Багульник

                    Дерево под подушечками пальцев казалось шелковым. Ино гладила его, не переставая, задумчиво улыбаясь. Слова Ёшино до сих пор звучали в голове:       — Я так и не смогла освоить эту игру. Но тебе, уверена, это удастся. Теперь она твоя.       Шоги всегда была слишком сложной в понимании Ино, умевшей играть только в маджонг и и-го. Это был какой-то запредельный уровень мастерства и тонкой стратегии, до которой прежде Ино не было никакого дела. Она знала, что Шикаку и Шикамару проводили за игрой часы, но чтобы сесть за доску самой…       Совсем недавно Иноджин пошёл, и Ино с лёгкостью представляла его за игрой с отцом. Это станет его наследством, может ли быть так, чтобы она перешла ей? Но Ёшино сказала, что когда-то сама подарила игру Шикаку, а значит, имела полное право передать кому угодно после его гибели. И всё-таки это было неправильно. Не сразу Ино смогла решиться и открыть доску, рассматривая фигуры. Королевский генерал, летающая колесница, копьё… Эти названия не говорили ровным счётом ничего. Ну и пусть. Пусть не научится, просто смотреть и знать, что их так много раз касался Шикамару, было достаточно.       Морозы окрепли, зима в этом году выдалась слишком снежной и суровой. Пришлось позволить крестьянам вырубку леса, правда, под присмотром, чтобы брали лишь столько, сколько необходимо. В поместье тоже экономили тепло, обогревая только комнаты, в которых находятся, и комнаты Иноджина. Поэтому, чтобы пройти сквозь дом, приходилось кутаться в тёплую меховую накидку, прятать нос и руки.       Тёмные тучи, несколько дней засыпавшие провинцию, наконец ушли к Фудзияме. Бледное солнце неожиданно показалось с утра, заставив всё вокруг засверкать. Ино так устала сидеть в доме, что решительно пообещала себе выйти на прогулку в сад, хоть ненадолго.       — Простудитесь, Ино-сан, а потом лежать будете.       — Не буду, — отмахнулась Ино, набрасывая поверх кимоно пушистую лисью накидку, подбитую мягкой коричневой шерстью.       Снег на дорожках уже расчистили. Бормоча вполголоса о том, как холодно, Майко шла рядом с Ино, но вскоре замолчала. Вокруг на самом деле было слишком прекрасно, чтобы не наслаждаться этой красотой. Снег искрился на солнце, лежал шапками на сосновых и кедровых лапах, тихо хрустел под ногами.       — Сколько выпало снега! А ведь где-то люди идут через горы Хаконэ… (Босё) — тихо проговорила Ино, глядя на Фудзияму, вздымающему чёрный пик в светлое небо. Ходили слухи, что альянс шиноби выступит, когда сойдут снега на перевале. Значило ли это, что в наступившем году она увидит Шикамару?..       Она по-прежнему писала ему письма, но теперь в них было меньше нежных слов и больше — рассказов о том, чему научилась за день, что сделала. Это стало настоящим ритуалом — разговаривать с ним, представлять, что ответит. Ино отчаянно ждала встречи, понимая, что возлагает на неё слишком много надежд. Что настоящий Шикамару в её памяти стёрся, а тот, что жил в ней, был слишком добрым, нежным и ласковым. Таким, каким она никогда его не знала.       Тренировки с Майко продолжались, теперь Ино с лёгкостью путешествовала по её сознанию, уверенно закрывая ненужные двери, не отвлекаясь, заставляя Майко спрятать как можно глубже какое-нибудь воспоминание. Теперь Ино знала, что самым сладким и заветным было одно — как Саске поймал за локоть, когда она споткнулась, и молча прошёл мимо. Самым горьким — видеть её, Ино, слёзы, тщательно сдерживаемые, когда отец объявил о свадьбе. Ино узнала так много, что теперь ей казалось — Майко стала ближе, чем сестра.       