Молибдат цинка

      Бутчер не помнил, как именно начался сон, но определенно помнил, что там происходило — и что именно спровоцировало чрезвычайно резкое пробуждение.       Он покосился на часы. Было почти пять утра, снаружи по-прежнему царила темнота. Вставать не хотелось, но и брать на себя риск снова провалиться в сон — тоже. В нем Патриот стоял на коленях, перевалившись через бортик ванной, а Бутчер использовал обе руки и всю силу, чтобы погрузить его голову в доверху наполненную водой ванну. Патриот вырывался, выгибался, чтобы сделать вдох, и иногда ему удавалось. Бутчер тоже стоял на коленях. Входил в Патриота до упора, жестко вбивался. Каждый раз, когда ему удавалось опустить голову Патриота под воду, тело того сжималось вокруг члена Бутчера — насколько сильно, настолько же опасно. Бутчер знал (знал!), что мог запросто лишиться хера, но по какой-то причине отказывался сдаваться и выходить из тела Патриота. Все ощущалось по-настоящему. Ванная комната выглядела более-менее похоже на комнату в этом доме. Во сне Патриот был точно так же связан, с пластиной на глазах, как и все предыдущие недели. На самом деле, единственной причиной, по которой Бутчер был уверен в нереальности произошедшего, стала его собственная ярость, с которой он набросился на подушку при пробуждении. Прямо посередине траха.       В какие игры бы ни игрался Патриот прошлым вечером, он был явно на пути к успеху. Бутчер утратил уверенность во всем, чем занимался до. Отчаявшись, он даже собрался заклеить рот пизды скотчем, чтобы тот не выводил из себя. А еще Бутчер был не прочь найти немного одежды, чтобы прикрыть Патриота. Так продолжаться больше не могло.       Если честно, Бутчер побаивался выходить в гостиную. Он принял душ, избавился от утреннего стояка, почистил зубы, оделся и решил немного насладиться свободным временем. Террор скулил, умоляя отвести его на улицу, но Бутчер решил, что пес сам выберется в задний двор, если захочет. Бутчер сел обратно на кровать и начал осторожно пересматривать видео, скопившееся у него в галерее за прошедшие пару недель.       На первом видео Патриот признавался, что был куском дерьма, убившим невинных людей. Затем следовала короткая съемка: Бутчер открыл багажник своего кадиллака и наткнулся на угрюмое лицо Патриота, проведшего взаперти более суток. Далее было видео, в котором Бутчер — в стиле шоу «По домам!», правда, с перекосом в невменяемость — рассказывал об устройстве нового дома. Затем случилось камео Террора, а также Патриота, отвернувшегося от камеры, когда Бутчер попросил его дать оценку новой клетки и сравнить ее с предыдущей. Следующим был фрагмент, где Бутчер убирал последние куски костюма с рук Патриота, в то время как тот сидел тихо, с пораженческим видом, возможно, даже не подозревая о съемке. Бутчер сказал ему: «Спасибо за сотрудничество, любовь моя, я оценил твой вклад». И подмигнул в камеру, установленную чуть позади. Далее следовало несколько коротких съемок Патриота в различных степенях отчаяния, иногда — в слезах от того, что он считал несправедливостью. А затем — видео, в котором Патриот пил молоко с пола.       Когда он попросил стакан молока, Бутчер подумал, что это шутка; затем, положившись на свое отменное нахальство, решил развить ее и принес миску вместо стакана. Но Патриот выпил все, причем с удивительной быстротой. Даже вылизал миску, невзирая на неудобную позу. Материала вышло на две минуты двадцать четыре секунды.       Бутчер наблюдал с долей разочарования, как камера приближала то приподнятый кверху зад Патриота, то язык, который он опустил в миску, чтобы вылизать последние капли.       Наслаждение страданиями пизды исказилось, превратившись во что-то поистине нездоровое. Уже давно, намного раньше прошлого вечера.       Бутчер наконец вошел в гостиную. Все усилия тихо пересечь ее сошли на нет благодаря Террору, который семенил следом и пару раз гавкнул для привлечения внимания. Бутчер бросил настороженный взгляд на клетку и увидел, что Патриот лежал свернувшись калачиком, спиной к Бутчеру. Тот поставил чайник на плиту и с сожалением вспомнил, что вчера ни разу не покормил Патриота. Нужно будет не забыть этим утром. Бутчер также не сводил Патриота в туалет: на полу возле него образовалась лужица.       