Зависимые

Остаток дня Хонджун и Сонхва провели в постели, не слишком озадачиваясь одеванием и лишь изредка выбираясь перекусить на скорую руку. К утреннему разговору они более не возвращались, избегая лишних слов вообще и предпочитая взамен болтовни делить на двоих молчаливые, но красноречивые объятия и поцелуи. Несколько раз их дурашливые любовные игры перерастали в нечто более серьезное, и к вечеру Хонджун был совершенно выжат и совершенно одурманен счастьем — но о том, что предстояло сделать ему после заката, забыть совсем так и не смог. Сонхва, хоть и видел Хонджуна насквозь, с расспросами тактично не лез; вместо этого он мягко, но настойчиво старался отвлечь любовника от тягостных мыслей, и тот был ему за это искренне благодарен: своих собственных забот и треволнений ему и так хватало вдосталь. Стрелка часов подходила к назначенному времени все ближе, и Хонджун то и дело ловил себя на том, что начинает поминутно выглядывать в окно, надеясь выхватить в зареве заката на горизонте знакомую высокую фигуру. Разрываясь между безудержным блаженством и столь же безудержной тревогой, Хонджун не находил в себе сил для размышлений об истории Сонхва, да и, говоря по правде, не слишком того хотел. Услышанное его не удивило и не смутило: нечеловеческая природа Сонхва была очевидной едва ли не с первого дня его появления здесь, а уж как он родился да с какими целями — Хонджуна не волновало. Что с того, что Сонхва — результат научного эксперимента? Он был невероятен, и он был его — остальное значения не имело. С пристальной нежностью обводя линии лица погрузившегося в чтение юноши, Хонджун раздумывал о другом русале, что вырвался на волю вместе с ним. Каким он был, какое отношение мог иметь к происходящему? Сонхва сказал — он ненавидел людей, хотел отплатить им за то, что делали с нами — сумел ли он достигнуть желаемого, и если да, то как именно претворил в жизнь свою месть? Хонджуну казалось, что он скитается по топям и болотам, полным неясной мглы и обманчивого мерцания блуждающих огней; завидев вдали сполох, суливший близкий выход наружу, он устремлялся вперед, но не обнаруживал ничего, кроме очередного миража, заставившего его свернуть с пути и вновь упереться в глухой тупик. Верная тропа была здесь, совсем рядом, — он чувствовал это, беспорядочно шаря слепым взглядом во тьме, — но отчего же он никак не мог ее нащупать? — К нам гости, — рассеянно заметил Сонхва, не отрывая глаз от книги, и вынырнувший из своих раздумий Хонджун удивленно взглянул на него. Несколько секунд стояла тишина без отзвука шагов, шороха кустов и иных признаков, указывавших на чье-либо присутствие, а затем в дверь и в самом деле постучали. Когда Хонджун, торопливо натянув джинсы, отпер, наконец, замок, стоявший на пороге Минги нервно вздрогнул, словно уже не ждал ответа. Все столь же мрачный и напряженный, как и прошлой ночью, он беспокойно раскачивался с носка на пятку, кутаясь в куртку и озираясь по сторонам. Хонджун вышел на порог, поискал рукой по стене, опуская рычажок рубильника, и озерцо света перед контейнером погасло, оставляя обоих парней во мраке. — Через полчаса на обычном месте, — сообщил Минги с кислым видом. — Если и правда собрался встретиться с тем человеком, то выходить надо сейчас. — Э-э-э, ладно, — Хонджун попытался пригладить волосы, всклокоченность которых не укрылась от взгляда приятеля. Прошлой ночью он действовал по наитию, не особо задумываясь о том, что собирается делать в случае успеха своего малоубедительного шантажа; только теперь Хонджун сообразил, что был совершенно не готов к последствиям тех пылких слов. О чем он вообще думал? Нужно было сразу же бежать к Юнхо для передачи всех сведений в руки тем, кто действительно разбирался в таких вещах, вместо того, чтобы корчить из себя великого детектива. — Погоди, ты тоже идешь? — Один ты это место не найдешь, — пояснил Минги, пожимая плечами. — И объяснить не выйдет, надо знать самому. Так как? Хонджун вздохнул и отступил за порог, стаскивая свою куртку с вешалки. Отправляйся он в одиночку, все было бы намного проще — но теперь на нем лежала ответственность за