Багульник

                    Темари знала, на что идёт. С самого начала готовила себя к этому, но всё равно оказалось больно, гораздо больнее, чем когда он ушёл к Ино в первую ночь. Она никогда не видела его таким — напряженным до предела, диким, жаждущим того, что сама Темари никогда не сможет ему дать. Какими бы ни были отношения между Шикамару и Ино, сейчас ей не было в них места.       Весь день она пыталась себя занять, стараясь не обращать внимание на взгляды служанок. Все знали, всё знали, молчали, почтительно опуская глаза, но шептались, стоит пройти мимо. Злость вихрилась песчаной бурей, но Темари не имела права её показывать. Вечер она провела на тренировочной площадке, и вихрь, который поднимался от боевого веера, помогал хоть немного избавиться от тяжелых мыслей. Но взгляд постоянно возвращался к крылу, в котором жила Ино, и разум рисовал Шикамару, её Шикамару, сплетающегося в объятьях с другой. Снова и снова.       Плакать Темари не умела. Да и не стоило слёз то, что будет происходить в её жизни раз за разом, пока у Ино не прекратится течка. Темари не знала, что именно чувствует Ино в этот момент, не пыталась даже представить: омеги и их физиология никогда не интересовали. Она всегда гордилась тем, что родилась бетой, свободной от низменного зова плоти. Шикамару полюбил её прежде, чем захотел уложить в постель. Сознание этого помогало держать голову и позволять себе думать об Ино немного свысока. Однако сейчас, вспоминая взгляды, которые Ино бросала на мужа, Темари даже было в чём-то её жаль.       Ночью она долго лежала без сна, смотрела на пустое место в кровати и снова уговаривала себя, что это совсем ненадолго. Что совсем скоро Шикамару снова будет принадлежать только ей. А утром кусала губы, глядя прямо перед собой, пока служанка завязывала оби так туго, что сложно вздохнуть.       — Вас ждёт Ёшино-сама, — сказала она, закончив. Темари вздрогнула: с матерью Шикамару отношения были сложными. Точнее, они были никакими — учтивость, за которой кроется пустота. В этом была и её, Темари, вина: она не стремилась завязать отношения, боясь осуждения и враждебности, ведь Ино явно была её любимицей.       Ёшино ждала в саду. Стояла у пруда и кормила карпов и остановилась, только когда Темари поклонилась, почтительно замерев в двух шагах.       — Зимой они впадают в спячку, — заговорила Ёшино. — Засыпают подо льдом, а к весне словно и не было этого сна. Удивительные создания.       Темари молчала, не понимая, к чему она клонит. Высыпав последние зёрна, Ёшино отряхнула ладони и кивком отослала служанок. Только когда они остались вдвоём, посмотрела на Темари.       — Карпы приспособились к прихотям природы. А люди приспосабливаются к прихотям мира, в котором живут. Сейчас тебе горько и обидно, но это природа, против которой не могут идти ни Ино, ни Шикамару.       — Я понимаю, Ёшино-сан.       — Вижу. Но понимать мало, нужно принимать. Безоговорочно и молча.       — Я не собираюсь упрекать Шикамару-сана, если вы об этом, — уязвлённо сказала Темари.       — Я говорю не о Шикамару, — отрезала Ёшино, опуская глаза на воду. — Хотя и о нём тоже: он не только твой и не всегда будет твоим. Чем раньше ты научишься отпускать его, тем будет проще.       — Течка у Ино-сан приходит раз в четыре месяца. Это долгий срок.       — А если он будет приходить к ней не только во время течки? Об этом ты подумала?       Нет. Темари об этом не думала вовсе и даже думать не желала. Одно — знать, что он приходит к ней вынужденно. Совсем другое — если это будет его желание. Боль стиснула сердце.       — Ты хорошая девушка, Темари-сан. И любишь моего сына. Я тебе не враг. Возможно, мои слова кажутся тебе жестокими, но это правда. Даже если тебе кажется, что сейчас Шикамару ничего не чувствует к жене, всё может измениться. Они были знакомы всего два месяца до войны, теперь могут пожелать наверстать упущенное. И ты не будешь этому мешать.       