let's get drunk on blood

      Феликс плавится от чужого внимания, улыбается чаще, и блеск в глазах выдает его с головой. Чонин боится, хочет отгородить его от неприятностей, но Ли не маленький мальчик, не подросток без головы — знает, чего хочется, даже если поверить в это трудно, и отдаться тоже. Феликс уверен в желаниях, в способе их приобретения, но никак не в том, как контролировать их.       Чонин беспокоится, когда Феликс отдает все свое время не им с Хенджином, а Крису, который ослепляет его своей улыбкой. Он обольстителен, умеет произвести нужное впечатление, но тот гнев, который скрывается в зрачках, надутые вены и дергание рук выдают его с головой. Кристофер плохо контролирует свои эмоции, выглядит как открытая книга, и Чонин уверен, что завести его — дело секунды. Удержать этот интерес — невозможно.       Феликс пропадает в мастерской почти каждый день, пытаясь не пропускать ни одной минуты, и Чонин следует за ним тенью, прячется за чужими спинами, но вслушивается, слышит каждое произнесенное слово своим другом и понимает, что провал близко. Что они не сбегут и не спрячутся, потому что Феликс слишком влюблен в человека, о котором почти ничего не знает.       Кристофер рассказывает ему о семье, друзьях, увлечениях и собаке, но ни слова о том, живы ли они. Уходит от подробностей, сжимает кулаки, и Чонин видит, как ему тяжело дается говорить о чем-то подобном, понимает, но все равно не располагает к себе, не хочет допускать даже на мнимую дистанцию, не хочет иметь ничего общего с кем-то вроде него. Феликс почти смотрит ему в рот, пытается заглянуть в душу, но не видит того, что она полностью закрыта, не хочет замечать что-то еще, кроме своих красивых эмоций.       Они всегда говорят о ерунде, Чонин ни разу не слышал их разговора о чем-то обоснованном, серьезном. Но всегда видел, как Кристофер немного трепетно относится к его другу, в какой-то степени оберегает и, кажется, чувствует. Феликсу нужен кто-то, кто может дать ему защиту на стороне, видит это почти во всех, но никогда не пытается приманить, каждый приходит сам. Он наивен, но до одури ненавидит ложь, видит её и пытается отрицать, когда она наваливается на него комом. Иногда получается. Иногда он страдает. Необходимость в новом окружении всегда его цепляла, утягивала в разные стороны, но чаще всего именно на дно, где он барахтался в луже, но даже так смог постучать оттуда, затянуть других и снова закрыть двери, повторяя круг раз за разом.       Чан искренне относится к нему. Всегда аккуратен в касаниях, улыбается и оказывается дружелюбным, но Чонин не верит ему. Смотрит, как Крис разговаривает с другими, пытается быть дружелюбным и не лезет в конфликты. Однако глаза горят по-другому, и Ян понимает, что новая мания Феликса слишком устала от него. Кристофер все чаще уходит от диалога, затрагивает далекие от них темы и не пытается спросить парня о том, что он думает по какому-либо поводу. Феликсу не нужно, он сможет насладиться временем и голосом, эмоциями, которые вливаются в него только от вида этого человека. Чан пытается уходить быстрее, значительно сокращает их время, реже появляется в мастерской и в итоге не появляется вообще. Феликс расстроен, пытается найти его среди толпы, изредка коснуться или помахать, абсолютно забывая, где и в какой обстановке они находятся.       Чонин слишком раздражен, закатывает глаза на каждое упоминание Кристофера, сводит темы на нет и лишь больше убеждается в том, какой Феликс все-таки ребенок, жаждущий внимания от всех, кто его может дать. Слишком привязывающийся к ненужным вещам и не умеющий отпускать то, что никогда не принадлежало ему. Неопытность, которой его наградила семья, выливается в проблему и для всех остальных.       