Inevitability

Хосок руль задумчиво одной рукой крутит. Отрешенным выглядит и спокойным, в отличие от сидящего рядом брата. Намджун сегодня предпочел своему излюбленному серому ауди черный макларен старшего, в дороге планируя насущное с ним обсудить, но тому все безразлично, будто бы и не интересно, когда как поговорить стоило бы. Проблема вырисовывается явная, и даже не в появившейся третьей силе дело, а в потере кольца, в камне которого капля каждого из их семьи крови заключена, клятву их скрепляющая и оружием в руках врага послужить могущая. Именно эта реликвия их становление, как первых вампиров, завершила, и кто знает, что умелый ведьмак с помощью нее сделать сможет. Хару своих детей в тот день судьбоносный около водопада Луиньян, ничего не объясняя, собрал. Сказал, что для блага общего это, и магией непонимающих Хосока, Намджуна, Тэхена по рукам и ногам связал. После в священные лазурные, ныне иссохшие, воды, кинжалом перерезав им горло, столкнул и заклинания темные читать начал. Водопад в тот же миг гранатом кровавым окрасился, хороня в себе души невинные, ничем незапятнанные, чтобы к первым лучам солнца раннего породить самых ужасных чудовищ, мир каких не видывал еще. - С перерождением, дети мои, - на берегу, выбравшихся на него юношей, встречает Хару. - Что ты с нами сделал? Зачем? - поддерживая дрожащего Тэхена за талию, спрашивает Намджун. Хосок подле стоит, потирая затянувшуюся шею и взглядом растерянным по лицу папы блуждает. Красивому, нежному, всегда к ним доброму, но сейчас какому-то чужому, с нотками в чертах точенных безумия. Ничего больше родного в нем не находит, колдовство черное его изменило необратимо. И вроде бы тот же он: хрупкий, невысокий, с волосами каштановыми, цвет которых и младший в их семье унаследовал, глазами голубыми, в племени одежды расписные одетый и с на голове цветочным венком, отчего-то завядшим, но Хосок видит иное. Там, где свет раньше был негасимый, теперь мрак владычествует непроглядный, затапливающий все то хорошее, что родитель в себе нес, моментом воспоминания он теплые перечеркивает и грудь с сердцем небьющимся заставляет сжаться. Небьющимся...? - Мое сердце...оно... - Все верно, оно мертво, но сами вы живы. А что сделал я? Силу ни с чем не сравнимую вам подарил и бессмертие. Отныне нашему народу не придется бояться оборотней, жертвами станут они, а не мы. - Папа...но как же...как мы без сердца? - едва слышно произносит Тэхен. Потерянным выглядит и напуганным. К братьям, по бокам стоящим его, жмется, тепла недостающего в них ища - не находит. Кожа у всех трех ледяная, смуглость сменившая на анормальную бледность, а горло саднит, словно наждачкой по нему скребут изнутри. Вместе с тем, чувствительность в телах хладных зашкаливает: зрение, слух до невозможного обострились и эмоции усилившиеся здраво мыслить не позволяют, виски сдавливают, к чему-то подталкивают. Взгляд младшего на жилку пульсирующую Хару падает и никак с нее не сойдет. Он так голоден... - Всякая магия, а особенно магия экспрессии, что-то забирает взамен. Таков ее нерушимый закон. - Какие, к рогатому, законы? Ты, не спросив нас, непонятно кого из нас сделал, - вспыхивает, никогда сдержанностью не отличавшийся, Хосок, кулаки до крови отлива сжимая. К старшему омеге вплотную подходит и за рубаху холщовую его вверх вздергивает. - Ты убил нас, и не говори, что это не так. Почему я в шею тебе вгрызться хочу? Почему биение твоего сердца, словно оно бьется в моей груди, ощущаю? - буквально рычит, глазами сумасшедшими алыми остановившись на чужом пульсе. Хару хмыкает: - Как я уже сказал, вы обрели почти безграничную силу, и она будет проявляться во всем: эмоциях, чувствах, обычной физиологии, но главное в голоде. Именно из-за последнего ты так сейчас на меня реагируешь. Это сопутствующий ущерб, Хосок, но поправимый, стоит тебе только его принять и смириться, - руки с себя сбрасывает сына и за спину указывает себе, где его супруг связанного оборотня за собой на веревке ведет. - Контролируй его, он не на меня должен