Темари молчала, оглушённая словами. Не мешать Шикамару сближаться с Ино? Самостоятельно отдавать его ей и не возражать? Что, если наступит время, когда её кровать будет постоянно пуста? Что чувствовала Ино всё это время?       — Наложницы часто приходят в дом, — вздохнула Ёшино, сцепляя руки перед собой. — Умные наложницы встречаются гораздо реже.       Щёки обожгло, как от пощечин. Ёшино с изяществом палача вскрыла кожу и пробралась во внутренности, небрежно указав на положение, которое Темари занимает в этом доме. Будь она хоть сотню раз любимой, в глазах всех навсегда останется лишь наложницей. Не госпожой. Она даже клановое имя Нара не смогла принять, так и останется до смерти просто Темари из Суны.       — Горько, — спокойно сказала Ёшино, всё это время внимательно наблюдавшая за ней. — Горько, но не смертельно. Если ты наладишь отношения с Ино, станет гораздо проще. Меня не станет, а вам жить бок о бок, вместе растить детей.       Детей. И снова по больному, безжалостно. Беты беременели с трудом, рожали в основном девочек, чаще всего таких же бет, реже — омег, и никогда — альф. Даже её ребёнок никогда не займёт места Иноджина.       — Я тебе не враг, — повторила Ёшино с неожиданной мягкостью. — И Ино тоже. Попытайся это понять, и тогда всем станет проще.       Понять. Темари пыталась. Вернувшись к себе, пыталась представить будущую жизнь, о которой почему-то прежде не задумывалась. Год за годом в этом доме, запертая, одинокая. Или не одинокая, если наладить отношения с Ино и стать ей если не подругой, то хотя бы не врагом.       Шикамару вернулся через день, но к ней не зашёл. Темари терпела до вечера, но, когда закатное солнце окрасило васи в розовый, не выдержала и сама пошла к нему. Что скажет — не знала, просто должна была его увидеть и посмотреть в глаза.       Шикамару спал, разметавшись по кровати. Спал обнажённым, что говорило об усталости, ведь хаори лежал рядом, аккуратно сложенный у футона. Не дыша, на носочках Темари подошла ближе, чтобы укрыть его сбившимся в ногах одеялом, когда увидела его спину. В желудок словно камней напихали, желчь поднялась к горлу: спина Шикамару походила на поле боя, на плечах краснели отчётливые следы зубов, на ягодицах — синяки от пальцев. Вот она как выглядит, настоящая страсть? По-звериному жестоко? Тело Ино хранит такие же следы? Тихо накрыв Шикамару одеялом, Темари выскользнула из его покоев. Да, Ёшино права, ей определённо есть над чем подумать.                     Тёмная бутылочка лежала в ладони так долго, что стекло успело нагреться. Шикамару смотрел на неё, понимая, что это единственный выход, но что-то останавливало. Этими каплями он уже пользовался до свадьбы, чтобы не чувствовать запах Ино. Но если принимать их слишком долго, можно повредить каналы в носу и запахи станут искажаться. Как именно «долго» толком сказать никто не мог. Но Шикамару было необходимо находиться рядом с Ино без желания задрать кимоно. Хотя бы временно. Научиться с ней разговаривать. Потому что войны в собственном доме с собственной женой он не желал, а сейчас выходило именно так.       — Я тебе не помешаю? — Темари подошла со спины, обняла и уткнулась носом между лопаток. Шикамару проснулся утром совершенно отдохнувшим, и теперь собирался вернуться к делам, отложенным на время вынужденного отсутствия.       — Нет, — он улыбнулся и сжал бутылочку в кулаке.       — Что это? — Темари всё-таки заметила. Глубоко вздохнув, Шикамару качнул головой: врать не хотел, но и посвящать её в подобные тонкости не имел ни малейшего желания.       — Просто капли в нос. Ничего страшного.       — А выглядит, как яд, — хмыкнула Темари. — Ты заболел?       — Кажется, да. Не беспокойся, скоро всё пройдёт. А сейчас извини, мне надо работать.       Он убрал её руки с торса, повернулся, вздохнул, заметив, что она расстроена.       — Мне на самом деле надо работать.       — Но ты… ты придёшь сегодня?       — Давай завтра, хорошо? Мне надо набраться сил.       — Сил для меня? — кокетливо улыбнулась Темари.       — А сама как думаешь? — он обнял её одной рукой, притянул к себе и нежно поцеловал. Отпустил с сожалением и быстро вышел. Войдя в кабинет, закапал нос и убрал бутылочку в рукав. На столе ждали несколько документов и три свитка, пришедшие за время его отсутствия. Сая не хватало, его отсутствие отчётливо ощущалось. Надо найти нового помощника, но кому можно довериться настолько, что можно будет показывать тайные документы без страха, что их содержимое выйдет за пределы кабинета? Какаши стал Хокаге и постоянно советовался, отвечать ему надо было быстро и чётко. Самолюбию Шикамару, конечно, льстило, что его в двадцать лет сделали советником, но забот от этого прибавилось.       Шикамару понимал, что попросту не успевает следить за всем одновременно. Просражавшись с собой следующие несколько дней, он смирился с единственным выходом, как бы сильно ни хотелось найти другой.       — Сюдзин меня звал?       Они впервые увиделись с Ино после течки. Оба избегали друг друга, благо, в поместье это сделать несложно. Глаза в глаза несколько долгих секунд в абсолютном молчании, прежде чем Шикамару сдался первым, кивнув на дзабутон.       — Садись. Нам надо поговорить.       Пока она устраивалась, Шикамару делал вид, что смотрит в документы, хотя сам прислушивался к шелесту шелка и тихому дыханию, с удовольствием понимая, что не чувствует её запаха, а значит, может рассуждать абсолютно здраво.       — Ты вела дела поместья и провинции, — начал он, когда Ино сложила руки на коленях.       — Да, — настороженно ответила она. Шикамару внутренне поморщился: в простом вопросе уже видит подвох.       — Мне нужна твоя помощь.       Ему удалось её поразить. Глаза распахнулись, ладони неосознанно скользнули по коленям, стиснув кимоно.       — Помощь?       — Да. — Тяжело вздохнув, Шикамару протянул одну из книг учёта: — Я не успеваю. Времени обучать кого-то сейчас нет. А тебе, — как бы ни было тяжело это говорить, но он сказал, — я доверяю.       Пальцы Ино подрагивали, он отчётливо видел эту дрожь, когда она взяла книгу. Он-то ей доверяет, но доверяет ли ему она?       — Я распорядился, чтобы тебе поставили стол. Для начала проверь всё по поместью, я наверняка что-то упустил. Потом приступишь к делам провинции. Жалобы и прошения сортируй на своё усмотрение, мне подавай только действительно важное. Остальное можешь решать сама.       — Сюдзин, вы… Вы уверены? — Ино до сих пор не могла оправиться от удивления, и Шикамару признал, что в нём она выглядит мило.       — Я не успеваю, — терпеливо повторил он. — А ты вела дела больше двух лет. Да, Ино, я абсолютно уверен.       Поначалу она отвлекала: долго и шумно устраивалась за своим столом, размешивала тушь, раскладывала бумаги, но потом затихла. Шикамару несколько раз бросал на неё короткие взгляды: как порхает кисточка по бумаге или опускается на очередное прошение печать. Но потом отвлёкся на собственные дела и вспомнил, что Ино рядом, лишь когда она пошевелилась.       — Прошу простить, но я не могу уделять этим делам весь свой день. Продолжу завтра.       — Конечно, — кивнул он рассеянно, не отрываясь от письма Какаши. — Выдели на это то время, которое будет тебе удобно.       День за днём, постепенно Шикамару привык к тому, что она рядом, научился не замечать, как если бы рядом сидел Сай. Иногда Ино обращалась к нему, но чаще всего молчала, это Шикамару полностью устраивало — Темари не смогла бы просидеть в тишине и двух часов, обязательно стала бы отвлекать разговорами. Для работы это было недопустимо. Он привык не замечать, но заметил, когда она не пришла в обычное время. Не пришла и через час, и через два. Вздохнув, Шикамару отправил слугу узнать, что случилось.       — Иноджин-сан заболел, Ино-сан просила сказать, что сегодня занята с ним.       — Заболел?       Шикамару нахмурился. Почему ему об этом не доложили? Он только вчера виделся с сыном, всё было в порядке. Тревога сжала внутренности. Ино не стала бы оставаться с ним из-за обычной простуды, для этого достаточно няни…       — Шикамару-сама!       Служанки испуганно прижались к стенам, когда он прошёл на детскую половину и решительно распахнул сёдзи.       Огромные глаза Ино были первым, что он увидел. Иноджин лежал у неё на руках, слишком бледный, почти серый.       — Что с ним? — выдохнул Шикамару, опускаясь на колени перед возвышением, на котором лежал футон.       — Не знаю, — дрожащим голосом ответила Ино. — Он тяжело дышит, я чувствую, что что-то там в груди, но не могу это убрать. Не могу убрать, Шикамару.       Она погладила Иноджина по щеке, убрала прилипшие к вискам пряди, прерывисто выдохнула.       — Ты послала за ирьенином? — спросил Шикамару и прикусил язык: конечно послала. — Прости. Что они говорят?       — Их сил недостаточно, чтобы помочь. Что нужно время и всё. А его нет!       Ино не билась в истерике, не рыдала, но в её сдержанности было столько горя, что в глазах темнело.       — Я отправлю ястреба к Какаши, — Шикамару снова посмотрел на сына, сердце стиснуло так сильно, что стало тяжело дышать. — Пусть воспользуется печатью перемещения и пришлёт ирьенина из Конохи.       Ино не ответила, лишь сильнее прижала Иноджина к себе. В углу тихо подвывала Йоко — Шикамару заметил только сейчас. Тревога подстёгивала, до кабинета он практически бежал. Писал быстро, отчаянно, не веря, что у них может не быть нескольких часов, что понадобятся ястребу, чтобы доставить послание.       Иноджин был светлым, ясным мальчиком, слишком на него не похожим, со своим характером. Шикамару сам не заметил, как любовь к сыну обогрела сердце, как каждая его улыбка начала вызывать улыбку в ответ. Он представлял, что в будущем году начнёт учить его быть шиноби, вспоминая, как учил отец. И каждый раз при взгляде на Иноджина Шикамару испытывал гордость, неосознанную, родительскую, за любую мелочь, которую тот сделал. Наследник клана Нара, который вырастет сильным альфой, таким же красивым, как его мать, и таким же умным, как его отец…       Ястреб давно улетел, но Шикамару всё ещё смотрел в небо, мысленно подгоняя его. Глубоко вздохнув, он вернулся на детскую половину, молча сел рядом с Ино и вдруг обнял её, коротко поцеловав в макушку.       — У нас есть время, — прошептал тихо. — У нас ещё есть время.       Ёшино заходила ненадолго, плохо скрывая тревогу. Сказав, что займётся пока делами Ино, ушла, и Шикамару отлично её понимал: лучше занять себя чем-то, чем сидеть здесь, смотреть, как тени ползут по полу, и слышать тяжелое сиплое дыхание, становящееся слабее. Он и сам бы ушёл с удовольствием, отвлёкся бы от отчаяния, сжавшего горло, но понимал, что его единственное место сейчас здесь. Со своей семьёй.       — Я столько раз представляла, каким он вырастет, — прошептала Ино, прижимая сына к груди. — Каким он станет сильным, справедливым, мудрым.       — Он станет, — ответил Шикамару, глядя в посеревшее лицо и с отчётливой ясностью сознавая, что надежды почти не осталось. — Обязательно станет, и ты это увидишь.       Тени удлинялись, Йоко уже не плакала, тихо сидела в углу и молилась.       — Если бы я только умела исцелять что-то большее, чем порезы и простуды, — горько сказала Ино. — Я бесполезна.       — Нет. — Шикамару заглянул в её лицо, но Ино на него не смотрела. — Ты не бесполезна. Я тоже не умею лечить. Здесь нужен идеальный контроль чакры, которым владеют единицы. Не смей себя в этом винить.       Она молчала, продолжая держать Иноджина в руках. Шикамару видел, как они дрожат, но, когда попытался забрать сына себе, она не дала, просто покачала головой и обняла крепче.       — Шикамару-сама! — распахнулись сёдзи, служанка склонила голову, пропуская невысокую розоволосую девушку в тёмно-синем кимоно с моном Учиха.       — Сакура-сан! — облегчённо воскликнул Шикамару. Они сражались вместе, и ирьенина лучше он не знал. Даже легендарная Цунаде-сама ей уступала.       — Выйдите, — резко скомандовала Сакура, подходя к футону. Ино испуганно посмотрела на Шикамару, но он просто кивнул. Нехотя положив Иноджина, она поднялась, пошатнулась, но Шикамару успел поддержать за плечи, уводя её из комнаты.       — Мне страшно, — призналась она, дрожа.       — Знаю. Мне тоже, — тихо сказал Шикамару, неосознанно обнимая и поглаживая её по спине. — Это Сакура-сан, она лучший ирьенин в стране Огня. Всё будет хорошо.       Краем глаза Шикамару заметил мать и Темари, стоявших дальше по коридору. Слабо кивнув им, он снова зашептал Ино успокоительные слова, чувствуя, как стиснувший сердце страх постепенно отступает, хотя нервы по-прежнему гудят от тревоги. Солнце окончательно село, зажглись андоны, когда Сакура наконец вышла, устало вытирая лоб.       — Всё будет в порядке.       Ино моментально бросилась в комнату, а Шикамару задержался, глубоко кланяясь:       — Спасибо, Сакура-сан. И прости, что пришлось так спешно вызывать.       — Вы правильно сделали. До утра он мог не дожить. Каналы чакры перепутались и не давали ей спокойно течь. В груди собралось целое озеро неконтролируемой чакры. Это частая беда у детей его возраста. Но теперь волноваться не о чем.       — Ты задержишься?       — Ненадолго. Меня ждут, — улыбнулась Сакура. Шикамару приподнял бровь, выразительно глядя на мон на её кимоно.       — Да, — слабо улыбнулась она. — После войны многое изменилось.       — Я бы пригласил вас с мужем к нам, но не знаю, как на это отреагирует Ино-сан.       — Понимаю. Нам всем нужно время. Пойдём к Иноджину, проверю его.       Шикамару удивился — зачем проверять, если Сакура только что вышла от него? Но не стал спорить. Иноджин спал, и краска снова вернулась на его щёки. Ино сидела рядом, держала его за руку и тихо плакала.       — Вам нужно отдохнуть, Ино-сан.       Сакура подошла и вдруг положила ладонь на её затылок. Короткая зелёная вспышка, и Ино с тихим вздохом опустилась на футон.       — По опыту знаю, что матери после тяжелых детских болезней ещё долго не могут заснуть, изматывая себя и проверяя, всё ли в порядке. Пусть отдохнёт. Я останусь до утра.       Шикамару благодарно кивнул, поднял Ино на руки и вышел. Мимо матери и Темари, в её покои, где Майко уже раскатала футон и зажгла андон.       — Она будет спать до утра, — сказал Шикамару, укладывая Ино. — Ты тоже отдохни, день был долгий.       На самом деле бесконечно долгий день, во время которого мир перевернулся с ног на голову и снова встал на место. Закурив, Шикамару вышел на энгаву, чувствуя, как покидает напряжение и накатывается усталость. Никогда не думал, что будет так сильно бояться за чью-то жизнь. Это пугало, но в том, что Ино разделяла его страх, он черпал силу в те жуткие часы. Его семья оказалась для Шикамару важнее собственной жизни, и это открытие выбило дух. Семья. Никогда не считал Ино её частью, скорее — человеком, который просто ему принадлежит, потому что иначе никак. Но Ино была семьёй, матерью его сына и человеком, который умеет любить. И Шикамару понял, что хотел бы стать тем, на кого она будет смотреть так, как смотрела на Сая. И любить так, как любит Иноджина. Он не мог себе объяснить, почему вдруг стало так важно заслужить уважение Ино и вызывать её чувства. Можно было списать это на самолюбие, но Шикамару был честен с собой: самолюбие здесь играло слишком малую роль. Он не хотел снова слышать слова о ненависти. Знать, что Ино противна сама мысль о его близости, что он для неё враг. Это было не так, совсем-совсем не так.