Минги, которого Хонджун сам же и тянул в логово наркоторговца. Неужели ему снова придется подставить того, кто ему доверился? — Подожди минутку, ладно? — попросил Хонджун, возвращаясь в контейнер, и Минги кивнул, явно удивленный тем, что его так легко оставили без присмотра. Хонджун и сам не желал рисковать лишний раз, понимая, что плотно подсевший на иглу Минги может нарушить свое обещание в любой момент, но и уходить в ночь без прощания ему не хотелось. Застегнув куртку под самое горло, Хонджун присел на край кровати и послал Сонхва виноватую улыбку. Тот отложил книгу и потянулся к рыболову, обвивая его шею руками. — Хонджун опять собирается сделать что-то опрометчивое и неосмотрительное? — поинтересовался Сонхва с укоризной, но без недовольства. — Мне нужно помочь Минги, — честно ответил Хонджун, и Сонхва склонил голову, прижимаясь своим лбом к его. — Хонджун обещает, что вернется? — Обещаю, — засмеялся он, скрещивая их мизинцы. — А ты обещаешь, что будешь ждать? Сонхва кивнул и, улыбнувшись, закрыл глаза. Приникнув к нему всем телом, Хонджун неторопливо целовал юношу, и весь окружавший его мир рассеялся, схлопнулся, сузился до ощущения шелкового тепла чужих волос, щекотавших шею, до мягкости губ, уступчиво приоткрывшихся навстречу, до робкого трепета длинных темных ресниц, задевавших щеку рыболова ласкающим касанием… От входной двери донеслось многозначительное покашливание, и совсем забывший о Минги Хонджун подпрыгнул, вызвав у Сонхва смешок. — Возвращайся скорее, мой капитан, — подмигнул юноша, снова забираясь под покрывало. Густо покраснев, Хонджун укутал его сверху еще одним одеялом, удостоверяясь, что прикрыл все, что должно быть прикрыто, и, промямлив слова прощания, быстро направился к выходу. И где только он этого понабрался? Кажется, по возвращении Хонджуну все же стоит внимательно пересмотреть то, что читает в его отсутствие Сонхва. Все еще испытывая легкое головокружение, Хонджун вышел наружу и в сопровождении Минги направился к лодочной стоянке. На причал опустилась стужа, посеребрившая поручни и разукрасившая узором оконные стекла; хрустально позвякивая, качались на прибрежных волнах осколки первого льда. Согретый мыслями об оставшемся в контейнере юноше Хонджун не чувствовал ни холода, ни усталости в натруженных за день мышцах; забравшись в лодку и дождавшись, когда напротив усядется Минги, он взялся за весла и принялся отчаливать, мечтательно улыбаясь наблюдавшей за ними луне. Вскоре очертания его дома растаяли вдали, оставшись лишь крошечным прямоугольником освещенного окна в ночной дымке, а спустя несколько минут исчез и он. Рассекавшая океанскую гладь лодка держала путь к бухте на противоположном конце острова. Несмотря на то, что руки Минги были совершенно изуродованы, он, тем не менее, настоял на том, чтобы помочь, и, подхватив вторую пару весел, старательно взялся за дело. Глядя, как Минги пыхтит себе под нос, даже сейчас пытаясь быть полезным, Хонджун с грустью думал о его порочной зависимости — и о том, как она сумела извратить и перевернуть все самые лучшие побуждения и черты, что были в юном приятеле Уёна. Ведь Минги всего лишь не хотел быть обузой для своей банды — чем же он заслужил это чудовищное наказание? Насколько жестоким и бесчувственным должен быть тот, кто так небрежно и бездумно распространял столь пагубное вещество? Подумав о барыге, ждавшем их в конце пути, Хонджун стиснул весла до боли в костяшках. Не имело значения, что говорили ему Юнхо и доводы разума — он прикончит ублюдка сразу же, как только увидит. Что ж, оно и к лучшему: чем собирать правду по крупицам, расследуя темное и запутанное дело, не проще ли избавить себя от непосредственной угрозы? Хонджун обещал Сонхва, что вернется, обещал ему и себе, что никто и никогда не тронет больше тех, кто был ему дорог — и он выполнит это обещание во что бы то ни стало. — Что собираешься с ним сделать? — подал голос Минги, словно подслушав размышления Хонджуна. Тот неопределенно повел плечом и отпустил весла, давая себе небольшую передышку. — Ты где отрыл-то его вообще? — полюбопытствовал он вместо ответа. Навстречу