быть направлен, а на волков. - О чем ты говоришь, папа? Ты верно безумен, если думаешь, что мы сподобимся оборотням, - продолжая в объятиях Тэхена покачивать, Намджун вмешивается. - Что ты от нас хочешь? Зачем он здесь? - на пленника кивает. - Ты же далеко не глупый, Джун, и все уже понял прекрасно, - вместо Хару, отвечает Сонхва, подталкивая трясущегося паренька к своим детям. - Испей кровь этого выродка, докажи мне, что не прошли для вас даром мои уроки. Пощады оборотням после того, сколько они нам принесли горя, быть не может. Намджун на месте остается стоять, никак не осознает произошедшего и происходящего. Слова отца словно через вакуум до него долетают, чтобы после в голове осесть неприятием. Болью за себя, за Тэхена, Хосока. Как их родители так могли поступить с ними? На что обрекли? - Похоже, мне придется взять дело в свои руки, - констатирует старший Чон и ножом охотничьим запястье распарывает, бьющегося в попытках бесплодных освободиться, юноши. Братья все, как один, сглатывают шумно и взглядом голодным за каплями рубиновыми, теряющимися где-то в густой траве, следят, бессильные ни о чем другом думать. Рык единогласный рвется из иссушенных глоток, толкая на непоправимое, ужасающее, бесчеловечное, что клеймом несмываемым ляжет на души. А у них они разве теперь есть? Тэхен, выпутываясь из объятий Джуна, не выдерживает первым, подле оборотня на немыслимой оказывается скорости и к его порезу губами припадает жадно, поглаживаний отца не замечая в своих волосах. Кровь пьет и никак не насытится, в удовольствии прикрывает карминовые глаза. Парнишка, вместе с тем, обмякает, жизнь с глотком каждым из него утекает. Он в бою пасть мечтал, но точно не так, будучи обедом для тьмой порожденного, названия которому еще не придумали, погибнуть. - Самый младший и притом омега. Учитесь, щенки, он, в отличие от вас, меня не разочаровал, - озвучивает Сонхва, с гордостью глядя на Тэхена. Намджун с ужасом на лице откровенным на представшее смотрит и не выдерживает. Подбегает к брату и насильно его оттаскивает от уже бездыханного тела: - Тэ, прекрати. Что ты делаешь? Ты не убийца, контролируй себя. Омега рычит, обратно к оборотню, с ног сбитый, ползет, игнорирует старшего и вырывается, пока пощечину ощутимую не зарабатывает. Оседает тут же на землю и растерянно с Намджуна на труп взглядом мечется. - Что...это я его...? - губами дрожащими мямлит, чувствуя как по подбородку алая дорожка стекает. - Это был не ты, малыш. Не ты, слышишь? - за скулы его альфа хватает, не позволяя на оборотня смотреть. - Это все проклятая магия, не ты, понимаешь? - Но вы сдержались, а я... - от слез больных задыхаясь, жмется к Намджуну. - Первый раз всегда самый сложный, но ты научишься, Тэхенн-и, - позади голосом Хару. - Научится? Ты, мразь, мне за это ответишь, - подлетает мгновенно Хосок к нему, готовый его придушить. Шею сдавливает и сквозь зубы цедит. - Как ты посмел такое сотворить с Тэ? Он же ребенок совсем еще, твой, к рогатому, младший сын! Омега, руки которого никогда не должны были окраситься кровью. - Остынь, неблагодарный мальчишка, - как ничего не весящую пушинку, откидывает парня в сторону Хару с помощью магии. - Не для того я тебя растил, чтобы ты неуважение ко мне проявлял. - Ты его не заслуживаешь. Ты нас предал, - кричит Хосок, упрямо надвигаясь на ведьмака. - Ты нам больше не папа, как и он... - на Сонхву кивает. - ...не отец. - От кого-кого, но от тебя я подобного не ожидал. Впрочем, я быстро послушанию тебя научу, - на пальце кольцо, впитавшее в себя кровь детей, проворачивает, чем голову сына от невыносимой боли заставляет взорваться и на колени его упасть перед ним. И как бы тот с магией не боролся, больше, чем на сантиметр, сдвинуться у него не выходит. Парализует она, мучения до селе неизведанные доставляет и пыткой оборачивается нескончаемой, в которой минуты - часы, а сам он хлипкая лодчонка, утерявшая путь, направление, дно. Есть только Хосок, его ненависть и так и неутоленный голод. - Папа! Хватит! - навзрыд плачет