ID работы: 12769269

let's get drunk on blood

Слэш
NC-21
Завершён
41
автор
Jon Op бета
Размер:
83 страницы, 8 частей
Описание:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора/переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
41 Нравится 11 Отзывы 14 В сборник Скачать

Глава 4. Отчаяние.

Настройки текста
      Чонин сильнее натягивает кепку, закрывая глаза, и облокачивается на фонарный столб, рассматривая витрину магазина. Красные очки придают ему легкую загадочность, но никто из спешащих людей не обращает на него внимания. Объемная куртка закрывает почти всё его тело, и сложно представить, что может прятаться под ней.       Он потратил четыре месяца, чтобы достать информацию о своих друзьях, вырвать план тюрьмы зубами и наконец-то начать действовать, вскрыв сейф Феликса с наследством, запрятанный так глубоко, что ему пришлось постараться, чтобы найти хотя бы одну зацепку.       Веревки стягивают его грудь и ребра, но Чонин терпит, выбирает подходящее время, всматриваясь в мимо проходящие лица, и разминается, чтобы убрать давление на плечи. Хмыкает, словно винит себя во всем случившемся, и тянется к вороту куртки, расстегивая ее до середины.       Семья не поймет его, к сожалению.       Он двигается в сторону банка, как только пробивает час пик, перекидывает через плечо чехол для гитары и медленно, пытаясь отстрочить неизбежное, заходит внутрь.       Раз.       Два.       Три.       Первый выстрел оглушает. Охранник падает на землю с пробитой грудью, заливает своей кровью блестящий пол и харкает, размазывая красные капли рукой в попытке дотянуться до пистолета. Чонин стреляет снова, попадает в голову, глотает противный ком в горле и снова стреляет, задевая ногу женщины. Он уверен, полиция выехала за ним, но его действий будет слишком мало, чтобы попасть туда.       Он смеется, пытаясь скрыть в голосе истеричные нотки, но не может. Люди падают на пол друг за другом, затапливая белый мрамор красной жидкостью и Чонин не может позволить себе остановиться. Стягивает куртку, вытаскивая из прикрепленных к веревкам ремней самодельные гранаты с гвоздями. Подходит ближе к напуганным людям, что успели спрятаться за теплыми телами и непрактичными деревянными столами, снимает чеку, вкладывая оружие в дрожащие руки заложников и срывает ее, улыбаясь. Показывает зубы, чувствуя, как человек перед ним дрожит, боится поднять глаза, чтобы увидеть своего убийцу.       — Держи крепче, — шепчет, наклоняясь к чужому уху, и ведет рукой по длинным волосам подростка, желая выблевать свои же внутренности от того, что делает. Он почти что срывается, сильно хватает парня за корни волос и оттягивает голову, ударяя о бетон.       Смеется от чужих слез, но внутри восхищается желанием пережить этот момент и выйти наружу. Чонин поднимается, отходит в сторону и раздает несколько гранат другим заложникам. Надеется, что у людей хватит мозгов дождаться полиции, не двигаться и не провоцировать его.       Перчатки потеют от нервозности и он не может нормально двигать руками, цепляясь за перегородку, чтобы немного восстановить дыхание. В глазах мелькают черные точки, нервный хрип срывается с губ, но его не слышат. Чонин осматривается, поджимает тонкие губы, смотря на детей, жмущихся мертвой хваткой к родителям. Тревога бьет с новой силой, когда с улицы доносится звук сирен и люди оживают, шепчутся между собой.       Женщина слишком радуется.       Подскакивает на месте и граната выскальзывает из рук, падая на пол.       Крик.       Гвозди впиваются в кожу, пробивают глаза, шею, грудь. Куски отлетают в разные стороны, и у ног Чонина оказываются чьи-то пальцы, люди начинают вопить, пытаясь отползти как можно дальше.       Вторая летит следом.       Он жмурится, уходит за колонну, чтобы избежать травм и закрывает уши, полностью оглушенный взрывом. Тошнота подкатывает к горлу, хочется вскрикнуть, выбежать отсюда и попасть под пули полицейских, но он слышит лишь надрывные голоса на периферии сознания, открывает глаза и сгибается, опустошая свой желудок. Слизь выходит с болью, попадает на обувь и смешивается с кровью.       