Только даже с Майко Ино не могла поделиться странным чувством, которого сама стыдилась. Оно было неправильным и, конечно же, навсегда останется её тайной, но чем больше Ино о нём думала, тем больше запутывалась между верным и неверным.       Слишком хорошо ей было рядом с Саем. Слишком тепло, словно попала, наконец, домой. Она надеялась, что может называть его другом, но вслух никогда не осмелилась бы это произнести. Уважала, как своего сенсея, и мечтала заслужить такое же уважение в ответ. Старалась вызывать его одобрение, оно вдруг стало слишком важным. А ещё рядом с Саем было уютно молчать. Просто молчать, слушая треск фитиля в плошке или тихую песню старых сверчков, живущих под полом. Сай заставлял её улыбаться, разгонял тоску одним своим присутствием.       Иногда, задумчиво глядя на него, Ино думала: что, если бы её муж был таким? Без клана, без состояния, простой самурай, которому принадлежит лишь его честь. И который, возможно, любил бы её просто так. Когда доходило до этих мыслей, Ино испуганно запрещала себе мечтать дальше. Доставала шкатулку с письмами и только тогда возвращала потерянное душевное равновесие.       Но сколько бы ни пыталась скрыть от себя очевидное, прикрывая дружескими чувствами, сердце всё равно предательски срывалось на бег, стоит его увидеть. Вот и сейчас, заметив высокую фигуру в тёмно-синем, Ино возблагодарила мороз, уже окрасивший щёки в розовый.       — Ино-сан, — Сай поклонился, останавливаясь в нескольких шагах от неё. Повернулся к пруду, проговорил задумчиво:       — Никогда не устану восхищаться красотой зимы. Снег скрадывает краски и обнажает настоящую душу природы.       — Вы поэт, Сай-сенсей, — улыбнулась Ино. Он покосился на неё, и от короткого взгляда она вспыхнула ещё сильнее. Повела подбородком, пряча щёки под мехом.       — Увы, Ино-сан. Только художник.       — В самом деле? Будет ли грубым с моей стороны попросить вас показать свои работы?       — Они слишком просты и незамысловаты для ваших прекрасных глаз, Ино-сан.       Она не знала, что ответить. Сай уже отвернулся, но Ино успела заметить, как сжались губы в бледную полоску, отлично понимая — эти слова были лишними.       — Я всё равно хотела бы их увидеть, — мягко ответила она. И вдруг спросила: — Вы умеете играть в шоги?       — М? — Сай вновь посмотрел на неё, сведя тонкие брови вместе. — Умею, но моё мастерство далеко от мастерства Шикамару-доно.       Его имя повисло между ними, воздвигая невидимую стену. Но Ино упрямо шагнула сквозь неё, продолжив:       — Тогда я стану соперником, которого вы всегда с лёгкостью сможете победить. Заходите после заката, Сай-сенсей.       — Ино-сан, не думаю, что стану для вас достойным противником…       — Вы ещё не всему меня научили, — перебила Ино, не дав договорить. Спрятала улыбку в меховом воротнике и ушла, торжествуя, но толком не понимая, от чего.                     Пытка, в которую превратилась жизнь, была слишком сладкой, чтобы Сай мог позволить себе её прервать. Сама того не ведая, Ино убивала его день за днём, заставляя быть рядом.       Он тщательно отобрал несколько рисунков и показал ей, а в ответ получил:       — Вы огорчили меня, Сай-сенсей. Так долго скрывать такой талант. Если позволите, я хотела бы выбрать одну картину и повесить в своей спальне.       Как он мог отказать? Хотелось ответить, что он нарисует для неё весь мир, пусть только попросит. А потом, с изяществом истинного палача Ино попросила научить игре в шоги, и каждый вечер Саю казалось, что из него тянут душу раскалёнными клещами, пока он сидит напротив, смотрит на изящные запястья и тонкие пальцы, дышит одним с нею воздухом. Никому не нужные, опасные слова рвались изнутри, причиняя боль тем, что так никогда и не смогут быть произнесены.       