Д’Артаньян еще раз перечитывает красивые, ровные строчки, написанные таким знакомым, родным и любимым почерком. Клочок бумаги пахнет её духами, их аромат кружит ему голову. Он готов целовать здесь каждую букву, но священник отнимает у него послание, подходит к факелу и огонь пожирает то, что могло заменить приговоренному к смерти молитву утешения. Как «Отче наш» он повторял бы эти слова — единственное, что ещё имело для него значение. Но записка превратилась в пепел и теперь не осталось ничего. Только пустота в душе. Бывший мушкетёр смотрит на священника, понимая, что кюре — её слуга. Наверное, она придумала способ освободить его из узилища.
Воображение рисует д’Артаньяну картину, точно прочитанную в рыцарском романе. Вот сейчас отче подойдет к двери, вызовет охранника и притаится у стены. Когда охранник войдёт, слуга Миледи выхватит нож, приставит его к горлу бородатому мужлану, прикажет снять с узника цепи, отдать ему свой мундир, а сам займёт место осужденоого в камере. Вместе они покинут тюрьму. Слава Богу, что это — не Бастилия, а всего лишь провинциальная темница для воров и убийц. Из крепости было бы выбраться намного сложнее, а тут — раз плюнуть. Главное, чтобы мнимый кюре сделал всё, как положено, а уж д’Артаньян подсобит ему в собственном освобождении.
И, действительно, священник, точно прочитав мысли заключённого, подходит к железной двери, трижды стучит в неё и громко говорит:
— Откройте!
Д’Артаньян внимательно наблюдает за ним. Интересно, где он спрятал свой чертов нож? В рукаве или под сутаной?
Охранник, как и в воображаемой сцене побега, заходит в камеру, вертит косматой головой, оглядываясь по сторонам, точно ищет кого-то. Кюре стоит рядом с ним. Но дальше ничего такого, как придумал себе д’Артаньян, не происходит. Бородатый мужлан смотрит то на узника, то на священника. Глаза у него при свете факела красные, заспанные, лицо опухшее, бывший мушкетёр даже на расстоянии чувствует исходящий от него запах анжуйского вина. О, этот запах, как и аромат парфюмов Миледи, он запомнит до последнего вздоха. Тогда она, видимо, из ревности и от обиды за обман с графом де Вардом хотела его отравить. И только вмешательство Атоса спасло ему жизнь. Яд был именно в анжуйском вине, которое случайно выпил бедняга Бризмон, умерший в тяжких муках. Сейчас — самый подходящий момент, чтобы напасть на тюремщика, он даже сопротивляться сильно не будет. Д’Артаньян весь напрягся. Минуты и мгновения тянутся невыносимо долго. Ну же, святой отец, где ваше оружие? Почему вы ничего не делаете? Это неправильно…
— Да простит вам Господь все ваши грехи, — только и говорит кюре, осеняя узника, приговоренного к смерти, крестным знамением.
И уходит вместе с тюремщиком. Железная дверь за ними со скрежетом закрывается. Всё. Финита ля комедия. Д’Артаньян снова один. Но так не должно было произойти! Она не могла его оставить в беде…
Всё его внутреннее естество протестует против такой несправедливости. Он даже не исповедался, как следует, а благословение от фальшивого священника вряд ли будет иметь какое-то значение. Суеверный ужас сковывает его разум. А вдруг там, за порогом смерти, действительно, есть Ад и Чистилище? Куда он попадет? Будет ли Высший Суд снисходителен к нему? Или же нераскаявшегося грешника ждёт вечный огонь?