Ситуация накаляется, когда Феликс тащит на себя Кристофера, вытягивает из общей беседы заключенных и оправдывается тем, что не мог найти время на разговор. Чан злится, это видно по его оскалу, кричащему взгляду, что говорит об опасности. Но Феликс не замечает, светится, как обычно, и Чонину приходится вмешаться, предотвратить опасения, терзающие его пару недель. Он закрывает собой Феликса, кое-как успевает перехватить руку Чана за запястье и хмурится. Кристофер сильнее него и это очевидно. Чонин вряд ли сможет долго держать его или откинуть руку в сторону, но делает по-другому. Полностью расслабляется, выглядит беспечным и аккуратно, с максимально присущей ему мягкостью перехватывает запястье Чана поудобней, надавливая, чтобы опустить руку вниз.       Кристофер сам не понимает, как поддается ему, но не сопротивляется. Ощущает, как чужие пальцы невесомо поднимаются выше по его руке, касаются плеча и следом сжимают его уже более крепко. Чонин умеет успокаивать взглядом, словами и действиями, он не один год воспитывал своего младшего брата и сейчас Кристофер — один из тех детей, которыми он может управлять.       — Как насчет того, чтобы разобраться другим способом? — из его уст словно льется красивая мелодия, Чан ненадолго зависает, смаргивает злость и захватывает руку Чонина в плен, не позволяя убрать ёе, но при этом не наносит вред.       — Например? — в горле пустыня, хрип неожиданно режет собственный слух. Чан дергает губами в раздражении, но Чонин видит в этом усмешку и делает промах.       — Тебе внезапно стало смешно? — срывается с губ быстро, довольно тихо, но улавливаемо. Ян поджимает губы в одну тонкую линию и сужает глаза, пытаясь одернуть затекшую руку. — Я не хочу найти проблемы.       Это действует не так, как он ожидал, но удовлетворительно. Кристофер полностью расслабляется, больше не выглядит как сумасшедший берсерк, и Чонин настраивается на разговор, намереваясь сделать его максимально коротким. Приходится оставить Феликса на попечение Хенджина, чтобы отойти в самый край, под наблюдательные взгляды. Иногда Чонин удивляется тому, как неограниченно здесь позволяют передвигаться в свободное время, и вспоминает слова знакомого полицейского о том, что люди здесь пытаются восполнить свободу. Им не мешают, но следят сильнее, чем внутри тюрьмы.       — Ты не похож на человека, который может что-то мне дать. — Чонин хотел бы начать первым, установить границы и обозначить рамки, но Чан идет на опережение, подавляет сразу же.       — Я не собираюсь тебе что-либо давать. Я собираюсь забрать. — Чонин в неприязни легко скалится, смотря в пустую точку, думает. Уверен, что Крис удивлен, но вовсе не намерен бить ему морду. По крайней мере, он достаточный джентльмен, чтобы выслушать. — Мне нужен только Феликс и его внимание. Я не хочу, чтобы вы пересекались.       — Этот назойливый парень?       Чонин кое-как сдерживается, чтобы не закатить глаза.       — Да.       Крис задумывается.       Ему выгодно оставить его в стороне, наконец-то отделаться от неприятных касаний, взглядов и попыток вернуться к началу, словно они только что пересеклись и вовсе ни о чем не договаривались. Но это же Феликс, он вряд ли помнит о том, по какой причине они общались.       — Тогда постарайся, чтобы я его не видел. — Поза сразу же переходит в закрытую, Чонин ни капли не согласен, не собирается жертвовать своим доверием и просто так согласиться, отдать поводья в чужие руки. Его цена высока.       — Откажи ему прилюдно. — Ян дергает плечом. — Я не смогу обеспечить тебе никакого спокойствия, если ты будешь просто игнорировать его. Думаешь, свалив на меня ответственность, легко избавишься от неё?       Чонин видит раздражение, но лицо Кристофера остается беспристрастным, отдаленным от этого разговора и момента, словно этого всего не существует. Им обоим приходится понизить голос, оставить разговор тайной из-за бегающих вокруг людей, из-за Чанбина, который прожигает их обоих взглядом, одаривая враждебностью только Чонина.       — Хочешь, чтобы я помог тебе? — наклоняется ближе к нему, шепча на ухо. — Не боишься, что твой ранимый Феликс не переживет этого?       — А ты уверен, что я не смогу справиться со своим ранимым Феликсом? Или завидуешь? Хочешь занять мое место? Или его?       Чан презрительно фыркает, Чонин делает то же самое и закатывает глаза, расслабленно облокачиваясь на решетку. Они оба понимают, что оба только что очертили грань между собой. Кристофер может расценить его как хорошего партнера в будущем, который не перейдет никакие рамки, останется при себе и сможет сдержать любой выпад, который обернется не в их пользу. Чонин кажется слишком интересным для него и слишком закрытым.       — Или его. — Чан буквально открывает ему путь, дает желтый свет, делая пробу. — Заключим сделку.       — Обсудим в другой раз, — согласно кивает, собираясь наконец уйти. — Или Феликс прибежит сюда с истерикой.       Кристофер не прощается, не горит желанием жать ему руку, а просто думает. Какова вероятность повторения ситуации? Необходимость в заполучении Феликса кажется ему мутной, неправдоподобной, но Чонин не дал никакой другой мысли, чтобы сомневаться в его намерениях. Тандем, образовавшийся с появлением Яна в тюрьме совсем не то, что можно назвать обычным стечением обстоятельств. Вероятность знакомства снаружи достаточно велика, чтобы оказывать друг другу наивысшее доверие, открыто говорить обо всем, что закрыто для здешних, даже самых долгих сиделок.       Время общей прогулки заканчивается в этот раз быстро, практически принудительно, и Чан кое-как успевает перехватить Лино, всунуть бумажку и коснуться пальцев, прежде чем уйти в строй. Их связь некрепкая, уходит в общее насилие, отсос в туалете и тонкую грань доверия. Лино, в хорошем настроении, может выполнить просьбу, сделать, как следует и не спрашивать — зачем. В другом случае — начать драку, насытиться кровью и снова оказаться на столе у Джейка в агрессивном состоянии, чтобы отсрочить свой прием таблеток. Еще чаще — просто выплюнуть их у себя в камере и играть послушного, адекватного мальчика, который активно идет на реабилитацию.       Никому не нужно, чтобы вскрылась правда.

***

      Джисон знал, что когда-нибудь поплатится своей жизнью из-за многого, но никак не из-за Лино, который считает его средством дизайна в тюрьме. Он знает, что должен многое вытерпеть, чтобы получить чужое доверие, и ему казалось, что Минхо наконец-то начинает присматриваться к нему, как к человеку, а не мешку кухонных отходов. Джисон потерял эту связь, упустил возможность не по своей воле и должен начать сначала, не имея возможности говорить. Попытка сказать о чем-то человеку жестами, который даже не смотрит на него — проблема. Горло поправится, но пройдет слишком много времени, потратится в пустую и придется придумать новый способ. Постоянный обмен записками быстро заметят, гарантия того, что их читают, максимально низкая.       — Хан, учись говорить без слов, — бывший наставник всегда говорил об этом, напоминал почти каждый день, но Джисону не хотелось слушать старого наркоторговца, пахнущим гнилью и разложением. Было противно не только слушать его хриплый, мокротный голос, но и видеть выпирающие кости с посиневшими тканями, что постоянно сдираются, ошметками падают на пол. Хотелось держаться как можно дальше, а не слушать его.       Возможно и зря, но Джисон умный мальчик, справится с новой задачей, ведь он сможет передавать послания через других. Сынмин все еще рядом с Лино, смотрит щенком, изредка добивается касаний и не навязывается, знает, чем Лино заинтересован сейчас больше всего и не мешает, страхует иногда, вываливая язык наружу, расплескивая слюни в разные стороны от счастья, когда его гладят по волосам. И совсем не волнует, что к нему относятся не как к человеку.       