***
Бутчер мыл посуду с Райаном после ужина, когда на телефон пришло первое уведомление с камеры безопасности. Извинившись, Бутчер отошел в ванную. Его сердцебиение замедлилось, лишь когда он убедился, что Патриот все еще сидел пристегнутый к стулу, точно так же, как Бутчер оставил его вчера утром. Он увеличил громкость настолько, чтобы голос Патриота был едва слышен, и, открыв кран, поднес телефон к уху. Бутчер не был уверен, слышал ли Райан так же хорошо, как его отец, однако лишний раз рисковать не стоило. «Билли, я знаю, что на меня направлена камера слежения. Я слышу, как она щелкает всякий раз, когда я издаю шум или много двигаюсь. Так что, думаю, она записывает звук и ты можешь это услышать. Мне кажется, у меня пищевое отравление. Я не знаю, что делать. Мне очень больно». Бутчер снова просмотрел видеозапись. Патриот действительно сидел, накренившись вперед. Неужели придурок позволил молоку испортиться, прежде чем выпил его? Однако у Бутчера не было на это времени. Он сможет разобраться со всем, когда вернется завтра вечером. Второе уведомление пришло спустя где-то час, пока Бутчер отставал от Райана по меньшей мере на тридцать очков в «Скрэббл». Бекка всегда была намного лучше его в игре, поэтому он не удивился, что кто-то, кого она ей обучила, надирал ему задницу. На самом деле, наблюдая, как Райан загорался всякий раз, когда обнаруживал новый хитроумный способ увеличить количество слов в квадрате, Бутчер ощущал неподдельное удовольствие. В конце игры пацан был вежлив и скромен: признал, что у него было преимущество, поскольку он ходил первым; заявил, что ему также повезло с буквенными плитками. Бекка вырастила хорошего мальчика. Бутчер знал, что многое терял, проводя с ним так мало времени. Он дождался, пока Райан пойдет чистить зубы, и вышел на улицу, чтобы выкурить сигарету и заодно посмотреть запись с камеры наблюдения. «Билли, мне правда плохо. Вода, которую я пью, проходит прямо через меня, у меня спазмы в желудке. Со мной никогда в жизни такого не случалось». Бутчер разочарованно вздохнул. Он точно не ожидал, что Патриот мог сдаться какой-то бактерии, особенно учитывая, что его внутренности, похоже, не поддавались разрушению обычным оружием. Небольшое пищевое отравление еще никого не убивало, верно? Бутчер знал, что убивало, однако дорога в Дрейхук была долгой. Он не собирался срываться с места и ехать всю ночь. Он планировал остаться где-то до полудня, позавтракать вместе с Райаном, а возможно, даже немного прогуляться. Вернуться в Джерси он намеревался поздно вечером. Еще одно уведомление с камеры появилось уже после того, как Райан лег спать. «Ладно, я понятия не имею, записывает ли твоя камера звук. Может быть, я разговариваю сам с собой. Билли, мне действительно кажется, что я сейчас умру, я чувствую себя таким жалким, просто пиздец». Бутчер подумывал о том, чтобы отключить уведомления и немного поспать. Райан обычно вставал в самую рань, примерно в шесть утра. Возможно, Бутчеру стоило попробовать лечь пораньше, вместо того чтобы смотреть видеодневник Патриота в реальном времени на тему боли в животе. Бутчер не знал, отчего испытывал нарастающее чувство неподдельного беспокойства. Ну и что с того, что погибелью жемчужины пантеона суперов «Воут» окажется какая-нибудь заурядная сальмонелла? В прошлом Бутчер ведь хотел смерти Патриота? Хотел, причем любой ценой, и сравнительно недавно. Так почему сейчас он не мог лечь спать или хотя бы отключить уведомления от чертовой камеры слежения? Прошло всего пятнадцать минут, прежде чем появилось очередное сообщение. «У меня заканчивается вода, меня рвет. Так мутит, я вижу странные вещи, когда закрываю глаза. Я так хочу, чтобы ты был рядом. Я боюсь умереть здесь один». Бутчер больше не мог терпеть. Ему понадобилось семь часов езды на автомобиле, чтобы увидеть Райана, однако, возможно, он вернется быстрее, если будет ехать по пустым ночным дорогам. Он понятия не имел, чего на самом деле добьется, добравшись. Не то чтобы он собирался отвезти Патриота в больницу, чтобы его накормили антибиотиками, или промыли желудок, или что там еще делают