Зима подходила к концу, когда его вдруг вызвала Ёшино. С тяжелым сердцем он шёл к ней, подозревая, что разговор будет непростым и, возможно, ему придётся покинуть поместье и охранять его извне.       Низко поклонившись, Сай выпрямился и посмотрел прямо в глаза. Быстро, остро, пытаясь прочесть в них приговор, прежде чем отвести взгляд, опуская в пол.       — Ёшино-сама сказала, что ей надо поговорить со мной.       — Да, — Ёшино тяжело вздохнула и вдруг предложила сесть. Сама опустилась на дзабутон, придвинула круглый столик с чаем, разлила по чашкам. Сай не посмел отказаться. Взял чашку двумя руками, не поднимая глаз от непрерывного танца чаинок.       — Ты знаешь, зачем Шикамару оставил тебя в поместье?       — Для охраны вас, Ино-сан и Иноджина-сана, — ровно ответил Сай, зная, что следующие её слова будут безжалостно правдивы. Тайна, которую он нёс в своём сердце, видимо, перестала являться таковой, но когда-нибудь этот день должен был наступить.       — Не только для этого, — с неожиданной мягкостью и смущением ответила Ёшино. Сай удивлённо посмотрел на неё, ожидая продолжения. Он с тревогой смотрел, как наливаются краской щёки, а взгляд, прежде прямой, уходит в сторону. Мгновение, и Ёшино вернула самообладание. Вновь посмотрела прямо в глаза и веско произнесла: — Потому что ты альфа.       — Ёшино-сама?.. — выдавил из себя Сай. Чашка задрожала, горячий чай выплеснулся на пальцы, но он этого не заметил. Понимание накрыло так резко, что стало жарко. Последние слова Шикамару перед отъездом отчётливо прозвучали в голове:       — Если придёт необходимость, я верю, что ты проявишь свою преданность и исполнишь свою клятву.       Тогда Сай подумал, что речь идёт о защите ценой своей жизни. Теперь же выходило, что Шикамару приказывал отдать жизнь за то, что он будет с Ино во время течки? Ещё одна удушливая волна прошла по телу, но на этот раз её причина была иной. Сай понял, что всё, о чём он мог только мечтать, может оказаться правдой. Пусть даже ненадолго, пусть будет стоить жизни.       — Это невозможно, — прошептал непослушными губами. Он понимал, как много для Ино-сан значит верность мужу и не желал становиться тем, кто эту верность отнимет. Пусть даже ради её собственного блага.       — Ты любишь её, — спокойно сказала Ёшино. Сай почувствовал, как вся кровь отливает от лица, а руки леденеют, несмотря на горячую чашку в руках. — Хочешь, чтобы мы искали ей альфу по деревням? Позволишь прикоснуться к ней какому-то неотёсанному крестьянину?       Звериное внутри вдруг проснулось, обнажая клыки. Нет. Сай мог уступить её альфе, чья сила подавляла его и заставляла склонять голову. Но не грубому мужичью, в котором по чистой случайности течёт кровь альфы и который чуть сильнее самой слабой беты в его отряде.       — Она себя не простит, — тихо сказал Сай, с трудом беря себя в руки.       — Она знает, что это необходимо. Правда, — Ёшино пронзительно посмотрела на него, — просила, чтобы это был не ты. Сказала, что не сможет потом смотреть тебе в глаза.       — Я её понимаю, — глухо произнёс он, отставляя нетронутый чай на поднос.       — Ино не почувствует твоего запаха и не увидит тебя. Это сбережёт её душевное равновесие и твою тайну. Шикамару ни о чём не узнает.       Он не верил своим ушам. Крепко стиснув полы хакама, Сай старался дышать медленно, не выдавая волнение. Это могло стать правдой. Правдой, правдой, правдой.       — Я скажу ему, что приказала убить тех, кого выбрала для Ино. Что ты их убил.       