Двадцать девятое августа, 2020
КлэшРейк запирает дверь, когда Фарадей осторожно проскальзывает в комнату (потому что все остальные ученики — да, Хайди проверил — уже спят, а присутствие комендантов... ну, не то чтобы очень желательно), и тихо выдыхает, удостоверившись, что она действительно закрыта. Резко щёлкает выключателем — Алфёдов предлагает погасить лампочку, чтобы свет из-под двери не смутил никого из взрослых при потенциальной проверке — и тут же несильно толкает развалившегося на кровати Хайди локтём, пока тот ищет приложение фонарика среди сотни скачанных флеш-игр Фарадей включает экран, забавно подсветив ему лицо, и Клэш падает на пол — больше дурачась, чем окончательно потеряв равновесие — и зарывается лицом в ладони, старательно пытаясь не смеяться. Выглянув в окно, Алфёдов устало скрещивает руки на груди. С высоты второго этажа тьма леса кажется всепоглощающе-огромной. Он на самом деле даже не совсем понимает, почему это его так пугает — страх в Алфёдове вьется извилистыми линиями детских страшилок, пятнами тру-крайм подкастов и росчерками историй о людях, которые однажды уходили и ни разу не возвращались. Глупости те ещё — хотя бы потому что территория Академии состоит из нескольких десятков гектаров, ограждённой высоким забором (с охраной на входе, камерами наблюдения и вот этим всем прочим). А ещё, потому что Алфёдов бывал в лесах раньше — не ночью, конечно, но вполне часто — во время и школьных уроков, и походов с родными. К тому же, ему очень хочется верить, что его знания географии достаточно правильные — а в этом случае в здешней лесополосе даже не водится никаких животных опаснее зайца или косули (ну ещё, может быть, ежей, но это прямо совсем крайний случай). Так что, говоря откровенно, встреча с каким-то маленьким зверьком это самое страшное, что с Секби может случиться: при условии того, что он вообще где-то в лесу, а не бродит где-то... на всей обширной территории Академии? Сидит в другом корпусе с кем-то из своих товарищей? Но тревожные вспышки в груди Алфёдова продолжают смешиваться какой-то настойчивой паникой, и почему-то это просто не даёт ему игнорировать ситуацию и притворяться, что проблемы не существует. — Я буду... буду информировать вас, давайте? — звучит неуверенно голос Секби сквозь гарнитуру, и Алфёдов в ту же секунду с силой сжимает отвёртку. — Тут есть огромный ярус почти у потолка, прям на ладони всё. Джаст откатывается назад и торопливо перехватывает монтировку, спрятавшись за экранированными дисплеями компьютерных мониторов: последние три минуты он провозился, стараясь как можно скорее подключить систему подбора пароля, и в результате получил в бок когтями. Не фатально, конечно, но достаточно, чтобы потерять существенное количество крови и ввести БЛСа в состояние деструктивной тревоги — как, впрочем, обычно — и Альцест зарылся в коммуникатор, активируя дешифратор кода. «Всё это место, — болезненно думает Алфёдов, — одно сплошное болото». — Как же ему всё равно на собственное благосостояние, — усмехается он недовольно, выглядывая из полупрозрачного окна стационарной диспетчерской. — Всё хорошо? Секби — через наушники слышно — взбирается торопливо по лестнице из просечно-вытяжного листа и цепляется за проржавевшие перила, наблюдая за тем, как внизу буйствует очередной монстр. Клэш вяло болтается у него в пасти — и Алфёдов жмурится, не будучи уверенным в том, что он ещё не оставил попытки сопротивляться. На долю секунды Секби замирает на месте, но тут же делает несколько торопливых шагов в сторону. — Эй, ты! — зовёт звонко Секби, с силой ударяя арматурой по перилам лестницы. — Видишь меня? Чудовище озирается на звук. Секби задыхается восторженно, когда оно оставляет КлэшРейка в покое, решив, очевидно, заняться поимкой новой игрушки, и пробегает по площадке из сетчатого металла, скрываясь в глубине комнаты охраны. Монстр настигает его парой широких прыжков и проносится следом — деревянные подпорки подламываются и коридор проваливается под его весом, но этого оказывается недостаточно, чтобы хоть как-то замедлить его огромную тушу, и Алфёдов тревожно оглядывается на гарнитуру, слово это может хоть немного помочь Секби выжить. Ему кажется порой, что