От этих мыслей бывшему дворянину становится так же страшно, как было в детстве, когда отец повел его на рыночную площадь, смотреть казнь ведьмы. Та женщина была совсем молода, даже моложе, чем Констанция. Черные курчавые волосы растрепаны и распущены по плечам, в глазах — мольба. Даже не о помиловании, а о менее мучительной смерти. Сгореть заживо — это ведь так ужасно! Собравшаяся вокруг места казни толпа неистово кричит: «Сжечь её! Сжечь проклятую ведьму!». Судья зачитывает приговор из которого становится ясно, что обвиняемая (имя её стерлось из его памяти) своими чарами вызвала во всей округе засуху, неурожай и падёж скота. Шестилетнему мальчику Шарло интересно: как она это сделала? Неужели Дьявол наделил её такой силой? Молодая женщина взывает к милосердию, говорит, что не виновна, но её никто, кроме юного д’Артаньяна, кажется не слышит. Чернь жаждет мести и занимательного зрелища. Палач привязывает ведьму к деревянному столбу, врытому в землю, у неё под ногами уже сложены дрова, заблаговременно политые смолой. Подходит старый, сгорбленный аббат — настоятель местного монастыря, и говорит смертнице, чтобы она покаялась в своих грехах и тогда всемилостивый Господь простит её за ересь и служение Сатане, дарует спасение её бессмертной душе. Она в последний раз бросает на святого лжеца свой взгляд, полный презрения, и отворачивается, закрыв глаза. Её бледные губы беззвучно движутся. Что она шепчет? Молитву Господню или колдовское заклинание? Кается за свои преступления или призывает демонов? Этого Шарло не знает. Палач и его помощники поджигают дрова со всех сторон. Пламя быстро охватывает худую фигуру в изорванном платье, из-за черного дыма, поднимающегося к небесам, слышен только её громкий, исполненный боли, предсмертный крик. Маленький Шарло хочет отвернуться, закрыть глаза и заткнуть руками уши, но не может. Его тело оцепенело и стало неподвижным. Он видит всё — и саму казнь, и обугленные останки казненной женщины — её почерневшую плоть и кости. Ни Бог, ни Дьявол не спасли её.
Вот и сейчас… Он даже молиться не может: слова на мёртвой латыни вылетели у него из головы, а по-французски святая католическая церковь запрещает обращаться к Господу. Поэтому д’Артаньян молчит: он же не еретик-гугенот, чтобы оскорблять Божий слух речью простолюдинов.
Он больше не слышит дождя и налетевшего невесть откуда ветра, срывающего крыши домов. Была бы Миледи ведьмой, как та гасконская вероотступница, сгоревшая на костре много лет назад, наверное, вызвала бы бурю и землетрясение, чтобы разрушить стены этой тюрьмы и спасти его. Но она — самая обычная женщина, хоть и прекрасна, и умна. Оба этих качества всегда нравились ему.
Кто же ты, Миледи: Анна? А может Шарлотта? Он так и не узнал её настоящего имени. Но и это теперь не важно. Главное, что жива. Остальное не имеет значения.
*****
Ночь накануне казни пролетела быстро. Дождь закончился, ветер утих, Солнце поднималось на горизонте, его лучи проникли внутрь камеры и заиграли на сырых стенах веселыми зайчиками. Бывший мушкетёр криво улыбнулся: даже силы Природы решили поглазеть, как его сегодня лишат жизни. Ну и пусть.
Шарля д’Артаньяна обвинили в дезертирстве и нападении на сослуживцев — Атоса и Арамиса — которые пытались его остановить. Показания Портоса, доложившего об этом командованию, подтвердили слуги, включая верного Планше. Видимо, толстяк всем им что-то пообещал. Или запугал. Атос и Арамис, хоть и тяжело раненые, выжили в поединке: д’Артаньян и не собирался их убивать, только остановить неправый самосуд. По сговору с Портосом, потерпевшие говорили следователям то же самое, что и он. О лорде Винтере, палаче из Лилля и главной виновнице произошедшего — Миледи — никто даже не упоминал, словно их и не было вовсе в ту ночь на берегу реки. Таким образом бывшие друзья решили отплатить д’Артаньяну за спасение любимой женщины и за сорванное судилище. Трусость — самый позорный проступок для дворянина и мушкетёра. Они об этом хорошо знали. Изысканная месть, ничего не скажешь! Но д’Артаньян даже не отрицал их слов. Он думал лишь о том, что Миледи жива! — и это главное. Всё остальное не имеет смысла. Ценой своей жизни он выигрывал для неё время, чтобы скрыться или сбежать из Франции — подальше от тех, кто жаждал её смерти.
