Тетрадь

Парни стоят на автобусной остановке и Рейх, прикрывая рукой глаза от солнца, разглядывает находящуюся через дорогу, старую пожарную вышку. — Тоже забросили? — Давно уже. — отвечает Союз, пиная валявшуюся под ногами смятую банку из-под пива. Сегодня русскому нужно ехать в город, забирать машину из автосервиса и ариец решил поехать за компанию. — Там интересно? — спрашивает парень, продолжая смотреть вдаль. — Сверху весь район видно и часть города.- Совок подходит ближе и, также, пряча глаза в тень от руки, глядит на единственное существующее здесь высокое сооружение. — Хочешь посмотреть? Железная калитка открыта и вросла покосившимся краем в землю, часть забора из металлической сетки наклонилась, но ее подпирает тополь, не давая окончательно упасть. Пустое поле территории захватила серая от пыли трава. На самом верху вышки есть деревянная будка с выходящими на разные стороны окнами. Цепляясь за железные перекладины лестницы, они забираются наверх, и чем выше поднимаются, тем сильнее становится ветер. Лестницу немного трясет и от каждого движения слышны глухие удары. В будке на полу валяются банки и разбитые бутылки, окурки, фантики от конфет- все то, что когда-то, несколько лет назад, было оставлено подростками-любителями приключений. Походу, больше сюда никто не приходит. Союз высовывается в окно. Ветер свистит, треплет волосы и приятно обдувает лицо. Весь район лежит, как на ладони: от заправки на въезде, до завода, расположенного за домом немца, откуда, целясь в небо, дымят чернотой трубы. — Здесь ночью заебись. — русский подкуривает сигарету, глядя вниз. — Когда темно, а весь город светится, как рождественская елка. Рейх пинает банку и наблюдает, как она летит, немного меняя траекторию от ветра. — Блять, здесь этажей восемь будет. — задумчиво произносит ариец. — Если сорваться, то все, пиздец. — Страшно? — коммунист улыбается, заметив, что немец пятится от края. — Нет. — пройдя мимо, говорит немец останавливаясь возле окна. Зажав сигарету в зубах, русский присаживается на край окна, наклонившись немного вперед. Рейх разворачивается и замирает в ступоре, уставившись на друга. — Ты ебанутый? Нахера там сидишь? — Так ты высоты боишься? — Совок улыбается, глядя на не совсем адекватную реакцию. — А если пизданешься? — парень затягивается пару раз, делая шаг назад, потом в сторону, еще раз затягивается. Союзу становится смешно, что немец так быстро спалился со своими страхами, хотя отрицать это будет до последнего. — Тебе же не страшно. — Блять, слезь оттуда. — в голосе начинают проскальзывать истеричные нотки. Решив конкретно над ним поиздеваться, Совок держится за доски по обеим сторонам окна и, вытянув руки, откидываюсь назад. — Сможешь так? — Долбоеб. — Рейх, заметно нервничая, топчется на месте. И коммунист в следующий момент, рывком подтянувшись, оказывается снова в будке, щелкает пальцами перед чужим лицом и медленно отклоняется спиной вниз, в последнюю секунду схватившись за доски. — Сука ебанутая! Немец подскакиваеет, выронив сигарету, и, вцепившись в куртку русского, затаскивает того обратно. В голубых глазах арийца дикий, просто нечеловеческий ужас, что коммунисту самому становится не по себе. — Ты вообще тупой? — голос срывается. — Нихуя не соображаешь? — Пиздец, ты истеричка. — еле заметно улыбается Совок, поправив стянутую вперед куртку. — Пошли отсюда. — остановившись возле входа, Рейх дожидается, когда тот начнет спускаться, и только потом слезает сам. — Никогда бы не подумал, что ты боишься высоты. СССР спрыгивает с нижних перекладин на кучу песка, подняв пыльное облако. Оказавшись рядом, Рейх сходу бьёт русского кулаком по ребрам. — Дебил! Русский пропускает еще один удар в плечо. Достаточно больно, походу он решил отработать на русском все известные приемы, причем в полную силу. — Придурок. — Рейх хватает за руки, стараясь открыть защиту и снова с правой прописывает тройку. Совет понимает, что так просто он