в его действиях нет ничего, кроме раззявленной уверенности в собственном бессмертии. — Клайд, Балбес, подберите Клэша, — напряжённо замечает Джаст, и Алфёдов поднимает на него глаза. — Альцест, нам нужно запустить монорельс сейчас, иначе кто-то умрёт или в желудке этой твари, или от чрезмерной кровопотери, и это не то, что я планировал сделать в этом временном цикле. Алфёдов, давай бинты сюда. Секби, слышишь меня? Секби, ты как? Яркая макушка БЛСа выглядывает из разрушенной части здания, и он широко скалится, стремительно отбегая в сторону мусоропровода. Тихо выругавшись, Клайд следует за ним. Всё вокруг мокро блестит от крови и воды. — Он гонится за мной, и думает, что поймает, но он сейчас пенис за обе щеки возьмёт, обещаю, — апатично произносит Секби, и его голос съедают помехи, когда по всему комплексу разносится какой-то отвратительный механический скрежет, а после — пронзительный крик. — Всё, заканчиваем. Код доступа к панели управления — четыре, девять, две семёрки, четыре, шесть, пять. — Ты это только что... где-то в астральном измерении подсмотрел? — с сомнением уточняет Альцест, стоит Джасту заменить его и заняться перенастройкой системы. КлэшРейк мрачно шипит, когда Алфёдов слишком сильно стягивает повязку на его руке. — Что-то вроде того, — пожимает плечами Секби, оттирая чужую кровь с лица. Он выглядит так, словно практически находится в порядке, когда лозы цветка судьбы плотнее оплетают его предплечье. — Ты ведь знаешь, что я не совсем предсказываю будущее, — щурится он, обеспокоенно оглядываясь на раненого Джаста. — Фактически, чем... существеннее жертва, тем более конкретным я могу быть в словах. Была бы на месте этого чудовища какая-то крыса, я бы просто накидывал вам варианты случайных цифр. — Из тебя непутёвая гадалка, — устало хмыкает Клайд, выжимая вымазанную в крови футболку. — Какая есть, — весело скалится Секби. — И вообще, у тебя самого неудобная сверхспособность, почему ты— Воспоминание обрывается — у Алфёдова раскалывается голова, и на долю секунды он даже думает, что это к лучшему, прежде чем осознаёт, что не видит ничего, кроме темноты. Задержав дыхание, Алфёдов пробует зажмуриться, чтобы неясное изображение вновь появилось перед его глазами. Не выходит. (Тени окровавленного монстра вьются в одном из потаённых уголков его разума, и Алфёдову почти не хочется кричать) Через некоторое время в его памяти всплывает зыбкая картинка изломанной фигуры КлэшРейка — он похож на труп, и воображение Алфёдова достраивает, как лицо Клэша искажается в выражении обречённой агонии (и ему отчаянно верить хочется, что это история из серии «мы-сделаем-вид-что-ничего-не-было-и-забудем»). У него получится с этим справиться. У него... Запах крови становится настолько явным, что Алфёдова практически тошнит, и он с силой зажимает себе рот. Какого чёрта вообще— Ладно, ладно, он может попробовать успокоиться и попытаться всё это обдумать (вдох-выдох Алфёдов, помнишь, прямо как Альцест учил раньше, считай предметы), потому что... потому что так в любом случае будет чуть лучше, правда? Хоть немного — достаточно для того, чтобы его мозг в итоге получил достаточное количество кислорода, и Алфёдов правда смог взять себя в руки — это биология, он не настолько плох в ней, чтобы не понимать, как на самом деле действуют лёгкие — поэтому он не просит от себя невозможных вещей, ага? Дышать. (а как?) На грани сознания Алфёдов думает, что не плачет. Ему не хочется плакать. Он не...— Поздоровайся! — смешливо щурится Алфёдов, направляя камеру на Сантоса, стоящего посреди залитой солнцем кухни. — Клайд передаёт тебе: «Привет, сучка» и предлагает печенье. У тебя есть варианты—