Тэхен. - З-зачем ты так? Он же твой сын! Намджун к брату срывается, хочет ему помочь, но в таком же точно положении оказывается, попытавшись родовой перстень с Хару снять. - Папа, п-пожалуйста! - продолжает в истерике биться омега. - Я все, что угодно сделаю, только отпусти их! - И снова наш младшенький меня удивляет приятно, - говорит Сонхва. - Раз так, то давай, Тэ, продемонстрируй на своем примере, как надо с врагами расправляться. Иди в деревню волков и не щади там никого. Отомсти за свое племя. - Нет! Тэхен! Не надо, - из сил последних к нему ползет Хосок, ногти до мяса об камни обламывая. - Не надо. Ты не монстр, Тэхен. Не убийца... - Не монстр, но вампир. Вы вампиры, Хосок. Наше оборотням возмездие, - припечатывает Хару, удовлетворенно смотря вслед скрывшемуся среди деревьев Тэхену. Тэхен в тот день, как и велено было, не пощадил никого. Ни детей, ни омег, ни тем более альф. Душу окрашивая в черный, со своей жаждой не справился, тем братьев частично, но освободил, а после на груди Намджуна рыдал, себя убить умоляя. Не принимал и не хотел принимать в то, во что превратился, не выдерживал терзающей беспрестанно его совести, а главное голода. Лично, вопреки старшим, нож над сердцем небьющемся занес и, не задумываясь, вонзил. Спустя часы считанные вновь глаза открыл и так до бесконечности. Все испробовал, но все равно возрождался, а когда хоть немного отпускало, пытался к жизни возвращаться привычной, что изредка, но получалось. От людей держался подальше, на ночь просил себя запирать, довольствуясь чаркой принесенной Хосоком крови. Тот сказки ему, как в детстве, читать продолжал, ласково поглаживая по голове, говорил, что наладится все, обещал, что они из под власти Хару вырвутся и обещание он свое выполнил: кольцо злосчастное у него выкрал и больше его магией несдерживаемый обоих родителей убил, а затем и все их племя вырезал под чистую. Намджун в этом ему помогал, наравне с ним сердца вырывал и перегрызал глотки, Тэхен, выскользнув из комнаты, присоединиться не отказался. В ярости необузданной за себя мстил и братьев, отринув всякую человечность, единственный раз, когда ни о чем не жалел. Эти люди, которых и людьми-то назвать нельзя, его милосердия не заслуживали точно. Возмездие свершив, поредевшая семья собралась у того самого водопада и принесла друг другу нерушимую клятву, которая и по день сей осталась такой. И как бы не ссорились в дальнейшем они, где бы ни были и что бы не уготовила им судьба, Чоны родных рук не отпускают, за «всегда и навечно» держатся крепко и восстают фениксами их пепла. Тяжело по первости приходилось им одиноким, толком еще не умеющим силы свои контролировать, благо Намджун фолианты, супротив воли Хосока, сохранил ведьмаков и оттуда же он и узнал, что вампиры разум контролировать людей и оборотней могут, и даже более того - их обращать. Тогда-то старший и решил, что неплохо бы было им собственный народ создать, поселение, из которого Первородные в будущем создадут город, неприступную крепость, ведь, как бы они не были сильны, а укус волков ослаблял их заметно и в агонии заставлял биться. Простые же вампиры от него и вовсе сутки спустя умирали, зато подчинялись внушению Чонов, а потому против них пойти не могли - безоговорочно преклонялись. Хосок уверенно за собой подданных вел, завоевывая все новые и новые территории, а Намджун, его советчиком выступая, контролю голода их учил. Ни к чему после себя только одни оставлять трупы, а иначе так и вовсе можно остаться без пищи, не над кем будет править. Обычные люди, что не говори, а невиноваты в произошедшем, виноват Хару и ведьмаки, из которых и состояла в основном ныне с лица земли стертая деревенька. Вот к ним точно никакой пощады не было и не будет. Магия в Адаре под строжайшим запретом. - Вижу, тебя совсем не беспокоит потеря кольца, а должна, - молчание гнетущее прерывает Намджун, убавляя музыку на магнитоле, чем недовольство вызывает Хосока. - Это не так, уверяю тебя. Глупо спорить, я оплошал, проебался, забылся - называй как хочешь, но