И вот утро казни наступило. Недалеко от военного лагеря королевских мушкетеров, вблизи Ла-Рошели, пленные гугеноты соорудили виселицу. Накануне трое из них захлебнулись в пеньковых петлях за отказ участвовать в католической обедне. Сегодня вслед за ними отправится верный сын римской церкви, пожертвовавший собой ради любви к женщине. О времена, о нравы!
Поглазеть на исполнение приговора пришли почти все его бывшие сослуживцы, даже раненые Атос и Арамис покинули полевой лазарет и стояли спереди, чтобы лучше видеть акт возмездия. Особенно ждал этого часа граф де Ла Фер: казнь Миледи должна была стать его триумфом над бывшей супругой, а обернулась полным фиаско. И всё из-за проклятого гасконского выскочки!
Д’Артаньян приготовился к смерти. Он смотрит в глаза каждому из их бывшей неразлучной четверки, встречаясь взглядом поочередно то с нахмурившимся Портосом, то с Арамисом, сложившим ладони в молитве, то с Атосом, чьё бледное лицо сейчас очень похоже на каменный лик статуи.
Судья зачитывает вслух обвинительный приговор. И тут происходит нечто странное. К месту казни подъезжает отряд гвардейцев кардинала. Мушкетеры встревожены их появлением, кто-то уже схватился за шпагу: пусть они сейчас — союзники в войне с гугенотами, но старые обиды никто никому не забыл и не простил. Капитан гвардейцев подходит к судье и вручает ему указ короля о замене смертной казни Шарлю Артаньяну, бывшему мушкетеру и бывшему графу де Бац, пожизненной каторгой во французской колонии в Новом Свете. Ничего не понимающего д’Артаньяна уводят гвардейцы, садят его в черную карету с эмблемой кардинала и зашторенными окнами. Никто из мушкетёров не решается их остановить. Слово короля — священно, неповиновение его воле — это то же самое, что противиться самому Господу.
Карета быстро уносится прочь от места казни, бывший мушкетёр чувствует рядом с собой ещё кого-то, ему кружит голову запах духов, но ещё больше — голос Миледи…
*****
Накануне несостоявшейся казни
— Ваше Высокопреосвященство, я прошу Вас о помиловании д’Артаньяна.
— Однако, — неспешно отозвался кардинал. — Вы сами называли этого человека бесчестным обманщиком и врагом Франции.
— Живым он принесет стране куда больше пользы, чем мертвым, — не сдавалась Анна. — Поверьте, его твердая рука и острый ум Вам пригодятся ещё не раз — в поединке ему нет равных. Он, — глубоко вздохнула женщина. — Он вступил в битву с мушкетерами только ради моей жизни. Только ради того, чтобы спасти меня от казни. От мести со стороны графа де Ла Фер. Пощадите его, ваше высокопреосвященство, и, я ручаюсь, Вы не пожалеете о своём решении.
— Что же… Я всегда уважал храбрость. Формально вы оба отправитесь в Новый свет, но не на каторгу, а в качестве моих агентов.
— Да будет так, Ваше высокопреосвященство. Это бесценно и неоспоримо, — благодарно кивнула Миледи. Она справилась! Она сумела спасти его от смерти. Спасти неиссякаемую храбрость. Спасти общие надежды. На момент их короткого, но незабываемого, романа, он признался, что «шпага и жизнь принадлежат Вам вместе с моей любовью». Как же радостно осознавать, что это правда.
****
Он её сначала даже не заметил: черная карета, и она в черном жокейском костюме, как во время погони, после отравления Констанции в Битюнском монастыре. Даже лицо ее было скрыто за тонкой, черной вуалью. Только запах духов… И голос:
— Не ожидал?
— Тысяча чертей, считал минуты!
Анна не успела сказать и слова, когда оказалась в его объятиях. Любые препятствия и проблемы, казалось бы, отступали на второй план, да и какое до них может быть дело? Они вместе! Раз и навсегда. И это главное.
— И только попробуй снова исчезнуть, — улыбнулась женщина в полутьме черной кареты.
— Мы и не расставались, — тихо отозвался собеседник. — Ты всегда рядом. При любых обстоятельствах. Что бы ни случилось. А остальные только обещали. Твоя любовь всегда была ответной. Я не осознавал, насколько, пока едва тебя не потерял.