для лечения пищевых отравлений. С какой стати Бутчер вообще об этом думал? Он твердо вознамерился перестать и завести машину. Будет легче определиться с действиями, когда он окажется на месте назначения. Пока он собирал вещи, чтобы положить их обратно в машину, Мэллори следовала за ним по пятам. — Не понимаю, как тебе удалось удержать его в узде и не удалось убить, — шептала она Бутчеру, пока он пытался разбудить Террора, чтобы затащить его и его лежанку на переднее пассажирское. — Он в коме или что? Вы его обездвижили, он правда продержался все это время без воды? Ему стало хуже хотя бы внешне? — Да, он изменился, — пробормотал Бутчер себе под нос. Избегать зрительного контакта с Мэллори, надевая ботинки, было довольно легко. — Мне просто нужно вернуться и связать его покрепче. Мэллори, вероятно, надеялась получить от него больше информации лично, чем по телефону, но не тут-то было. — Значит, не в коме. Вы пытались заморозить его в жидком азоте? Как долго вы пробовали угарный газ? Ему не нужен воздух? — Я много чего перепробовал, — нетерпеливо пробормотал Бутчер, стремясь завершить разговор до того, как ему придется солгать, а не обходиться недомолвками. — Точно уверен, что тебе не нужна помощь? — Как никогда. Послушай, все под контролем. Если тебе или твоим приятелям снова понадобится место, просто предупреди меня. Я найду новое. — Сомневаюсь, что после тебя оно будет все еще пригодно для использования, — проворчала Мэллори. — Не понимаю, почему ты загорелся идеей справиться в одиночку. В чем проблема сказать, как вам удалось заманить его в ловушку и обездвижить? А если он вырвется на свободу? Ты ведь умрешь, неужели просто унесешь тайну с собой в могилу? — Да не собираюсь я умирать. И потише, ладно? Райан вообще спит? — Не знаю, но ты должен хотя бы попрощаться с ним. Он думает, что ты все еще будешь здесь завтра, — напомнила Мэллори. Бутчер зашел в спальню Райана и застал его бодрствующим, с книгой и фонариком в руках. Если Райан и мог слышать сквозь стены, то был слишком погружен в свою книгу. — Испортишь себе зрение. Почему не включаешь настольную лампу? Райан покачал головой, однако улыбнулся. — Но читать с фонариком веселее! Как будто ты посвящен в какую-то тайну. — Не спорю, что-то в этом есть, — сказал Бутчер, садясь на кровать и искоса поглядывая на обложку книги. Там были нарисованы мыши в доспехах. — Это «Рэдволл», крутая серия книг в стиле фэнтези. Я знаю, выглядит глупо, потому что они мыши… Бутчер размышлял о том, что, на самом деле, должен был находиться с Райаном двадцать четыре на семь. Должен знать все книги, которые тот читал, и не позволять ему даже думать о том, что Бутчер якобы посчитает их глупыми. Он должен играть с ним в «Скрэббл», причем так, чтобы составить конкуренцию. Должен учить футболу, и не американскому. Он должен быть рядом, если — и когда — Райан пойдет в школу, обязан посещать родительские собрания, школьные спектакли и репетиции игры на фортепиано. Он должен наблюдать, как Райан растет, и, по крайней мере, попытаться стать таким отцом, какого хотел бы иметь сам. Бекка не просила Бутчера мстить, она просила вырастить ее сына и защитить его. Так какого хрена Бутчер возвращался в Джерси и снова оставлял Райана здесь, с Мэллори? Он должен был остаться с ним еще на месяц, на год — нет, никогда не возвращаться. Поглядывать на запись с камеры безопасности, просто чтобы вовремя понять, когда следовало прибраться и избавиться от трупа. Сосредоточься на воспитании ребенка Бекки, черт возьми. — …Бутчер? Райан, казалось, заметил, что тот мысленно находился где-то в другом месте. Черт побери, теперь, когда он снова посмотрел на Райана, то увидел в нем черты Бекки, но также подметил что-то подозрительно знакомое в том, как его рот скривился в беспокойстве. Возможно, в этом возрасте Райан больше походил на мать, но половое созревание наверняка изменит его, и он станет почти точной копией пизды, что отчаянно ждал Бутчера дома. — Выглядит интересно, тебе придется пересказать мне сюжет, как только дочитаешь, — произнес Бутчер, прежде чем сообщить, что ему придется уехать