все же раньше времени панику поднимать не стоит, да и вообще никогда в принципе. Не ты ли учил меня этому, брат? - перестраиваясь на соседнюю полосу, отвечает мужчина. - Учил я тебя многому, но точно не столь вопиющей вульгарности. Что за словечки в твоем лексиконе, Хо? - Переобщался с твоей пассией, видимо. Но ему отчего-то подобных замечаний ты не делаешь, - усмехается старший. - Чимин, в отличие от тебя, всего-ничего прожил. Становления цивилизаций, королевств, государств не видел. Он буквально на улице рос и оттого несколько не разборчив в выражениях бывает, - спокойно парирует альфа, проверяя на часах время. - И это-то, как по мне, тебя в нем и привлекло. Никогда не забуду, как он тебе в лицо плюнул, когда ты отчитал его за неподобающее официанту поведение, и за что ты его потом хорошенько на втором этаже наказал, - каверзно Хосок улыбается, поигрывая бровями. Намджун глаза закатывает, но кратко в ответ улыбнуться не может, вспоминая мечущегося под ним омегу, которого он после уже не отпускал никогда. Поколачивающего его по спине отнес в машину и в свой пентхаус отвез, где наказание для обоих желанное на простынях шелковых продолжил. - Не уходи от темы. Что если кольцо больше не у Сокджина? - У него сейчас и узнаем, - паркуя макларен у самого большого в городе казино. - А там посмотрим, - уже открывая дверцу. Младший за ним следом выходит на улицу и, поправив пиджак, ко входу в заведение идет. Охранники без лишних вопросов их в него пропускают, не забывая оповестить по рации остальной персонал о высокопоставленных гостях. - Добрый вечер, господа Чон, - поочередно братьям кланяется подорвавшийся сразу же хостес-омега. - Рады вас видеть в нашем заведении. Какой столик желаете или, быть может, мне вас сопроводить на второй этаж? У нас сегодня шоу с участием лучших танцоров намечено и... - Лучших? Что-то я не припомню, что танцевать здесь собирался, - вклинивается Тэхен между старших. - Но ради исключения я могу, хочешь со мной, душечка? Научу тебя, как следует, веселиться, а то тухнешь тут, - подмигивает опешившему парню. - Г-господин? - растерянно мямлят. - Не бери в голову, Онью. Он так шутит, - говорит Намджун. - А столик мы желаем тот, за которым сидит хозяин этого чудного места. - Да, конечно. Пройдемте за мной, - повторно кланяется хостес и ведет Первородных к вип-ложе. - А он красивый, намного красивее этого твоего Юнги, - шепчет на ухо Хосоку Тэхен. - В качестве исключения я не стану его убивать. Все ради тебя, братишка. - Зато я убью твоего волка, если не прекратишь меня из себя выводить. И как жаль, что ты еще его не успел опробовать, я ведь прав? - насмешливо отвечают, по носу щелкая омегу. - Туше и нестрашно. А вот Юнги... даже не знаю, как он на подобное отреагирует...Наверное, попытается тебя убить, что у него, конечно же, не получится и тогда он убьет себя... - Тэхен! - обрывает Намджун, за спину задвигая вампира, чтобы старший его не придушил ненароком. - Зачем ты продолжаешь его из себя выводить? Чего тебе не хватает? Острых ощущений? - Свободы мне не хватает, свободы! Вам не кажется, что пора меня отпустить? Чимина так ты в передвижениях не ограничиваешь, а он, на минуточку, твоя пара, когда как мне ты не разрешил с ним в соседний город поехать. Я всю эту блядскую жизнь за вами двумя, как собачонок послушный, таскаюсь, а все из-за дурацкой клятвы, которая мне поперек горла, - зъярится Тэхен, едва слезы сдерживая. - С нами ты в безопасности, мы заботимся о тебе, но ты почему-то этого в упор не видишь. Куда тебя отпускать, если ты контролировать себя не умеешь и любого, кто не так на тебя посмотрит, убиваешь? - теперь и Намджун злится. Не на него - на себя. Потому что знает, как младший о том, что озвучил, мечтает, и чего он ему дать не может. - Я, черт возьми, Первородный! Меня нельзя убить! - настаивает омега, остановившись в центре зала, чем взгляды посетителей на себе собирает, но плевать он на них хотел. - А с Чонгуком, мне больше не надо себя контролировать. Мне его будет достаточно! - Зато