Глаза жжёт. Алфёдов думает: «весело изображать из себя детективов». Находиться в полной безопасности и вести себя так, будто расследуешь величайшую тайну вселенной. Шутить про глушилки — ха-ха, будто дело даже не в том, что Академия просто находится в лесу, в котором связи нет никогда — следить за комендантами и оставлять пометки на карте, доверительно шептать друг другу секреты и изображать, что взрослые об этом понятия не имеют. Потому что потом на Алфёдова сваливаются загадки мироздания и проблемы... ну, такие — нерешаемо-глобальные почти, в духе подростковых ситкомов без счастливого конца посреди разрушенного мира и локального апокалипсиса, и он самому себе даже не кажется человеком, способным что-то исправить. Потому что Алфёдову шестнадцать, он на местности даже с помощью навигатора не сориентируется, а блины приготовить впервые неделю назад попробовал (и то — с помощью уже покупной смеси и ютуб-гайдов). Потому что никто не говорит ему: «ты вспомнил прошлую жизнь», «тебя выбрали боги» и спасать мир тоже не заставляют; но Алфёдов продолжает видеть абсурдные фрагменты из вселенной, которая, он надеется, просто не существует. Сверхспособности? Монстры? Пожалуйста, разве это не тот этап, на котором вся эта чушь просто обязана оказаться сном? В разочарованном приступе злости Алфёдов думает, что это Секби следует страдать из-за кошмарных видений — ведь видеть будущее это твоя прерогатива, ты сам это выбрал, чего хнычешь? — и ему тут же становится ужасающе стыдно за самого себя. Кто угодно, кроме него. Секби этого вообще не заслужил. Встряхнув головой, Алфёдов с силой сжимает свои предплечья (это почти похоже на тот возникший в памяти фрагмент, и он прокусывает щеку, чтобы унять тяжелое ощущение тошноты где-то внутри), поворачиваясь к ребятам в комнате — с КлэшРейком пока всё в порядке, Хайди дурачится, Фарадей милый, нужно найти Секби, — и выдыхает, стоит осознать, что все остальные смотрят на него. Что-то хлюпает. — Все нормально? — сдержанно уточняет Фарадей, неуверенно сложив руки на груди. — У тебя кровь идёт, — замечает Клэш, изучающе наклоняя голову. — Из носа. Ты чего? Это, эм— Ладно, будем честны, Алфёдов сейчас вот вообще не этого ожидал. — Я — да? — бормочет он, недоуменно прикасаясь к лицу и как можно скорее стараясь оттолкнуть мысль о том, на что похожи его окровавленные руки. — Так, нет, это звучит как вопрос. Всё хорошо, я просто неудачно нос задел, когда хотел поправить волосы. Пахнет жидким металлом. Через некоторое время Хайди находит у себя в рюкзаке влажные салфетки, Фарадей вновь включает фонарик, и они вдвоем почти силой усаживают его на кровать — как позже оказывается, КлэшРейка — почему-то не до конца смирившись с «я в порядке» ответом. Несколько капель крови пачкают ему футболку и шорты — Алфёдову на самом деле нет разницы — и, зажимая нос рукой, он думает о том, что всё же познакомился с хорошими людьми. Мысль о том, что следует забрать документы из Академии снисходительно возится где-то у него на подкорке — несомненно верный, правильный выбор; вести себя мило, а затем при первой же возможности уехать, поступить в какой-нибудь колледж и делать вид, что этой истории никогда не случалось — он ведь не главный герой хоррор-фильма, зачем лезть туда, откуда не выберешься без ментально-физических травм и кошмаров? Алфёдов склоняет голову послушно, не отрицая, но потом он смотрит на отстранённое лицо КлэшРейка, который переворачивает майских жуков только за деньги, и судя по всему, ничего в сути эмоций и человеческих взаимоотношений не смыслит, но всё равно волнуется, и думает, что раз в жизни хотел бы попробовать кого-нибудь спасти.~×××~
Тридцатое августа, 2020
— Я прочитал журнал. — И тебе доброе утро, — щурится приветливо Джаст. Поднимается торопливо на верхний ярус бункера, перескакивая ступеньки — внизу располагаются многочисленные пути сапрессора, который... должен всё ещё функционировать, по идее — и Секби зевает, сонно оглядываясь на него. Кажется, сегодняшней ночью никто из них не даже пытался спать. — Ну и как? — усмехается Джаст, рассматривая темные линии кругов под его глазами. — Есть о чём поговорить? Чуть пихает Секби локтём, чтобы подвинулся — он всё ещё сидит на диване в окружении, кажется, сотен тысяч листов, карт и записок (а ещё — носит пальто Джаста, но это сейчас не тема для разговора), — и опускается рядом, пытаясь оценить все эти объемы, ну... чем бы оно ни являлось. Вероятно, исследований, потому что Секби был достаточно ответственным, когда дело касалось каких-либо записей — Джаст собирался придумать шутку для этого, но пока не решил, какую именно хочет использовать — справочных материалов, полезных предметов и всех остальных важных штук. — Доброе