Двадцать девятое августа, 2020
Несколько часов спустя Алфёдов просыпается от иррационального приступа тревоги. Такие штуки начали случаться с ним совсем недавно — с середины августа? Алфёдов предположил бы, что с шестнадцатого или семнадцатого числа, но он не может быть точно уверен — и в этом, на самом деле... Нет ничего очень страшного. Не чрезмерно, по крайней мере — он вообще предпочитает верить, что это вина сочетания стресса перед поступлением, марафона хоррор-фильмов, тру-крайм подкастов и странных проблем с восприятием мира, появившихся после прибытия в Академию. Хотя бы первых двух пунктов, как минимум (может быть, последнего тоже, но мысли определённо следует оставить на завтра), и, подумав об этом, Алфёдов чувствует, что ему совсем не хочется вставать. Устало выдохнув, он откидывает лёгкое одеяло и слезает со второго яруса кровати. Откровенно говоря, эти намёки на панические атаки (или как их назвать нужно правильно?) не особенно-то ему мешают. В смысле, да, иногда Алфёдову снятся кошмары — не об одном и том же, кстати, что интересно — но он прекрасно осознает, что это просто раздражающие сны и ничего больше. Всегда про разное: сначала про радиацию, потом — про исчезающую под ногами землю, ядерную зиму и заражённых (нет, стоп, не в этом порядке), и в какой-то момент он просто решает... игнорировать это до тех пор, пока проблема не исчезнет сама по себе. Проверено, самый удобный подход!— Мне кажется, мы уже выяснили, что этот метод не совсем работает?
...Ладно, может быть и нет.— Помолчи, Секби, давай подождём, пока он сам поймёт.
Рассеянно посмотрев в окно — что-то драматичное в Алфёдове хотело бы, чтобы он увидел полную луну, но это просто месяц, — он закрывает шторы и с секунду стоит на месте, пытаясь справиться с болью в голове. Так, в каком направлении ему вообще идти? В коридоре общежития царит уютный полумрак, и Алфёдову из-за этого кажется, что все либо спят, либо собираются, потому что время уже почти одиннадцать, а день был действительно длинным. Вина, наверное, тусклого освещения (потому что из комнаты Хайди и Клэша доносятся какие-то странные звуки, и Алфёдов определённо собирается игнорировать это, спасибо), и, умыв лицо и приведя внешний вид в порядок, он тихо движется в сторону кухни в поисках какой-нибудь еды. Там горит свет, и когда Алфёдов перешагивает порог комнаты и кивает сидящему за столом Фарадею, тот приветливо машет рукой ему в ответ. Как выясняется, Фарадей и Виверна (она подходит чуть позже, и тогда Алфёдов понимает, кому принадлежит вторая стоящая рядом с плитой кружка чая) делают таблички с именами студентов, чтобы позднее повесить их на дверь. Вероятно, в это заложен какой-то глубокий и важный смысл — хотя, говоря откровенно, Алфёдов не видит надобности в надписях, так как выучить всех учеников его курса можно буквально за пару минут — и он ненадолго присоединяется к ним, сонно втягиваясь в беседу о разработке инди-игр. Позднее Фарадей приносит ему растворимый кофе (они заваривают его прямо в кипятке, стоит только Виверне спуститься вниз, чтобы помочь с чем-то Джею), и, окончательно взбодрившись, Алфёдов обклеивает уже готовые картонные листы скотчем — не хуже чем настоящее ламинирование, честно! — стараясь аккуратно сложить их в стопку. На мгновение в его сознании мелькает воспоминание о том, как они вдвоем торопливо режут чью-то одежду на бинты. Больше всего Алфёдов хочет продолжать верить, что это просто сны. — Почему ты вызвался заниматься этим? — спрашивает он, откладывая в сторону табличку «Веназар». Фарадей неопределённо пожимает плечами — чуть ранее он объяснил Алфёдову, что это один из жильцов той самой запертой двести седьмой комнаты, находящийся сейчас на дистанционном обучении — и зевает, разминая руки. — Без причины, — дружелюбно отзывается он, отрезая ещё один кусок картона. — Мне просто показалось, что неправильно было бы, если бы Виверна работала одна. На самом деле это хорошая точка зрения, но Алфёдов просто недостаточно доверяет Виверне, чтобы попытаться оказать услугу Джею или ей. Он до сих пор не понимает, почему. — Эта последняя, — спустя несколько минут молчания докладывает Фарадей и протягивает Алфёдову табличку. И мир, кажется, ломается или что-то вроде того, потому что там чёрной ручкой выведено «Джаст». Потому что Алфёдов мог найти хоть какое-то оправдание тому, что территория Академии кажется ему частично знакомой — ведь он всё-таки смотрел видео-обзоры, интервью с выпускниками и влоги. Или тому, что другие ученики вызывают у него что-то, похожее на тёплые воспоминания о том, чего никогда не было и не будет (хотя размышлять об этом в контексте парасоциальных отношений было как минимум странно, и Алфёдов предпочёл бы придумать другую причину). Не тому, что в его мыслях периодически возникает имя, которое Алфёдов никогда не слышал, а потом выясняется, что это человек, теперь буквально живущий напротив его двери. Это слишком жестоко для простого совпадения.— А в следующей жизни мы тоже будем соседями по комнате?