Чанбин всегда смотрит на это с отвращением, напускным интересом, но не на Лино, только на Сынмина, потому что Чанбин точно такой же — дикий, непредсказуемый и обманчивый. Принимает это желание быть всем для выбранного человека. Но Сынмин выбрал сразу двух.       С Хенджином проще. Он не прогоняет, дает насладиться обществом и манипулирует, но не приносит вреда, потому что его интерес взаимный. Может обеспечить им время наедине, но Сынмин чувствует — ему не доверяют. Хенджин никогда не раздевается, не позволяет трогать свои плечи и спину, уходит от прикосновений и только сам отдает их, развлекает Сынмина, а после уходит неудовлетворенный, пустой и раздраженный. Сынмин не может дать ему то, чего Хенджин так сильно требует, но не произносит вслух. Они расстаются всегда тихо. Сынмин — удовлетворенный и отчаянный. Хенджин — безэмоциональный местами.       Джисон постоянно смотрит на них, хочет посмеяться и сказать другу, что он полный идиот, слепой и нелепый, но не может даже фыркнуть, не ощутив боли в горле. Сынмин все реже смотрит на него, чаще избегает и остается рядом с другими, играя в доверие. Пересекается с Чанбином, иногда превращая встречу в ссору из-за старой и убогой связи между их семьями.       Чанбин уничтожил жизнь Сынмина, лишив самого дорогого — его матери. Содрал кожу, сделав идиотский кошелек и подшивки, прежде чем избавиться от остатков. Сварил в кислоте, слив в отходы в реку и совсем не заботился о последующих смертях, произошедших после этого. Сынмину пришлось долго искать преступника, но лишь по случайности ему удалось найти его, влиться в семью парнем сестры Чанбина и перерезать ей глотку прямо у него на глазах в месть за свою мать. Открытая ненависть сопровождала несколько последующих лет и затем переросла в уважение с щепоткой маниакального интереса ко вкусам друг друга. Лишь для того, чтобы провести несколько новых экспериментов.       Спустя месяц их нашла полиция, пришедшая по следам ошибок неопытного Сынмина.       Джисон предпочитает держаться от них подальше, но при этом остается с Минхо непроизвольно. Еще удивительнее, что Лино подсаживается к нему сам, долго рассматривает перевязанную шею и фыркает, словно его обидели. Они сидят на кухне, делают заготовки на ближайшие несколько дней вместе с другими, наслаждаясь спокойствием. В камере хочется находиться все реже, поэтому Минхо берет на себя больше работы, отвлекается от скуки и просто наблюдает за всеми, словно сидит перед телевизором на кресле и щелкает каналы, пытаясь попасть на более интересный.       Джисон иногда срывается на тихий кашель, пытаясь не травмировать глотку еще сильнее, хочет быстрее вернуть себе навык говорить и хрипит из-за сухости во рту. Минхо делает всё молча, тихо. Передает ему стакан с водой и возвращается на место, берет тупой нож и продолжает счищать кожуру картофеля, со скукой смотря на свои руки. В голове пусто, мысли зарыты под землей на долгое время, и голоса наконец-то не беспокоят его, отказываются говорить, рассорившись друг с другом прошлой ночью. Лино наслаждается спокойствием.       Он выпрямляет спину и разминается, осматривая помещение. Никто не смотрит на них, и Минхо ловит хороший шанс. Передает смятую бумажку в руки Джисона с предупреждением, которое получил от Чана. Он хочет сохранить жизнь этого парня после того, что именно он причина недосмерти Джисона. Хочется узнать, кто именно был заказчиком, почему решил убрать человека, который не играет никакой роли в его жизни? Это казалось слишком смешным, пока Минхо не вспомнил о том, кто такой Джисон. Пока не понял, почему он ходит хвостом и пытается угодить, помочь и направить. Почему не сдаётся.       — Будь аккуратен завтра.       Минхо не принимает его, не делает одолжения и относится точно так же, но абсолютно точно не хочет, чтобы из-за него кто-то умирал. Лино хочет убивать этих кого-то самостоятельно, увидеть кровь на руках, провести языком по пальцам и проглотить как можно больше, возбудиться от чувства эйфории.       В этот раз он заканчивает раньше, отряхивает руки, словно пытается избавиться от усталости и тяжести в теле. Ему заламывают руки, обыскивают на выходе и ведут в знакомый кабинет. Джейк всегда встречает его с улыбкой, всегда в черном. Приглашает сесть в очередной раз, осматривает, задает вопросы и кормит очередной порцией таблеток, которые Лино научился прятать у себя во рту. Но в этот раз проглатывает, ослабленный недосыпом и стрессом, усилившимся в последние дни. Ему не хватает разрядки, тренировки не помогают, а руки хотят ломать кости и трясутся от каждой мысли об этом.       Лино пересекается с Чанбином в туалете своего крыла, умывается холодной водой и не смотрит на него — предпочитает игнорировать, раздраженный их схожестью в подходах, но Крис очень просил его не дергаться. И кто такой Минхо, когда внутри него находится столько слабых к просьбам личностей, которые просто обожают говорить «да»?       Чанбин не отрывает от него глаз, стоит у окна, отпугивая своим взглядом тех, кто пожелал облегчиться в эту минуту.       — Крис сказал передать тебе, чтобы ты помог выжить парням из третьего блока. — Они оба понимают, о ком идет речь, но признавать никому не хочется, выполнять просьбу тоже.       — Тем троим выскочкам? — фыркает, выплевывая воду. Он убирает вечно спадающую на глаза челку, укладывая ее ровным пробором. Надо подстричь. — Он решил убить их самостоятельно? — шутит.       Чанбин бы очень хотел поверить в это.       — Нет, но он позволит тебе отыграться на всех остальных.       Минхо ударяет кулаком о стену.       — Позволит, говоришь? А не дохуя ли он позволяет себе?       Второй удар намного сильнее. Стекло разлетается, царапает кожу и сыпется на пол большими осколками. Минхо дышит обрывисто, выглядит сумасшедше и совсем не следит за эмоциями на своем лице, даёт увидеть себя уязвимым в этот момент.       — Кто вообще сказал, что я буду шестерить ему? Или выполнять блядские цирковые фокусы? — Минхо становится к Чанбину впритык, плюется слюной и распыляет ненависть на все пространство. Они оба заражаются этим, скалятся друг на друга. Минхо бьет первым, наносит россыпь ударов по телу и не дает придти в себя. Просто избивает, пока Чанбин не находит момент, чтобы снести его с ног, повалить на пол и сесть сверху, ударить по лицу несколько раз.       Они изголодались, потеряли хватку и теперь готовы перегрызть друг другу глотки, убить, вынести в мешках и избавиться. Приготовить и скормить всем на общем обеде, чтобы остатки тел никогда не нашли. Мужчины улыбаются друг другу, катаются по полу, пока их не разнимает охрана. Время, о котором договорился Чанбин, вышло. Приходится вызвать еще двух помощников, чтобы разнять драку, но они всё продолжают цепляться друг за друга, царапают кожу, оставляя кривые полосы и получают разряд тока. Минхо отключается, падая в руки мужчин, и его сразу выводят, уносят подальше от Чанбина, который всегда полон сил и не страдает проблемами с головой, которые могли бы вывести его в плачевное состояние, как Минхо.       Со держится дольше, кричит от боли и сдается, теряя сознание. Все еще разозленный, не выплеснувший все эмоции и поверженный таким идиотским способом уже во второй раз. Первый — при захвате.       — Всегда интересно наблюдать за этим. — Чан следит из-за угла, обращаясь в пустоту. Он был уверен, что добьётся такого эффекта и не жалеет. Всегда приходится чем-то жертвовать.       — Не разделяю твоих взглядов.

