему он не может просто пропустить школу? А ведь стоит кому угодно из одноклассников заболеть — они остаются дома, когда болеют. А некоторые и просто так сидят. В моменты особенно плохого самочувствия (неважно, физического или ментального) Киллуа охватывала недобрая зависть к ним. Он вроде и жил под гиперопекой, а вроде родителям было наплевать на его состояние и здоровье. Это вызывало к ним огромное отвращение. Не каждый родитель, умышленно или случайно, стремится воспитать своего ребёнка здоровым и счастливым, и каждый хороший не будет отрицать того, что делает что-то неправильно. Сможет признавать свои ошибки и работать над ними. Не будет злостно сжимать кулаки, не будет обиженно кричать: «не указывай мне как жить» «сами разберёмся как своего ребёнка воспитывать» Золдик сонливо подтянулся, чуть не заработав растяжение руки, после чего вяло скатился с кровати, вспоминая, как в детстве мог вынести падение с дерева, разбитые в пух и прах коленки, артериальное кровотечение, а сейчас ломался от одного неправильного движения. Хотя нет, артериальное кровотечение — слишком громко сказано, не стоит такое переживать.. Пора всё же заставить себя. Высокий стул на колёсиках нормально не задвигается к низкому столу. Это не очень удобно, но со временем привыкаешь. Настольная лампа изрисована разноцветными звёздочками маленьких и больших размеров. Под ногами путается удлинитель, к которому она подключена. На столе, оперевшись о стенку, стоит тонкий грунтованный холст, поверх которого абы как намазано акрилом. Это была его первая работа акриловыми красками. Пейзаж. Корабль с розовыми парусами(так посоветовала преподавательница) плывёт по морю. Справа по горизонту виднеется какой-то островок с пальмами, в правом нижнем углу вода бурлит пузырьками возле крупных камней. Всё это на фоне то-ли рассвета, то-ли заката. Вообще непонятно. Небо вроде дневное, а солнце и участки небосвода возле него отливают каким-то красно-оранжевым, в перемешку с фиолетовым. Он-то там причём — никто объяснить не мог. На воде это чудо тоже отражалось, хоть и выглядело как плывущие по воде осенние листья, ей-богу. И, если честно, невооружённым взглядом картина смотрелась очень абстрактно. Едва ли можно было назвать это ярко выраженным пейзажем, так как картина по идее должна была быть выполнена в технике пуантилизма (из точек), хотя больше смахивало на импрессионизм. Но в случае чего непременно стоит ляпнуть «так и задумано», даже если отсутствие навыков налицо. Может это всё объективно и не было красивым, но вызывало невероятные эмоции и воспоминания. А стояла там эта картина явно не ради слезливых воспоминаний. Мать всего лишь любезно побеспокоилась о том, чтобы её любимый сынок случайно не начеркал ручкой на обоях. За то она добавляла комнате хоть какие-то краски. А вообще, хотелось бы наклеить на стену плакаты. Расписание на четверг, благо, было довольно нейтральным. В дневнике неаккуратным почерком красовались биология, информатика, английский, алгебра, обществознание и литература. «Биологию не буду учить, по информатике контрольная, английский не проверяют, алгебру спишу на английском, обществознание выучу, литературу сделать придётся.» — провертел в голове Золдик, уже убитый мыслью о предстоящей контрольной. Он, потирая глаза, открыл тетрадь и учебник, вычитывая какой-то бред(по его скромному мнению) про логические операции, алгебру логику, конъюнкцию, логические задачи и так далее. В восьмом классе он так и не понял тему, а сейчас программа возвращается к этой дряни. Киллуа едва может перенести презентацию на флешку, но учит двоичную логику. Путаясь в таблицах и знаках, подразумевающих непонятные действия, ища возможность наконец-то сосредоточиться (что всё чаще и чаще получалось крайне плохо) он думал лишь о том, что так называемое «общее образование» приносит только вред, ибо ТАКОЕ не может пригодиться ему по жизни. Если он, конечно, не программист. Золдик просидел за информатикой часа два, пытаясь разобраться. Стоило только понять одно — рушилось представление о другом, что раньше казалось довольно простым. Всё же, зависть к параллельным классам, которым досталась другая учительница, присутствовала. И нехилая. Время и нервные клетки неизбежно и безвозвратно были утеряны, но что-то Киллуа да понял, вследствие чего ощутил себя гением дискретной математики. Домашнее задание по литературе, хвала автору сегодняшнего романа, было чуть менее пугающим. Сочинение по произведению. С такими вещами проблем обычно не возникало. Возможно, это из-за низких требований учительницы. Тем не менее, на твердую пятерку нужно было накатать страницы четыре, а то и больше. Немало важно и содержание. Но как придать своей писанине содержательности, когда ты читал только краткое содержание? Можно, например, долго обсасывать одну тему, таким образом стараясь создать иллюзию своей прошаренности в прочитанном. Во всяком случае, примерный вариант сочинения автоматически выстраивался в голове у Килла. Оставалось всё это воплотить в реальность, добавив ещё кучу воды(извините уж, используем все доступные средства) и разного вида оборотов. Только и всего. Главное случайно не уйти в другую тему, что получалось у Золдика просто мастерски. Уже взяв в руки тетрадку с ручкой, великий прозаик и критик хотел начать свои труды, решив перед этим зайти в мессенджер. Там зеленой цифрой в кружочке светился ответ от Гона. Гон Не дождёшься!!!15:11