Он коротко извиняется перед Фарадеем — Алфёдов на самом деле даже не помнит, что тот говорит, потому что в глазах темнеет (кажется, светло улыбается и желает спокойной ночи, обещая вымыть посуду и в целом убраться на кухне) — и почти убегает к себе, чтобы... Алфёдов, говоря откровенно, не понимает, зачем — он просто хочет ненадолго спрятаться. Аккуратно устроившись на нижнем ярусе кровати — что-то в его сознании говорит, что это немного неуважительно по отношению к Секби, и позже ему следует извиниться, — Алфёдов прикрывает лицо руками и пытается вспомнить механизм помощи при панической атаке.— Сядь на пол. Сделай так, чтобы ноги касались земли прямо твёрдо, руки — тоже, понял? Глубоко дыши. Глубоко. Сфокусируй глаза на предмете в комнате — картина вот висит, видишь? Начни мысленно описывать её.
Алфёдов встряхивает головой и поднимает глаза. Ему почти кажется, что он чувствует прикосновения чьих-то рук на своих плечах. Ого? Голоса буквально бывают полезны? — Спасибо, — неуверенно произносит он, чувствуя себя глупо из-за того, что разговаривает сам с собой. Что-то в его сознании подсказывает Алфёдову сказать «Альцест». Так, нет. Это всё потом. Вытащив блокнот из-под подушки, Алфёдов делит страницу на две части и отмечает одну из колонок «Джаст из воспоминаний = мой сосед??», а вторую — «НЕТ», и вписывает имя «Альцест» в край листа, решив позже заняться придумыванием ассоциаций (пока это что-то между «пляж», «обсидиан» (это слово существует вообще?) и «семья»). Неопределённо вертит ручку в пальцах. Вообще, когда первая волна удивления проходит, Алфёдов вспоминает, что имя Джаста раньше он всё-таки слышал (и когда эти воспоминания появляются в его голове, он вроде как чувствует себя из-за всей этой паники максимально неловко). Во-первых, это был человек, написавший в пятнадцать лет собственную игру (получившую больше нескольких десятков тысяч скачиваний? Алфёдов не очень уверен), также являющийся автором нескольких плагинов и модов для майнкрафта. Помимо этого он достаточно часто мелькал на реддите в тредах о разных технических штуках (иногда Алфёдову казалось, что у них была общая лента), и они, кажется, пару раз даже могли переписываться — по крайней мере, по вопросам, связанным с какими-то проектами. А ещё Алфёдов видел Джаста в списке первокурсников — он открыл скриншот на телефоне, чтобы это проверить, — но, видимо, не сразу смог запомнить имя. Фыркнув, он перевернул страницу. Теперь ситуация не казалась... такой пугающей. Рассеянно уставившись в блокнот, Алфёдов постарался воспроизвести в памяти черты лица, которые увидел во время прогулки в саду. Не то чтобы он был художником — скорее нет, чем да, несмотря на некоторый опыт в дизайне сайтов и приложений, — но что-то подсказывало ему попытаться изобразить Джаста перед тем, как они действительно встретятся. И нет, это не было жутко. Вообще! Подумав об этом, Алфёдов расставляет на листе несколько несколько схематичных линий и вытаскивает ластик из внутреннего кармана рюкзака.— Что планируешь делать, когда мы домой вернёмся?