сейчас, а не на следующий день. — Ох. Лицо Райана потускнело. Бутчер до сих пор удивлялся, что пацан скучал по его компании. Они хорошо проводили время вместе, просто довольно редко, а теперь — редко непростительно. — У меня имеется одно очень важное дело, которое дотерпит только до раннего утра, — начал торопливо объясняться Бутчер. — Но я скоро навещу тебя снова. Теперь, когда ты ближе к Нью-Йорку, мне будет легче. — Ага, — ответил все еще разочарованный Райан. — Ты снова привезешь Террора? Я все еще думаю, что смогу научить его бегать за палкой. — Можешь попытаться. Бутчер рассмеялся, однако, совсем не убежденный в том, что старого пса можно научить новым трюкам. Бутчер не мог показать Райану старый трюк, которому Террор обучил себя наверняка: тот был не для детей. Они обнялись, и в глазах Райана появился задумчивый, отстраненный блеск. Бутчер заметил такой же блеск, когда Райан подбежал к нему и крепко обнял по приезде. — Что за растерянный вид? — спросил Бутчер, взъерошив волосы Райана. — Извини, я не знаю. Это так странно… Ты почему-то пахнешь так же, как папа. — Райан нахмурился. — Я… Я не могу не думать о нем, хоть запах едва различимый. Бутчеру захотелось провалиться сквозь ебучую землю. Он надеялся, что ничем не выдал свое волнение, хотя и ощутил, как вспыхнули его щеки. Он сделал вид, что понюхал рукав своего пальто. — Я недавно сменил марку сигарет, может, поэтому? Райан пожал плечами и, к счастью, не возразил против столь дурацкого объяснения. — Спокойной ночи, — пожелал Бутчер, поцеловав Райана в лоб и уложив в кровать. Бутчер немного ему завидовал: сам он не выспится, поскольку потратит время на возвращение в Джерси.***
По крайней мере, он вернулся раньше рассвета. Когда он осторожно открыл входную дверь, было лишь начало пятого. В нос Бутчеру ударила смесь неприятных запахов, впрочем, он ожидал худшего. — Ты вернулся рано. — Патриот казался удовлетворенным. — Спасибо, — добавил он, когда Бутчер отпер клетку. — Я скучал. — Я здесь, — уверил его Бутчер, с удивлением подмечая, что его голос подрагивал. На самом деле, Бутчер провел всю дорогу, переводя взгляд с GPS-навигатора на приложение камеры слежения и обратно, гадая, как ему придется поступить, окажись его проект по одомашниванию в действительно плачевном положении. Бутчер даже поймал себя на навязчивой надежде: что Патриот был в относительном порядке, что просто драматизировал, что ему поможет Gatorade — или другая херь, которую используют от расстройства желудка на дому. Однако у Бутчера возникало нарастающее, тошнотворное чувство дежавю. Чтобы отогнать назойливо пробивавшуюся в сознание мысль, Бутчеру даже пришлось потрясти головой. Оставить Патриота взаперти в одиночестве — не то же самое, что оставить Ленни с их папашей-извергом. «Он не умрет до моего приезда», — продолжал уверять себя Бутчер, однако это не помешало ему превысить допустимую скорость и не сбавлять ее весь путь домой. Он коснулся щеки Патриота, и тот немедленно прильнул к прикосновению, потираясь о ладонь Бутчера двухдневной щетиной. — Привез тебе изотоник, — сказал Бутчер, откупорив одну из маленьких бутылок, прихваченных с собой из машины. Бутчер надеялся, что пацан, которого он застал на смене в круглосуточном «Вол-Март» по дороге домой, знал, о чем говорил. Он утверждал, что это лучше, чем спортивные напитки. «Восполняет потери электролитов и все такое». Когда Бутчер наклонил бутылку к Патриоту, тот послушно влил в себя все содержимое. По его подбородку стекла пара случайных капель. — Дерьмово на вкус? Патриот пожал плечами, при этом, однако, словно сияя изнутри. Бутчер принялся развязывать шнур, которым Патриот был привязан к стулу. — Можно мне в теплую ванну? Пожалуйста? — Конечно, — пробормотал Бутчер. Он был по-прежнему сконфужен, ошеломлен, ему по-прежнему недоставало сна — однако он испытывал колоссальное облегчение, наблюдая, как Патриот самостоятельно встал и даже размял ноги. Когда он накренился в сторону, Бутчеру удалось поймать его на полпути от возможного падения. Он крепко прижал его к себе. — Прости, у меня ноги ватные, и голова кружится… — Патриот