утро, — апатично принимает ситуацию Секби, протягивая Джасту чуть подтаявшую конфету. — И да, и нет. Можешь поесть, пока я говорю. Он сползает с дивана, чтобы разложить на полу схематичное изображение какой-то структуры, больше всего напоминающее Джасту излишне подробное генеалогическое древо из задачек на выпускных экзаменах по профильной биологии. Действительно огромное — в размерах нескольких склеенных скотчем ватманов (ну именно такие вещи и происходят, когда ты пытаешься уложить шесть лет жизни в один лист бумаги) — и Джаст торопливо проглатывает ириску, внимательно вглядываясь в записи. — Смотри сюда, — отступает в сторону Секби, указывая на один из последних по счёту столбцов схемы. — Ты покинул Академию после девятнадцатого цикла, да? Джаст усаживается неподалёку от него и вертит в пальцах маркер. — Ага. Ну, технически, мы просто называем его девятнадцатым, хотя с точки зрения истинной хронологии это может быть совсем не так. Секби насмешливо фыркает и кивает, и Джаст просто позволяет этому «с точки зрения истинной хронологии» висеть между ними, с удовольствием отмечая, что не является теперь единственным человеком, который всё понимает (он не собирается признаваться в этом Секби, спасибо). Вытягивается расслабленно среди вороха исписанных страниц, пока Секби издаёт тихий усталый звук. — Проблема в том, что мои записи продолжаются до двадцать пятого, — замечает он, проводя тонкую линию. — Это гораздо менее... структурировано, чем то, что мы делали вместе, но, видимо, твоё присутствие далеко не обязательно для того, чтобы здешние ученики начали что-нибудь подозревать. Джаст приоткрывает глаза. Это интересное наблюдение — они обсуждали возможность какого-то стороннего фактора влияния и раньше, даже после ухода Нео и Заквиеля, — но последние несколько циклов временной петли Джаст провёл слишком далеко от Академии, и он не особенно концентрировался... на всём, что могло происходить внутри учебного заведения. Во многом из-за того, что предполагал, что ничего особенного и не случалось — Джаст, всё-таки, являлся сейчас единственным путешественником во времени — и они с Секби были практически полностью уверены, что цикл будет идти, как обычно (ну, с учётом постоянно меняющегося финального апокалипсиса). С другой стороны, с их последней встречи буквально прошло около двух лет. Не было бы удивительно, если бы за это время что-то стало функционировать не так. — Это единственная причина, по которой я не люблю, когда к тебе полностью возвращаются воспоминания, — жалуется Джаст. — Ты становишься злым. — Можешь поплакать об этом, — растягивает Секби губы в миловидной улыбке. — Давай ближе к делу? Джаст сминает обёртку от конфеты и убирает фантик в карман брюк. — Да-да... до двадцать пятого, хотя сейчас фактически двадцать седьмой? Ты ничего не путаешь? Мерный шум сапрессора оставляет за собой промозглый трепет, и Секби съёживается, закутываясь в чужое пальто плотнее. — Нет, — отстранённо произносит он, даже не поднимая на Джаста глаз, — в двух циклах из семи я либо не узнаю о существовании временной петли вообще, либо не имею возможности ничего записать, что тоже... не есть хорошо. При этом не очень понятно, какие именно круги выпали из хронологии, и почему именно это произошло. — Хм-м, — задумчиво тянет Джаст, — что ещё? Секби оставляет на карте несколько пометок. — Записи начинаются в разное время. Конкретной даты нет: самая ранняя — восемнадцатое сентября, это двадцать четвёртый цикл, а самая поздняя — десятое октября, это двадцать второй. Причины... тоже разные, — он оглядывается на цветок судьбы, и стебель растения переползает на его плечо. — В основном либо моя сверхспособность запускается от какого-то триггера и сходит с ума, либо видения Алфёдова становятся настолько ясными, что он перестаёт пытаться скрывать факт их существования. Джаст морщится, когда череп какого-то человекоподобного существа скалится на него из места, в котором у относительно-порядочных цветов должна располагаться завязь. — Откуда ты каждый раз берёшь это чудовище на второй день... Секби кидает в Джаста маркером. — Это мое величайшее изобретение, помолчи. В любом случае... — он вытаскивает из папки несколько фотографий