***

      Чонин берет на себя роль нового центра для Феликса. Удерживает его интерес, рассказывая о новостях на свободе, забалтывает его разговорами о моде, искусстве и новых вещах, которые купил лично для него. Тактично умалчивает о том, каким способом он оказался здесь, уверенный в том, что неопытный мальчишка придет в ужас. Но Феликс всегда горит желанием и счастьем, утешает своим присутствием и действует как лекарство.       Чонин сомневается в том, что Феликсу вообще есть место среди них. Хенджин из абсолютного другого пространства, они разделяют его вместе несколько лет, и кажется, что Ли не вливается так, как им всем необходимо. Но они ценят Феликса, хотят подарить лучшую и жизнь и скорее всего — уйти из неё. Подарить ответственность перед выбором. Хочется дать ему что-то более стоящее и правильное, чем сейчас.       Феликс быстро теряет интерес к новизне, к историям Чонина и снова пытается уловить взглядом Чана, прицепиться пиявкой и высосать кровь. Ему всегда препятствуют, разворачивают в другую сторону, закрывают обзор или провоцируют конфликты, чтобы Феликс зажался в углу, спрятался и боялся выглянуть. Хенджин обходит его другой стороной, предпочитает работать не так, как это делает Чонин, и завораживает собой. Феликсу всегда интересно с ним, весело и тепло. Путь он варится в котле с розовой присыпкой и радугой, пока ему будут всё это позволять.       Однако Феликс любит сам рушить свои иллюзии, встречаться лицом с асфальтом и разочаровываться.       Чонин не успел перекрыть ему путь, Феликс вырвался сразу, как только Чан попал его в поле зрения, столкнулся с ним лицом к лицу и со своей обычной улыбкой обошел со всех сторон, не давая пройти. Он словно вырос стеной вокруг него.       — Давай немного посидим вместе? — вокруг него сверкают бабочки, бегают котики и светит солнце. Это всё могло бы ослепить многих, если бы они не были реалистами, жаждущими окунуть каждого в то дерьмо, в котором они находятся постоянно.       — Давай ты отвалишь от меня нахер? — Крис изначально был зол. Пересекся с Лино, вышедшим из-под контроля этим утром, с Чанбином, готовым загрызть каждого, кто пройдет мимо. Феликс просто выбрал неудачный момент, не зная этого.       Улыбка с лица пропадает, Феликс бегает глазами в поиске поддержки и бледнеет. Веснушки выглядят еще более ярко и Чан раздраженно дергается, скрипит зубами, готовый наброситься на него. Феликс для него стал слишком во всем. Засел в мозгах и питается его мыслями, жизненной силой.       Чонин успевает. Тянет на себя Феликса и закрывает спиной, выходя один на один с Крисом. Они договаривались о моменте и времени, о том, как это должно произойти и Чан совсем не вписывается в план, продуманный до мелочей.       — Мы уходим. — Он отступает назад, заставляет Феликса сделать так же и отворачивается, смотря на Криса через плечо. Подливает масла в огонь, презрительно окидывает взглядом и отворачивается. Опускает этим Криса на землю, отрезвляет мысли.       Чан мгновенно остывает. Занимает свободный стол в столовой и опускает руки на голову. Ему не хотелось быть таким, говорить чушь и ощущать себя ничтожным в чужих глазах. Он не одержим, не привязан, но хочет хотя бы ненадолго занять место Феликса и почувствовать чужую отдачу.       Чонин не пытается больше воздействовать на Феликса, он справится с этим сам, поймет, сделает выводы и, возможно, отринет в сторону свои чувства, как делал это много лет назад.       Их уводят в разные стороны. Феликс возвращается в камеру, не замечает никакой разницы и садится на пол, опуская голову. Ему хочется быть важным, нужным и единственным для кого-то. Быть отдушиной и центром мира, главной любовью. Глаза слезятся и он раздраженно трет их, шмыгает носом, пытаясь принять себя, свою никчемность и придти к бесчувственности. Вспомнить слова родителей, убивающих его нервную систему каждый день, чтобы вырастить нужного, а главное — правильного человека. Не опущенного этим миром, знающим цену людям и вещам, но Феликс заигрался в собственные игры. Забылся, подвел всех и в первую очередь себя. Ответственность сжирает.       