разогнавшейся лодке летел свежий ветер, и Хонджун запрокинул голову, подставляя дуновению разгоряченный лоб. — И как вы договариваетесь о встречах? — Поспрашивал среди знакомых аккуратно, — отозвался Минги, явно не горевший желанием посвящать Хонджуна в подробности. — Найти-то их не особо трудно, на нижних уровнях острова каждый второй на чем-то да сидит. Жандарму какому или зеваке случайному не скажут, конечно, а так… — Он вздохнул и тоже разжал руки, разминая свои отекшие узловатые пальцы. — Договариваемся по-разному, когда записку в условленном месте оставит, когда передаст через кого-то. Да и не так уж часто это было, пару раз всего до того, как… как все вскрылось. — И… Как оно вообще? — спросил Хонджун, поддавшись искушению. — Какие ощущения при приеме? Это все правда, что говорят? — Что, интересно? — криво усмехнулся Минги, и Хонджун прикусил язык, смущенно розовея. — Ну, все не все, а доля истины имеется. Не так эффектно, как в комиксах про супергероев, конечно — после первого приема я вообще пару часов тупо сидел, ножом в коленку тыкал, проверял — глючит меня, нет? Потом уже дошло окончательно. И эти штуки, знаешь, — Минги ткнул пальцем себе в шею, где скрывались под высоким воротником воспаленные прорези жабр, — они рабочие. Ну, в смысле, под водой дышать можно — можно было, пока они не стали… выглядеть так, как сейчас. Это я случайно вообще обнаружил, просто решил как-то срезать путь до дома через пролив — с сывороткой я за считанные минуты добирался, и усталости не было никакой, я хоть горы готов был свернуть — ну и… Заметил. Больше испугался, чем обрадовался, понял тогда, что эта хрень меня уже изнутри меняет… У людей и рыб же ведь легкие и вся эта дыхательная мутотень по-разному устроена? — Хонджун машинально кивнул, полностью обратившись в слух. — Ну вот. А я, получается, уже вроде как и человеком начал переставать быть… Хотя ради того первого чувства готов был бы с этим смириться. — Какого чувства? — Я не мастер описывать, ты знаешь, — Минги махнул рукой. — Да и не описать этого никак, не поймешь, если сам не испытал. Просто через какое-то время после приема… Когда сыворотка начинает действовать, кажется, что ты стоишь на высоком-высоком обрыве, и вокруг только небо, и нет возможности сбежать или спастись… И тебе должно быть страшно, но вместо этого хочется орать от восторга, потому что знаешь: это все — твое. И горы, и обрыв, и небо; и ты можешь сделать шаг, можешь полететь вниз, можешь взмыть в облака, а можешь вообще все перевернуть, и поменять, и стереть в песок — и горы, и небо, и саму Землю — потому что все твое, потому что все тебе подчиняется, и нет ничего, что ты не смог бы сделать. И это все так… Так… — Минги остановился, тяжело дыша и хватая воздух пересохшими растрескавшимися губами; его глаза налились болезненным лаковым блеском. — Ты не поймешь, Хонджун. И никто не поймет. — Наверное, — пробормотал Хонджун, отчего-то подумав о Сонхва — и о минувшем рассвете, что встретили они в объятиях друг друга. Действительно ли то, что рассказывал Минги, было так уж недоступно его пониманию? — Получается, это было с тобой только раз? — Пожалуй, так, — согласился Минги, снова помрачнев. — Потом, правда, получалось поймать похожий эффект, но… Да нет, это все херня полная. Как будто тебе дали попробовать сочнейший кусок отборного мяса, а потом заменили его на окрашенную пустышку из ароматизированных водорослей. Я думал, если увеличу дозу, смогу добиться того чувства снова, каждый раз казалось, что вот-вот, почти, еще немного, но в итоге получилось… то, что получилось. Хонджун чуть слышно вздохнул, рассматривая Минги уже безо всякого стеснения — да и к чему было ломать комедию, делая вид, что ничего такого необычного в облике парня не было? Было, и оба они это понимали; было — и едва ли могло обернуться вспять, положив начало медленному разложению Минги заживо. Свет вышедшей из-за облака луны обрушился на океан с одинокой лодкой, озарил наросты на руках спутника Хонджуна. Рыболова пробрала дрожь. — Но можно ведь попробовать найти лекарство, должно же быть хоть что-то, хоть какая-то… реабилитация