можно, как когда-то оборотни Намджуна, скинуть тебя в гробу в море и меня тобой шантажировать. Забыл уже, как ты слезы лил и умолял меня его найти? Сам, блядь, порывался за ним на дно пойти следом. Ты этого для себя, для нас хочешь? Видимо, да, если ты даже нашей клятвой готов пренебречь, в угоду чего непонятно. Давай, вперед, уходи, но помни, что именно благодаря ей мы имеем то, что имеем, - холодно на брата Хосок смотрит. Как есть и думает все то сказал, надеясь до его сердца хладного достучаться. - Ну чего молчишь? Язык проглотил? Не замечал раньше за тобой такого. - Хо... - потупив глаза, бурчит Тэхен. - Я не то...я помню, всегда помню. - Вот и молодец, - прижимает его к своей груди Хосок, в макушку алую целуя. - Обещаю, у тебя будет свобода, но, а пока иди потанцуй, покажи кто здесь самый красивый омега, а глаза на тебя смотревших, я потом вырву лично. - Ну, Хо. Вот почему ты такой? Даже злиться на тебя расхотелось, - наигранно обиженно младший ударяет в чужое плечо и в нем же улыбку яркую прячет. - Люблю тебя говнюка. Первородный смеется: - Что за выражения, мелкий? Никакого уважения к старшим. - Я тебя уважаю, но ты все равно та еще задница, Хосок Чон, - чмокает Тэхен в щеку брата и, демонстративно покачивая бедрами, направляется к бару. Старших разборки не интересны ему, с него их уже хватило, а вот развеяться и впрямь будет неплохо. Жаль только, что Чимина нет рядом, этот, едва ли уступающий ему, дьяволенок веселиться умеет. Никогда не откажется поддержать любую его авантюру, а то и сам первым Тэхена в неприятности втянет, а после за это от Намджуна получит. Колоритная парочка, ничего не сказать. Бунтарь и его надзиратель строгий. Судьбы шутка или другое что-то, быть может? - Не устаю тебе поражаться. Меня Тэ абсолютно не слушается, - вздыхает Намджун, продолжая прерванный путь. Улыбка искренняя, почти позабытая, тепло в его груди вызывает и надежду брата вернуть. Не улыбаются так, любви слова не говорят и ни о чем не мечтают, если в душе пустота. У Тэхена в ней настоящая вакханалия, но никак не она. Не утеряна в нем окончательно человечность, Тэхен потерялся, но ее в глубинах себя сохранил. - Вишенка прав, ты ему все запрещаешь, а оттого он тебе все на зло делает. Я же для него создаю видимость свободы, а он, будучи наивным, ведется. Частично, но подчиняется. Наш Тэ - птица гордая, клеток, пускай даже и золотых, не терпит. Мы и сами с тобой точно такие же, на своем примере его воспитывали и нет ничего удивительного, что он наши, как лучшие, так и худшие, черты перенял. - Последнее меня беспокоит особенно, но, как бы я не старался, это изменить не в моих силах. Не с нашей жизнью, где без воин, жестокости и смертей не обходится. Отгораживай не отгораживай его, а он все равно в центре всего этого оказывается. Тэхен, а не мы, нас всех тогда спас. Первым, во благо нас - не себя, в крови искупался, пожертвовав своей чистой душой, в чем наша вина, - с надломом озвучивается сожалением и болью прошитое насквозь. - Твоя правда, но не смей винить себя в том, что, как ты верно подметил, изменить ты не можешь. Если бы не ты, то не то, что он, а я бы давно сломался. Без тебя нам было не справиться. И не думай, что Тэхен тебя не любит, это далеко не так. Ты, конечно, этого не замечаешь, но ему до одного места мое одобрение, а вот твое... - ироничный смешок и серьезность мгновенная, увидев на диване раскинувшегося вальяжно Сокджина. - Впрочем, сейчас у нас дела есть поважнее, чем обсуждение братских уз. - Вечер добрый, Джин, - обращается к мужчине. Тот спокойным и расслабленным выглядит, ничем не выдает его угрозы мучащее предчувствие. Не знает о перехваченном корабле, но, после переданного персоналом о визите высокопоставленных гостей сообщения, начинает, что тут что-то не чисто, догадываться. Не стал бежать, осознавая бесполезность оного и благоразумностью не отличается: Первородные так и так, если уже напали на след, найдут его где угодно, и тогда последствия много худший для него исход иметь будут. Предпочел бегству