Киллуа А почему тебя так зовут Киллуа Типа убийца да Убийца моего сердца??16:34
В последнем сообщении после вопросительного знака стоял ехидно улыбающийся смайлик. Это выглядело так смешно... Вроде и шуточка, а вроде и неудачная. А может это было и нарочно. Киллуа минут пять думал, как ему лучше на это ответить, и в результате напечатал:Гон, у тебя голова не болит? Может ещё завтра дома останешься? 20:22
Фрикс зашёл в сеть сразу же, как только сообщение было отправлено. Гон Как я тебя одного брошу? Нам ещё готовиться к той фигне 20:22Забыл Ладно, давай Мне сочинение писать надо 20:23
Гон Раз ты такой старательный Чего ж к математике нет такого энтузиазма20:23
Не надо по больному а 20:23
Две единственные четверки — алгебра и геометрия. Просто никак не давались. Хотя в то же время нельзя было сказать, что Киллуа сделал что-то для того, чтобы они ему давались. Гон обо всём этом был уже прекрасно осведомлен. За короткое время их дружбы(!) он успел многое узнать о неприкасаемом однокласснике, что неизменно вызывало сомнительное чувство гордости . Взглянув на время, Золдик недовольно подметил, что тратит слишком много времени впустую. За полчаса он кое-как начеркал сочинение про притеснения высказывающих свою позицию людей, мысленно воскликнул, что с девятнадцатого века эта проблема совершенно никуда не исчезла. Сочинение написано, информатика сделана. Осталось обществознание, которое он прочитает перед сном и доучит на большой перемене. На часах девять. Сейчас он часок посидит в ванной в кипятке, выйдет под крики матери, потом будет час сидеть в телефоне(ибо заснуть сразу не получается) , потом пытаться заснуть ещё два часа. Итого: так и произошло. Но за те самые два часа парень так и не уснул. И не найдя лучшего решения проблемы, пошёл на кухню. Перекусить, как оказалось, нечем. Но в вазе лежало крупное желтое яблоко, выглядевшее вкусным. Киллуа откусил и прожевал кусочек, с сожалением отметив, что оно слишком приторное и химозное. Ладно.. Возможно, это первое впечатление. Нет. Яблоко было отвратительным. Золдик до этого и подумать не мог, что яблоки действительно могут быть настолько невкусными. Что угодно — только не они. Настроение окончательно испортилось. Яблоко целиком оказалось в мусорном ведре, а туша Киллуа на кровати. День прожит зря, скоро зима, подготовка к мероприятию, контрольные(проводившиеся обычно за две-три недели до конца четверти, ведь в последнюю добрая половина класса отсиживалась дома), яблоко невкусное. В такие моменты к нему снова и снова приходили злосчастные самокопания. Родители уже были обруганы бесчисленное количество раз. Звучит неинтересно. А темой сегодняшнего выпуска стал Гон. Мысли, связанные с ним, были и приятными, и нет. Сближение с кем-то всегда пугало и отталкивало, тем более сейчас, когда было более чем реальным. Гон, с первого взгляда невинный и желающий всем добра. Гон, хотевший только помочь. Что-то, будто бы противоречащее такому чистому образу, в нём было. Золдик не мог понять, что именно. Да и не сильно думал об этом. В поведении это прямо вроде не проявлялось. Лишь определённые жесты могли натолкнуть на определённые мысли. Но такое не заметить обычному человеку. Килл зациклен на Гоне как ни на ком другом, поэтому и уловил нечто неординарное в его личности. Внешность его располагала к себе, хотя, возможно, воспринималась так тепло непосредственно из-за его уже известной доброты. По сути она была стандартной(если не считать специфической укладки волос). При первой встрече в коридоре зацепили только глаза. Карие. Как у большинства людей на земле. Но эти глаза с первого взгляда показались знакомыми, если можно так выразиться. Или нет.. Скорее не знакомыми, а.. То, как в них отливало белым дымком, было невыносимо. Киллуа был вынужден признать, что клюнул на эту удочку. Но что-то то ли в Гоне, то ли в собственной реакции на него, вызывало некое отвращение. Это отвращение появлялось не при общении с ним, а чуть позже. По вечерам, когда в голове прокручивалось всё происшедшее. Лишь бы в этой каше не потерять себя, честно.