наклонился к Бутчеру в поисках большего контакта, уткнулся носом в шею и сделал глубокий вдох. — Я так скучал, — повторил он. Бутчера переполняло чувство вины. Каким заманчивым решением сравнительно недавно казалось просто не возвращаться, оставить своего бывшего заклятого врага здесь одного, истекать кровью и гнить изнутри. Бутчер умыл его, обработал гелем для душа настолько тщательно, что тело Патриота начало постепенно принимать это за прелюдию. «Нужно постричь ему ногти», — отметил про себя Бутчер, изучая связанные за спиной руки Патриота. Бутчер почти никогда не проделывал подобное со своими ногтями, поскольку был склонен их грызть, — старая дурная привычка. Он наполнил ванну горячей водой, Патриот уселся в нее, удовлетворенно вздохнул и вытянул ноги. — Сиди здесь, пока я приберусь, — бросил Бутчер, прежде чем вернуться в гостиную. В доме несло очистителем, но тот едва ли справлялся с запахом отходов человеческой жизнедеятельности, пота — и даже запахом испорченного молока, которое, должно быть, осталось на дне контейнера. Бутчер открыл окно для проветривания, впустил Террора обратно в дом из машины и продолжил чистить клетку, параллельно оценивая ущерб. Как ни странно, Патриот не выпил даже половины воды, оставленной Бутчером. Нигде также не было признаков рвоты. Бутчер вытащил ведро из-под стула — разумеется, ему придется это убрать, однако это тоже не походило на приступ пищевого отравления. Бутчер отнес ведро в ванную, вылил его содержимое в унитаз, а затем обратил внимание на сидящего в ванне Патриота. — Ты, блядь, серьезно соврал, что заболел, только чтобы я вернулся пораньше? Патриот ничего не ответил. Просто отшатнулся, услышав голос Бутчера. Тот ощутил, как в нем поднялась волна гнева. Каким же идиотом он был, что даже не рассмотрел такую вероятность за все шесть часов, проведенные в дороге? Как ему удалось забыть, что Патриот был эгоистичной пиздой, а его занятием по жизни являлась ложь на публику на профессиональной основе? — Ты серьезно притворился больным? — повторил Бутчер. — Просто браво, великолепное представление. Я повелся. — Но мне было одиноко, — тихо проговорил Патриот. — Да ты чертов гений! — Бутчер был вне себя. — Ты хоть знаешь, как я заебался, пока гнал обратно?! Если бы я задремал, то мог бы запросто выехать на встречную, и тогда ты сидел бы здесь в одиночестве гораздо, гораздо дольше. Ты хоть подумал об этом, прежде чем решился разыграть свой мини-спектакль, ты, эгоцентричная пизда? Патриот ему не ответил. Отвернулся к облицованной плиткой стене и подтянул колени к груди, — вероятно, понимая, что не может сказать ничего такого, что не разозлит Бутчера еще больше. Но Бутчеру не пришлось по нраву и это. Он схватил Патриота за подбородок, поворачивая его лицо обратно к себе. — Нечего сказать? — Что я должен был делать? — спросил Патриот печальным и одновременно оборонительным тоном. — Когда я говорю тебе, что чувствую себя подавленно и одиноко, для тебя это недостаточно серьезно, и ты бросаешь меня здесь. Ты вернулся только тогда, когда я сказал, что болен. Всем остальным людям разрешается заболевать и просить, чтобы о них позаботились! Ты никогда не воспринимаешь мои желания всерьез, просто потому, что я не получаю физических травм или не способен заболеть. — Знаешь, что тебе действительно нужно? Кто-то, кто извлечет ебучую «Ви» из твоего организма, тогда ты перестанешь завидовать людям, которые болеют. Просто ебануться можно, ты еще и оправдываешься! Сейчас пойдешь обратно в клетку. А я к себе, чтобы наверстать упущенный из-за тебя сон. Разберусь с тобой позже. Не дожидаясь, пока стечет вода, и не утруждая себя тем, чтобы вытереть Патриота полотенцем, Бутчер поднял его на ноги. Затем толкнул вперед, и тот, спотыкаясь, оказался в гостиной. — По крайней мере, теперь я знаю, что тебе действительно не все равно, жив я или мертв, — пробормотал Патриот себе под нос как раз в тот момент, когда Бутчер закрывал дверь клетки. Это была сущая правда, но она вывела Бутчера из себя окончательно. Он был почти готов вернуться в клетку и задать Патриоту трепку. Не то чтобы подобное