и прикладывает их к структуре схемы, — в оставшихся вариантах или Ники подключает меня к поискам Зака и Нео, и мы постепенно приходим к пониманию того, что здесь происходит, или правда раскрывается через Альцеста, хотя он тоже помнит далеко не всё. Задумчиво наклонив голову, Джаст устало скрещивает руки на груди. — Это странно, — замечает он, растерянно пробежавшись по бумаге пальцами. — Значит, какой-то внешний фактор, регулирующий поведение учеников Академии во время действия петли, всё-таки на самом деле есть? Серый блеклый свет падает на пол — Секби хочется верить, что это солнце, но они на глубине шестидесяти метров под землёй, и тут нет ни намёка на существование неба — и он опирается на диван спиной, осторожно просматривая несколько других альбомов. — Мы ведь об этом уже думали, разве нет? Тут явно есть кто-то ещё, хотя бы частично разбирающийся во всём — или начавший разбираться тогда, когда ты ушёл. Если в этом цикле мы не поймём, кем именно он является, и на чьей вообще стороне, то... Джаст щёлкает колпачком ручки. — Ты драматизируешь, — пожимает плечами он. — Но ладно, в целом я понимаю, о чём ты говоришь. Мы можем обсудить это позже, когда вытащим из лаборатории Деба и детей. Секби откладывает маркер в сторону. — Кэтрин, Молвин и БЛС физически буквально на год младше тебя, не следует называть их- — Физически, — насмешливо хмыкает Джаст, придвигаясь чуть ближе. — Если мы будем учитывать каждый прошедший цикл, то вы все... Его голос неуверенно прерывается (словно Джаст больше не находит в себе силы быть грубым), и, снисходительно выдохнув, Секби хлопает его по голове. В конце концов, хотя бы одному из них действительно нужно вести себя ответственно, да? — Вообще я не совсем об этом хотел поговорить. Взмахивает ладонью в сторону Джаста — скорее устав сидеть неподвижно, чем пытаясь привлечь внимание — и вытаскивает из сундука ещё несколько записных книжек. Одна из них датирована числом «девятнадцать», а вторая — «двадцать три», и вместе это выглядит... достаточно любопытно. — Просто я не совсем понимаю, как это объяснить... Джаст щурится недовольно, прогоняя в голове очередное почти беззлобное (а ты вообще хоть что-нибудь понимаешь?), но это не тот таймлайн и не место для шуток. Обхватывает руками колени, опуская на сгиб кистей подбородок. Смотрит. — Пока что ты не сказал ничего действительно серьезного. Начни с простых вещей? Это правда — откровенно говоря, информация о каком-то стороннем вмешательстве является скорее подтверждением факта, который они учитывали и раньше — и всё остальное... Будем честны, не выглядит так, будто может вогнать Секби в состояние, близкое к напряжению (о Неадаптер, ну не виноват же в этом сам факт существования временной петли и грядущего конца света); и, подумав об этом, Джаст измученно выдыхает и отворачивает голову. — Алфёдов теперь помнит временные петли. Джаст недоуменно хмурится. — Чего? Что-то тяжёлое переворачивается в его разуме — погоди-погоди, Алфёдов ведь всегда помнил, ты что сейчас несёшь? — и Джаст бросает на Секби пустой взгляд, пытаясь понять, почему он заблуждается. — Ты шутишь? Он и раньше прекрасно про всё- Секби торопливо качает головой и поднимает с пола один из блокнотов (двадцать третий — до этого в разговоре ведь раньше никто из них не упоминал этот цикл?), быстро пролистывая страницы в поисках нужной. С потолка осыпается штукатурка. Даже спустя несколько лет почерк Алфёдова Джаст может узнать из тысячи. — Мы думали, что он — да, потому что его воспоминания не были конкретными и включали в себя скорее общие впечатления, чем конкретные временные отрывки, — произносит Секби, отдав Джасту книгу. Поднимается на ноги, чтобы размять запястья (что-то щёлкает, и Секби предпочитает верить, что это нормально) и чуть касается его ногой — Джаст с головой погружается в изучение записей и вставать, судя по всему, не планирует — и устало опускает плечи. — Но когда ты ушёл, что-то произошло — не знаю, сбой в матрице — и его память начала выдавать какие-то абсурдные фрагменты про... я даже описать не могу, сам прочитаешь. Замирает, осознавая, что Джаст не слушает (и не старается даже изображать, что пытается), и быстро выдыхает, намереваясь