там, я не знаю, — сказал он неровным голосом просто для того, чтобы что-то сказать; стоявшая над водой тишина звучала сейчас громче самого истошного вопля. — Сам знаешь, что нет, — невесело хмыкнул Минги, скользнув по Хонджуну равнодушным взглядом. — Не бывает чудес, и средств для волшебного избавления тоже — и сыворотка эта лучшее тому доказательство. Ты жалеешь меня, Хонджун, спасти хочешь — да? Не нужно. Тебе жаль меня, потому что ты и близко не представляешь себе то, что эта дрянь делает со мной… что делаю я, когда позволяю ей взять над собой верх. Помнишь, я рассказывал про того парня с моей прошлой работы? — Хонджун снова кивнул. — Я раньше думал — звезду поймал мужик, пресытился вседозволенностью и всесилием, вот и слетел с катушек, да и кто б ему слово поперек смог сказать? А сейчас понял, на себе испытал. Это сыворотка сделала его чудовищем — и я становлюсь таким же, Хонджун. Может, и уже стал. — Нет, конечно же нет, — пробормотал Хонджун. Охваченный острой жалостью, он подался вперед, протянул руку, желая утешить, ободрить, выразить всю глубину своего сожаления — но дотронуться до изувеченных ладоней приятеля так и не решился. — Ты же ведь Минги, все еще Минги, тот самый, которого я всегда знал и уважал. Тот, которого Уён принял в свою семью, пусть сам ты никогда не считал себя достойным этого. Он поверил в тебя, несмотря ни на что — и сейчас верит тоже. — Ах, Уён, — Минги опять усмехнулся, и теперь усмешка эта была похожа на гримасу, горькую и обреченную. — Пару дней назад я сказал ему то, что скажу сейчас тебе. Если на мгновение, хотя бы на один только миг ты поймешь, что я… что меня больше нет — прикончи меня сразу же. Сделай это до того, как я совершу то, что уже не смогу осознать. — Нет, — Хонджун замотал головой, не желая слушать страшных слов, что говорил ему семнадцатилетний подросток, сидевший напротив. — Нет, ни за что, и думать не смей. — Да, — жестко сказал Минги. — Да. И не жалей, потому что я жалеть уже не стану. Пусть моя смерть — всего лишь вопрос времени… Но я не поведу на нее тех, кто имел глупость однажды в меня поверить. Они оба умолкли, погрузившись в тяжелое молчание, рядом — но при этом порознь, каждый занятый своими, неведомыми другому мыслями. Хонджун не знал, как заставить Минги думать иначе, как переубедить, дать понять, что не все еще потеряно… Не знал, как поверить в это самому. Снова Хонджун чувствовал себя беспомощным и бесполезным, снова не мог предотвратить и остановить течение неумолимого времени, снова корил себя за то, что дал слабину, привязался, полюбил, позволил связать себя зависимостью от тех, чьи жизни были ему неподвластны — и в бессильной ярости стискивал весла, не ощущая жжения от оставленных щербатыми рукоятками заноз.

***

Подхваченная волной лодка выплеснулась на берег, увлекая за собой путаные нити водорослей, завалилась на бок, темнея замшелым гребнем киля. Хонджун уложил весла в уключины и поднялся, привычно пережидая покалывание в затекших от долгого сидения ногах. — Не туда, — покачал головой Минги, когда выбравшийся на береговую насыпь Хонджун развернулся было к уходившему вверх ограждению. Оглядев пустынную бухту, он набросил капюшон куртки и потянул приятеля к ржавому кольцу решетки коллектора, что скрывалось под сенью набережной и поросли папоротника, свесившего вниз свои крупные маслянистые листья. — Это отсюда мы вчера вышли, да? — вспомнил Хонджун, ступив вслед за Минги в узкий тоннель, пахший затхлостью и талой водой. Отсыревшие стены загудели от эха его голоса. — Тут целая сеть этих тоннелей, вроде аж до самой теплоэлектроцентрали, — объяснил Минги, шлепая по лужам вперед. — Некоторые завалены, некоторые затоплены и уходят под воду. Кое-где устраивают свои нычки всякие малоприятные личности, так что в одиночку тут лучше не шляться. На-ка, зацени, — нагнувшись, он подобрал с пола и сунул Хонджуну под нос пустую гильзу, обляпанную чем-то бурым. Тот поежился. Очень скоро, продвигаясь впотьмах за Минги, уводившим его все дальше по однообразным коридорам и поворотам, Хонджун потерял всякий счет времени и собственным шагам. Вглядываясь