мероприятие причинило бы пизде боль, но, по крайней мере, оно дало бы выход эмоциям Бутчера. А может, он так и сделает. По хуй на сон. Сейчас Бутчер был слишком зол. Возможно, причина крылась в необходимости давать те уклончивые ответы Мэллори. Возможно, до Бутчера наконец дошло, как много из детства Райана он упускал, возясь с человеком, которого должен был убить. Возможно, он злился потому, что не видел света в конце туннеля: у всего этого не было разумной развязки, разве что Бутчер не планировал стать отшельником, никогда по-настоящему не видеться с Райаном, «Пацанами» — да кем угодно. Что бы им ни руководило, он зашел в спальню, снял ремень со штанов, яростно перетянул им предплечье и, искоса наблюдая, как у него начали вздуваться вены, принялся рыться в комоде в поисках ампул временной «Ви». Бутчер надеялся, что это войдет в историю как самое глупое и ничтожное использование сыворотки. Он сделал инъекцию, поморщился от жжения, вызванного распространением «Ви» по кровотоку. У Бутчера не было гарантий, что силы от дозы будут такими же, как в прошлый раз. Впрочем, все, о чем он заботился, — чтобы сил хватило для нанесения болезненных ударов суперу. Когда Бутчер ощутил в глазах знакомое тепло и убедился, что с ним было все в порядке, он вернулся в гостиную. Патриот, казалось, остро осознал перемену в Бутчере: отполз к самой дальней стене клетки. — Билли… — сказал он, услышав, как Бутчер открыл замок. В голосе Патриота была отчетливо уловима паника. Вероятно, шестое чувство подсказывало ему, что грядут не самые приятные в его жизни ощущения, однако он еще не знал наверняка, по какому конкретно поводу ему следовало молить о пощаде. Бутчеру не терпелось ударить Патриота хотя бы несколько раз: за фокус с псевдоотравлением, за то, что заставил Бутчера волноваться часами, за то, что тот был вынужден покинуть Райана раньше, чем планировал. И все же, пока Бутчер наблюдал за лежащим у его ног Патриотом, все еще пытающимся отпрянуть, но ограниченным в пространстве за спиной, в значительной степени лишенным сил, зрения, голым и, в конечном счете, беззащитным, ему показалось неправильным избивать его кулаками или ногами. В то же время Бутчер не горел желанием тратить временную «Ви», импульсивно введенную на полпути ко сну, впустую. Патриот, вероятно, почувствовал колебания Бутчера и решил встать на колени. Запрокинув лицо, он призывно облизнул губы. Наверняка так он надеялся разрядить обстановку и перенаправить странную энергию в комнате во что-то сексуальное, а не насильственное. — Ну уж нет. — Вместо того чтобы расстегнуть ширинку, Бутчер поднял Патриота на ноги и, вытащив его из клетки, повел в сторону кухонного уголка. — Ложись ко мне на колени, — скомандовал он, как только устроился на стуле. — Почему ты… — Когда Бутчер, не дожидаясь повиновения, дернул Патриота вниз, чтобы тот лег поперек его колен, Патриот запнулся. — Почему ты вколол себе временную «Ви»? Голос Патриота сквозил беспокойством, он попытался поднять голову, но Бутчер силой опустил его обратно, надавив на плечи. Первый удар по заднице Патриота прозвучал действительно громко, эхом отражаясь от стен гостиной. Бутчер выложился на полную, даже несколько забыл о том, что его силы и так были на пределе. У него заболела ладонь, и он мог только догадываться, каково пришлось принимающей стороне. Патриот, впрочем, не издал ни звука — возможно, был слишком шокирован. Бутчер снова шлепнул его. — Серьезно? Это просто ребячеств… — По комнате разнесся еще один удар, Патриот принялся тяжело дышать через нос. — Мне, вообще-то, больно, — шикнул он. — Ага, так и должно быть. Пока ты рос, тебя наверняка не наказывали, так что подобные ощущения, должно быть, для тебя в новинку… Бутчер замолчал, внезапно вспомнив фотокопии лабораторных записей «Воут». Он осознал жестокость своих слов. Патриот не спорил, просто, когда следующий удар Бутчера попал туда же, куда в первый раз, издал натужный стон. На коже образовывались красные пятна, услужливо подсказывая, куда Патриота уже били, а куда нет. — Почему ты обращаешься со мной, как… Не дожидаясь, пока он закончит