просто дать ему время. Это раздражает, но Секби не намерен быть жестоким. — Обычно это ты игнорируешь меня, — замечает через время Джаст, даже не собираясь извиняться. Его лёгкие опаляет запах красной пыли и гарь металлической крошки. Секби позволяет этому случиться. — В общем... Алфёдов мучался от галлюцинаций, потому что всё, что он видел, совпадало и не совпадало с реальностью одновременно, и в итоге проболтался мне. Мы полезли разбираться со странностями и нашли выход к подвалу — я не буду подробно тут останавливаться — и позднее выяснили, что ничего общего с нашим миром эти видения не имеют — в одном из них Жираф действительно выглядел как фурри и сжёг какое-то большое чёрно-фиолетовое яйцо в лаве, и это даже не шутка, ты представляешь? Джаст смеётся, не отрываясь от чтения книги — это уже, кажется, одиннадцатая страница — и задевает несильно Секби локтём, чтобы в будущем использовать это высказывание для издёвок и шуток (боги, Секби не удивился бы, если бы его записывали и на видеокамеру, и на диктофон в настоящий момент, а потом стали настаивать, что так надо) Секби не может ничего с этим сделать. Это почти бездушно. — И да, я стараюсь превратить это в забавную историю прямо сейчас, но его видения были действительно мерзкими – про войну, контроль разума, пандемию, массовые теракты и всё такое — и Алфёдов пытался убрать их, но они не прекращались, так что— Джаст сжимает блокнот до побелевших костяшек. — Что? — Альцест предложил ему какой-то тёмно-магический ритуал — я не уверен, какой именно, потому что они знали, что я был против, и ничего не сказали, — но Алфёдову идея понравилась, поэтому меня никто не стал спрашивать. Почти расстроенно опускается ближе к Джасту — они не касаются друг друга, но этого и не нужно — и сложная интонация в голосе Секби обозначает что-то между усталостью и виной за то, что у него не получилось предотвратить — и это так пронзительно-бессмысленно, что Джасту, наверное, следовало посочувствовать. — Ты буквально можешь предсказывать будущее, почему- Секби не поворачивается к нему. — Они в любом случае никогда меня не слушают. Даже ты никогда меня не слушаешь. Ненадолго они остаются в тишине, нарушаемой звоном железа и механическим стуком сапрессора, и Джаст цепляется за огорчённое выражение чужого лица, стараясь не думать о том, что слова Секби задевают что-то живое у него в груди. — Будто ты хоть иногда говоришь что-то стоящее без своей способности, — скалится он, захлопывая книгу. Секби от него больше, кажется, ничего не ждёт, и это царапает Джаста изнутри. Лишь через секунду он осознаёт, что на самом деле говорит, и неуютно опускает голову. Вместо того чтобы быть разочарованным, Секби просто апатично смотрит на него — В любом случае! — восклицает он, очевидно, имея убеждение игнорировать всё, что успело произойти за последние пару минут. — Они это сделали. И ритуал... возымел определённый эффект, потому что к галлюцинациям стали добавляться воспоминания о временных петлях. Он прерывается, чтобы достать чистый лист и схематично изобразить всё, что рассказывает (Джаст хихикает над фигуркой снеговика, являющегося, очевидно, Алфёдовым), и расставляет несколько параллельных линий. — Это... не сделало ситуацию лучше, потому что теперь у Алфёдова были объективные причины считать все свои видения правдой, — замечает Секби, изображая крест чередой коротких штрихов. — А ещё страницы, касающиеся самого ритуала, вырваны из блокнота, что тоже... несколько странно. Джаст хмурится. — Выходит, мы можем узнать то, что произошло в тот момент, только если Алфёдов сам вспомнит? Секби пожимает плечами. — Да. Или нет, смотря насколько нам повезёт. Я предполагаю, что одно твоё присутствие даст ему какой-то ментальный толчок, так что скоро у нас появится шанс разобраться во всём. Он вытаскивает из рюкзака флешку (Слушай, Секби, а ты можешь кое-что сделать для меня?), и неопределенно вращает её в пальцах. — Говоря о «разобраться во всём»... Ты помнишь план спасения ребят из лаборатории, или мне нужно повторить детали? Джаст оглядывается на книгу и, забавляясь, щурится. — Почему нет, давай. Я вижу, что за время моего отсутствия вы успели придумать много интересного.