Принцесса и Одноглазый

– Последний тост за здоровье моих племянников. Джейса, Джоффри и принцессы Люцерии. Черноволосых, красивых, сильных… Ее лицо бело, как мел. Губы дрожат, и Люцерия сжимает их так, что рот превращается в тонкую полоску. Она только что потешалась над ним, а теперь смотрит с ненавистью, со страхом, и это пьянит лучше выдержанного дорнийского вина. От этого кружится голова. Эймонд выдерживает паузу, во время которой они со стронговской девчонкой пожирают друг друга глазами. Он спокойно добавляет: – …как их отец. Так давайте поднимем кубки за детей своего отца. Его слова подобны грому среди ясного неба. Перед тем, как на Эймонда налетает Джейс, он успевает заметить, как дергается Люцерия, но Эйгон фиксирует ее руки и не дает сдвинуться с места. А он бы хотел... О да, он был хотел, чтобы принцесса Стронг влепила ему пощечину. Стражники оттаскивают Джейса, смотреть на это доставляет Эймонду удовольствие. Мать строго отчитывает его, но принц слушает ее вполуха. Семейный вечер завершается на самой высокой ноте. – Вижу, мои дорогие племянники не особо гордятся своей семьей. Печально. Кожа на его лице горит, словно совсем рядом дракон выпускает клубы пламени. Рейнира прогоняет всех спать, матушка устало потирает виски. Она разочарована и пристыжена, но Эймонд стыда не чувствует. Он просто озвучил правду. – Люцерия… – пьяно лопочет Эйгон. – Приходи ко мне… ик! Покажу кое-что, что тебя обрадует… – язык его совсем недвусмысленно проходится по губам, и Эймонда снова окатывает волной гнева. Его почти тошнит. Он в шаге от того, чтобы выбить старшему брату зубы. Люцерия сдержанно кивает Эйгону и королеве, берет под руку Джейса, нежно поглаживая его локоть. Они удаляются прочь, не оглядываясь. Эймонд ловит на себе оценивающий взгляд Деймона и уходит тоже. Внутри все трясется, горит, полыхает. Он ликует, раз за разом воскрешая злой и одновременно беспомощный взгляд девчонки. Он не торопится в свои покои, пытаясь охладить мысли, шагает по бесконечным коридорам, пока не видит знакомый силуэт. Сердце подскакивает, а сапфир под повязкой начинает пульсировать, боль пронзает виски. Она здесь. Застыла у раскрытого окна лицом к нему. Если и удивилась, то ничем этого не выдала. Ее изящные руки лежат на подоконнике, она опирается о него локтями и смотрит настороженно. – Кого-то ждешь? – Дядя Эймонд? – спрашивают они одновременно и так же слаженно молчат. Ее взгляд открыто скользит по его лицу… И спускается ниже. Следует по его телу вниз, оставляя пылающий след. До самых мысков сапог. А потом все так же медленно поднимается вверх. Она разглядывает его, и все это время он не дышит, в ушах грохочет кровь. Он не может отвести глаз от ее задумчивого лица и нежного румянца, расцветающего на щеках. Она его оценивает? Каким она находит его сейчас, спустя десять лет разлуки? Что у нее на уме? Она больше не кажется такой веселой. – Ты стал таким взрослым. Таким большим… и сильным, – тихо проговаривает Люцерия и сглатывает. – Совсем как я. Прикидывается вежливой, но в словах явная издевка. Он свирепеет. В жилах пенится ярость. Но показать, что его задевают гнусные намеки – это как расписаться в своей слабости. Он-то прекрасно знает, что никакой не бастард, а ее неумелые попытки его подразнить выглядят жалко. – Хочешь полетать, моя сильная принцесса? Возможно, в первую секунду Люцерия решает, что он предлагает совместный полет на драконах, но потом ее глаза распахиваются, а лицо и поза становятся напряженными. Она догадалась, что представляет