Было странно признавать, но Бутчер до сих пор не знал, спал ли Патриот по ночам. Обычно на сутки приходилось лишь несколько часов, когда он стихал и бездвижно лежал на полу, но он не зевал, не храпел, не подавал никаких признаков бессознательности, а с металлической пластиной Бутчер не мог быть уверен, когда глаза Патриот были закрыты, а когда нет. Еще один тревожащий аспект удержания этой пизды в неволе.       Этим утром он выглядел столь же непроницаемо. Бутчер пытался издавать какие-то фоновые звуки, передвигаясь по кухне и доставая продукты для приготовления яичницы. Он периодически бросал взгляды на клетку, но Патриот не двигался.       Наконец, Бутчер решился подойти.       — Эй, — довольно тихо произнес он. — Хочешь чего-нибудь поесть?       Грудная клетка Патриота вздымалась с каждым вздохом, но это был единственный признак жизни.       Бутчер вернулся обратно на кухню, разбил яйца и принялся раздумывать, следовало ли сделать две порции.       — Может, хотя бы молока? — предложил он, проверяя, осталось ли что-нибудь в холодильнике. На этот раз Бутчер повысил голос так, чтобы его было слышно в другом конце комнаты. Прошлый вечер выдался пиздецки странным, но у Бутчера не было настроения играть в молчанку.       — Просто не оставляй меня одного на целый день.       Бутчер ожидал услышать явно не это.       — У тебя есть Террор, — бросил он, но пожалел, когда не услышал в ответ ничего, кроме громкого вздоха.       Бутчер вернулся к клетке и принялся отворять дверь. Обычно, когда он заходил к Патриоту, тот извивался или по крайней мере пытался принять сидячее положение, но этим утром он не приложил ни малейших усилий, чтобы сменить позу. Когда Бутчер немного повернул Патриота к себе и принялся развязывать шнур, удерживающий вместе его лодыжки, то заметил: тело Патриота было каким-то вялым.       Бутчеру пришлось изобрести новый способ стягивания ног Патриота после того, как они прибыли в Дрейхук. Теперь, чтобы предотвратить любое поползновение, Бутчер связывал сначала ноги по отдельности, а затем, в качестве дополнительной меры предосторожности, вместе. Во время первого такого связывания Патриоту удалось лягнуть Бутчера в живот, но какой-то сверхъестественной силы приложено им не было, да и вряд ли Патриот мог сделать что-то еще. И все же Бутчеру было охуеть как больно, удар выбил из груди весь воздух. В ответ Бутчер некоторое время зажимал кнопку пульта и наблюдал, как Патриот содрогался и крутил головой, словно мог таким образом вытрясти загнанное под череп устройство. Бутчер продолжал удерживать кнопку несколько минут, пока не сдохла батарея. Патриот обильно покрылся потом и, к удивлению Бутчера, прокусил себе губу до крови. Бутчер нажал на кнопку еще пару раз. Был бы он рад, находись здесь Французик с новым пультом?       На этот раз, снимая шнур с ног Патриота, Бутчер не ощутил никакого сопротивления. Возможно, Патриот смирился, что послушание в его случае — лучший выход. Или его желание жить начало по-настоящему угасать. Бутчер поднял Патриота на ноги, но тот был по-прежнему вялым. Бутчер встал позади него, подталкивая за плечи и ведя в ванную.       Последнее стало их повседневностью. Позволить Патриоту воспользоваться туалетом, почистить ему зубы, побрить его. Бутчер отказался проворачивать последнее ежедневно, на чем бесстрашно настаивал Патриот, но, если быть честным, Бутчер и сам привык видеть его гладковыбритым. Он разрешал Патриоту принимать душ каждые два-три дня. Убеждал себя, что не являлся монстром. Позволял ли бы он подобное, если бы являлся им? Бутчер размышлял об этом, таращась на себя в зеркало, пока чистил Патриоту зубы.       — Могу я немного посидеть в горячей воде? Пожалуйста, — попросил Патриот. Звучал он непривычно обреченно.       Бутчер ощетинился, но лишь из-за короткого воспоминания о недавнем кошмаре.       — Конечно, — проворчал он, включив горячую воду и заткнув слив в ванной. Патриот стоял и ждал, пока она наполнится. Бутчеру бы следовало избавиться от ложных воспоминаний, но это было слишком трудно. Тот же бортик ванной, та же наполненная ванна, та же голая пизда, до которой Бутчер домогался в сне. Он проследил за тем, как Патриот осторожно забрался в ванну, и даже собрался спросить, не слишком ли горячая вода, но вовремя вспомнил, что вряд ли что-то было способно навредить этой пизде. Патриот погрузился в воду, насколько мог. Бутчер опустил крышку унитаза — присел, чтобы было удобнее мониторить спонтанное принятие ванны. Он молился богу, чтобы Патриот оказался не в настроении болтать, потому что не был уверен, мог ли вынести еще больше мозгоебства.       Патриот сидел тихо, наконец-то сумев найти позу, в которой из воды выглядывали только его колени и лицо. Бутчер осмелился надеяться, что на этот раз они не затронут тему. Возможно, все сказанное вчера было лишь эмоциями. Возможно, всему их разговору было суждено остаться единичным всплеском на протяжении всего срока тюремного заключения.       — У меня отросли корни? — внезапно спросил Патриот, приподняв голову.       — Отросло что?       — Корни. Мои волосы, они темнеют?       Бутчеру было сложно поверить, что разум знаменитой пизды решил сосредоточиться именно на этом.       — Я… Я не знаю, наверное, отрастают. И да, думаю, они потемнели.       Патриот вздохнул.       — Ты что, отбеливаешь волосы? Зачем?       — Это просто осветление. Я был блондином в детстве.       — Все еще не объяснение, — сказал Бутчер. Террор попытался войти за ними в ванну, но Бутчер выгнал его обратно в узкий коридор.       — Часть бренда.       — Бренда «Воут»?       — Моего бренда. Бренда «Воут». Одно и то же.       — Это невъебически тупо, приятель. Ты их так ненавидишь — и, судя по тому, что я видел и слышал, ненавидишь справедливо. Так какого хуя ты обеспокоен их брендом?       — Тебе не понять, — покачал головой Патриот. — То, кем я являюсь сейчас, это то, кем они меня сделали. Они даже пытались придумать мне пресную, альтернативную — нормальную личность. Фальшивое имя. Сочинили фарс из истории о моем классическом американском воспитании. Но это был не я. А бренд — это я. У меня нет гражданской одежды, нет гражданской идентичности. Нет имени, фамилии, родителей и прочего.       — Ты хочешь, чтобы я тебя пожалел?       — Нет! Я объясняю, зачем осветляю волосы. Простым языком, чтобы понял даже ты.       — Вообще-то, я не понял ни слова из твоих объяснений. Ты звучишь, как идиот с промытыми мозгами, который не понимает, кто на самом деле причиняет ему вред.       Бутчер не понимал, по какой причине так завелся. Быть может, речи Патриота доказывали, что он — возможно — был научен азам послушания. От всего этого, конечно, по-прежнему веяло театральщиной, а мысли и логика Патриота были нездоровыми. Неужели Бутчер надеялся, что сможет реабилитировать его методом кнута?       — Я же сказал, что тебе не понять, — произнес Патриот, откидывая голову и прислоняясь затылком к кафельной стене.       — Тогда мне интересно… — На самом деле Бутчер сомневался, стоило ли продолжать диалог: он провел все утро, думая, как бы заклеить рот этой пизды скотчем на весь оставшийся день. — Предположим, мне под руки попадется какая-то навороченная сыворотка от «Воут». Достаточно одной инъекции суперу, и он снова становится обычным человеком. Никаких ебучих сверхспособностей, но в остальном — как огурчик. Ты позволил бы мне ввести сыворотку и отпустить тебя в пешее эротическое?       — А если я снова вколю себе «Ви»?       — Нет. Не выйдет. Не знаю, скажем, если ты введешь вторую дозу, то коньки отбросишь.       — Тогда, блядь, нет, — издевательским тоном сообщил Патриот.       — Почему, приятель? Так нравится проводить время в моей компании?       — Возможно, потому, что я не хочу провести всю оставшуюся жизнь, как ебучий инвалид? Ты серьезно считаешь, что я буду счастлив, не имея возможности взлететь и расплавить что-то своими, блядь, глазами? Остаться навсегда слабым, уязвимым импотентом?       — Вдруг у тебя и так не будет всех этих возможностей? Если ты остаешься здесь, — сказал Бутчер.       — По крайней мере это не мое решение. Я не собираюсь калечить себя по собственному желанию и понижаться до уровня отброса.       — Ты правда считаешь, что жизнь несупера — настолько невыносимое дерьмо? — снова недоверчиво спросил Бутчер.       — Послушай, я понимаю, тебе трудно поверить, потому что ты, блядь, привык так жить. Но я не буду собой, если вколю эту сыворотку. Я сдохну, а эта несчастная мизерная версия меня продолжит жить. Ничего общего со мной, только имя. Впрочем, не останется даже этого: мне ведь придется выбрать какое-то тупое обыденное имя, чтобы продолжить тупое обыденное существование.       — Ага, — только и выдавил из себя Бутчер. Он снова вытолкал Террора обратно за дверь — вероятно, они здесь засиделись и тот требовал выгула. Бутчер размышлял, пора ли спустить воду.       — Я понимаю, для тебя это оскорбительно, — внезапно добавил Патриот. Его голос смягчился — по сравнению с крещендо, до которого взмыл еще минуту назад, когда Бутчер задавал вопросы. — Я восхищаюсь тобой, Уильям. Я вправду восхищен, настолько, насколько можно быть восхищенным кем-то без сверхспособностей. Но я никогда не смог бы жить твоей жизнью. Я бы не поменялся местами с другим супером, не говоря уже о ком-то ничем не примечательном. Я не как вы, не как обычные люди. Мне жаль, если до тебя не доходит.       — О, думаю, ты как раз-таки и есть обычный, несчастный, напуганный человек, — сказал Бутчер. — А еще я думаю, что «Воут» повесили тебе на шею такую цепь, что ты все равно приползешь к ним, и неважно, насколько они переебут твою жизнь.       Патриот ничего не ответил. Он слегка развернул голову к стене и лишь вздрогнул, почувствовав, как Бутчер навис над ним, убирая затычку из ванной.       Вскоре вода сошла, но Патриот, казалось, не хотел выбираться. Вероятно, он был способен на это — даже несмотря на скользкую поверхность ванны. Его ноги больше не были связаны между собой, хоть руки по-прежнему были скручены за спиной. Но он все равно сидел.       — Хочешь есть? — спросил Бутчер. Он заставил Патриота подняться, подтянув его за подмышки. Патриот дернулся, когда Бутчер набросил ему на плечи свой банный халат. Просунуть руки Патриота в рукава возможным не представлялось, но Бутчер хотя бы завязал халат спереди — чтобы пизда не сидел полностью голый. — Завтрак? Хоть что-нибудь? — снова предложил Бутчер.       — Я не хочу обратно в клетку, — заявил Патриот, игнорируя вопрос.       — Можешь поесть за столом. Думаю, ты вел себя почти хорошо, — пожал плечами Бутчер. Он был рад, что банный халат прикрывал тело Патриота: видеть его реакцию на похвалу не хотелось. И все же Бутчер приметил изменения на его лице — едва различимое подергивание уголка рта.       Бутчер усадил Патриота за маленький круглый стол. Патриот выглядел заинтересованным, он впервые находился в части гостиной, до которой прежде не мог дотянуться. Бутчер оказался вынужден оторвать от него взгляд и разобраться с яйцами на сковородке. Впрочем, он резко развернулся, услышав испуганный вздох.       — Эй, только дотронься до Террора, и я зацементирую тебя заживо, понял?       — Я его не трогал! Это он начал тереться о мою ногу.       Похоже, пытаясь спрятать ноги от пса, Патриот ощущал себя неуютно.       Бутчер засмеялся.       — Эй, мальчик, я думал, у тебя вкус на людей получше.       Должно быть, Террор ждал довольно долго, чтобы по-настоящему познакомиться со своим сожителем. Бутчер попытался отвлечь пса, бросив в другой конец гостиной его игрушку.       — У тебя проблемы с собаками? — спросил Бутчер у Патриота, подходя к плите.       — Нет, — парировал Патриот. — Но я не вижу в них ничего привлекательного.       — Поэтому ты и злоебучая пизда. — Бутчер развернулся к плите, разложил по тарелкам яичницу, затем налил полный стакан молока для Патриота и долил остатки себе в кружку чая.       