Джаст щурится от ветра и кутается плотнее в воротник пальто. Отворачивается — Алфёдову думается отчего-то, что хочет сказать «не вернёмся», но это неправда-неправда-неправда, — а потом смеётся и кашляет тут же, словно стараясь не свалиться в сугробы. Уходить не хочется. Чья-то широкая фигура придерживает Джаста за плечи и окликает Алфёдова, и он с силой делает быстрый шаг вперёд.
Удивлённо выдохнув, Алфёдов замирает и переводит взгляд на карандаш. Это кулон, а не портрет. Простенький, на самом деле: с цветком, залитым каким-то видом смолы и тонкой огранкой, на верёвочке вместо цепочки (это опять ромашка, и у Алфёдова даже нет больше сил удивляться). Он, говоря откровенно, уверен, что видел в интернете уже кучу подобных, и пусть он и не рисовал украшения раньше, не было ничего удивительного в том, чтобы повторить подобное. ...ладно, возможно ему просто не суждено изображать людей. Потянувшись, Алфёдов зевает и встаёт, чтобы убрать все следы своего пребывания на кровати Секби (да, он буквально сидел тут днём, но оставлять на одеяле крошки от ластика вообще бы не было вежливо), когда его мысли резко останавливаются. А где Секби вообще был? Осмотревшись — будто это может помочь — Алфёдов торопливо выглядывает в окно, но там нет ничего, кроме темноты и ночных птиц. Итак, ладно... Ему следует начинать паниковать? Потому что Алфёдов вроде как... беспокоится, а ещё абсолютно понятия не имеет, где на огромной территории Академии Секби может находиться сейчас (и чем он занимается в такой, блин, момент). Если учитывать то, насколько испуганным Секби выглядел перед тем, как убежать, отношение Алфёдова к этой ситуации вполне оправданно. Отложив блокнот, он прикрывает дверь и подходит к комнате Хайди и КлэшРейка. Если что-то Алфёдов и понимает, то только то, что он не должен сейчас действовать один.×××
— Нам нужна будет жертва, — тихо замечает Секби, когда все вокруг смотрят на него. — Достанем, — пожимает плечами Деб и дружелюбно щурится. — Что? Будто раньше ты никого не убивал.
Проход в бункер оказывается скрыт на заднем дворе заброшенного общежития — под грудой досок, строительного мусора и рваных ящиков песка и щебёнки — и, аккуратно переступая через проволоку, Секби старательно отгоняет от себя мысли о концепции тайных подземелий и коридоров. На улице холодает — они с Джастом выходят из бывшего жилого корпуса уже затемно (и у них, вероятно, будут проблемы, но Секби старается не концентрироваться на этом, пока есть возможность), потратив несколько часов, чтобы вытащить из шкафов все инструменты, лекарства, некоторые в прошлом принадлежащие студентам вещи и относительно работающую технику. Джаст не объясняет, зачем — он говорит о сапрессоре и это звучит знакомо и незнакомо одновременно — и Секби просто предпочитает... не спорить, по крайней мере, на этом этапе, потому что действительно не всё сейчас понимает. Странным образом уловив часть его сомнений, Джаст тепло улыбается. — Аппаратуру разберём потом на запчасти, — докладывает он, пока складывает часть материалов в мешок, который позже прицепляет на пояс. Фыркает и щёлкает карабином, когда Секби недовольно щурится. — Не притворяйся, что не разбираешься в этом, ты буквально один из лучших механиков, которых я знаю, — недовольно признаёт Джаст, пока Секби насмешливо смотрит на него. — Не делай такое лицо. Мы обязательно обсудим сапрессор позже. Он говорит это с интонацией «ты мне надоел, и я больше не произнесу ни слова, попробуй заплакать», и Секби не сопротивляется желанию абсолютно случайно задеть его локтём. И просто, ну? Можно было поговорить обо всём сейчас? Зачем ждать? Они делят часть оставшихся предметов между тканевыми пакетами и рюкзаком Секби — часть, потому что получается много и унести всё сразу правда не выйдет — и, надёжно спрятав вещи в бывшем кабинете кого-то из комендантов, выскальзывают на улицу. Следуя за Джастом, Секби рефлекторно оценивает местность и думает, что если бы стал искать вход в одиночку, то ни за что не догадался. Не сразу, по крайней мере, потому что вокруг старого корпуса действительно грязно, и разобраться в этом довольно проблематично, и когда Джаст щёлкает ранее спрятанными рычагами, Секби понимает, что ему казалось