себе Эймонд. Он в два шага может сократить расстояние между ними, схватить ее и вышвырнуть из окна. Чтобы летела вниз, раскинув руки, чтобы ее юбка взлетала, как в том танце, открывая ноги в черных чулках. Под пальцами появляется ощущение ее гибкого теплого тела. Она близко, и это легко вообразить. Он почти видит, как она летит головой на камни, но не делает и шага. Он не настолько безумен. – Я бы полетала на Розовом Ужасе, дядя. Где он? – спрашивает невинно, чуть склонив голову набок, и в глазах вспыхивают знакомые озорные огоньки. Мелкая бесстрашная сука. – Его сожрала Вхагар. Они снова молчат. Эймонду кажется, что в спину ему дует ураган, и хочется качнуться по направлению к ней, но он удерживает себя на месте. – Кто научил тебя стрелять из арбалета? – Отец. Эймонд хмыкает и снова не удерживается от возможности ее поддеть. – Сир Харвин? Или сир Лейнор? – губы кривятся в усмешке. Наблюдать, как меняется ее лицо, истинное удовольствие. – А может быть, Деймон? Твоя мать не слишком избирательна. Люцерия нехорошо усмехается и сама делает шаг ему навстречу. Пронзает взглядом сапфировых глаз и заявляет: – Моя мать – дракон. А драконы всегда берут то, что им хочется. Мужчин, женщин... Корону. – Чего же хочется тебе, черноволосая принцесса? – Чтобы ты убрался, дядя, – шипит, как маленькая драконица. Эймонд складывает руки на груди и покачивается с носков на пятки. – Ты обижена, племянница? Но я всего лишь сказал правду. Что в этом такого, моя сильная принцесса? – У тебя грязный язык. Она зла. Щеки заливает лихорадочный румянец, пальцы сжимаются в кулаки. – Как у Эйгона? – Эйгон хотя бы знает, как его использовать. А вот на счет тебя сомневаюсь, – хмыкает и многозначительно приподнимает бровь. Придушить бы ее. Может, она как раз ждала его брата здесь? Чтобы оценить его умения? Грязная, развратная шлюшка. Зато репутация Эймонда кристально чиста, он редко посещает бордели и делает это тайно, предпочитая вымещать энергию на тренировках. Но когда это все-таки случается, он выбирает самых красивых женщин, белокожих, с длинными темными волосами, как… Как? Взгляд Эймонда цепляется за шоколадные пряди Люцерии, и он судорожно сглатывает. Седьмое Пекло! Она внимательно смотрит на него и ждет. Ждет его ответа, чтобы продолжить словесную битву. Она напряжена и готова обороняться, рубин в подвеске движется в такт ее дыханию, рассыпая алые блики. Но вместо этого Эймонд подцепляет прядь ее волос и накручивает на палец. Глаза Люцерии изумленно распахиваются, а губы приоткрываются. – У тебя красивые темные волосы, принцесса. Не такие, как у чистокровных Таргариенов, и все же... – Я Таргариен не меньше, чем ты. Она делает шаг назад, и локон выскальзывает из его рук. – Доброй ночи, принц. И постарайся больше меня не касаться. Побереги последний глаз. Люцерия удаляется прочь по коридору, гордо вскинув голову. Взгляд Эймонда неспешно скользит по ее фигуре, задерживается на открытых руках и бедрах, покачивающихся под тяжелой тканью платья. В памяти воскресают картины того, как она танцевала, как беззаботно улыбалась и смеялась. Нет, он не станет трогать ее сейчас. Пока не время. Но война за трон неминуема, и Люцерия, как воспитанница Деймона, ни за что не останется в стороне. Она отправится в бой на своем маленьком смешном драконе, со своим маленьким арбалетом и, когда они встретятся, Эймонд убьет ее. А потом трахнет. Заберет ее честь, как она когда-то забрала его кровь и плоть. То есть сначала трахнет, а потом убьет. И глаз вырежет. Обязательно.