фразу, Бутчер снова шлепнул его. Патриот сердито вздохнул. — …как с гребаным ребенком? Он закончил более дрожащим голосом, чем начал. Возможно, шлепки были нелепым способом выплеснуть агрессию, однако Бутчер ощущал облегчение хотя бы потому, что пизде было больно. Конечно, так они ничего не решат, Бутчер все еще будет вынужден нянчиться с Патриотом, а тот все еще не будет заслуживать ни заботы, ни сострадания. Бутчер оглядел комнату. Террор наблюдал за действом, разыгранным двумя его человеческими сожителями, с нескрываемым любопытством. — Я буду обращаться с тобой, как с ребенком, пока ты не перестанешь вести себя, как ребенок. Твой десятилетний сын гораздо менее эгоистичен и куда более разумен, чем ты. При следующем ударе все тело Патриота дернулось, он снова предпринял слабую попытку встать. Бутчер ее немедленно пресек. — Как он? — спросил Патриот сквозь стиснутые зубы. — Хочешь верь, хочешь нет, но разочарован. Видишь ли, какая-то эгоистичная пизда заставила меня уйти раньше. — Эгоистичная, ага. Ты обращаешься со мной не как с ребенком, а как с недочеловеком, Билли. Я не какой-то там предмет мебели. Да, в отличие от хилых нормисов, я не рассыплюсь, если проведу три дня на стуле. Но это не значит, что… Бутчер нанес особо сильный удар, и Патриот, дернувшись, наконец, издал что-то похожее на всхлип. — Блядь, да хватит, я все понял, ладно?! Я больше не буду лгать, что заболел. Я не буду лгать тебе ни о чем, если ты, конечно, этого не захочешь. — Почему я должен хотеть, чтобы ты лгал? — Бутчер усмехнулся и нанес еще один удар. Его рука уже начала неметь, он задался вопросом, уменьшалась ли боль, которую испытывал Патриот. Почти весь его зад был красным. — Давай, расскажи мне глубинную, сокрытую за семью печатями истину. Патриот особо не колебался. — Хорошо, слушай. Я все равно предпочел бы находиться здесь и сейчас, терпеть от тебя удары, чем провести несколько дней в одиночестве, привязанным к стулу. — Это потому, что ты мелкий душевнобольной ублюдок, жаждущий внимания, — пробормотал Бутчер, нанося удар сильнее. — Ты не провел часть своей жизни, запертый в комнате, в полном одиночестве. Ты не в курсе, каково это — когда к тебе не прикасаются неделями. Откуда тебе знать, что такое настоящее одиночество? — Нет, меня не оставляли одного в комнате. Но у меня был старик, который в мгновение ока слетал с катушек и гонялся за мной с ремнем, так что я буду с тобой честным — возможно, пустая комната пришлась бы мне по вкусу. Он снова шлепнул Патриота. Тот явно пытался вести себя тихо и не доставлять Бутчеру удовольствия криками боли, и все же подобия каких-то звуков сквозь его стиснутые зубы пробивались. Бутчер проигнорировал назойливую мысль о том, что прямо сейчас он шел по стопам своего отца. — Потом я женился на девушке, Бекке. Прекрасная женщина, пробудившая во мне все лучшее. Благодаря ей я стал чем-то бóльшим, чем, скорее всего, стал бы после детства, проведенного в том доме. Мы были счастливы. Были лучшими друзьями, возлюбленными. А потом откуда ни возьмись выскочил этот бездумный супер-монстр, изнасиловал ее, забрал ее у меня, и с тех пор я живу один. Так что я прекрасно знаю, каково это — быть мучительно одиноким, и все благодаря тебе, ебанутая ты пизда. — Я не забирал у тебя твою жену, — пробормотал Патриот. Когда рука Бутчера обхватила его яйца и предупреждающе сжала, дыхание Патриота замерло. Он замолк: вероятно, понял, что добром разговор не кончится. — На твоем месте я бы крайне тщательно подбирал дальнейшие слова. Патриот предпочел не говорить вообще ничего, однако Бутчер почувствовал, как начал затвердевать его член. Тело пизды, похоже, не очень-то различало боль и удовольствие, угрозы и любовные ласки. — Просто скажи мне… Что происходит у тебя в голове, когда ты промышляешь подобным дерьмом? Хоть что-нибудь, а? Ты что-то чувствуешь, когда разрушаешь жизни людей по щелчку пальцев? Бутчер наклонился, чтобы взглянуть Патриоту в лицо, но то было непроницаемо, разве что слегка покраснело. Возможно, получая справедливое наказание, пизда ощущал себя униженным, — впрочем, причиной могла быть всего