странным в растущем рядом дереве. Боже, да, его жизнь ещё... много циклов временной петли назад превратилась в какой-то детективный сериал, но, пожалуйста? Можно сделать всё менее абсурдным и пугающим? Механизм жужжит, когда Секби помогает Джасту отодвинуть ящик с черепицей, и они вдвоем заглядывают в образовавшийся проход. Вход в бункер выглядит... сомнительно — Я представлял это немного иначе, — подаёт голос Секби, пытаясь определить высоту на глаз. — Туда безопасно спускаться, или?... Джаст включает фонарик и кладет телефон в нагрудный карман пальто, ещё раз проверив крепления ремня. — Не паникуй, — беззаботно замечает он, привязывая автомобильный трос сначала к себе, а потом — к дереву. — Я полезу первым, а ты перенесёшь все оставшиеся вещи на верёвке, а потом сам спустишься. Не бойся, тут проход всего метров тридцать глубиной. — Это определённо звучит как надёжный план, — хмурится Секби, складывая руки на груди. Доброжелательно оскалившись, Джаст показывает ему язык и скрывается в полутьме шахтного ствола. Его план, на удивление, проходит действительно хорошо — вероятно, потому что Джаст проворачивал это бесчисленное количество раз — и буквально через пятнадцать минут он подаёт Секби руку, чтобы помочь ему слезть (потому что лестница обрывается в нескольких метрах от пола, и Джаст не считает, что его стоило об этом предупредить). Туннель напоминает Секби подземный лабиринт. Или заброшенный метрополитен — он видел что-то подобное раньше, когда вместе с другом забирался в переставший функционировать санаторий и случайно наткнулся на наполовину подземный фуникулёр. Ничего необычного — в теории Секби даже может представить, как это место выглядело раньше, — но сейчас, посреди наполовину разрушенных, покрытых мхом и плесенью стен, он не чувствует себя комфортно. Лучи света от фонарика Джаста проникают сквозь трещины в потолке, создавая жуткие тени, и, шагая за ним, на секунду Секби пытается осознать, насколько глубоко они забрались в подполье. — ...когда ты описывал бункер, пока мы находились на поверхности, он представлялся мне более великим. — Так и есть, — размеренно произносит Джаст. Он не оборачивается — и Секби следует за его спокойным голосом, отмечая в своей голове примерный маршрут. — Под Академией действительно пролегает обширная сеть объединённых подземных туннелей. Как используемых людьми здесь для чего-то, так и... — он мешкается. — Неважно. Просто сейчас мы направляется в одно из изолированных мест. Там очень давно не было никого, кроме нас двоих. Заинтересованно наклонив голову, Секби поправляет лямки рюкзака. — Даже в пределах цикла временной петли? Джаст оборачивается и перекладывает пакет из одной руки в другую. — Ага. Тихо выдохнув, Секби неуверенно опускает голову. — Я чувствую себя плохо, когда ты заставляешь меня думать о концепции доверия. Джаст смеётся, и до конца пути никто из них больше ничего не говорит. Вход в убежище не представляет из себя какого-то особенного зрелища. Нет ни тяжёлых испрещрённых ржавчиной ворот, ни чёрно-жёлтой защитной ленты, ни чего-либо ещё, часто упоминавшегося в хоррор-фильмах — и торопливо взбежав по изломанным ступеням, Джаст открывает дверь с помощью странного сочетания отмычек и ключей. В какой-то момент он передаёт фонарик Секби, и, наблюдая за тем, как паутина на стенах отражает тусклый свет, он шагает за Джастом внутрь бункера. Глухим отдалённым эхом дверь захлопывается за его спиной. Некоторое время спустя Секби обнаруживает, что внутри обстановка не оказывается такой уж и угнетающей (и нет, дело не в том, что у него нет стандартов). Джаст включает лампы — Секби не совсем понимает, каким образом здесь все ещё функционирует электричество столько лет спустя, но предпочитает отложить все вопросы на будущее и позже самому заняться изучением местной проводки, — и они единогласно оставляют сумки и пакеты на входе, вместе развалившись на порядочно потрёпанном диване. Чуть позже Секби у себя в карманах находит три карамельки, и, коротко задумавшись, отдаёт все из них Джасту. Тот светится, будто конфет месяцами не видел — что, в теории... даже может быть правдой, но Секби не планирует концентрироваться на этом, — и он сворачивается на одной из