Он погружается в себя, словно окунается головой в необъятное пространство, представляет себя в другом месте, поближе к любимым местам, к людям и эмоциям. Снаружи было лучше, проще и меньше ответственности, которую он мог положить на свои плечи, разделив с друзьями такую же ровную часть. Они все разделились, изменили своим взглядам, и Феликс не хочет думать об этом, но крутит каждую секунду противные мысли, не может их отпустить и закрывает уши, надеясь, что это поможет ему уменьшить шум. Не слышит ничего, кроме своих мыслей, вертит головой, словно в его голове трещат церковные колокола, призывая принять, придти и услышать все, что ему хотят сказать.       Он поздно ощущает горячие руки на своей тонкой шее, дергается, возвращаясь в реальность, и видит только темноту. Всё сжимается, воздух покидает легкие, глаза закатываются. Он царапается, хочет вырваться и позвать на помощь, но камера закрыта и они здесь одни в полном мраке. Он не сможет увидеть человека, услышать или спастись, но может оставить свой след на его теле, Чонин точно поймет. Хенджин обязательно отомстит.       Слёзы текут по его лицу, застилают абсолютно все, приносят дискомфорт. Он должен был быть на работах, должен быть рядом с друзьями, но задыхается здесь, охваченный мертвой хваткой. Дергает ногами, пытаясь ударить своего убийцу, оттолкнуть и вышвырнуть наружу, найти силы подняться на ноги, убежать или позвать на помощь, даже с малой вероятностью на неё.       Феликс выбивается. Отползает глубже в камеру и ныряет под стол, хватаясь за железные ставни и пытаясь их отломать, но не выходит.       «О чем ты только думаешь, Феликс.»       «Как глупо, ты действительно решил оторвать железо своими слабыми руками?»       Он старается дышать тихо, закрывает рот руками и слушает, как человек передвигается, как шуршит чужая обувь и в панике выбирается из своего укрытия, несется к камере, но ему не хватает секунды, чтобы открыть её.       Убийца перехватывает, отталкивает за свою спину и Феликс валится на пол, царапает покрытие, отползая к противоположной стене, но у него нет ничего, за что бы он мог ухватиться и защитить себя. Все знания по самообороне, которым он учился, улетучиваются, сердце сжимается и уходит в пятки. Он совсем не готов принять смерть таким образом.       Феликс хотел бы быть сильным.

***

      Хенджин надеется, что Лино придет. Утешает себя, пытается набраться спокойствия, но все падает вниз, как только дверь в душевую открывается. Минхо действительно пришел, окинул его взглядом с ног до головы и вздохнул, тря лицо. Хван потерял надежды сблизиться с ним публично, погряз в вечных манипуляциях, чтобы привести план в действие, помочь Чонину и открыть границы.       Минхо в этот план не вписывается. Больная фантазия Хенджина продолжает цепляться за него, уходя в неизвестность.       — Спасибо. — Хенджин благодарит его, не двигается и ощущает дрожь в коленах. Лино в хорошем настроении, и единственное, что требуется от Хвана — не испортить его.       Минхо подходит ближе, становится почти вплотную и наклоняет голову, словно кот, который готов порезвиться. Ему неинтересна причина, по которой его позвали сюда, ему интересен человек, который осмелился сделать это. Лино ни капли не удивлен, не разочарован в виде, ему просто скучно.       — Итак? — он выгибает бровь, рассматривая нервированного парня. — Что случилось?       Хенджин просто хочет получить его. Представить рядом с собой, ощутить и принять удовольствие, которое расплавляет его изнутри в нехватке эмоций и разрядки. Минхо понимает его без слов, принимает жгуты.       — Раздевайся.       