холоднокровия маску и неприступности, не забыв предварительно позвонить своим людям и приказать спрятать сына, а остальное для отца любящего неважно. - Добрый. Чем обязан приветствовать самих Владык Адара в своем скромном обиталище? - потянувшись за стаканом с дорогим алкоголем, подчеркнуто любезно спрашивает он. - Полно скромничать, дорогой друг. Твое казино - лучшее в городе, - улыбается Хосок, садясь в кресло напротив. Намджун в соседнее опускается, жестом показывая Онью принести коньяка. Беседа не самой приятной быть обещает и, зная брата, кровавой. - И все же? - Мне всегда импонировал твой подход к делам, Джин. Ты, в отличие от многих других, не лебезишь, сразу же к сути подходишь, но, как оказалось, за этим ты то, что я ненавижу больше всего в людях, скрываешь, - вкрадчиво произносит вампир, непрерывно в глаза карие глядя альфы. Не стараясь, его на атомы расщепляет, до существа внутри, отнюдь не спокойного, проникает, на него давит. - Прошу прощения? Я не совсем понимаю о чем ты, Хосок, - маску на очередную сменяют - недоумения. - Все ты понимаешь, Сокджин. Не усугубляй свое и без того шаткое положение и тогда, может быть, я в память о тебе сохраню это прекрасное заведение в целости и сохранности. В противном случае, труп будет не один, а...даже не берусь посчитать. Сегодня у тебя аншлаг, - обводя руками пространство. - Сколько вокруг беззаботных, невинных, о смерти даже не помышляющих людей, а она здесь, за их расхаживает спинами, со списком сверяясь, в котором пока только твое имя значится, - говорит Первородный с на губах ничего хорошего не предвещающей усмешкой, ужас вселяющей первобытный в сердце даже самого стойкого, к угрозам привычного Кима. - Каких я только угроз в свой адрес не слышал, но с твоими глупо с моей стороны не считаться, хотя я и никак не возьму в толк, чем навлек на себя подобное. Не будешь ли ты так любезен объясниться? - взгляда не сводя с Хосока, виски глоток делает, чтобы горло судорожно сжимающееся смочить. Онью, тем временем, к их столу возвращается с полным алкоголя подносом и по стаканам граненным для гостей его разливает, едва, из-за в треморе бьющихся рук, бутылку на пол не опрокидывая. Откровенно Чонов боится и спешит их покинуть во избежание стать для них ужином. Лучше уж к во всю отплясывающему на сцене Тэхену присоединиться, чем с его братьями в непосредственной близости находиться. - Любезности, значит, требуешь, - задумчиво пальцами Хосок барабанит по подбородку. - Наверное, аналогичную той, что ты мне оказал, когда помог моему истинному от меня скрыться и не только ему, кстати. Ну, и как много с этих несмышленышей, прикрываясь бизнесом и на верную смерть их отправляя, взял? У многих ли колечки редкие завалялись в кармане для утоления твоего непомерного аппетита? - Юнги, стало быть, все-таки твоя пара? Не могу не посочувствовать ему в связи с этим. И я не на смерть отправлял метаморфов, а чтобы от таких, как ты, спасти. Ты погубишь мальчишку, - не имея более смысла юлить, ядовитое бросает мужчина, руку незаметно в карман синих брюк опуская. - А что касается твоей безделушки, ее у меня уже нет. - О, как мы заговорили. Комплимент за смелость, - в тосте приподнимает стакан Хосок, к удивлению брата оставаясь спокойным, что по его мнению, означает бурю грядущую. Сокджин не жилец. - Ну и где тогда моя, как ты сказал, безделушка, если не у тебя? - Зачем мне тебе облегчать жизнь, если ты все равно уже мишень на моем лбу нарисовал? Предпочитаю погибнуть достойно, чем свои убеждения предавать. - И именно поэтому ты сейчас капсулу с ядом держишь в ладони, думая, что я не вижу. Легкой смерти хочешь? Спешу огорчить, у меня на тебя другие планы, как и на твоего очаровательного сынишку, а потому прошу быть благоразумным и неверных действий не совершать. - Ублюдок. Что ты сделал с Лу? - мгновенно на ноги подскакивает Ким, кулаки до лунок глубоких на коже от ногтей сжимая. - У тебя совсем никакого понятия о чести нет, что ты детей в свои дела впутываешь? - Сядь и успокойся. Ребенку ничего не грозит. Пока, во всяком случае, и его благополучие напрямую будет завесить от того согласишься ты с нами сотрудничать или же нет, а для большего стимула, мы пригласим его, пожалуй, сюда. Намджун, до этого момента не вмешивающийся, хмурится. Хосок не рассказывал ему о участии в плане сына Сокджина, справедливо предполагая, что он, имея табу на какое бы то ни было использование детей, этому воспротивится. - Не надо, - голосом севшим произносит мужчина. - Я все расскажу, но не трогайте Лу. Не приводите его сюда. Он ни в чем не виноват, а моя смерть на его глазах...