диванных подушек, наблюдая, как Джаст шуршит обёрткой. Отчего-то ему совсем не хочется думать о еде. — Почему о временной петле помню я, а не Алфёдов? — тихо спрашивает Секби. Он забирается на один из диванов в лаборатории бункера с ногами — Джаст хочет пошутить про невоспитанность, но сейчас просто не время — обхватывает руками колени, и выглядит так... устало, что его почти хочется обнять. Тихо выдохнув, Джаст придвигается ближе и накидывает на него своё пальто. — Не знаю, — признаётся он, рассеянно опускаясь на подлокотник. — Технически, все что-то помнят — это обусловлено самой природой цикла. Просто... кто-то больше, а кто-то — почти ничего. Возможно, это происходит из-за нашей связи или чего-то вроде того. Мы не смогли разобраться до конца. Секби задумчиво складывает руки на груди. — Мне казалось, что с ним ты общаешься гораздо ближе, чем со мной. Джаст пользуется возможностью снисходительно похлопать его по голове. — Это другое, — замечает он, стараясь, чтобы его голос звучал ровно. — Не смейся, ты не имеешь право голоса в этом вопросе. Вторая теория гласит, что ты помнишь, потому что вроде бы умеешь предсказывать будущее, но практика показывает, что тебе эта версия не очень нравится. Секби задыхается, когда поднимает на него глаза. — Я — что?! Ты что вообще— — Умеешь предсказывать будущее, — апатично проговаривает Джаст, — вернее, не совсем умеешь и не совсем ты, но это самый простой способ все описать. Он сползает с дивана, двигаясь в сторону какой-то ниши в стене — Секби не обращал раньше внимания на неё — и наклоняется, щёлкая ещё одним рычагом. — Говоря об этом, — замечает Джаст, отходя в сторону и демонстрируя ему какой-то тёмно-синий ящик с изображением глаза и откидной верхней крышкой. — Это — эндер-сундук. Или сундук Края, называй, как угодно. Секби морщится и прижимает к голове ладонь. — Та штука из другого измерения, на которую не действует законы временной петли? Джаст утвердительно кивает. — Ты помнишь, так даже проще. Он может индивидуально хранить предметы каждого отдельного человека и проносить их сквозь циклы... Я не совсем понимаю, почему, но видимо в другом мире хронология не имеет большого значения, — он делает рукой приглашающий жест, и Секби заинтересованно подходит ближе. — Проверь, что ты сам туда положил. Я не имел никакого контакта с тобой год или даже чуть больше, так что уже сам не помню до конца. Решив не концентрироваться на «год или чуть больше» (Джаст не посещал Академию несколько последних циклов временной петли? Почему?), Секби неуверенно тянется к эндер-сундуку. Вокруг его ладоней мерцают холодные лиловые частицы. — Здесь... много всего, — произносит Секби, не будучи до конца уверенным в том, сколько вещей ему стоит раскрывать. Он рассеянно касается лепестков золотого цветка, когда Джаст возникает за его спиной. — Есть блокнот? Или «Журнал исследований», как ты вроде бы назвал его в прошлый раз. Такая широкая книжка в кожаном переплёте, видишь её? — Да, — отвечает Секби несколько секунд спустя, когда натыкается на что-то нужное. — Это важно? Джаст дружелюбно хмыкает. — Скорее для тебя, чем для меня. Это записи всех твоих экспериментов и прочих полезных вещей за последние пять с половиной лет, — он потягивается, разминая плечи. — Я бы сказал, что ты можешь почитать, если хочешь, но это не вопрос выбора сейчас. — Это звучит абсурдно, — выдыхает Секби, пролистывая несколько страниц. Джаст снисходительно хлопает его по плечу. — Ты справишься, — обещает он, вытащив из эндер-сундука мешочек с тёмно-красной пылью. — А теперь нам надо идти к сапрессору, потому что кто-то уже, вероятно, потерял тебя и скоро вся администрация будет здесь в поисках пропавших студентов, несмотря на то, что мы спрятали все улики. Едва ли они спустятся вниз, но... — Не совсем, но я всё равно хочу посмотреть на сапрессор, — доброжелательно скалится Секби, убирая книгу в поясную сумку и делая несколько шагов вперёд. — Что? Ты действительно думал, что я без подготовки пойду на встречу с человеком, который присылает фотографии моего «мёртвого» друга из какой-то лаборатории и утверждает, что он всё ещё остаётся жив? В полутьме коридоров подземного комплекса Джаст смеётся и следует за ним.