Сборник драбблов по заявкам и без

Голова взорвалась мигренью, выбросив Кальдмеера из сна. Он вслепую повел рукой, надеясь найти кувшин с водой и смочить виски, и наткнулся на чьи-то волосы. Леворукий и все его кошки, опять Руппи сидел с ним и уснул у постели. Олаф открыл глаза, увидел вместо каштановых волос черную гриву, и зашипел сквозь зубы - свет ударил по глазам новой вспышкой боли, вынудив его зажмуриться. - Господин Вальдес? Это ваш дом, и вы в полном праве использовать любые комнаты, но возможно, вам будет удобнее у себя? - до сих пор гостеприимный хозяин иногда засыпал в кресле, когда адмиралу цур зее совсем не здоровилось. - Отстань, Берто, и вели подать завтрак, я уже встаю, - отозвался чужой голос, не принадлежащий ни Руппи, ни вице-адмиралу. - Разрубленный змей! Пришлось все же приоткрыть глаза, оберегая их от излишнего света рукой. Увидев заспанного адмирала Альмейду в пугающей близости от себя, Кальдмеер шарахнулся в сторону и упал с кровати. Взвыли ушибленное раненое плечо, голова и копчик, снова лишив адмирала цур зее голоса и способности видеть и слышать. Вернее, рев талигойского адмирала не слышать было нельзя, но вот разобрать слова было невозможно из-за пульсирующей мигрени. Впрочем, слова - если рев их содержал - были не на дриксен и даже не на талиг. Кровать заскрипела, пол вздрогнул от приземления тяжелого тела. - Да… в… на… якорь… и три бье под килем! Если вы думаете, что я не подниму руку на пленника! - кажется, бешенство было необходимым условием для получения любых высших чинов на талигойском флоте. - Как вам будет угодно, господин адмирал. Прошу предоставить мне час для написания писем. - Ледяной попытался сесть, открыл глаза, увидел перед собой совершенно обнаженного Альмейду на дистанции и в ракурсе, навевающем мысли о том, что он уже в Закате, вежливо прикрыл глаза рукой, - вы не соблаговолите одеться? И прошу покинуть мою спальню, я уже дал слово, что не буду бежать. - Вашу спальню? Да вы сами прикройтесь! Миерда! Кальдмеер потянулся за завязками ночной рубашки, и не обнаружил их у ворота. Проведя рукой от горла вниз, он с ужасом понял, что обнажён. Как и Рамон Альмейда. С кем они проснулись в одной постели. Обнаженными. - Создатель! - Ледяной, почувствовавший, что привычное спокойствие и хладнокровие его покинули, потянул на себя простыню с постели и все-таки сел, сжимая в левой руке простыню, а в правой - эсперу. Альмейда успел найти штаны и с руганью пытался оттереть свои живот и грудь, намочив водой скомканную рубашку. Комната, которая определенно не была спальней адмирала цур зее, вмещала в себя минимум мебели - постель, столик с умывальными принадлежностями и кресло у окна. Еще на стене зачем-то висело зеркало, отражавшее разворошенную постель и взъерошенного дрикса, изящно задрапированного белой тканью. Кальдмеер выругался так, что Альмейда одобрительно присвистнул, встал, опираясь на спинку кровати, и нашел собственную одежду, сваленную кучей у двери. Хуже всего было то, что Олаф не помнил ни как он попал в эту комнату, ни как раздевался, ни что с ним происходило. Судя по тихой ругани Альмейды, он тоже был не в восторге от произошедшего. Адмирал Кальдмеер привел себя в порядок, пошатнулся от очередной вспышки головной боли, посмотрел на подозрительные пятна на постели и, пройдя два шага, упал в кресло. Ушибленный копчик заставил его поморщиться. - Могу я рассчитывать на то, что судьба других пленников не будет зависеть от произошедшего? - Можете, - альмиранте внимательно рассматривал напряженное от боли лицо пленника. Скрипнула дверь. Обернувшийся на звук Альмейда увидел Вальдеса, входящего в открытую им дверь с подносом, на котором стоял шаддейник и три чашечки. - Вы уже проснулись? А где девочки? - спросил марикьяре. - Девочки! - с облегчением выдохнул адмирал. - Девочки, - безапелляционно подтвердил адмирал цур зее и стыдливо спрятал эсперу за воротник.