Это его сломает. - Согласен, не виноват, - кивает вампир, периферийным зрением подмечая несущего ребенка охранника. - Но такой уж у детей крест - за грехи родителей расплачиваться, чего, я по правде сказать, никому из них не желаю, в том числе и твоему сыну. А убивать тебя, а тем более при нем, я не стану. Считай это авансом за наше с тобой намечающееся сотрудничество. Или я что-то путаю? - добавляет, вставая, чтобы принять на руки шестилетнего малыша. - Нет, - смотря взглядом остекленевшим на сонного омежку. - Отец, - тянет ладошки к нему тот, изворачиваясь в объятиях Чона. - Все хорошо, солнышко. Не бойся, я рядом, - пытается Джин улыбаться сквозь слезы, с трудом сдерживаясь не вырвать сына у Хосока. Благо разума остатка последние еще его не оставили, потому как один с его стороны шаг опрометчивый и он навсегда с ним распрощается. - Тише, маленький. Отца надо слушаться, - в глаза голубо-небесные заглядывает Первородный, светом чистейшим сияющие, их мира грязи еще не познавшие и ею не запятнавшиеся. Создание совершенное, порожденное любовью, которое оберегать от всего и беречь, но Сокджин, впутавшись не в свою войну, с этой задачей не справился и за что сейчас сполна получает. - Как тебя зовут, кроха? - Я не кроха! Я Лухань! - смешно малыш надувается, улыбку на лице вызывая вампира. Волчонка одного он ему напоминает ершистого. И этот волчонок непременно бы с ним спелся и, очевидно, споется, потому что жить ребенок отныне будет в их доме. - А тебя как, дяденька? Ты друг отца? - Хосок. А с твоим отцом мы не друзья, скорее деловые партнеры. Он по глупости не тем людям перешел дорогу, а я любезно согласился ему помочь это исправить и даже вызвался присмотреть за тобой, пока мы с ним не решим все проблемы. - Пли...плисмотлеть? - переспрашивает Лу, бровки тонкие домиком изгибая. - А как же отец? - С ним все будет в порядке, обещаю, а чтобы он лишний раз о тебе не переживал, ты пока поживешь у меня. Познакомлю тебя с моим волчонком, ты ему непременно понравишься. - Волчонком?! Самым настоящим? Не врешь? - восхищенно в ладоши хлопает омежка. Намджун тяжко вздыхает, потирая переносицу. Его брат верно сошел с ума. Их безумная семейка не лучшая компания для ребенка, который не понимает даже, что не просто у вампира сидит на руках, а у держащегося за горло его родителя врага. Поведение странное же старшего, смятением ложится в мысли младшего разрозненные. Будто человек перед ним самый обычный, лик себя прежнего вернувший, что в сложившейся ситуации абсурдно и невероятно. В сердце ли сызнова забившемся причина или в чем-то ином? Но как бы там ни было, пора к насущному приступать. Прелюдии закончились. - Не врет, - подходит он к Хосоку и в глаза малыша смотрит. - Спи, Лухань. - И здесь Тэхен прав, ты всегда обрываешь веселье, а я только общий язык с этим очаровательным малышом нашел. - Дай его мне, - умоляюще руками тянется к сыну Сокджин и Хосок не отказывает, зная что тот все равно ничего сделать, как бы не пытался, не сможет. Передает заснувшего Лу отцу. - Итак, я тебя внимательно слушаю, и не думай увиливать, - говорит он, опускаясь обратно в кресло. Намджун на ногах остается стоять, барабаня пальцами по спинке оного. - Что ты хочешь узнать? - покачивая Луханя в объятиях. Ничего Сокджина, кажется, более не волнует, лишь бы Лу у него не забрали и кровь невинную не пролили. Клеймом несмываемым отпечаталось на сетчатке, как Первородный его ребенка касался, с ним