в маячившее впереди светлое пятно нашивки на куртке приятеля, он размышлял — действительно ли Минги намеревался выполнить свое обещание, или же он всего лишь хотел заманить своего легковерного спутника туда, где его никто не отыщет? Хонджун вздрогнул и едва не упал, споткнувшись о торчавший из пола обломанный прут. Он и в самом деле подозревал своего приятеля в возможности покушения? Хотя, справедливости ради, махать кулаками Минги было без надобности: достаточно было лишь сделать шаг назад, к растворявшейся в темноте развилке — и Хонджун останется здесь один, затянутый в паутину тоннелей и затопленных каналов. Один, во мраке без проблеска и выхода, загнанно мечущийся меж тупиков с мутной водой, окружившей его и подступавшей все ближе и ближе. — Твою ж мать, — выругавшись, Минги внезапно остановился, и натянутый как струна Хонджун перепуганно дернулся и шарахнулся вбок. На этот раз он не сумел бы удержаться от падения, но Минги с неожиданной ловкостью ухватил Хонджуна за шиворот и поставил на ноги. — Стой спокойно. Что-то тут не то. — В чем дело? — настороженно спросил Хонджун, на всякий случай шаря рукой за поясом, куда был заложен нож. Минги качнул головой, давая знак умолкнуть, и сделал несколько шагов вперед, оглядывая тоннель. В зеленоватом отсвете луны, выглядывавшей из-за дальней решетки, видно было, как напряглись мышцы его плеч и груди, проступая под курткой рельефными полукружьями, как поблескивали зрачки, почти скрывшие белки глаз чернотой, — словно учуявший добычу хищник, крадущийся по следу. Хонджун понадеялся, что добычей был не он. — Запах чувствуешь? — Ржавчина и трубы старые, в таких местах всегда так воняет, — пожал плечами рыболов. Брезгливо переступив через грязные кляксы на полу, он заглянул в тоннель, куда неотрывно смотрел Минги, и потянул носом. Теперь и Хонджун ощущал тонкие сладковатые нотки, напомнившие ему о мясницких рядах на рынке — и это ощущение ему абсолютно не понравилось. — Может, кошка где сдохла? — неуверенно предположил он. — Кошки сюда не заходят, — хладнокровно отозвался Минги. Засучив рукава и заправив джинсы в ботинки, он медленно двинулся вперед — и почти тут же оказался по пояс в воде, что заполняла уходивший вниз тоннель. Подавив порыв окликнуть Минги, Хонджун остановился у водной кромки, маясь беспокойством и недоумением. Идея лезть в затопленную трубу, на дне которой могло скрываться черт знает что, была совершенно безумной, и на секунду он допустил, что Минги, быть может, и впрямь обезумел вконец, не совладав с влиянием сыворотки, — но воззвать к здравому смыслу приятеля так и не отважился. Запах плоти, поначалу слабый и неразличимый, полз теперь по стенам удушливым облаком, оседал на губах металлическим привкусом, сдавливал легкие ужасом, слепым и иррациональным. Напряженно вслушиваясь в плеск воды и сосредоточенное пыхтение Минги, Хонджун чувствовал, как паника накатывает неукротимой волной: слишком громко, слишком неосторожно, слишком, слишком, хватит! Цепляясь за рукоять ножа, как утопающий за соломинку, Хонджун попятился, не сводя глаз с воды. Разве он не должен был уже привыкнуть к темноте? Что, оставившее в тоннеле этот омерзительный запах, могло подстерегать их в этой непроницаемой бездне? Что они могли приманить звуком своих голосов? — Минги, пожалуйста! — дрожь в его умоляющем зове была слышна невооруженным ухом, но сейчас Хонджуна это не заботило. — Да не ссы ты, — беспечно сказал не испытывавший ни малейшего страха Минги. Потоптавшись у решетки тоннеля, открывавшей путь в небольшой глухой отвод, он остановился и нахмурился. — Кажется, нащупал. Пойди-ка сюда, подсобишь чуток… — Что — нащупал? — нервно спросил Хонджун, все же приблизившись к кромке воды семенящим шагом и замерев на последнем спасительном пятачке твердой земли. Минги отмахнулся свободной рукой, продолжая при этом шарить под водой другой. Несколько мгновений Хонджун не видел ничего, кроме всплесков и бурой пены, а затем в волнах промелькнуло светлое пятно. Одобрительно крякнув, Минги ухватил свою находку обеими руками, потянул вверх — и на поверхности за решеткой показалась