Нужно отказать, навязать свои желания, но Хенджин не успевает. Минхо сбрасывает одежду на ходу, не заботится о её чистоте и идет к самой дальней душевой, включая воду. Ему приходится поторопиться, убрать одежду в сухое место и подобрать за Минхо. Он слишком привык к чистоте и не любит лишать её других.       Пар медленно застилает комнату, становится немного душно, но силуэт, стоящий перед ним полностью обнаженным, дурманит. Хочется провести по ногам, очертить бедра и увековечить этот образ в скульптуру. Лино оборачивается, хватает его за руку и тянет ближе к себе, касается талии кончиками пальцев, вызывая приятные мурашки.       Хенджин чувствует возбуждение, смотрит только в его глаза и тоже касается. Ведет по плечам, очерчивает ключицы и наклоняется ближе. Страшно, ведь его могут оттолкнуть, высмеять и простой уйти, но Минхо не прогоняет и не торопит. Ловит момент, наклоняясь ниже и оставляет поцелуй на шее Хенджина. Собственное сердце заглушает стук воды, в глазах приятно темнеет, но страх боли охватывает его с головой. Минхо ловит это напряжение, сужает глаза и молчит, дает время собраться с мыслями.       Хван не хочет упускать свой шанс, касается сам и открыто, ведет по ребрам к паху, второй очерчивает бедра и чувствует свое возбуждение от простых касаний. Они целуются неторопливо, Минхо более чем аккуратен, собран и отзывчив, позволяет трогать себя везде. Время сокращается в разы, легкая медлительность надоедает и Лино разворачивает Хенджина спиной к себе, целует в загривок, перехватывает за живот и лижет уши. Хван стонет негромко, но сжимает стояк, чтобы не кончить от такой простой ласки.       Минхо опускается к лопаткам, выцеловывает, но внезапно останавливается. Хенджин боялся этого и все еще боится, но руки не разжимаются. Его сейчас изнасилуют или бросят? Не хотелось бы ощутить ничего из этого.       — Противно?       Не стесняется говорить, вкладывая эмоции и кривит лицо в гримасе отвращения, ожидая чего угодно.       — Нет.       Выдыхает.       Лино знает, какого это. Голоса в голове кричат, переживают. Приказывают ему быть нежнее. Его память подбрасывает образы, становится тошно, хочется развернуться и уйти, но Лино хочет получить удовольствие, хочет доставить его другому. Тому, кто никогда не чувствовал его. Он перехватывает Хенджина, опускается на колени и смотрит в его глаза снизу вверх, прижимая бедра Хвана к стене.       — Постарайся насладиться.       Хенджин сглатывает. Минхо трется щекой о его член, оставляет поцелуи, лижет, пытается подразнить, но собственное терпение тоже на пределе. Он заглатывает полностью. Не брезгует, дарит приятные ощущения и Хенджину некогда думать о том, когда Лино успел научиться этому. Он оттягивает волосы на затылке, чувствуя новый прилив возбуждения от чужого языка, стонет, не скрывая голоса, надеясь быть услышанным и застуканным в это месте. Хочется быть открытым, оттраханным и довольным.       Ему приятно ощутить это на себе и увидеть обратную картину удовольствия, которое он всегда отдавал, не опускаясь перед кем-либо, не подставляясь.       Хенджин кончает быстро, теряясь в ощущениях. Приходит в себя, когда горячий рот выпускает его член с громким хлюпаньем и губы касаются места чуть ниже пупка. Минхо облизывает губы, улыбается (скалится) и просто смотрит, щуря глаза. На секунду кажется, что они находятся в собственной квартире. Делят одну кровать на двоих, периодически готовят друг другу завтраки и не нуждаются в чем-либо, просто наслаждаясь моментом. Но Хенджин — реалист, а Минхо не любит сказки.       Приходится нырнуть в реальность с головой, отбросить красивые сюжеты и принять действительность. Они никогда не будут счастливы, не дождутся счастливого финала и не привыкнут друг к другу. Минхо подтверждает это, заключая между ними новые отношения, не имеющие ничего общего с их правильностью. Хенджин понимает, что отказаться от этого не может.       — В другой раз зови меня сам.