Решив покормить Патриота первым, Бутчер принялся разрезать его яичницу на мелкие части с помощью ножа и вилки. Нужно было купить соломинки, чтобы пизда мог по крайней мере самостоятельно пить.       — Мне выдали щенка, когда я рос. По-моему, золотистого ретривера. Он пробыл у меня несколько дней, а после я, должно быть, что-то сделал, и он умер. Я точно не помню, что именно. Только то, что долго рыдал.       — Дерьмо, — выпалил Бутчер. — Конкретно эта душещипательная история, возможно, и вправду грустная.       — Это не душещипательная история. Я просто рассказываю, что когда-то у меня был щенок. Наверное, я заплакал, когда понял, что мне не принесут другого.       Почувствовав, как в рот уперлась вилка с наколотой едой, Патриот умолк и открыл рот. К лучшему для Бутчера: тот не был уверен, что хотел слышать больше. Кому, как не ему, было знать, что суперы являлись неисправимыми бессердечными пездами. Ему не следовало ожидать неожиданных поворотов и откровений, которые могли бы доказать, что Патриот таковым не был. Уж тем более не потому, что у Бутчера имелась сомнительная привилегия удерживать его в живых.       Похоже, Патриот понял, что Бутчер закончил завтракать, по звуку приземлившихся на тарелку приборов. Он приготовился к худшему, когда Патриот встал без предупреждения. Кисти рефлекторно сжались в кулаки. Но Патриот лишь упал на колени, прямо рядом со стулом Бутчера.       — Пожалуйста, не сажай меня обратно в клетку. Прошу, Уильям, — затараторил он.       — Когда-то придется, приятель, — ответил Бутчер.       — Почему?       — Давай-ка подумаем… Потому что я, возможно, захочу покинуть дом, а ты — ебаный опасный монстр, которого нельзя отправлять на самовыгул?       Патриот склонил голову.       — Я хочу быть с тобой в хороших отношениях. Ну же, я дам тебе все, чего ты хочешь. Чего ты хочешь?       Бутчер отхлебнул из своей чашки.       — Я забираю свои вчерашние слова обратно, — сказал Патриот, когда не услышал ответа. Бутчер напрягся. Он надеялся, что вчерашний разговор остался в прошлом. Внезапно Патриот притиснулся к Бутчеру. — Ты не смердишь. Мне нравится, как ты пахнешь. Хоть ты и пытаешься похоронить свой запах под слоями сигаретного дыма.       Когда Патриот резко выдохнул, видимо, таким образом очерчивая сказанное, Бутчер рефлекторно отстранился. Ответить ему было нечего.       — Я был зол. Я пытался задеть тебя за живое. Но на самом деле я польщен. Я благодарен. Думаю, я сделаю это, если ты действительно захочешь.       — Сделаешь что? — выпалил Бутчер, на самом деле не желая слышать ответ. Как такое вообще возможно? Он ощущал себя загнанным в угол, хоть это Патриот был связан и не мог воспользоваться ни одной из своих суперсил.       — Трахну тебя. Позволю трахнуть себя. Что бы ты ни задумал.       Бутчер тяжело сглотнул, блокируя внезапно нахлынувшие воспоминания из сна.       — Я ничего такого не задумал, помешанная ты похотливая пизда. Что ты тут разыгрываешь? Ты не обязан темнить, просто скажи, чего хочешь на самом деле.       Патриот выпустил изо рта безрадостный смешок.       — Чего я хочу на самом деле? Избавиться от этого сраного металла, которым ты меня сковал, и долететь до ебучей башни «Воут». Знаешь, возможно, для большего эффекта разъебать собственные похороны. Быть может, я даже не порежу лазером никого на месте, быть может, я решу действовать более… утонченно. Придумаю, как избавиться от Стэна Эдгара и его приспешников. Впрочем, я отклонился от темы. Я знаю, ты не позволишь ничего из этого, Уильям.        — Спасибо, что умалчиваешь о своих планах. Детали бы разрушили романтическую атмосферу, — сказал Бутчер, мысленно ужасаясь, к чему мог привести их диалог.       — Если честно, я не уверен насчет тебя. Я не подумал, что хочу с тобой сделать. Возможно, я буду обходителен, просто чтобы доказать, что ты неправ.       — Так чего ты, блядь, от меня хочешь?       Патриот закусил губу:       — Я не хочу возвращаться в клетку. И я… Мне нужно… Я в отчаянии, правда. Провести недели со связанными за спиной руками — жестоко, знаешь ли.       Бутчер не мог не засмеяться.       — Я слышу, как колотится твое сердце. Ты напуган или зол? В этот раз я не могу определить.       На самом деле и то, и другое. Бутчер был и напуган, и зол, потому что представить Патриота, по-прежнему стоящего на коленях в этом кухонном уголке, разве что несколькими дюймами ближе, и отсасывающего Бутчеру, оказалось чертовски просто — как только Бутчер услышал: «Я дам тебе все, чего ты захочешь».       — Ладно, пизда, я сыт по горло твоими играми разума. Поднимайся.       Патриот вздрогнул, когда Бутчер грубо потянул его за руку и с силой толкнул в сторону спальни. Наиболее разумной причиной, по которой Бутчер должен был запихнуть Патриота обратно в клетку, было его отчаянное нежелание туда возвращаться. Но Бутчер не мог. Какая-то странная часть его хотела сдаться. Возможно, нездоровое любопытство.       Уже наступило восемь утра, грязные тарелки все еще стояли на столе. Имелись ли у Бутчера какие-то дела? Была суббота, но обычно он не брал выходных. Он едва ли мог поверить в то, что творил, его тело двигалось словно на автопилоте. Он потянул Патриота за собой на кровать, и тот не то чтобы сопротивлялся, однако настороженно пытался прочувствовать новую обстановку и то и дело спотыкался.       Бутчер быстро стянул с себя джинсы и боксеры и бросил их на пол. Избавил Патриота от банного халата, в котором тот до сих пор находился.       — Давай, садись на меня, — скомандовал Бутчер, пытаясь уместить Патриота сверху. Но пизда попытался сползти с него.       — Стой! Подожди, дай мне немного времени. Я никогда… Никогда не занимался этим раньше. — Голос Патриота стих, и на мгновение Бутчер увидел перед собой напуганного ребенка из лаборатории.       — Я не прошу садиться на мой член, боже правый. Просто садись.       Бутчеру удалось уместить Патриота так, чтобы тот оказался прижат к нему, и их члены соприкоснулись. Бутчер обхватил их и принялся водить рукой вверх-вниз. Патриот придвинулся вперед, тут же издав гортанный стон. Прямо-таки парадоксально: кожа суперов была способна с легкостью выдержать удар в пах или сдержать собой автобус, но каким-то образом оставалась чувствительной и отвечала на осторожные, слишком человеческие касания. Бутчер затруднялся понять, хотя испытал подобное с временной «Ви» сам. Он предполагал, что принцип работы данной херни был схож с ремнем безопасности: тот сопротивлялся резким движениям, но поддавался неторопливым.       — Черт, Билли, — вжался в него бедрами Патриот, старательно толкаясь в его кулак. Было слишком сухо, и Бутчер остановился, плюнул себе на ладонь, прежде чем продолжить.       — Блядь, это божественно. — Лицо Патриота приобрело страдальческий вид, а через несколько секунд он кончил с громким стоном, забрызгав спермой грудь Бутчера. Пизда не наврал: его тело было полно нетерпения, жаждало получить разрядку под любым предлогом — спустя столько-то времени. Бутчеру, похоже, понадобится больше времени. Он продолжил надрачивать им обоим, и Патриот поморщился, вероятно, будучи сверхчувствительным после оргазма.       Бутчер неохотно признал, что Патриот выглядел красиво. Сидя верхом, обернутый в белый светящийся шнур, что напоминал вульгарный фетиш-наряд. В прошлом у Бутчера имелся некоторый опыт с мужчинами, и он мог оценить красивое сильное тело. Патриот как раз таким обладал. Он то открывал рот и тяжело дышал, то напряженно стискивал зубы. Вид был заманчиво непристойным. Перед тем как почувствовать приближение оргазма, Бутчер заметил, как пизда на нем снова стиснул бедра, а затем принялся толкаться ему в кулак. Он что, собирался спустить еще раз?       Патриот задохнулся, снова кончив где-то через пять минут. Спермы было меньше, и выстрелила она с меньшей силой, но Патриот с трудом удержался в сидячем положении. Бутчер был вынужден использовать свою свободную руку, чтобы придержать его.       — Все, хватит, — заныл Патриот, предприняв слабую попытку отодвинуться, но Бутчер не собирался менять позу, будучи так близко к разрядке. Он кончил и расслабился. Патриот потерял равновесие, когда Бутчер под ним пошевелил ногами, и упал на него сверху. Они оба вспотели, оба тяжело дышали, сталкивались грудными клетками. Бутчер наблюдал, как двигались минутные стрелки на часах у кровати. Патриот подполз вверх, утыкаясь лицом в грудь Бутчера. Выглядело это странно. От Патриота веяло отчаянием.       Несмотря на сонливость, Бутчер внезапно вспомнил, что МЦ не оказывал никакого влияния на суперовскую полость рта. К тому же Патриоту уже удавалось сплюнуть металлическую пыль со скоростью пули.       — Эй, держи свой рот от меня подальше. Ты же не хочешь, чтобы я принес металлическую пластину и прикрыл его тоже?       Патриот выдохнул через нос и развернул лицо в сторону.       — Серьезно? Думаешь, я попытаюсь что-то тебе сделать? Сейчас?       — Не вижу ни единой причины, почему бы тебе не попытаться, — ответил Бутчер.       Патриот сел, его рот сжался в тугую линию. Затем Патриот отвернулся от Бутчера и лег лицом к окну. Он нашел пятно солнечного света на одеяле и, похоже, намеревался там остаться. Пизда что, обиделся? Бутчер ощутил, будто внезапно ступил на неизведанную территорию, и одновременно был благодарен судьбе, что поблизости не находилось никого из «Пацанов». Стань они свидетелями этому странному дерьму, окончательному падению Бутчера — если ему было куда падать… Жаль, конечно, что рядом не было никого, чтобы проверить мозг Бутчера на работоспособность. Он сомневался, что когда-нибудь расскажет об этом хоть кому-то из «Пацанов»: слишком противоречиво это было, учитывая все, за что он боролся. Даже встречи с Мэйв были достаточно странными, попирали принципы, которыми Бутчер запретил себе связываться с суперами. Но это… Это было за гранью.       Впрочем, вместо того чтобы зацикливаться, Бутчер неуверенно придвинулся к Патриоту и провел рукой по очертаниям его плеч, грудной клетки, талии, бедра, спустился вниз по последнему настолько, насколько дотягивалась рука. Ничего эротического — но Патриот громко выдохнул и выгнулся. Пизда то ли изголодался по прикосновениям до такой степени, что ловил кайф даже от подобных прикосновений, то ли хуй пойми зачем играл в покладистость.       — Все еще боишься, что я кусаюсь? — спросил, развернувшись, Патриот. На его лице красовалась чеширская улыбка — похоже, он оправился от прежнего состояния уязвимости. Бутчер смягчился и на этот раз позволил Патриоту прижаться к себе лицом, раздумывая, насколько сильно — и глупо — он рисковал. К сожалению, Бутчер отчетливо визуализировал, как пизда при желании мог откусить от него кусок. Он решил не испытывать на себе подобные сексуальные предпочтения — по крайней мере без временной «Ви».       Некоторое время они лежали в тишине. Телефон Бутчера завибрировал, разрушив момент.       «Эй, случайно не заглянешь в нью-йоркский офис?» — написал Хьюи.       «Нет», — ответил Бутчер. На часах было все еще полдесятого, но утро ощущалось самым длинным в жизни Бутчера. Он не поедет в Нью-Йорк.       «Нет проблем», — получил ответ Бутчер. О, проблем была целая куча. Как Бутчер планировал поступить в дальнейшем? Вместо того чтобы убить Патриота, он собирался играться с ним в семью и друзей по перепиху? Был ли он, по крайней мере, способен закрыть манипулятивную пизду в клетке? Судя по всему, тот начнет ныть и плакать по поводу.       — Ты когда-нибудь спал с мужчинами до этого? — прервал Патриот стремительно сменявшие друг друга мысли Бутчера.       — Возможно. А что?       — Не думал, что мне понравится. Но было неплохо.       — Что ж, любовь моя, спасибо за отзыв, но в основном поработал я.       — Возможно, я бы поработал больше, если бы мог воспользоваться руками.       — Ну пиздец, туше, — согласился Бутчер. Он был по-прежнему озадачен: после оргазмов Патриот стал чувственным и податливым. Видимо, Бутчеру придется признать, что его физически привлекал супер, который обрек его на годы страданий. Признать, что это чудовище «Воут», выращенное в лаборатории, лишенное даже минимального набора приличий, которые принимал как данность сам Бутчер, по-прежнему могло выглядеть мило, свернувшись калачиком ленивым субботним утром.