говорил. Аргумента лучше для беспрекословного послушания не существует, точно не для сидящего на поводке у Владыки Адара родителя безутешного. - Все, но для начала, расскажи-ка нам что это за третья сила такая появилась в Гиндере, и какое ты к ней отношение имеешь. - Я посредник. Моя задача, как ты уже понял, переправлять туда метаморфов. «Ахиллы» так они себя называют. С их же лидером я лично никогда не встречался и его настоящего имени не знаю, только прозвище - Алкид. - Имя данное при рождении Гераклу. Мифами Древней Греции, стало быть, вдохновлялся. Занятно, - комментирует Джун. - А Ахилл, насколько я помню, являлся одним из героев Троянской войны. Ироничное название, я бы даже сказал, говорящее. Ну и к какому из народов принадлежность имеет наш таинственный Алкид? - К оборотням. - А сами ахиллы? - В основном люди, из которых подавляющее большинство ведьмаки. - Ожидаемо. Мертвые, живые - без разницы, во все свой нос сунуть горазды. Что насчет метаморфов. Зачем им они? - спрашивает Хосок. - Для опытов, но в Гиндере их не убивают. Кровь у них на пробу берут, чтобы с ней в дальнейшем экспериментировать и вывести присущую им силу в пробирки, - озвучивает, на горло себе наступая, Сокджин. Не может по-другому из-за угрозы над его сыном нависшей. - И как, удалось? - Меня не посвящают в подробности, но, по всей видимости, да. - Ладно ведьмаки, но ты...Тебя совсем совесть не мучает? Уверен, что у метаморфов берут только кровь? Что-то мне подсказывает, опыты ахиллов уже зашли много дальше. Бедные глупые овечки, мечтая о свободе, добровольно идут на заклание и не понимают, что клетку меняют на клетку, пока воочию то все на себе не прочувствуют, - в гримасе неприязненной кривится старший Чон. - Даже, если и так, то вы ничем их не лучше, - парирует Ким, за живое задетый. - Возможно, но именно они нас и создали, из людей превратив в жаждущих крови демонов. Мы такой участи для себя никогда не желали, но что уж теперь. Имеем то, что имеем, - невесело усмехается альфа, потянувшись к стакану с виски, осушает его до дна. - Имена, переписки, в общем все жду от тебя не позднее завтрашнего утра. А теперь непосредственно о том, какую ты для нас роль сыграешь. - Хочешь сделать из меня двойного агента? - фыркает Сокджин. - Верно и чему ты противиться не будешь, а иначе... - красноречиво на ребенка кивают. - Шантажировать меня сыном даже для тебя низко. Не проще на мне внушение использовать? - Проще, будь ты не под араклиевой настойкой. - Она выводится из организма спустя сутки. - Не думаешь же ты, что я настолько наивен, чтобы не знать, что у тебя в запасе еще пару фокусов имеется? Тот же ведьмак, например, который может гипноз снять, боль, конечно, при этом непомерную доставляя и все же...- вампир хмыкает. - Поэтому для надежности Лухань поживет в моем особняке, и, пока ты то, что велено, выполняешь, он неприкосновенен, но стоит тебе оступиться... - Мразь, - выплевывает мужчина. - Осторожнее со словами, Джин. Мое терпение не бесконечно. Впрочем, небольшой урок тут не помешает, - жестом к себе подзывает, стоящую позади охрану Чон. - А в процессе я тебе объясню, что мне от тебя требуется. - Я не боюсь пыток, - крепко к груди прижимает сына Сокджин, не позволяя вампирам его у него отобрать, что не получается, и он, ими подхваченный, яростно вырывается. - А стоило бы, - ухмылка насмешливая. - Намджун, возьми карапуза и отвези в особняк. Я немного задержусь. - Нет! Лу! - безуспешно бьется в чужих руках Ким, слезами бессилия и ярости лицо, как будто бы в один миг постаревшее, орошая. - Лу! Верните мне сына! Верните... - Вернем или не вернем - это уже от тебя зависит, дорогой друг. Смерть из своего списка твое имя вычеркнула, но зато добавила других множество, в казино находящихся, а все из-за твоего упрямства. Начнем первый урок, - улыбка скучающая меланхоличная и после паузы недолгой громкий оклик. - Вишенка! Любимое, пощады незнающее оружие над всем сущей стоящей и ликом ее воплотившийся, человечность утерявший, Тэхен. Костлявая сегодня пирует.