Сай молчал. Это был не подарок судьбы — коварная техника, которая выпьет досуха и выбросит пустую оболочку. Но отказаться он не мог. Просто физически не мог заставить себя.       — Когда? — только и спросил, смиряясь.       — Через час приходи к павильону Тающей воды. Кроме меня, Цуме-дано и Майко никто не будет знать, что ты там был. И ещё. — Ёшино протянула небольшой кисет. — Завари и выпей. Думаю, ты понимаешь, что рожать твоих детей Ино никогда не будет.       Он и не надеялся. Просто забыл о мерах предосторожности, поглощённый волнением при мысли, что сегодня, совсем скоро… Голова кружилась.       Поднялся ветер, нагоняя тучи с гор. Скоро пойдёт дождь и смоет весь снег, оставляя чёрную землю. Сай подставлял ветру разгорячённое лицо, рвано дыша, позволив себе, наконец, ощутить всю глубину отчаяния и, вместе с тем, немыслимого счастья, разрывавшего сердце на две равные части. Как мог быть настолько слеп, чтобы не понять, почему его оставили здесь?! Был ли он настолько неважен для Шикамару, или, наоборот, оказался единственным, кому можно доверить такую честь?       Казалось, он во сне из которого никак не может вынырнуть. Перед глазами плыло, сердце так быстро стучало, что воздуха не хватало, воздух вокруг дрожал. Сай никогда ничего не боялся настолько сильно, как сейчас, когда остановился перед входом в павильон. Первые капли дождя упали на снег, оставляя рыхлые следы. Шаг, ещё один, и в нос ударил тяжелый запах благовоний с запахом горного вереска. Он был таким сильным, что голова закружилась сильнее. Глубоко вздохнув, Сай прошёл дальше, натренированное зрение позволяло отлично ориентироваться в царящем внутри полумраке.       Майко он заметил почти сразу. Она встрепенулась, выпрямилась и бесшумно распахнула сёдзи, низко склонив голову. Показалось, сердце прямо сейчас выскочит в горло или пробьёт рёбра. Слабость охватила тело, когда Сай вошёл и услышал, как сёдзи вернулись на место.       В небольшой комнате не было ничего, кроме футона, лежащего на возвышении, небольшой жаровни и андона, разгоняющего вечерний полумрак. Именно свет заставил испуганно замереть — Ёшино сказала, что Ино не увидит его. Но, посмотрев на неё, он понял, что подразумевалось: глаза Ино скрывала плотная шёлковая повязка. А после Сай перестал думать.       Скользил глазами по телу, по разметавшимся по простыням волосам. От шумного прерывистого дыхания и тонких, на грани слышимости, мучительных стонов сквозь зубы внутри всё задрожало. Надо было раздеться и лечь, а он не мог заставить себя пошевелиться, внезапно разозлившись на душный запах вереска, из-за которого у него не было ни малейшей возможности узнать, как именно пахнет Ино. Злость помогла собраться. Оби, за ним хаори, хакама и фундоси — Сай сложил всё аккуратной стопкой и опустился на одно колено на футон, не решаясь коснуться обнажённого колена, выглянувшего в разрезе кимоно, когда Ино согнула ногу.       Прерывисто выдохнул, и только тогда Ино почувствовала. Услышала. Застыла, ощутимо дрожа.       — Вы пришли?.. — голос звучал иначе. Полный невероятной муки, поломанный, пропитанный стыдливой надеждой. — Прошу вас… — Она осеклась, протяжно замычала, выгибая спину, и Сай, не успев подумать, положил руку на её поясницу, прижимаясь носом к шее, сам начиная дрожать. — Пожалуйста, — еле расслышал умоляющий шёпот сквозь шум в ушах. — Будьте для меня сегодня Шикамару…       В голове щёлкнуло: горный вереск — видимо, так пахнет Шикамару. Ёшино постаралась сделать всё, чтобы происходящее было не так постыдно для Ино в дальнейшем.       — Хорошо, — выдохнул Сай, впервые губами касаясь кожи под ухом. Продолжая удерживать под поясницу, свободной рукой он стремительно развязал нижнее кимоно, развёл его в стороны и лёг сверху, говоря, что посмотрит потом. Посмотрит, коснётся, погладит так, как всегда мечтал. А сейчас надо подарить Ино облегчение, и самому забыться. Он не смел касаться её губ своими, но никто не мог запретить целовать шею, плечи, тонкие ключицы.       Ино была такой горячей, что поначалу кожу обожгло. Сай обнял её обеими руками, на миг замер, ровно между двумя ударами стремительно бьющегося сердца. Коротко поцеловал пульсирующую на шее вену и мягко толкнул коленом, разводя ноги. Выпрямился на руках, глядя на неё, жалея, что не может увидеть глаза.       — Ками, — выдохнул несдержанно, оказываясь внутри. Подхватил её под колени, поочерёдная целуя каждое, начиная двигаться, запрокидывая голову, задыхаясь от силы, которой обладает женщина под ним над его разумом и телом. Когда каждый её стон эхом отдаётся в груди, каждое движение навстречу взрывается ярким фейерверком под плотно сомкнутыми веками.       Ино впилась в его предплечья, содрогаясь от мощных толчков, бессвязно шепча что-то. Сай стиснул зубы, глядя на темневшую на плече метку, представляя, как перекрыл бы её, если бы только мог. Перекрыть и навсегда сделать своей. Сдерживаясь, чтобы не сорваться и не оставить следы на её белой коже, хотя отчаянно хотелось смять её, втянуть губами. Она оказалась такой податливой, открытой, чувствительной на каждое прикосновение, что он умирал и возрождался, не переставая двигаться. Пот катился по спине, застил глаза, но Сай не мог отпустить её ноги, прижимая их к своим рёбрам, приподнимая бёдра, чтобы быть глубже, чтобы слиться с ней в одно неделимое. Когда узел начал набухать, затрудняя движения, Сай замедлился, скользя плавно, бережно, пока ещё мог. А потом упал на её грудь, едва успев подставить локти, и не сдержался — впился в шею влажным поцелуем, часто содрогаясь. Ино тонко застонала, впиваясь ногтями в лопатки, прижалась крепче, всем телом, и выдохнула так сладко, что затылок покрылся мурашками.       Не двигаясь, она лежала рядом, и сердце ныло: Сай понимал, что она сейчас чувствует. Обнажённая, под незнакомцем, в полной темноте. Если бы он только мог сказать… Сколь многое это бы изменило? Привстав на локте, он мягко поцеловал плечо, едва касаясь подушечками пальцев, прочертил линию между грудей. Словно водил по ней кистью, повторяя каждый изгиб, безупречный, даже прекрасней, чем он мог себе представить.       Ключицы, груди, соски, дуги рёбер и пупок, выступающие косточки таза… Рука скользнула на поясницу. Губы сомкнулись вокруг соска, и ладони Ино легли на плечи. Оттолкнуть? Но она, напротив, поднялась выше, зарылась в волосы, нетерпеливо повела бёдрами. Сай тихо усмехнулся, слабо прикусив сосок, и начал спускаться медленными поцелуями вниз. Как бы она ни хотела, так быстро он не мог восстановиться. А доставить ей удовольствие другим способом — вполне.       Когда Ино нерешительно задержала дыхание, улыбка стала шире — Шикамару явно не прибегал к такому способу. Скорее всего, в нём просто не было нужды. Но что-то подсказывало, что поначалу он просто не задумывался о её наслаждении. Звериная злость снова шевельнулась внутри, и желание сделать так, чтобы она запомнила каждое мгновение, проведённое с ним, стало невыносимым.       Разведя ноги, Сай осторожно развёл жёсткие волосы на лобке и кончиком языка коснулся пульсирующего узелка. Ино удивлённо выдохнула, а вскоре уже не могла остановиться, беспрестанно ероша его волосы, подаваясь навстречу пальцам…       Сай не знал, сколько у него времени. Не знал, повторится ли это хоть когда-нибудь, но сейчас, бережно обнимая спящую Ино, чувствовал себя счастливым.       