лишь неудобная поза лицом вниз. — Что именно ты хочешь знать? — явно неохотно, только после того, как Бутчер нетерпеливо ткнул Патриота коленом, спросил тот. — То, что только что озвучил. Какие мысли проносятся в твоей извращенной черепной коробке, когда ты поступаешь подобным образом? И давай-ка начистоту. — Мне можно слезть с твоих колен? — Нет. — Я, конечно, могу ответить, но тебе это не понравится. — О, я прекрасно понимаю, что мне это не понравится. Но я хочу услышать, — пояснил Бутчер. — Ты что, собираешься побить меня за честность? — Меня интересует только правда, приятель, — уверил его Бутчер и даже убрал руку с гениталий. Нахождение ее там, похоже, затормаживало ход мыслей Патриота. — Только не говори, что не помнишь. — Помню. Просто пытаюсь понять, каких именно объяснений ты ждешь. Ты, наверное, думаешь, что раньше я регулярно встречался со всевозможными молоденькими сотрудницами «Воут» и твоя Бекка затерялась в этой мешанине. Не в этом дело. Так было всего несколько раз. И не потому, что я испытывал уважение к обычным людям — я не буду притворяться, что испытывал, — просто тогда у меня имелась пара любовных увлечений, которые не давали мне заскучать. Патриот выдержал паузу. Бутчер снова шлепнул его. — Ты сказал, что не будешь бить меня! — принялся сетовать Патриот. — Я ничего подобного не говорил. Я сказал, что хочу услышать от тебя правду. Так что давай, выкладывай. Почему Бекка, если это было так редко, как ты утверждаешь? — Не повезло, думаю. В тот декабрь я сделал Мэйв предложение, выложился на полную. Я был по уши влюблен, распланировал всю нашу совместную жизнь. Ученые, которые вырастили меня, всегда говорили, что моя ДНК несовместима ни с чьей другой, даже с ДНК других суперов, и что у меня никогда не появится детей естественным путем. Знаешь, как тяжело подобное слышать? Словно ты — представитель инопланетного вида. Возможно, ты и превосходишь всех остальных людей, но одинок на земле. — Кажется, ты только рад повторять подобную чушь, — произнес Бутчер. — Нет, я никогда не хотел быть один, и был настроен оптимистично. Был уверен, что ученые что-то наколдуют и мы с Мэйв создадим прекрасную семью в каком-нибудь закрытом местечке за городом, с белым забором, мясным рулетом на ужин и игрой в догонялки на заднем дворе. Никто из моих детей не рос бы в лаборатории. Мы были бы идеальной семьей, все должно было быть идеально, но Мэйв не сказала «Да». Отшучивалась, тянула кота за яйца несколько дней, но так и не дала мне прямого ответа. Я все питал надежды, что она согласится, но шли дни, и становилось ясно: ничего подобного. Я не сорвался на ней — даже не знаю почему. Но каждая супружеская пара, которую я видел после, раздражала меня, заставляла задаваться вопросом, почему так много людей могут быть счастливы друг с другом, в то время как для меня счастье было недостижимо. Я помню, как увидел вас с Беккой. Вы стояли вместе у лестницы на вечере «Воут», безумно влюбленные, и отпускали свои маленькие заговорщические шуточки. Я нашел Бекку привлекательной. Оглядев тебя, мысленно задался вопросом: «Что у него может быть такого, чего нет у меня?». Я трахнул ее в своем офисе, просто чтобы доказать себе свою правоту. Не думал ни о вас, ни о том, как это повлияет на тебя — ни о чем подобном. Также я понятия не имел, что могу кого-то оплодотворить. Мэйв утверждала, что не принимала таблетки, но это наверняка было ложью, как и все остальное в наших отношениях. Извини, но на самом деле я совсем не думал о Бекке. Заметил, что в какой-то момент она исчезла из «Воут», вот и все. И я знаю, что это неправильно, — не заботиться об обычных людях. Я не идиот, так что не начинай. Я просто не подумал о ней. Был поглощен своими собственными страданиями. Ты хотел честности? Получай. В то время вы были недостойны моего внимания. Бутчер осознал: пока он слушал Патриота, его прошиб холодный пот. Он хотел честности, верно. Но, выслушивая, как Патриот говорил о событиях, пустивших под откос его жизнь, будничным тоном, он ощущал, как по спине у него неприятно ползли мурашки. — Так с чего я должен беспокоиться о тебе