не успокоиться и по любому покалечит, если это все дальше будет продолжаться. Русский на секунду открывается, бьëт пару раз в корпус. Рейх не успевает среагировать и немного отходит в сторону, но тут же опять кидается и, схватив того за плечи, ставишь подсечку, пытаясь завалить. Союз выворачивается, ариец меняет положение и сам падает, запнувшись о чужую ногу. — Угомонись уже. — Союз садится сверху и несильно бьëт по лицу. Тот вырывается, машет руками, стараясь хоть как-то задеть моперн. — Слезь, блять. — голос хрипит, голубоглазый заканчивается. — Пиздец тебе. Дернувшись, он немного сдвигается вперед и его кулак проносится мимо, но Союз вовремя уворачивается и, не зная, как по-другому успокоить, на этот раз сильнее бьëт в лицо. Из носа струйкой пошла кровь, стекая вниз по лицу. — Долбоеб. — больше не орет, голос совсем сорвался. — Конченный. — Рейх загребает вирус песок и кидает русскому в лицо, встаëт на ноги и быстро идёт к калитке. Союз с трудом открывает глаза, опускает голову вниз и пытается проморгаться. Под ногами лежит железный орел, что был сорван с чужой куртки. — Рей! Немец остановился уже на выходе, оглянулся, зажимая пальцами нос. Союз подходит ближе и протягивает его на ладони. Третий какое-то время также молча смотрит то на русского, то на руку и взгляд, снова холодный, как обычно, меняется всего на секунду, становится по-детски удивленным. — Danke. — гнусавит тот с зажатым носом, запрокинув голову. — Пошли уже, а то автобус уйдет.- Совок слегка толкает того плечом. — Следующий только через полтора часа будет. В автобусе жутко воняет перегаром, ссаниной и дешевым одеколоном, от запаха которого начинает болеть голова. Найдя единственное свободное место, Союз хватается за поручень, Рейх стоит спиной, одной рукой держась за спинку сиденья, а другой все еще зажимая нос. Можно сказать, что ему повезло- он хотя бы не чувствует всех этих умопомрачительных ароматов. Глаза до сих пор режет от песка и русскому приходится постоянно вытирать непроизвольно наворачивающиеся слезы. Рейх наваливается на русского и вплотную прижимается задницей. Пытаясь немного отстраниться, СССР делает небольшой шаг назад, насколько это возможно, но ариец снова прижимается. — Хватит шоркаться. — тихо, чтобы никто не услышал, произносит коммунист. — Это я шоркаюсь? — Рейх отвечает во весь голос. — Ты совсем стыд потерял? Сам трешься своим достоинством. Стоявший около них мужик, повернул голову и уставился с интересом. Рейх, обернувшись, с улыбкой, громко добавляет: — Ну не расстраивайся ты так, все наладится. Вроде бы взрослый уже, а ноешь, как девка. От людей стыдно. — Заткнись. — Совок пытается сдержать смех и опять вытирает слезы. — Или тебе еще раз нос сломать? Пассажиры смотрят на них, как на долбоебов. — Я догоню. — говорит немец, когда они почти подошли к сервису, и переходит на другую сторону улицы. — Желтую вывеску видишь? — Союз пытается перекричать шум проезжающих мимо машин. Голубоглазый молча кивает в ответ. Вскоре он возвращается, Совет до этого уже успел рассчитаться и остаётся только забрать машину. Ариец больше не зажимает нос, кровь засохла на лице. — Opel Record B, шестьдесят шестого года? — задает вопрос юношп, открывая дверь в салон. — А ты разбираешься? — Совет бросает окурок под ноги, вдавив ботинком в асфальт. — Можно и так сказать. — Рейх быстро устраивается на сиденье и начинаешь оглядывать все внутри. — У нас раньше тоже Opel был. Я, кстати, водить умею. Дашь прокатиться? Некоторое время Союз молчит, недоверчиво глядя на Третьего, хрен знает, как из него водила. Не исключено, что после этого уже никакой автосервис не поможет. — Если только по трассе, когда за город выедем. — после некоторых размышлений, все-таки он соглашается. Рейх довольно улыбается, демонстрируя идеально ровные зубы, но вдруг что-то вспомнив, шарится в кармане джинсов. — На вот, закапайся, а то заебал ныть. — Кинув на колени капли, он отворачивается в окно.