Ну почему, почему они не могли сидеть спокойно?       Звуки прекращаются, он чувствует дрожь в ногах, но выходит из укрытия и берет в руки обрез. Осматривает выживших, приказывая не двигаться, и тянется к карману, чтобы достать пульт управления.       Мама, папа, простите.       Дверь открывается. Расходится в разные стороны, снесенная взрывом, и Чонин делает несколько выстрелов, прячась за стойкой, когда полицейские метят в него, и сдается, выжидая несколько секунд. Сдерживает слезы из последних сил, ненавидя себя всей душой, но друзья ему действительно важнее.       Вытащить их из ада и вернуть к привычной жизни необходимо.       Чонин отбрасывает в сторону ружье, позволяет скрутить себя и терпит боль, скользя лицом по разбитому стеклу. Людей эвакуируют, изымают гранаты и Чонин радуется в глубине души, что они могут жить дальше, забыть его, и улыбается пьяно, почти обескураженно, словно вернулись в детство.       У него нет времени на переживания. Сообщник мелькает позади машин, подает сигнал, и Чонин слабо кивает, усаживаясь на заднее сидение. Перед ним человек, что обещал помочь. Водитель смотрит через зеркало, кивает и передает записку, которую Чонин проглатывает сразу же, как только заканчивает читать. Кривится и опускает голову, расчесывая брови отросшими ногтями.       Всё по плану.       Он приготовил себя к жертвам, принял ответственность, признал вину на суде, но никак не смог посмотреть на своих родителей, пришедших увидеть его. Чонин сам отказался от них, сунул в руки младшего брата записку с просьбой заботиться об их состоянии, не повторять ошибки и найти путь к хорошей жизни, не объясняя ничего более перед уходом.       Он сожалеет, но не может сделать иначе, отринув все чувства на последнем этапе своей жизни, где впереди ждет только смерть. Передал информацию своему другу, с просьбой продолжить разоблачать зазнавшихся свиней и почти что умер, отдавшись на растерзание своих жертв и самого себя.       Он не может смотреть на них. Перед глазами образы мертвых, тянущих к нему руки людей с желанием вырвать душу, вот только её он лишился давно. В средней школе, когда мысль о бесполезности людей въелась в голову. Но он правда любит их, сопереживает и молится, чтобы ублюдки стали лучше, умнее.       Глаза застилает пеленой слез, и он смаргивает их, садится в машину, чтобы наконец-то встретиться с теми, кому он решил посвятить свою жизнь.       Для него будет ударом в спину, если эта жизнь не понадобится им.       — Все готово. — Чонин вскидывает голову, встречаясь со взглядом Патрика, одного из его подкупленных людей. — Тебя отвезут куда надо.       Чонин улыбается, кусает губу и возвращается на место, терпя неприятное жжение от наручников. Он продумал каждую секунду плана, каждое действие, и все, что осталось — наконец-то увидеть Хенджина и Феликса. Выждать время, выследить слабые стороны изнутри помещения и бежать как можно дальше, в другую страну к чертовой матери и никогда не возвращаться в Америку, сменив имена и внешность.       Это наконец-то имеет правильный итог.       Он запоминает дорогу через узкое решетчатое окно, отмечает день недели, время и год, чтобы вести отчетность, находясь в тюрьме. Прячет во рту булавку, пытаясь найти ей место внутри, но все же проглатывает, обдумав все шансы попасться. Готовится к проверке, зная, что в первый день его не станут трогать врачи. У него будет время спрятать всё в камере так, чтобы даже собаки не нашли.       Он обговорил внутреннее расположение с бывшим надзирателем, купил нескольких людей изнутри и знает расстановку вещей в своей камере, блок, в который его переведут за денежную благодарность поближе к ним. Каждая секунда стоит жизни.       Чонин абсолютно один в кузове, с мешком в руках и без видеокамер. Вслушивается в шум колес, звучание мотора и прикрывает глаза на секунду, улавливая стук о решетку. Натягивает мешок на голову, мысленно прокручивая в голове все повороты, расстояние от города и продолжительность пути. Его пересаживают в другую машину к заключенным, и остаются мнимые минуты до приезда.       Сжимает кулаки, отдавая последнюю молитву в пустоту.