***

             Армия растянулась длинной змеёй. Цепочка факелов была видна на два ри, не меньше, то теряясь в нагромождении скал, то появляясь на узких тропинках. Было наивно предполагать, что никто не нападёт в дороге, но выхода не было. Далеко вперёд ушли разведчики вместе с Кибой, Наруто и Гаара плыли на песчаном облаке высоко над головами, остальные Каге разделились вместе с армией и пошли другим путём.       Напряжение звенело в воздухе, каждый шиноби был начеку, хотя до слуха порой долетали короткие нервные разговоры и попытки шутить. Темари с трудом, но согласилась идти в арьергарде, тогда как Шикамару оказался в самом центре, рядом с Чоджи. Забота о Темари давно отступила на задний план: здесь она не была страстной любовницей и его наложницей, она была куноичи, которая отлично знает что делать и может сама за себя постоять.       Глядя на тьму впереди, Шикамару думал лишь о встрече с Хиданом, отложив все мысли о доме, всё беспокойство о родных в дальний угол. Он не имел права отвлекаться, не сейчас, когда любая слабость может стать смертельной.       Звёзды сверкали особенно ярко и на высоте казались слишком большими. Обманчивое ощущение безопасности щекотало нервы.       — Они близко, — тихо сказал Хатаке Какаши. Великий Копирующий ниндзя, он лишь недавно присоединился к армии — в начале войны был на миссии в стране Демонов, слишком далеко, чтобы быстро добраться до армии. Теперь его назначили командиром Третьей дивизии, и первым делом он приказал Шикамару не отходить далеко.       — Я ничего не чувствую, — тихо ответил Шикамару, вглядываясь в скалы впереди. От Какаши исходили волны тяжелого напряжения, заставляя воздух вокруг звенеть от мощной ауры одного из сильнейших альф в стране Огня. Первые лошади уже ступили на покрытую травой землю, но большая часть армии продолжала переходить через перевал, когда в воздухе над головой прогремел взрыв. Небо ярко осветилось, спрятав звёзды. Полный торжества крик задрожал эхом, отскакивая от скал:       — Вот оно, настоящее искусство!       — Щит! — рявкнул Какаши, складывая печать. Прозрачный купол раскинулся над шиноби: воины, создавшие его, распределились вдоль цепи армии, удерживая и обеспечивая безопасный переход.       Ночную тишину прорезало истошное ржание, грохот камней и громкие крики: в спешке сложно было отыскать устойчивый путь, некоторые воины срывались вниз вместе с лошадьми и исчезали во тьме ущелья.       — Быстрее, — крикнул Какаши, — надо успеть спуститься.       Сердце грохотало, но страха не было. Только бешеный адреналин заставлял холодеть кончики пальцев. Пригнувшись к шее коня, Шикамару скакал за Какаши, слыша тяжелое дыхание Чоджи за спиной. Над головой, словно в безумном кошмаре, постоянно рвались снаряды, от грохота вскоре заложило уши. Шикамару видел, как Какаши выпрямился в стременах, позволив коню самому выбирать путь, и начал стремительно складывать печати.       Внизу уже кипел бой. За дымом от взрывных печатей с трудом угадывались силуэты шиноби, земля под ногами от техник стала рыхлой жижей, перепаханной огромным плугом. Спускавшиеся всадники огибали войско с двух сторон, беря в клещи тысячи ниндзя, одетых в белое.       На ходу вытащив меч, Шикамару рубил без остановки — от его техники здесь было мало толку. Кровь внутри пузырилась нездоровым, сумасшедшим восторгом, губы изогнулись в хищной улыбке. Он слушал предсмертные хрипы врагов и наслаждался ими. Хотелось спрыгнуть на землю и ворваться в самую гущу. Вцепиться в горло, рвать зубами и упиваться собственной силой. Шикамару не думал, что ему так сильно не хватало этого: горячки боя, когда всё становится неважным, а мир сужается до короткого — убей или умри. От его ауры беты из вражеской армии, путавшиеся под ногами, покорно пригибали головы, словно сами позволяли их убить.       Какаши знал о его плане. Постоянно оглядываясь через плечо, он уводил небольшой отряд в сторону, туда, где раздавался знакомый до дрожи истеричный смех. Сердце заледенело. Ощерившись, Шикамару переглянулся с Чоджи и пришпорил коня.       — Поклонитесь воле Джашина-самы! Умрите в его славу!       Окруженный факелами, Хидан вращал косой с тремя лезвиями, и шиноби вокруг падали, разрубленные пополам. В воздухе висела кровавая взвесь, оседая на коже.       — Шикамару-кун! — заметив его, Хидан остановился, словно разом позабыв о битве. Казалось, его вообще не волнуют кунаи и сюррикены, вонзавшиеся в плоть. Хидан не чувствовал боли, не обращал внимание на кровь, льющуюся из ран, многие из которых для другого были бы смертельными. — Понравилось моё гостеприимство? Решил вернуться, мелкий ублюдок? Я найду, чем ещё тебя развлечь!       Шикамару глубоко вздохнул, и гнев устремился из него медленными, тонкими ручейками, очищая разум. При виде Хидана рассудок стал кристально чистым, только сосредоточенность и расчёт. Крики ужаса заполнили равнину — чёрные тени выступали из дыма, убивая всё на своём пути. Какузу, очередной ронин, подступал ближе.       Не дожидаясь, пока он подойдёт, Чоджи вырос, пытаясь поймать хоть одну чёрную тень. Оттолкнувшись от ближайшей скалы, Какаши взлетел в воздух, и вскоре всё вокруг заискрилось светом голубых молний. Хидан отвлёкся, и Шикамару проскользнул мимо, скача в густой лес, росший неподалёку. Времени было немного, но его должно хватить.       Когда он вернулся, Какузу был повержен. Какаши лично пронзил его последнее сердце Чидори. Выпрямился, поймал едва заметный кивок Шикамару и, обойдя Хидана по широкой дуге, встал рядом, вкладывая в ладонь крохотный пузырёк.       — Я уж думал, ты сбежал, щенок! — громко крикнул Хидан, вытаскивая косу из хребта очередного убитого воина. — Ты же любишь сбегать, правда, Шикамару-кун? Шикаку-сан был гораздо сильнее, и телом, и духом.       — Не смей произносить его имя, — процедил Шикамару, спешиваясь и медленно идя навстречу.       — Жаль, не удалось взять его живым. Но ты тоже мог погибнуть с честью, а не позволить взять себя в плен. Твои крики… м-м… они до сих пор отдаются от стен моего замка!       Небо стремительно светлело, удлинялись тени, ложась на землю. Коротко выдохнув, Шикамару сложил печать и выпустил тонкие чёрные щупальца. Те заструились по земле, слились с тенью Хидана, крепко обхватив его ноги, и заставили замереть.       — Что, по-другому не можешь подойти? Надеешься на силу своих малышек? Я бессмертен, щенок! Джашин-сама защищает меня!       Шикамару не ответил. Резко развернувшись, он бросился в лес, не слушая криков мчащегося следом Хидана, пленённого тенями. Стволы мелькали перед глазами, внутри не осталось ничего, кроме холодной решимости. Споткнувшись, Шикамару вдруг потерял контроль над техникой и едва успел отскочить, когда Хидан нанёс удар. Кунай полоснул щёку, кровь выступила на коже.       — Всё ещё считаешь себя самым умным? Приготовься встретиться с Джашином-самой и познать его ярость!       Хидан стоял в центре поляны, озаряемый первыми лучами восходящего солнца. Лес притих, зверьё, напуганное шумом битвы, бежало глубоко в чащу. Не говоря ни слова, Шикамару поднял глаза, вынуждая Хидана невольно сделать то же самое. Ветки вокруг были усыпаны взрывными печатями, и Хидан стоял в их кольце, прямо в центре.       — Тебе это не поможет, — весело улыбнулся он, начиная чертить на земле печать. Шикамару не двигался, позволяя ему завершить ритуал. Ни одним движением не выдавал нетерпения, просто стоял и спокойно ждал, не прислушиваясь к обещаниям Хидана разделаться с его телом после смерти. Когда последнее слово было произнесено, и коса вонзилась Хидану в живот, он вскинул подбородок, прищурился и лишь тогда позволил себе холодно улыбнуться.       — Ты должен быть мёртв! — обиженно крикнул Хидан, падая на колени. — Почему ты не умираешь?       Взрывные печати затрещали, искрясь, и грохот сотряс поляну. На месте, где стоял Хидан, зияла огромная дыра, из которой доносились приглушённые проклятья.       Глубоко вздохнув, Шикамару медленно подошёл к ней и заглянул вниз. Руки, ноги, голова — от Хидана остались лишь части тела, ни на что не годные. Все, кроме головы, продолжавшей изрыгать проклятья.       — А ты на самом деле умён, щенок, — хмыкнул Хидан, заметив Шикамару. — Я тебя недооценил.       Шикамару молчал, едва шевеля пальцами, из которых вылетали взрывные печати, прилипая к стенам ямы.       — У тебя не выйдет! Джашин-сама защитит меня! Я никогда не умру! Можешь не стараться! Мой бог никогда меня не оставит!       — Теперь я твой бог, — холодно произнёс Шикамару и сложил печать.       Вместо глубокой ямы на поляне осталось лишь небольшое углубление. Устало вздохнув, Шикамару осел на колени и низко опустил голову. Неизвестно, кто придумал, что месть сладка. Его — горчила полынью.       — Я отомстил за тебя, отец, — прошептал он и вздрогнул, почувствовав лёгкое прикосновение теплого ветра к ладоням.