неподвижная человеческая фигура. — Какого х… — не договорив, Хонджун зверским усилием воли преодолел желание кинуться наутек и подался вперед, подхватил извлеченное Минги тело под мышки, помогая вытащить на сушу. В ухе бездыханного мужчины блеснула серьга, и глаза Хонджуна расширились. — Эй, я его знаю! — Вот так удача, — слегка запыхавшийся Минги выволок мужчину на пол тоннеля и выбрался рядом, мокрый с головы до пят — и тем, что капало с его одежды, была отнюдь не только вода. Приоткрыв рот, Хонджун смотрел на стремительно разраставшуюся лужу под по-прежнему не подававшим признаков жизни незнакомцем, даже в сумраке коллектора — пронзительно-алую. — А я-то уже собирался устроить вечеринку в честь вашего знакомства. Пока Минги выжимал штанины и вытряхивал воду из ботинок, Хонджун, поминутно передергиваясь от отвращения, перевернул мужчину на спину, приподнял его голову за подбородок, пытаясь определить источник все прибывавшей крови, но не увидел ничего, кроме землистой блеклости скуластого лица и закатившихся полузакрытых глаз. Взгляд затягивало поволокой дурноты, и Хонджун едва мог различить черты мужчины, острые, но лишенные пока смертного оцепенения. Крови было слишком много, она была везде, она заливала руки Хонджуна, мешалась с водой, окрашивая тоннель в красный; разводами расплывалась по плесневелому бетону, хлюпая под коленками, она... — Что-то ты совсем с лица спал, — Минги заботливо похлопал Хонджуна по спине, и тот закашлялся, чувствуя, как наконец отпускает скрутивший внутренности спазм. — Ты не переживай так, а то неровен час, составишь компанию нашему общему приятелю. — Это и есть твой дилер? — все еще надтреснутым голосом спросил Хонджун, смаргивая слезы. Собственная бурная реакция вызывала у него теперь только досадливый стыд: разнюнился, как ребенок, крови напугался, подумаешь! Даже самому себе Хонджун не хотел признаваться в том, что напугался «как ребенок» он не столько крови, сколько до болезненности точной схожести увиденного с его ночными кошмарами. — Он жив? Что здесь произошло? — Я все это время с тобой был, — напомнил Минги, выгнув бровь, — и знаю не больше твоего. Походу, кто-то был в курсе нашей встречи — и успел на место раньше. Пульс у него проверишь? — А ты… а, ну да, — пробормотал Хонджун, искоса глянув на ладони Минги. Он склонился над мужчиной, беря его за запястье, но осязая лишь собственное бешеное сердцебиение; нашел пальцами нужную точку на шее — и снова безрезультатно. Недовольно цокнув языком, Хонджун пошарил в заднем кармане джинсов и вытянул оттуда давно вставшие наручные часы. — Если тебя интересует время, то я тебе и так скажу — время валить отсюда как можно быстрее, — сказал Минги, наблюдая, как стеревший пыль с крышки часов Хонджун подносит их к лицу наркоторговца. — Кто бы нас ни опередил, этот кто-то ну очень старался прикончить беднягу. — Плохо старался, у меня бы лучше получилось. — Хонджун отстранился от мужчины и подставил часы под бледный луч света, демонстрируя Минги запотевший металл крышки. — Но я не понимаю — если он еще жив, откуда это все?.. Минги в замешательстве покачал головой. Присев на корточки, он приподнял бесчувственное тело торговца, и его голова безвольно мотнулась назад, встряхивая свалявшимися темными волосами; Хонджун окинул взглядом его длинные худощавые руки и ноги, осмотрел водолазку на предмет пулевых или ножевых отверстий — ничего. Поколебавшись, рыболов осторожно потянул ткань вверх — а через секунду все же скорчился у стены, прижимая ладонь ко рту и пережидая приступ выворачивающей тошноты. В боку мужчины не просто зияла дыра — часть бока отсутствовала вовсе, багровела неровными лохмотьями кожи, словно вырванная с мясом из тела чьей-то когтистой лапой. Вот только мелкие пятна кровоподтеков на ребрах выше были оставлены явно не зверем. — Охренеть, — озвучил Минги единственную мысль, оставшуюся в голове Хонджуна. Тот выпрямился и глубоко вдохнул. — Уён сегодня дома? — Собирался куда-то с ребятами вроде, они меня сейчас особо ни во что не посвящают, — ответил Минги, заметно удивившись смене темы. — А что? — Несем его к тебе. Быстро.