***

      Воздух выбивает из легких, когда врач касается его спины, чтобы отмыть кровь и смазать рассеченную кожу. Недовольно кривится, нажимая в нескольких участках сильнее, чем нужно, и Минхо громко выдыхает сквозь зубы, недовольно бурча под нос ругательства.       — Ты должен был придти ко мне. — Джейк раздражён. Минхо понимает это по интонации и улыбается сквозь неприятные ощущения. — Почему тебя не привели?       Словно он знает. Жмет плечами, непроизвольно дергаясь, и принимает сидячее положение, чтобы его обвязали бинтами. Игнорирует всех, кто находится в этом кабинете, принимая как можно более непринужденный вид, и болтает ногами, словно ребенок.       — Пропустишь сегодня душ, пойдешь завтра. — Джейк вытирает руки салфеткой, надевая черные перчатки, и заставляет Минхо лечь на живот. — А теперь займемся тем, что ниже.       Минхо вздыхает.       Конечно, многие слышали его вчера и то, что доктор знает об этом — вовсе не случайность.       — Нежнее, док. — Минхо фыркает, утыкаясь лицом в твердое кресло. Джейк просит охрану отвернуться и снимает с Лино брюки, присвистывая. Это заставляет Лино посмеяться и молча принять помощь. Он слишком расслаблен сегодня, даже не хочет снести кому-нибудь голову.       — Затяни ты, остался бы без задницы.       — Зато больше бы не ебали.       И смеется, пытаясь не двигаться, но плечи все равно трясутся и грудь разрывается от боли. Чан хорошо приложил его вчера, но Минхо надеется, что не сильно ему уступил.       Джейк тратит на уход около часа, использует почти все бумажные полотенца и наконец-то позволяет Лино одеться, помогая ему. Минхо не может поднять руки выше груди из-за трещины в ребрах, и Джейк берет на себя небольшую ответственность.       Минхо кое-как застегивается, топчется на месте и ждет свою дозу таблеток. Охрана окружает его, прекрасно зная, как Лино просто обожает этот момент. Он высовывает язык наружу, в шутку клацает зубами, когда чужие пальцы оказываются у его рта и хихикает под укоризненный взгляд Джейка и тычки надзирателей. Все же принимает таблетку, начиная свистеть от легкой эйфории, преследующей его со вчерашнего вечера. Прощается и становится между двумя мужчинами, по привычке проверяя натянутость наручников.       Прикрывает глаза, высчитывая шаги в голове, прекрасно помня, где останавливаются охранники, чтобы открыть новые двери, и про себя повторяет комбинацию цифр, которую успел подсмотреть в прошлый раз. Тянет губы в улыбке и наконец открывает глаза, случайно пересекаясь взглядом с Хенджином, что неотрывно пялится на него, проходя мимо. Видимо, в ту же сторону, откуда идет сам Минхо.       Лино облизывается, подмигивает и наслаждается злостью, что плещется в глазах Хвана. Может быть, он принесет ему новое наслаждение.