сейчас, а? Почему я обязан относиться к тебе гуманно, если ты не заботишься о других людях? — Голос Бутчера подрагивал, в глазах скопилась влага. — Когда ты привел Бекку в свой чертов офис… — Он осекся. Он действительно не мог вымолвить ни слова. Понимал: его разум предпочел бы уйти в отключку, нежели плодить мысли о том дне и детализировать их. — Неужели ты думал, что она недостойна твоего внимания, и поэтому ты мог взять ее силой… — Она не сказала, что была против. Просто пробормотала, что замужем. Кажется, Бутчер начинал слышать, как в его ушах шумела кровь. Он больше не хотел отшлепать пизду, он хотел обезглавить его. — То есть ты пытаешься сказать, что не уловил ее ужас всеми своими сверхсенсорами? Бутчера тошнило от мыслей о Бекке, запертой в офисе с этой разрушительной пиздой, но также тошнило от воспоминаний о том, как Бекка вернулась домой и как Бутчеру удалось не заметить признаков произошедшего. Патриот, похоже, предпочел отмолчаться. Схватив его за волосы, Бутчер дернул его голову вверх и назад под болезненным углом. — Нечего сказать в свое оправдание, да? Патриот сглотнул, прежде чем заговорил. — Послушай. Большинство женщин, с которыми я спал, боялись меня в действии. Возможно, все из них. Думал ли я, что ей понравился подобный опыт? Наверное, нет. Думал ли, что он разрушит ее жизнь? Тоже нет. — Ты хотя бы сожалеешь? Бутчер потряс голову Патриота, все еще держа его за волосы. — Да, мне жаль, что это причинило тебе боль. Мне жаль, что в результате ты потерял Бекку. Но чего стоят сейчас для тебя мои извинения? Если ты хочешь, чтобы я продолжал быть честным… Что ж, я не сожалею, что она родила Райана. Я даже не сожалею, что мы с тобой пересеклись подобным образом, как бы плохо ты со мной ни обращался. Бекка должна была прийти ко мне, а не к эйчар «Воут». Я бы не стал прятать ее от тебя… Бутчер не сказал ни слова, просто сбросил Патриота со своих колен на пол. А затем, когда он перевернулся на спину, опустил ему на шею ботинок. Бутчер не мог сломать Патриоту кости или повредить трахею даже с временной «Ви», но, по крайней мере, был способен ограничить поток воздуха и заставить ублюдка немного запаниковать. Патриот открыл рот, его голос охрип. — Да что тебе от меня нужно? Я не могу вернуть ее. Я бы сделал это, если бы мог! — Я хочу, чтобы ты попытался сожалеть о содеянном чуть больше. — Я могу попробовать, будь ты так любезен убрать ногу с моего горла, — ответил Патриот и сделал несколько глубоких вдохов, когда Бутчер перестал так сильно давить. — Мне жаль, что я не подумал ни о ком из вас и не отнесся к вам по-человечески. Правда жаль. Я не был высокого мнения о людях без сверхспособностей, но это полнейшее невежество с моей стороны. Вокруг полно жалких суперов и, наоборот, много обычных людей, которые чего-то да стоят. Я очень высокого мнения о тебе, Уильям, я уверен, ты это знаешь. И я уже сказал: мне жаль, что тебе пришлось потерять Бекку. Я потерял Райана вскоре после того, как нашел его, и я едва выношу это. Я терял людей, которых любил. Так что я понимаю тебя. Мне жаль, что я разрушил твою жизнь. Мне жаль, что ты убедил себя, будто должен провести остаток своей жизни, заботясь обо мне. Бутчер пнул Патриота под ребра: последние слова привели его в бешенство. — Да, давай, ударь меня еще раз, сделай из меня козла отпущения. И ни за что не признавай, что ты влюблен в меня, потому что это идет вразрез с героическим путем мести, которому, как ты сам себя убеждаешь, ты все еще следуешь. — Влюблен в тебя? — Бутчер ощутил, как у него начало автоматически проявляться тепловое зрение, но сморгнул его. — Мне нравится заниматься с тобой сексом — возможно, потому, что «Воут» случайно превратили тебя в мелкую шлюшку. Но что, черт возьми, натолкнуло тебя на мысль, что я смог бы полюбить твою омерзительную личность? После того, что ты сделал? — Просто догадка, — пожал плечами Патриот, пытаясь сесть. Он поморщился: очевидно, последствия порки не прошли даром. — Я был с тобой честен, раз уж ты настолько рьяно об этом просил. И я не думаю, что честность нравится тебе так сильно, как ты утверждаешь.