***

      Феликс примиряется. Лишается последней надежды и пытается держаться поближе к безопасности. Джисон оказывается рядом с ним непроизвольно, и юноша хватается за эту соломинку из последних сил, прилипая к образу застенчивого мальчика, безопасного друга для всех желающих. И Феликс полностью пропускает мимо глаз силуэт Лино, рядом с которым Джисон находится до одури часто.       Они не разговаривают друг с другом, не пересекаются глазами, потому что Феликс почти все время смотрит в пол, надеясь в удачную секунду ухватиться за Хенджина, который оставил его следить за всеми.       Но Феликс — мальчишка. Трусливый, желающий быть под защитой и зажатый во внешних рамках, вгрызающихся в разум при каждом новом шаге в другую сторону. Неизбежность, с которой он встретился по случайности, оказалась слишком шокирующей.       Джисон всегда успокаивает его и Феликс хочет стать ближе, спрятаться за спиной и никогда не выглядывать. Он думал, Лино захочет убрать его с дороги, но он не то, чтобы не обращает на него внимание — даже не смотрит в сторону Джисона, который бегает хвостом, желая угодить и подсказывая правильный исход. Минхо никогда не слушает, делает, как только вздумается и улыбается, когда получает новый прилив адреналина, наблюдая за воздействующими провокациями.       Феликс проводит идиотскую параллель, изредка ужасаясь своим мыслям, но на подкорке сознания понимает, чем именно они похожи.       Хенджин тоже странный, наслаждающийся чужими проблемами, негативом и добавками к характеристикам людей, словно они его пища. Он пытается скрыть, показать свою лучшую сторону, но чем больше Хван окружает себя теми людьми, что готовы рвать кожу ради его приказа, тем сильнее заставляет Феликса ужаснуться.       Хенджин любит манипуляции, обожает залезать в головы и играть с людскими эмоциями, выставляя себя в исключительно хорошем, невинном образе, остающимся в сознании. Ни у кого не может появиться плохой мысли в его сторону кроме тех, кто действительно может понять всю его суть.       Минхо почти такой же. Только более непредсказуемый и отчаянный. Абсолютно не ставит людей выше себя, относится как к мусору, провоцируя на резкие, колючие движения и почти хлопает в ладоши, как ребенок, когда получает такие необходимые эмоции. Его улыбка никогда не бывает сладкой, как у Хенджина, умеющего добиваться расположения любым способом. Минхо не хочет чужого уважения, ему нравится обладать, стоять выше ситуации. Бегать глазами, подмечать слабые места и бить как можно больнее, оставаясь хладнокровным.       Феликс почти давится воздухом, когда чья-то рука ложится на его плечо и до боли сжимает. Он боится шевельнуться, но поднимает голову. Феликс видел его раньше, но предпочитал не замечать, обходя всеми возможными дорогами.       — Неплохо выходит, — Чан улыбается, но тут же эта улыбка скашивается, теряясь среди синяков на лице. Феликс сглатывает и слегка отодвигается в сторону, намекая отпустить его, и прячет глаза за челкой. — Твой друг научил тебя?       Хочется просто встать и уйти, избавиться от наваждения и оказаться в руках Хенджина в закрытом пространстве. Просто обнять, положить голову на грудь и закрыть глаза, представляя себя в обычной атмосфере.       — О ком ты говоришь? — пытается не выдать дрожь в голосе, но чувствует, как собеседник превосходит над ним.       — О милашке Хенджине конечно.       Мурашки бегут по загривку, и Феликс чувствует, как волосы приподнимаются сами по себе. Он более чем уверен, что сможет рассмотреть седые волосы среди своих черных.       — Разве мы похожи на друзей? — он берет кисточку в руки, выводя на бумаге извилистые линии. Делает это спокойно, заставляя свои руки работать. Чан задумывается, смотрит куда-то в сторону и насмешливо фыркает, хлопая Феликса по бедру, из-за чего он подпрыгивает, не ожидая подобного жеста.       Это же тюрьма, Феликс. Здесь такое нормально.       — Он скорее похож на твою мамочку.       Шутка должна была быть безобидной.       Феликс скалится, перехватывает кисточку покрепче и разворачивает ее тупой стороной, замахиваясь. Кристофер останавливает его руку в паре сантиметров от глаза и улыбается, раздраженно сжимая тонкое запястье. В глазах плещется ярость, появляется оскал, и Феликс более чем уверен, что умрет сегодня ночью.       — Не смей его так называть, — шипит, наклоняясь ближе к лицу Чана. Оболочка трусливого и невинного мальчика слетает за секунду, инстинкт самосохранения отключается, и Феликс готов вгрызться в его лицо, лишь бы защитить честь своего друга. — Лучше следи за своими псами, — огрызается, когда замечает опухший след на изгибе шеи от чужих зубов и повторяет оскал Чана, склонив голову в бок.       Кристофер отталкивает его руку, следом хватаясь за шею, и сжимает её. Феликс пытается вырваться, не подает виду, мучаясь от дикой боли и кое-как сглатывает накопившуюся слюну, лишь после понимая, что мог бы сплюнуть её на лицо Чана.       — Не тебе расставлять мои границы, мразь. — Чан рычит, но отпускает его, когда лицо начинает краснеть. — Твои загоны переходят черту в этом месте.       Феликс откашливается, снова принимает благородный вид и смотрит на Криса, который прожигает его взглядом и усмехается. Он наконец-то понял.       Чан просто боится потерять свое место.       Хенджин везде. В каждом углу имеет глаза и уши, сумев добиться этого за несколько месяцев, ставит людей против друг друга и в то же время сближает их, создавая новую опору, оболочку для пыли в глазах. Туманность Ориона, блять.       Феликсу хочется смеяться, и он прикусывает нижнюю губу до крови, кое-как сдерживая истеричные смешки. Убирает челку с глаз и отворачивается к картине, чтобы не засмеяться в голос из-за чужого лица. Чан похож на озлобленную гиену, что не смогла как следует почувствовать вкус приятного лакомства. Любого можно сместить, и юноша понимает, что никто из них — не исключение.       Хенджин точно так же может заменить его более угодным для себя человеком, и Феликс понимает это, даже если не хочет вникать в чужие мотивы. Чан точно так же остаётся на краю, теряя из рук все, чего добивался годами. Кто захочет отпустить всю власть и так легко передать в новоприбывшие руки? Он опрометчиво позволил себе наблюдать слишком долго, упустив момент, когда контроль начал уходить в чужие руки.       Fuck up.       — Поможешь мне остановить Хенджина? — вырывается быстрее, чем он успевает подумать, и Крис хмурится, не веря ни единому слову.       — Думаешь, меня интересуют его игры? — Крис недоуменно смотрит на него, прикидывая в голове несколько моментов, которые могли привести Феликса к такому мнению.       — Но разве ты не за этим здесь?       — Я хотел проявить дружелюбие, потому что ты был испуган всё время.       Феликс бьет себя по лицу, закрываясь ладонями под хриплый смех Чана.       — Мне не важно, продолжат меня уважать или нет, я не горю желанием быть здесь главным. — Чан говорит спокойно, располагает к себе, и Феликсу хочется потянуться навстречу, но он одергивает себя. Слишком глупо для того, чтобы довериться так быстро.       Феликс вздыхает, осматривается вокруг и снова приступает к рисованию, решая вылить несколько красок на бумагу и закончить на этом.       — Прости, мне стоило выслушать.       Чан ни капли не обижается. Он наслаждается юношеским максимализмом парня, который накрыл его с головой.       — Я могу помочь тебе, Феликс, — протягивает руку, чтобы пожать ее, не убирая улыбки. Чан не против скрасить пустые дни чем-то похожим на глупое приключение. — Зови меня Крисом.

***

      Джисон давится куском хлеба, пытаясь затолкнуть его полностью за щеки и тут же выплевывает, попадая на Сынмина, который с отвращением хватает чужой рукав, вытирая им лицо и брюки. Джисон взвизгивает, ударяет его коленом под столом и прикрывается руками, спасаясь от подзатыльника. Сегодня они ужинают только вдвоем под чужими взглядами, стремящимися спросить, куда делись их дружки.       Джисон вжимает голову в плечи, по привычке смешивая еду. Он ввязался во всё это спонтанно. Сынмин подтолкнул его, не имея смелости самому приблизиться к Минхо. Он намеревался стать ближе, будучи заинтересованным во внешних данных, но не мог заставить себя подойти и сделать маленький шаг, чтобы притупить свое желание.       Хан подтолкнул его. Они оба убийцы, пусть и имели разные мотивы, но общие черты на лицо, и Джисон был уверен, что Сынмин понравится Минхо. Но не учел, что Лино никто не нравится. Они находятся рядом с ним, но все равно остаются серой массой среди таких же оттенков людей. Парни могут быть рядом, говорить с ним, пытаться привлечь внимание, но получат лишь скучающий взгляд и лишь иногда — хотя бы одно предложение в свой адрес.       Сынмин тянется за салфеткой, прекращая мучить одежду Джисона и печально смотрит на пустое место, гипнотизируя его, возводя образ Лино на этом месте.       — Харе. — Хан пихает его в бок. — Придет твоя любимая задница, — сам не верит, потому что это последние минуты их свободного времени. Осматривается по сторонам, встречается взглядом с Чанбином и дёргается, словно его окатили ледяной водой. Кристофера нет рядом и Джисон удивляется этому, шепчет на ухо Сынмина идиотскую шутку про туалеты и возвращается к еде.       Ему жутко.       Стоило связаться с Минхо, как былое уважение внезапно стало исчезать во всеобщем взгляде, и Джисон сдувается как лопнутый шарик, пытаясь вернуться в середину, но снова окунается в начало. Он не может заставить Лино быть спокойным, слушаться его или принять к сведению единственно правильное решение, как тот снова отталкивает, закрывается и точит когти, огрызаясь на каждый звук.       Джисон нервничает. Пытается избегать людей, держась только возле доверенных и снова исполняет роль глупой крысы, что мечется от одного к другому, пытаясь угодить. Хочется уйти, сбежать подальше или хотя бы провести безвылазно неделю в закрытой ото всех камере, свернувшись калачиком на жесткой кровати. Рассыпаться, превратиться в песчинку, вернуться на небо и стать очередной многомиллионной звездой, рассматривая людишек и все их глупые действия, приводящие к хаосу.       Но вот он, среди одичавшей по свободе толпы точно таких же ублюдков, как и сам, сидит, растворяясь в серой массе между хорошим и плохим, полностью запутанным решением. Сгореть бы на пепелище вместе со своими вечными загонами, подливая как можно больше керосина в ноги. Искупаться в нем полностью, сгорать от внутренней боли и не замечать зажаренную, отваливавшуюся кожу.       Сдирать прилипшие тряпки до талого и вдыхать как можно больше кислых газов, задыхаться от нетерпения из-за скорой кончины, наслаждаясь последними секундами от ощущения вечности, которая раскроется перед глазами в момент собственной смерти.       Джисон не обращает внимания на Сынмина, трясущего за плечи, и продолжает задыхаться, в спазме сжимаясь как можно сильнее. Из него словно вынимают кости, стирают внутренности в порошок, и Хан падает на пол, пока Сынмин зовет охрану на помощь. Джисона поднимают, заставляют встать на ноги и уводят, не позволяя Сынмину двигаться.       Он возвращается на место, до побеления сжимая кулаки и хмурится, недоуменно рассматривая тарелку Джисона. Тянется к ложке, размазывая остатки по всему периметру и действительно злится, видя на самом дне тонкое лезвие от бритвы.       Откидывает в сторону поднос, переворачивая все содержимое на пол и смотрит в одну точку, пытаясь заглушить нарастающую агрессию.       Чанбин тянет его на себя, буквально закрывает спиной ото всех и сжимает изгибом локтя горло, поднимая голову Сынмина кверху. Дает отдышаться, контролирует попытки вырваться и начать резню прямо сейчас. Ему нужно успокоиться, придти в себя и только затем действовать. Выявить ублюдка, поставить раком и засунуть шланг от душа как можно глубже, чтобы его разорвало изнутри потоком воды.       Он поможет, вычислит, разрубит его на куски и преподнесет мясо дружкам, заталкивая как можно глубже в горло, чтобы его проткнуло бесконечное количество игл, чтобы кровь не могла вылиться наружу и застряла в глотке, застыв в нем же.       Какая разница в том, что они все здесь враги, когда кто-то действительно становится семьей.       — Сынмин.       Оба замирают. Минхо обращается к нему, но смотрит на Чанбина, призывая отойти как можно дальше, чтобы избежать драки. Они расходятся, Минхо делает два шага назад и держит дистанцию, возвращая Сынмина в реальность.       — В чем дело?       Ким хочет оскалиться, накинуться и заставить его заткнуться. Минхо не было здесь, Минхо не помог, когда это требовалось, и почему Сынмин вообще смотрит на него, когда Джисон, возможно, уже мертв?       В столовой стоит звенящая тишина и ему хочется ответить, выплеснуть весь негатив, как можно сильнее припечатав Минхо лицом об пол, но он лишь вздыхает и отворачивается. Откуда он мог знать? Среди них нет гадалок, чтобы предсказывать будущее, и чтение мыслей никому не подвластно.       — Хану попался вкусный завтрак. — Чанбин отвечает вместо Сынмина. Ставит руки в бока и морщится от чужого безразличия. Минхо меланхоличен, почти не различает реальность и глупо моргает несколько раз, проклиная свое лечение. Вертит головой в разные стороны, выглядя до безобразия смешным, и тянется к перевернутому подносу.       Усмехается.
Отношение автора к критике
Приветствую критику только в мягкой форме, вы можете указывать на недостатки, но повежливее.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.